Имя мне Пустота

      – Да сколько вам раз повторять? Я не…       Боль. Боль от ударов расцветала по телу, словно бутоны под нежным весенним солнцем. Наиболее отвратительная и раздражающая вещь заключалась в том, что меня заковали в цепи таким образом, что я не имела возможности сгруппироваться или защититься. Металлические обручи, сжимающие руки над головой, лишали не только подвижности, но и блокировали мою реацу.       Скулу свело от колючей боли, расплывшейся по лицу жидким огнем. Это не пугало. Это бесило. Бесило, как и разбитые губы, с которых кровь ручьями стекала по подбородку. На любое слово, что звучало неправдоподобно, следовало избиение. Хоть мое нынешнее тело и было крепким, терпеть бесконечные побои без возможности защититься духовной энергией – это чересчур, даже для такой мазохистки, как я.       Набирать полную грудь воздуха оказалось тоже болезненно, и тем не менее это помогало унять беснующееся раздражение. Страшно ли мне было? Да. Однако страх отошел на второй план из-за злости. Подняв взгляд и злобно сверкнув им в направлении Сой Фон, наблюдающей с бесстрастным выражением лица за ходом допроса, я произнесла:       – Я третий офицер одиннадцатого отряда. Даже если вы в чем-то меня обвиняете, вы не имеете права так со мной обращаться.       – У меня есть прямой приказ главнокомандующего действовать на свое усмотрение. Добиться раскрытия правды любой ценой, – констатировала капитан второго отряда. – Зачем вы посещали место преступления? Для каких целей, выходя в мир живых, скрывали свое местоположение? Для каких целей изучали семиотику и заклинания так похожие на запрещенное кидо, использованное в лесу четыре месяца назад?        – Я уже ответил. Если вам не нравятся ответы, это не знач…       Свои руки девушка не пачкала, чтобы награждать меня ударами каждый раз, когда ей не нравились ответы. Надо мной работал другой человек, скрывающийся за темной одеждой и тканевой маской. Бил он, честно говоря, не просто болезненно. От каждого удара по телу словно град осколков рассыпался – целились в сплетение нервов, болевые точки.       Перед глазами запрыгали яркие пятна, дыхание перехватило. Я могла вытерпеть еще несколько таких ударов, но так долго продолжаться не может. В голове уже все путалось. Я выдала Сой Фон заранее подготовленные ответы, но начала уставать от пыток. Из-за этого довольно трудно было уследить за ходом мыслей, возрос риск взболтнуть лишнее.       Меня не пытали. Пока что просто пробовали выбить ответы, запугать. Время тянулось мучительно долго, по ощущениям будто вечность прошла, но наверняка миновало не больше часа. Сейчас шла гонка со временем, в этом у меня не оставалось сомнений.       Даже если действовать по своему усмотрению Сой Фон разрешил главнокомандующий, из-за моего исчезновения Юмичика в первую очередь забьет тревогу. Конечно, мои поиски затянутся, потому что парень наверняка подумает, что меня грохнул Урахара. Однако я официально прошла через сенкаймон, ребята на кпп сообщат о действиях второго отряда.       Но в одиночку Юмичика не побежит сюда. Значит, нужно потянуть время… да только хватит ли ресурсов этого тела? Иккаку крепкий парень, и все же боль-то ощущала я, а не он. Если сосредоточиться на чем-то, то можно попробовать абстрагироваться… Не знаю, кто это придумал, но нихуя не работало. Мое молчание только сильнее взбесило Сой Фон, поэтому последующие попытки выбить информацию отправили меня в нокаут.       В голове звенело, темная пелена то и дело наползала на глаза, оставляя без сил. Дышать становилось трудно – боль превратила ребра в хрупкий корсет, складывалось чувство, что резкий вздох мог разорвать легкие и сердце к чертям.       Кровь со слюной стекали по губам. Ноги уже не держали, а висеть на металлических кольцах, болезненно впивающихся в запястья до красноты, оказалось не менее противно. Конечности затекали.       Сука… И ведь не скажешь правду. Что я, блять, дух-оккупант. Хотя, сказать-то могла, но даже если бы девушка мне поверила, то, боюсь, убила бы в приступе неконтролируемого гнева. На вопрос, что я делала в мире живых, ответ – встречалась с Урахарой Киске, человеком, который отобрал у нее драгоценную Йоруичи Шихоуин… Сой Фон больше слушать ничего не станет, ей крышу снесет от гнева и ревности по своей госпоже, она меня в фарш превратит, сложив для себя картину мироустройства.       Есть шанс, конечно, что капитан останется профессиональной. Но помня ее вспыльчивость… я не могла так рисковать. Потому что, сука, страшно. Все тело изнывало, я попала в жопу, в которую не рассчитывала зайти, но по итогу ведь я из нее и не выходила. Второй отряд изначально следил за мной, с первого дня после того инцидента. Видимо, потому что в меня ударило той энергией, других оснований я не находила. Двенадцатый отряд мог передать какие-то заключения на мой счет, чтобы кто-то за мной присматривал на всякий случае, либо…       Либо меня все же заметили в тот день, когда я вернулась на место происшествия. Это звучало более правдоподобно, и после этого тайная полиция стала присматриваться ко мне, замечать странности. Все так, но… Я ведь сунулась на место происшествия после того инцидента с меносом. Сука, кто тогда следил за мной до этого, если не второй отряд и не Юмичика? Блять, нет… нет, нет, нет… Только не говорите, что это действительно он во всем замешан с самого начала.       А вот сейчас действительно стало страшно, словно шок первого впечатления от событий прошел, позволив вдоволь насладиться ситуацией. Нужно потерпеть еще немного. За мной придут. Придут… а что потом? Через четыре дня я вряд ли смогу без проблем вернуться в мир живых к Урахаре. Придется бежать? Спасаться бегством? Но я не хочу бежать…       Сука, почему все так складывается через жопу? Обидно аж до слез. Дьявол! Вот только плакать не вздумай, тупая башка, тебе нужно отыгрывать Иккаку до победного. Если раскрою себя, то меня точно засунут в клетку, я не выберусь. Нужно улучить возможность для бегства, добраться до Урахары, а там, после разделения, Иккаку может все вину на мою голову свалить. Только дайте мне выбраться из этого дерьма, ради бога. Я хочу жить, я не хочу подыхать!       Хотелось бы закричать. Выплеснуть эмоции. Но я ничего не могла. Тело изнывало, болело от побоев, я уже не обращала внимание на онемевшие руки, на которые словно иголки сыпались. Единственное, что я могла – это дышать. Из разбитой брови на глаз натекла кровь, отчего слиплись ресницы.       Ничего не понимаю. Почему Сой Фон так набросилась на меня? Если бы она знала об Урахаре, только об этом бы и орала, и самолично выбивала бы из меня ответы. Может, на нее давило начальство? Мол, четыре месяца безрезультатной работы, только бесполезная слежка за офицером. Значит, тот инцидент действительно был серьезным промахом Готея.       – …будем делать? Он ничего не говорит.       – Сама вижу.       Сквозь звон в ушах до меня донеслись голоса надзирателя и капитана. Я думала, что потеряла сознание, но по факту просто замкнулась в себе, упустив смысл разговора. Сой Фон нервничала, злилась.       – И это же офицер одиннадцатого отряда. Если мы ошиблись…       – Да знаю я! – шикнула Сой Фон. – И мы не ошиблись. Его поведение и то, что нам удалось собрать, отчетливо указывают, что он что-то скрывает. Черт… Уже полгода мы гоняемся за этими ублюдками, и никаких результатов. Как они умудряются так скрываться?       Шесть месяцев? То есть подобные случаи бывали и раньше? Или же девушка говорила просто о какой-то группировке или секте? Хотя, не исключаю вероятность, что они гонялись за прихвостнями Айзена, что помогали собирать ему духовную энергию для хогиоку. Посмеюсь, если в итоге гоняться уже не за кем, и мужчина избавился от тех людей уже давненько. И поэтому четыре месяца такое затишье, а все, что осталось у второго отряда – это я.       Блять… как же голова гудит.       – Капитан Сой Фон, у нас проблемы! – послышался обеспокоенный голос, пробивающийся сквозь эхо приближающихся шагов.       – Господи, какие еще?.. – подавив тяжкий вздох, девушка не успела завершить вопрос, прерванная звуком грохота, донесшегося сверху. Стены аж задрожали. – Это еще что за чертовщина?       – Это… Зараки Кенпачи, капитан. И он пришел за своим офицером.       – Чего?! Как он узнал-то о нем?       – Мы пытались его задержать, но это бесполезно. Что будем делать?       – Вот же… – зарычала Сой Фон, едва сдерживая пробивающуюся наружу злость. – Ничего не делать. Дайте ему пройти, это все равно что стоять на пути у лавины. Передай остальным.       – Только он не один, он…       – Да поняла я, что не один, – прервала его девушка, – один бы он сюда не дошел, топографический кретин. Иди!       – Д-да, капитан.       Опасно так отзываться о Зараки, но я даже не знала, радоваться ли мне? Конечно, первым позывом было выдохнуть с облегчением, расслабиться и подумать, что все осталось позади. Но Сой Фон права, мужчина не добрался бы сюда без чужой помощи, и мы, скорее всего, находились в темнице отряда тайных операций. И на то отряд тайный, чтобы о нем никто не знал.       – Освободи этого от цепей, но наручи не трогай.       Привести меня в приличный вид они вряд ли успеют, но как минимум демонстрировать в виде подвешенного на крюк хрюнделя тоже не пылали желанием. Когда незнакомец освободил меня от цепи, я поймала мысль, что, возможно, стоило попробовать напасть, однако ослабленное изнывающее тело упало на пол деревянной куклой. Без реацу боль воспринималась слишком остро, слишком много сил уходило, чтобы держаться на поверхности сознания.       Да и вряд ли удастся сбежать… Куда бежать? И от кого? Я и в нормальном состоянии вряд ли бы справилась с Сой Фон. Сейчас уж подавно. Так что единственное, что удалось сделать, это с трудом сесть на колени и ощущать, с какой болью к рукам возвращалась чувствительность.       Без реацу так сложно… Честно говоря, лишь услышав тяжесть приближающихся шагов, я поняла, насколько запудрила себе мозги, чтобы не поддаваться панике. У меня была железобетонная уверенность, что меня не тронут, что мне придут на помощь. Что Юмичика все разрулит, ворвется сюда с капитаном, пусть даже и ради Иккаку, но вытащит из лап второго отряда.       Но почему он пришел так быстро? Я обозначила ему время, когда вернусь из мира живых, быть может, с задержкой в час-два. Встретиться мы договорились на территории отряда. Даже если бы Юмичика заподозрил неладное, и ребята на кпп ему сообщили о втором отряде, то ему пришлось бы вновь возвращаться в отряд и поднимать на уши капитана. Как они могли знать, где отряд тайных операций держит пленников?       – Вы хоть представляете, сколько регламентов и законов нарушили, вломившись сюда? – стоя напротив камеры заключения и смотря вглубь коридора, Сой Фон, на удивление, ничуть не испугалась незваных гостей. – Видимо, до вас не дошло оповещение, что я действую по прямому приказу главнокомандующего.       – Можешь подтереться этим приказом. Никто не смеет забирать моих людей без моего ведома, – голос Зараки звучал как гром, рычание дикого зверя. – Верни мне парня. Живо.       – Зараки, ваш человек подозревается в соучастии…       – Ты, блять, глухая что ли? Я сказал – верни мне моего человека.       Надо отдать Сой Фон должное, на ее месте я бы, наверное, кончилась. Я с трудом видела девушку по ту сторону решетки, а ребята, пришедшие мне на помощь, и так оставались вне поля видимости.       Главное, меня вытащат из тюрьмы. Даже приятно удивлена, что Зараки не бросил меня, потому что я оказалась – оказался – слишком слабой, раз не подвергла себя такой проблеме. Он так быстро среагировал… но почему он так быстро среагировал? Из-за Юмичики? Ох… хотелось бы верить, что хоть немного, но парень волновался и обо мне. И тем не менее, даже если он так надрывался ради Иккаку, это все равно хорошо. Вломиться на территорию отряда ради спасения незаконно обвиненного друга, это дорогого стоит.       Он ведь обещал, что не бросит меня. Удивительно. Пусть и ради Иккаку, но… мне хотелось верить, что, возможно, и обо мне он тоже переживал. Пусть даже чуть-чуть.       Организм держался до последнего, вероятно, будь на моем месте Иккаку, то без проблем вскочил бы на ноги и разорался. Но я плохо спала, затем целый день провела на дежурстве, а теперь вишенкой на торте стали избиения. Малейший намек о том, что все позади, позволил мне расслабиться, и я даже не пыталась сопротивляться усталости, утянувшей меня в сон. Просто рухнула на холодный каменный пол и моментально отключилась.       Мне ничего не снилось. Я не проваливалась во внутренний мир. Меня окружала холодная пустота. Странное чувство. Из-за усталости и стресса? Нет, не похоже. Я словно оказалась посреди огромного ничего, в котором плавал белесый туман, следующий за каждым моим движением. Он оседал на моих руках мелкими каплями, растекающимися по коже белесой дымкой.       Завораживающее зрелище.       Это единственное, что мне запомнилось о пребывании во сне, прежде чем я почувствовала собственное тело. Собственное… оно не мое, но смысл понятен, полагаю. Уж боль в ноющих конечностях и тяжесть в голове я испытала в полной мере.       В комнате горел приглушенный свет, но и этого оказалось достаточно, чтобы заставить меня с отвращением зажмуриться. Здесь ничем не пахло, светлые стены и относительно мягкий матрас подсказывали, что я находилась в госпитале. Во всяком случае, нигде, кроме госпиталя, я на кровати не просыпалась.       Сука, но как же голова болит. Застонав и с трудом заняв сидячее положение, прикоснулась к лицу, на котором засохли раны. На мне белое хлопковое кимоно, из-под которого проглядывали бинты – похоже, подопечные Сой Фон знатно надо мной поработали. Что ж, не важно. Главное, я выбралась из того подземелья, а теперь…       – М-м? Ты, наконец, проснулась… Слава богу, я уж думал, из тебя эти психи сделали отбивную.       Голос Юмичики, раздавшийся со стороны, заставил меня окончательно очнуться и обрадоваться. Все же услышать его оказалось неожиданно приятно и радостно.       Я обернулась.       А потом моем лице застыло выражение беспечности, которое стало последней каплей положительных эмоций, разбившейся о реальность. Я действительно находилась в стерильной комнатке четыре на три метра, в которой одну из стен заменяло толстое стекло с небольшими отверстиями – видимо, для воздуха или того, чтобы слышать звуки по ту сторону.       Я не в госпитале. Но даже если в госпитале – в камере для особо буйных, – застыть в растерянности меня вынудило другое.       Проснулась.       – Рин… послушай меня внимательно, – подняв руки в успокаивающем жесте, Юмичика приблизился к изолирующему стеклу, после чего продолжил с непоколебимой серьезностью: – Ты находишься в двенадцатом отряде. С тобой ничего плохого не сделают, я не допущу этого. Мы с капитаном не допустим. Только, конечно, его сюда не пустили, капитан Куроцучи там с ним чуть разборки не устроил, но к чему это… эм… Вон там видеонаблюдение, в углу у тебя в комнате, то есть к нам кто-то уже должен подойти, так что…       Серьезность. Нет. Я ошиблась. Он вовсе не сохранял спокойствие, парень из всех сил пытался подавить нервозность. Получалось у него ужасно. Понять его можно.       Потому что с каждым блятским словом, вырывающимся из его рта, во мне что-то ломалось. Спросонья, с гудящей головой и ноющим телом прочувствовать гамму нахлынувших эмоций не удалось, они не обрушились цунами. Наползали постепенно, как и осознание происходящего. Оглядывая комнату немигающим взглядом, кривя губы и пытаясь сквозь бормотание Юмичики расслышать собственные мысли, я ничего не слышала.       Туман, что окутывал меня в сновидениях, будто выбрался наружу и теперь оплетал невидимые кольца вокруг шеи. Душил. Медленно, мучительно. Забирался сквозь стиснутые челюсти в глотку, царапая морозными пальцами сердце.       – …другого выбора не было. Рин… Рин.       Я с трудом вспомнила, как дышать. Только сухость в глазах напомнила, что нужно моргать.       – Рин, мне жаль. Прошу, скажи хоть что-то.       Обернулась не сразу, и долго смотрела на Юмичику. Что же мне сказать? Как отреагировать? Думаю, говорить ничего не нужно, выражение моего лица говорило за меня. Боль смешалась с гневом и раздиралась о ребра. И от одного взгляда на парня, от вида его сожалеющего взгляда и звука голоса мне уже хотелось не радоваться.       Медленно выдохнув и скинув ноги с кушетки, продолжала буравить шинигами тяжелым взглядом, скрипя зубами. И вместо того, чтобы сжимать шею этого ублюдка, я стиснула пальцы вокруг металлического основания кровати. Мои запястья охватывали наручи, давящие духовную энергию, однако сила моего гнева прорывалась наружу.       – Как хорошо, что между нами стекло, – озвучила я первую попавшуюся мысль. – Скорее всего, его не пробить кулаками. Иначе бы я тебя задушила голыми руками.       Я смотрела на него исподлобья немигающим взглядом. Из меня будто само естество рвалось наружу, желая сбросить маску из плоти и крови. Рукам становилось больно от напряжения. Но эта боль ничтожна в сравнении с той, которую я испытывала от невозможности потерять над собой контроль. С трудом заставив себя расцепить пальцы и, облокотившись о колени, сцепила их в замок.       Я чувствовала себя псом, рвущимся с поводка. Рвущимся так отчаянно, что невидимый ошейник душил меня. Но ощущение удушья только сильнее распаляло ярость.       Шумно, медленно выдохнула.       – Рассказывай.       – Что?       Вопрос не уточняющий. Парень удивился моей реакции. Что я не сорвалась на него в бешенстве с отчаянными криками о предательстве.       Хотела бы. Но между нами защитное стекло: мне не дотянуться до него руками, не схватить за волосы, не превратить его прекрасное личико в кровь. Не заставить рыдать и умолять о пощаде.       Сука. Сука, сука, сука…       Блять!       Да как так-то?!       Я могла найти отдушину лишь в воображении, но это не унимало гнев.       Хорошо, что между нами стекло.       Я на территории двенадцатого отряда. Я чертов бешеный пес, посаженный на поводок. А не усыпят меня лишь по причине того, что бешеная псина держала в заложниках ни в чем неповинного офицера. Пусть и не по своей вине.       – Я сказала «рассказывай», – низкий голос Иккаку, мой голос, звенел угрожающей злостью. От того, что я растягивала каждое слово, это производило еще более пугающее впечатление. – Что ты сделал, из-за чего я в итоге оказалась в клетке? Или ты хочешь, чтобы я сама сделала выводы?       – Рин…       – Ты сдал меня, – нервно постукивая ногой о пол, прервала я его. – Сдал, а обещал молчать.       – Твоя вылазка к тому человеку ничем хорошим бы не закончилась, он преступник. Он мог просто избавиться от тебя, как от свидетеля, ты подвергла Иккаку опасности… и себя тоже, а…       – Хм, – нервно усмехнулась я, после чего шумно выдохнула. – А ты молодец. Так хорошо притворяться и лгать – даже я на такое не способна.       – Что?.. – аж отпрянул Юмичика и, наконец, нашел в себе уверенность обращаться ко мне не только с жалким бормотанием. – Я не лгал. Ты решила за нас, что пойдешь к Ур… к тому человеку! Ты серьезно думала, что я… что… да, я обещал тебе не вмешиваться, но ты просто с ума сошла, раз полагала, что это здравый подход.       – Почему я слышу это только сейчас?       – Да потому что ты отказывалась меня слушать!       – Я знала, что делаю. И ты согласился…       – Этого человека обвиняли в убийстве капитанов и лейтенантов, изгнали за применение запрещенных техник, а ты все равно к нему сунулась! И ладно меня втянула во все это, так ты еще и лейтенанта Кусоджиши подвергла риску! Я знал, что ты эгоистичная, но не настолько, чтобы подвергать опасности ребенка! Мы с Иккаку – это одно. Но если бы пострадала лейтенант… ты хоть представляешь, что с нами бы сделал капитан Кенпачи?!       В пылу эмоций парень не выдержал и ударил ладонью о защитное стекло. Удивительный феномен, но его отчаянная злость помогла мне, наконец, успокоиться и взять себя в руки. Сменить гнев на другое чувство – язвительное пренебрежение.       Череду обвинений в свой адрес я красноречиво проигнорировала. Неспеша выпрямилась и, удобнее разместившись на кровати со скрещенными ногами, в молчании опустила на Юмичику брезгливый взгляд.       Эффект ожидаемый – теперь злился он.       – Тебе что ли и сказать нечего?.. – опешил он, нахмурив брови. – Ты действительно… отвратительна. А я думал, в тебе есть что-то хорошее, но все это было лицемерием, да? Притворством?       – Забавно это слышать от тебя.       – От меня?       – Скажи, Юмичика, – с наглой колючей ухмылкой обратилась я к парню, вновь вернув себе надменный вид. – Ты, глядя мне в глаза, обещал, что постараешься сделать все возможное, чтобы спасти как Иккаку, так и меня. Ты лгал мне. Конечно, проще сдать меня, чем взять и поговорить. Тебя не хватило смелости сказать мне правду, не хватило смелости одернуть меня от опасной миссии. И почему? Потому, что ты привязался ко мне? Или потому что ты жалкий трус?       – Это не!..       – Заткнись и не смей перебивать меня, – жестко одернула я его. – Ты трус. Вот ты кто. Я говорила тебе правду всегда, понимала, что ты будешь спасать Иккаку и себя в первую очередь. Ты это отрицал, не хотел выглядеть эгоистом или сволочью. Но ты не сволочь, Юмичика. Ты трус. И я говорю не про то, что ты сдал меня, буквально вонзил нож в спину.       – Нож в спину? Это ты ходила по лезвию, ты меня не слушала! Что мне еще оставалось делать?!       – Посмотреть мне в лицо и сказать, что ты чувствовал. – Жестко констатировала я.       – Я это и говорил, просто ты отказывалась действовать… ты все делала для себя, но это… Да, ты права. Иккаку для меня важнее, и я выбрал спасти его. Потому что неизвестно, что с тобой могло произойти.       – О, и ты предпочел предать меня, ведь так проще, да?       – Я не!.. Хотя, знаешь, я не обязан перед тобой оправдываться.       В итоге злодейкой окрестили меня. Как ожидаемо.       Разменной монеты этим словам мне не нашлось, однако к горлу так и накатывала горькая желчь. Я ни за что не оставлю последнее слово за тобой, сукин ты сын.       – А стоило бы. Хотя, чего еще было ожидать от тебя? Ты трус, который себя-то боится. В отличие от тебя, я не боюсь быть собой. Не боюсь, что другие могут подумать о моей сути… Я пользуюсь тем, что мне дано, а не пытаюсь прятать это от других, опасаясь, что меня засмеют. Хм… Кстати, раз мы так красиво разошлись, то передавай привет своему занпакто от меня. А то бедолага никогда не раскроет свой потенциал с таким трусливым хозяином.       С трудом удерживалась от того, чтобы не засмеяться в издевательской манере. Но от ухмылки не отказалась, с упоением наблюдая, как каждое мое слово достигало цели. Вонзалось ядовитой стрелой в сердце парня.       Больно, верно? Вот и мне больно, Юмичика. Правильно, злись, давай волю эмоциям, пусть реацу хлынет из тебя мощным потоком. Потеряй самообладание, это будет мне только на руку.       Я же тебе действительно хотела поверить, а в итоге оказалась права… хотя надеялась ошибиться.       – Ах ты…       – Не советую, – вдруг раздался со стороны чей-то удивительно спокойный голос, – это не просто стекло, а защитный барьер. Уж тем более вкладывать реацу в удар не рекомендую – вас отбросит вашей же энергией.       Сдержанный, но довольно аргументированный комментарий Акона заставил Юмичику передумать вымещать злость на прозрачной стене. А жаль, я бы с удовольствием понаблюдала, как его отбросит прочь. Я оказалась в жопе из-за него. Хоть он и помог вылезти из другой жопы, но… даже не раскрывая мою личность, парень имел огромный шанс вырвать меня из лап второго отряда. Пусть в госпиталь, пусть под наблюдение, пусть с дальнейшим судебным разбирательством – поскольку у Сой Фон не имелось прямых доказательств моей причастности к деятельности сектантов, от меня бы отстали. Дали бы возможность перемещаться по Обществу душ и исполнять свои обязательства.       Да, я бы воспользовалась этой возможностью, чтобы улизнуть в мир живых к Урахаре. Но тогда бы наши пути с Иккаку разошлись бы. Как бы он потом оправдывался, конечно… это уже были бы не мои проблемы.       А в итоге проблемы, похоже, имею тут только я. Хотя не исключаю, что Юмичике также светит разбирательство и выговор, однако это не казалось мне столь серьезным камнем преткновения. Не он оказался заперт в клетке, как морская свинка.       – Офицер Аясегава, благодарю, что присмотрели за… эм, за офицером… за наблюдаемым, – видимо, пока что Акон не знал, как точно ко мне обращаться, и действительно ли Иккаку просто не ударился головой. – Вы можете остаться, хотя в вашем присутствии более нет необходимости. Однако, раз…       – Вот и прекрасно. Я вам все рассказал, поэтому вверяю моего друга в ваши руки, – показательно отвернувшись от меня и поклонившись собеседнику в знак уважения, он добавил: – Верните офицера Мадараме любой ценой, надеюсь на ваш профессионализм.       И гордо ушел в закат… Бибо, ты сука.       Долгие секунды смотря вслед удалившемуся Юмичике, мы с Аконом одновременно перевели взгляд друг на друга. Помолчали.       – Насчет «любой ценой» – я попросила бы вас не воспринимать его слова всерьез, поскольку дорожу своей жизнью. Извиняюсь, что вам пришлось засвидетельствовать наш эмоциональный разговор, Акон-сан.       Мужчина слегка удивился моему сдержанному тону. Да и манере разговора в целом. Нечасто от дикой обезьяны, которая хотела разорвать своего недавнего собеседника в клочья, можно ожидать вежливости. Деловой тон выглядел лучшим вариантом, чтобы заполучить хоть крошечный шанс остаться в живых.       Ведь теперь… у меня точно никого нет.       Ха-х. Как и ожидалось. Я была права. Я же говорила… у меня есть только я. Никому нельзя верить.       Блять.       – Ваше имя Рин, верно?       – Да. Мне выбрали это имя для более легкого диалога. О себе я ничего не знаю, просто очнулась в этом теле четыре месяца назад.       – И удачно скрывались, как я вижу.       Не поняла, был ли это упрек, осуждение или банальная констатация факта. На выпад мне нечего было ответить, сыпать банальностями и оправданиями уж точно не собиралась. Чувствовала, словно провалилась в глубокую яму, и раз выбраться не представлялось возможным, то и барахтаться лишний раз не стоило.       – Как вы себя идентифицируете?       Похоже, не видать мне светской беседы. Тем лучше.       – Как обычная душа смертного человека, – отозвалась я. – Позвольте узнать, зачем об этом спрашивать, если офицер Аясегава вам наверняка обо всем рассказал?       Оторвав взгляд от планшета с записями, Акон посмотрел на меня с любопытством, не обозначенным как улыбкой, так и недовольством.       – Офицер Аясегава описывал вас иначе.       Ну, естественно…       – С офицером Аясегава у нас, как вы заметили, особые отношения. К тому же сейчас не та ситуация, чтобы терять самообладание.       – Он говорил, вы опасались попасть в двенадцатый отряд.       – Потому что жизнь Мадараме Иккаку будет ставиться превыше моей. А меня будут воспринимать… как паразита, не более.       – Вы не производите впечатление обычного паразита. Вы удачно скрывали ото всех свою личность, заставили офицера Аясегаву молчать о вас. К тому же смогли, как я слышал, улучшить операционную работу одиннадцатого отряда. Вы куда опаснее простого паразита.       А я уж подумала, в чем подвох такого комплемента? И вот оно – мне в лицо открыто заявили, что я представляю угрозу, причем, как обычный человек. Иметь дело с разумным существом, скрывающимся под шкурой известного в широких кругах старшего офицера, куда более опасно, чем предстать тупым монстром.       Помолчав долгие мгновения, я напряженно уточнила:       – Значит, вы убьете меня?       – Учитывая все обстоятельства, мы не хотим уничтожать вас, а хотели бы сохранить вашу… душу, личность. Ведь вы появились в Обществе душ в результате применения запрещенной техники кидо, последствия которой нам до сих пор неизвестны.       – Вы… хотите изучить меня, как феномен?       – Верно.       Грустно. Но ожидаемо. Все, как я, в принципе, и думала – меня запрут в лаборатории и будут рассматривать под микроскопом. И не факт, что исследования окажутся безболезненными. Поначалу ученые вряд ли будут переходить черту, но, если результаты их не устроят, они без зазрения совести возьмутся за скальпель. Именно этого, блять, я и хотела избежать. А в итоге?..       – Вы уже изучили мое состояние?       Умолять не трогать меня бессмысленно. Как бы я не хотела выбраться отсюда, так просто меня не отпустят. И пока остатки злости от разговора с Юмичикой помогали держать под контролем страх и отчаяние, я должна сохранять трезвость мыслей. Показать, что живой и невредимой я куда полезнее, чем в качестве безвольной жертвы экспериментов.       – Да, мы изучили ваши показатели, пока вы спали. И они вызывают любопытство.       – Вы так говорите из-за конфиденциальности информации, которой не хотите делиться со мной?       – Отчасти вы правы, это результаты исследований, – кивнул Акон. – Если вы будете сотрудничать, это упростит нам работу, а также ускорит процесс вашего перемещения в новое тело.       Что ж, как ни крути, но все козыри у них в рукаве.       – Вам что-то известно о феномене, который удерживает Мадараме Иккаку во внутреннем мире?       – Мы в процессе изучения, – отстраненно отозвался мужчина.       – А хотите сэкономить время?       Заинтересованность во взгляде Акону не удалось скрыть, он оказался слегка удивлен моим вопросом, не ожидал, что я также имела при себе козырь, хоть и небольшой.       – Вам что-то известно?       – Раз вам нельзя делиться со мной конфиденциальной информацией, вы бы могли поделиться чем-то другим. А я расскажу все, что знаю о своем состоянии.       Настал черед собеседника погрузиться в долгое молчание. Его, похоже, не устроил подход, которым я воспользовалась. Но пока я в теле Иккаку, со мной не посмеют обращаться, как с лабораторной крысой, а, значит, ученым придется как минимум выслушивать меня.       – Что вы хотите знать?       Ожидаемо. Любопытство не знает границ.       – Вы узнали обо мне от Юмич… офицера Аясегавы. Но как именно все произошло?       В ответ последовала тишина, но не из-за упрямства собеседника, а потому что он задумался, отведя взгляд в сторону. Его пальцы нервно сжали планшет.       – Хм… Я не уверен, что могу рассказывать об этом.       Ясно-понятно, чертовы бюрократы. За каждое слово и фразу их может ожидать расстрел.       – Тогда давайте выдвинем гипотезу, – вздохнула я, разведя руками. – Предположительно, пока я была на дежурстве, офицер Аясегава воспользовался возможностью, чтобы доложить о ситуации капитану Кенпачи. Он счел мои действия опасными, так что решил сдать меня и не ставить в известность. Но второй отряд схватил меня раньше. Поскольку тело Иккаку, как и сам Иккаку, все еще не померли, то капитан Кенпачи и офицер Аясегава пошли вызволять их из второго отряда. Ну и пришли к соглашению с капитаном Сой Фон, что отдать меня вам, двенадцатому отряду, будет уместной альтернативой. Как вам такая гипотеза?       – Гипотеза… – эхом повторил за мной Акон, устало вздохнув. – Ох… Думаю, в теории о вас могли сообщить намного раньше.       Мне… не послышалось?       – Р-раньше? – аж запнулась я от негодования. – То есть…       – Могу лишь сказать, что нам доложили о вас заметно раньше, прежде чем вы оказались у капитана Сой Фон. В теории… Могли доложить. Кхм.       Раньше?       Это все равно что гром средь ясного неба услышать. Мысли разбежались мелкими жуками, ни за одной не поспевала, и только, глупо смотря на мужчину, спросила:       – Насколько… раньше?       – Ох, – устав от моих вопросов, сдержано вздохнул Акон и произнес: – Давайте вернемся к делу, Рин-сан. Я вижу, что с вами можно выстроить диалог. И если вы будете искренни в своем желании сотрудничать, мы сможем прийти к взаимопониманию. Так… что именно блокирует сознание офицера Мадараме?       Дальнейший разговор прошел, как в тумане. Я отвечала на автомате, с трудом удерживаясь за нить повествования, потому что мыслями возвращалась к одному и тому же вопросу. Насколько раньше?       Насколько раньше Юмичика доложил обо мне двенадцатому отряду? Получается, он скрыл от меня не только то, что сдал меня капитану Кенпачи, так еще и… Как давно он это планировал? Как давно врал мне? И почему, раз так боялся за Иккаку, так боялся за план, который я выстраивала несколько месяцев, ничего не рассказал мне? Мы могли бы вместе пойти к Урахаре, если он так переживал.       Уж думала, что потрясений хватит на сегодня. Уж надеялась прийти к заключению, что, возможно, рассказать обо мне Кенпачи и Куроцучи не такая хуевая мысль, раз меня сцапал второй отряд из-за своих подозрений. Но Юмичика прибег к этому плану не потому, что другого выбора не оставалось. Он действовал на опережение.       Хотя, чего я тут сокрушаюсь. Почему парень так поступил? Ответ очевиден – все сводилось к банальному страху. Юмичика боялся потерять Иккаку. Он боялся последствий моих действий. И предпочел оборвать все на корню.       Сразу. Быстро. Без «вторых шансов».       Чтобы наверняка…       А я ведь… действительно поверила тебе.       В итоге день завершился тем, что я поскорее убежала от реальности, спрятавшись в тумане внутреннего мира. Злость исчезла, оставив после себя глубокое отчаяние. Сидя посреди поляны, окутанной дымкой, я обнимала себя за колени и смотрела в одну точку, ощущая, как глаза щипало от слез. В теле Иккаку у меня не было такой роскоши, я не могла позволить себе поддаться эмоциям, тем более прилюдно.       А здесь… хотя, даже здесь у меня не имелось шанса побыть одной.       – Тебе не стоило так говорить с ним.       От спокойного, в какой-то степени снисходительного обращения Иккаку, раздавшегося позади, я с трудом удержалась, чтобы не скривиться.       – А ему не следовало сдавать меня, – упрямо зарычала я, уткнувшись лбом в колени.       Знаю. Все я знаю, Иккаку. Мне хотелось лишь одного в тот момент – причинить Юмичике не меньшую боль, уязвить его, дотянуться хотя бы словом, если уж руки оказались связаны.       – Поставь себя на его место, – произнес парень. – Ты отправилась за помощью к бежавшему преступнику, которого обвинили в смерти капитанов и лейтенантов из-за незаконных экспериментов. Ты отказывалась идти к двенадцатому отряду, но почему-то… почему-то не боялась Урахару Киске, хотя все должно быть наоборот. Ты не слушала Юмичику. Точнее, вряд ли бы послушала. Ему ничего не оставалось делать, кроме…       – А на мое место кто-нибудь не хочет себя поставить? – не сдержалась я и огрызнулась, перебивая собеседника. Оборачиваться к нему с заплаканным лицом хотелось меньше всего. – Я теперь стала лабораторной крысой.       – Но, как видишь, с тобой нормально обращаются, – в этот раз в голосе Иккаку прозвучало недовольство. – Да, заперли, но не навредили же.       – Это потому, что я все еще в твоем теле, и ты жив. Посмотрим, как ты заговоришь, когда освободишься от меня. Забудешь, как страшный сон.       – Рин, это…       – Я устала, Иккаку, – нетерпеливо бросила я, сжавшись и крепче обхватив себя за ноги. – И хочу побыть одна.       Хочу побыть одна – довольно забавная просьба для той, подле кого никто никогда и не был. Юмичика, Иккаку… для вас этот кошмар скоро закончится.       А для меня все только-только начинается.