~~~
— Это смешно, — но на самом деле уже нет ничего смешного, только не во мгле. Джон не в состоянии думать об этом прямо сейчас, — Гарри не мертва. Вы с ней даже не встречались, как вы вообще можете… — О, она несомненно мертва. — Моран широко усмехается, опасно сверкая зубами в льющемся с рук Джима свете. Эти зубы напоминают Джону о демонах… и волке. Тени искажают черты лица Морана, заостряя подбородок, подчеркивая складки и морщины. Джон думает, что люди не должны так выглядеть, не должны называть своим домом тьму, не должны испытывать жажду увидеть, как сгорают другие. Джон стискивает зубы. — Я вам не верю. — Он чувствует, насколько сухими стали губы — напоминание об адреналине, все еще бушующем в венах, кричащем бежать, прежде чем демоны снова доберутся до него. Моран смеется, и этот смех не похож ни на какой другой из тех, что Джон слышал раньше. Фыркающий баритона, от которого дрожит каждая тень. — Гарриет Мари Уотсон… есть брат по имени Джон, постоянно умоляет о выпивке, ползает по туннелям в поисках выхода… Она больше не одна из нас. Чудо, что она вообще так долго тут прожила, редко кто из таких выживает. В любом случае, теперь она одна из них, мертва. Слова эхом разлетаются по туннелю, пробегают по трубам, отскакивая от каждой поверхности, прежде чем снова ударить по перепонкам. — Ты лжешь, — Джон пытается сесть, не обращая внимания на еще не законченные швы и кровоточащий бок. Он прикусывает язык, чтобы не показать боли, позволяет крови наполнить рот, чтобы почувствовать ее вкус (и вспомнить, что все еще жив). Острые спазмы держат в тонусе. Он инстинктивно оценивает расположение всех трех незнакомцев, их возможный уровень опасности и оружие, которое может быть у них. Что-то в этих людях, особенно в Моране, тревожит. Мужчина все так же смотрит на Джона, как на кусок мяса, на то, что можно сожрать. Джон не доверяет ему, он не забыл предостережения миссис Хадсон насчет других посторонних. («Кроме того, — как подозревала другая его часть с самой засады, имевшей место несколькими минутами ранее, — что если один из них — ведьма?») — Мне не нужно оставаться здесь, я должен вернуться, — в 221Б, к миссис Хадсон и Шерлоку. Он встает. — Спасибо, что спасли, дальше я справлюсь сам. Округлый потолок туннеля и бегущие вдоль него длинные металлические трубы начинают вращаться, стоит Джону сделать пару шагов. Он чувствует, как теплая жидкость стекает вниз по рубашке к штанам, пачкая ботинки и скапливаясь в оставленных следах. Он размышляет, как выглядели бы туннели, затопи их свет. Прогнало бы это демонов? Остались бы тут его запятнанные красным отпечатки ног? Хромота никуда не делась, и Джон может лишь крепко сжимать пистолет. Он может ползти, если придется. Он не останется здесь, в месте, где рождаются демоны. — Погоди! Рука тянется к нему, и Джон разворачивается на месте достаточно быстро, чтобы предотвратить прикосновение, протестующе выбросив перед собой ладонь. Его окликнула Антея, ее загорелое лицо в тусклом освещении кажется серым, а каштановые волосы похожи на черную вуаль. Она выглядит усталой, но решительной. — Ты не переживешь час ведьм, или даже ночь, здесь в одиночку. Тебе нужны люди, знающие туннели и способные держать монстров подальше, иначе тебя сожрут живьем. Джон колеблется. Хотя во мгле не очень-то мудро доверять кому бы то ни было, кому угодно свободному от придуманной Мориарти игры, Джон понимает, что бродить одному по этим рождающим демонов землям — самоубийство. Он умрет, если в одиночку пойдет в темноту. Там может не оказаться волка, чтобы снова спасти его, особенно в этих подземных переходах. Он не знает даже, как выбраться наружу. Эти незнакомцы очень действенно заключили его в ловушку своей компании. Антея вздыхает. — Пожалуйста. Я знала ее. Твою сестру. Мы с ней были… друзьями. — Знаешь, — отрезает он, отчаянно желая оказаться как можно дальше от этих лунатиков, убежденных, что его сестра мертва (но что если так, что тогда делать Джону, но нет, нет, Гарри не мертва, он бы знал, он ее брат, он бы знал…). — Ты ее знаешь, вы с ней дружите, — но если так, то где теперь Гарри? — и если не возражаешь, сейчас я уйду. — Ты боишься? — наконец заговаривает Джим, выражение его лица нечитаемо из-за света в его руках. Джон думает, что это странно: все они тоскуют по солнечному свету и, оказавшись перед ним, становятся столь слепы. Ослепнет ли счастливо и скорбно вся человеческая раса, если снова увидит солнце? — Прошу прощения? — Джон снова прикусывает язык. Все тело словно онемело, будто узлы, связывающие его с разумом, ослабли. Тени снова дрожат, а свет разгорается ярче. Он едва различает лица — лишь размытые очертания на кричащей белизне, голоса истончились, будто во сне. — Узнать, что она и правда мертва, приятель, — без обиняков отвечает Джим, в его голосе печаль и симпатия. Джон узнает этот тон — им пользовались те, кто пришел на похороны его матери, а позже ему не изменял и отец. — Я не боюсь, потому что она не мертва, — отрезает он, чуть пошатнувшись. — Вы говорите не о той Гарриет Уотсон. — Тогда ты ничего не потеряешь, если мы отведем тебя увидеть ее. Свет жалит, и Джону приходится закрыть глаза. Темнота никогда не была настолько желанной, настолько умиротворяющей. Он не знает точно, когда упал на колени, или когда Антея снова принялась за очистку его ран, уложив голову себе на колени, шепотом советуя игнорировать Морана и думать только о доме (от этого ему хочется смеяться, потому что дома у него больше нет). — Ты имеешь в виду, ее тело?.. — бормочет он, отсветы танцующих огоньков вспыхивают и гаснут под веками. — Нет, я имею в виду увидеть ее мертвой, — отвечает ирландец. Именно в этот момент тревога должна бы снова вернуть ясность сознанию, но Джон, похоже, не может открыть глаза. Веки налились тяжестью, будто уже не принадлежат ему. Голоса в голове мерно убаюкивают, уговаривают расслабиться, задремать и думать о мирных вещах. «Разве ты не устал? — вот она, старушка-мгла. — Отдохни, малыш Джонни, отдохни. Мы можем поиграть завтра, мой дорогой, завтра мы можем поиграть с новой игрушкой». Он стонет, пытается сосредоточиться. Антея успокаивает его, продолжает зашивать раны. Ему кажется, что Моран снова рассматривает его с голодным видом, чувствует, как эти глаза прожигают плоть. — Увидеть ее мертвой… — едва ворочает языком Джон. — Я не… я правда могу увидеть ее? — О да, — голос Джима теперь кажется очень отдаленным. — Обещаю, вскоре ты увидишь свою сестру, и тогда ты узнаешь правду. Ему хочется спросить, что Джим имеет в виду, что эти посторонние хотят от него и почему они лгут, играя с его разумом. Ему хочется знать, как долго они уже тут, словно сожранные укусами безумия, укусами галлюцинаций, того, чего никогда не было. Но голос теперь шепчет так мягко, так отлично от привычного его ушам хора. «Теперь поспи, мой дорогой… мы можем снова поиграть завтра». И он засыпает.~~~
Вот он снова бежит через темноту, врезаясь в деревья, оставляя клочья одежды на ветвях. Они угрожающе хватаются за него, словно вознамерившись навечно заключить его в себе. Джон продирается через них и пытается догнать убегающую во тьму тень. Он выкрикивает имя (и не может четко расслышать какое), но силуэт все дальше и дальше. Он кричит, пока не срывает голос, пока не появляется ощущение, словно плоть горла разорвется, случись ему заговорить. Но он все равно должен продолжать попытки, должен, должен… — Как ты можешь делать это, Гарри? Именно такой стала мама, именно это убило ее… — Нет, убил ее этот проклятый дар, и меня тоже убивает он. Проклятье, Джон, просто дай мне найти избавление, пока сам с головой бросаешься в войны! Я надеюсь, ты подорвешься на бомбе, как всегда и хотел… — Нет, нет, Гарри, я не этого хочу… Грохот. Разбитое стекло под кожей и багряно-красный. Он хватает ее за руку… — Гарри, — отчаянно зовет он (ощущая неимоверную усталость) …и она отбрасывает его ладонь. — Не смей, блядь, трогать меня, Джон! Даже не подходи! — Гарри, пожалуйста, послушай голос рассудка… — Ты, вроде как, должен был быть моим братом! — кричит она. — Ты должен был спасти меня, когда я в этом нуждалась, ты должен был исправить меня! — Теперь я здесь, — говорит он окружающим его призракам. Деревья толпятся, все вместе приближаются к нему, треща при каждом движении. — Гарри, пожалуйста! — вопит он вслед силуэту, едва различимому во мгле. — Вернись, Гарри! Я здесь, вернись! Его окружают все теснее, пока ветви не вжимаются в кожу, прочерчивая шрамы и впиваясь все глубже. Он чувствует, как что-то вроде шипов врезается в горло, запястья, живот и рот удушающим объятием. Деревья приближаются, пока он не теряет способность дышать, даже держать глаза закрытыми. И внезапно ветви становятся руками, а ствол позади — телом. Она шепчет ему. — Ты не смог бы исправить меня. На языке вертятся миллионы фраз («Прости» и «Как можно ждать, что кто-то вытерпит все твои ошибки?» и «Я просто хочу вернуть сестру»), но ни одна из них не обретает звучания. Лишь резкое дыхание, чуть ли не скулеж. (Но и этого почти достаточно.) Ее прикосновение взрезает кожу, оставляя на его руках аккуратные дорожки и шрамы — бессмысленные завитки и фигуры. — Вернись, — просит Джон, чувствуя, как кровоточат порезы. Она смотрит на него — наполовину печально, наполовину весело. Это ее сестринский взгляд — тот, который он не видел со старшей школы, когда у нее была привычка угрожать ножницами тем, кто его запугивал. Она одевалась в глупые платья и налысо брила голову, шаталась по грязи со своими куклами. Она сияла, пока выпивка (и дар) не поглотили этот свет. — Я не могу вернуться, Джон. Руки скользят по его щекам, оставляя шрамы, кровь из которых сочится вниз по шее. Он видит, как ее губы выговаривают еще какие-то слова, но не может их разобрать, несколько столь важных слов, а он не может увидеть… В отдалении раздается волчий вой. Мир разбивается вдребезги.~~~
— …не стоило вырубать его, Моран… Он ложится на бок, чувствуя себя хмельным и вялым. Он пытается вспомнить, что ему снилось, но ничего не выходит. Сон ушел. В ушах звенит свет, соседствующий с жадными шепотками, снова пробравшимися в его сознание. «Доброе утро, — теперь ласково говорит мгла, и ее голос совершенно не похож на тот, что был во время часа ведьм, — с возвращением». — …так и так отключился бы… — глумится голос, в котором Джон узнает Морана. — Я просто помог ему… кроме того, его травмы уже лучше, так ведь, шпионочка? — Заткнись. Я не подчиняюсь твоим приказам, — слышится холодный ответ Антеи. Джон морщится и медленно приподнимается на локтях. Вокруг все еще темно, но свет от рук Джима и несколько сияющих сфер, парящих по туннелям, словно волшебные огоньки, разгоняют тени. Некоторые силуэты пересекаются, придавая противоречивые размеры одним и тем же объектам — длинные и высокие или широкие и приземистые. Вдоль грязных туннельных проходов разбиты палатки из полиэтиленовых полотен и стоят запущенные мусорные баки. Полотна крепятся самодельными шестами-палками и металлическими прутками. Странно, но Джон замечает язвины от громадных когтей, пропарывающие кирпичи, на которых держится туннель. Некоторые палатки кажутся собранными на скорую руку, более потрепанными, и опираются на палки, заново связанные воедино. Кажется, будто это место подверглось набегу диких существ. И Джон думает, что так, вероятно, и есть. Маленькие костерки мерцают внутри старых ржавых кастрюль, вокруг них собралась небольшая группка людей. Джон щурится и видит, что люди одеты в неопрятные обноски, запятнанные грязью и сточными водами. Кожа и лица измазаны пеплом, отчего люди сливаются с темнотой. Джон понимает: это другие посторонние, или то, что осталось от них в мертвой зоне. Он вспоминает, как Шерлок в первый час ведьм рассказывал, что демоны обнаруживают и раздирают посторонних, если те не успевают тщательно спрятаться. Во время прогулок по Новому Лондону или на годовщину формирования Мертвого Лондона, когда все солдаты выстраиваются в шеренгу и объявляются три минуты молчания, Джон видел длинные списки пропавших. В этих списках сотни имен. А здесь он видит человек шесть. — Ну естественно, вечно пялишься в свой телефончик, — взмахивает рукой один из людей, Моран, — надеясь, что сможешь послать сигнал своему ненаглядному нанимателю… Так очнись, мисс Безымянная, тебе никогда не позвонят! Он никогда не получит твоих сообщений. Ты застряла здесь, навсегда, пока кто-то не выиграет игру… а не выиграет никто, никогда. Повисает молчание, и лишь срывающиеся с труб капли воды хоть как-то приглушают напряжение, ощущающееся в застоявшемся воздухе. — Полагаю, это значит, что кто-то должен разрушить проклятие, — ответ Антеи звучит умирающим эхом. Другая женщина — в ней Джон узнает вторую половину пары, которую они с Шерлоком преследовали по городу и туннелям, — фыркает. — Никто не разрушит. Нет ни единого шанса, что кто-нибудь, когда-нибудь… — Джон не слышит окончания предложения, словно его смахнули невидимой ладонью, — …этого психа. Мало того, что зверь нападал на наш лагерь последние две ночи, с тех пор как вы притащили сюда этого доктора. Не удивлюсь, если псих… — еще один прогал, Джон подвигается ближе, — …ради своего больного извращенного развлечения. Слышится одобрительное бормотание, похоже, привычное, звучавшее уже не раз. Кажется, никто в этой маленькой группке не верит, что мгла когда-нибудь исчезнет. Джон решает воспользоваться паузой и откашливается, отчего пять из шести голов разворачиваются к нему. Он садится, проглатывает болезненный стон из-за недавно зашитых ран и вымучивает деревянную улыбку. — Привет. Кто из вас меня вырубил и притащил сюда против моей воли? — спрашивает он. В горле першит после столь долгого пребывания в беспамятстве. — Да и вообще, сколько я был без сознания? Он не знает, как они отреагируют на его тяжелый взгляд. Но чувствует удовлетворение, когда видит на лицах виноватое выражение. На лицах всех, кроме Морана. — О господи, мне стоит извиниться за этого идиота, — женщина с кожей оттенка корицы толкает Морана в плечо. — Я Салли, а это Су Лин, — она показывает рукой на неуверенно улыбнувшуюся женщину-азиатку. — Привет, — говорит она, и Джону удается чуть скривить губы в ответ. Салли оборачивается к нему. — По всей видимости, Джим хотел, чтобы твои раны получили должный уход, так что он приказал Морану не давать тебе покинуть туннели в одиночестве. Они принесли тебя в лагерь два дня назад. — Два дня?! — Он думает о Шерлоке, бродящем по городу с задерживающимися лишь на день воспоминаниями. Хоть какая-то часть в нем все еще помнит Джона? Удастся ли Джону вообще снова найти дорогу к Бейкер-стрит из этих туннелей? Он понятия не имеет, где он и на что способны эти люди. — Ты очень скверно истекал кровью, приятель, — кивает Джим. — Я не буду извиняться за спасение твоей жизни… кроме того… ты же хотел увидеть ее, не так ли? — Теперь послушай меня… погоди, о чем ты? — с подозрением спрашивает Джон. — Кого увидеть? Но Джиму не нужно отвечать. Не нужно, потому что встает седьмой сидевший у костра человек, и в отсветах пламени Джон может различить лицо. — …Гарри…~~~
(— Я не могу вернуться, Джон.)~~~
Она не отвечает на звук собственного имени. — Гарри! — снова зовет Джон, вскакивая на ноги, несмотря на уговоры Джима и Антеи, что ему нужно отдыхать. Моран весело усмехается, а Салли и Андерсон выглядят так, словно предпочли бы оказаться где угодно, только не здесь. Су Лин с нечитаемым выражением лица опускает голову. Он не понимает. Его сестра отупело смотрит в пространство, словно вовсе не видит своих соседей или Джона. Она похожа на манекены в витрине магазина: ужасающе бледная, с жутким взглядом. Затем она разворачивается и уходит. — Гарри, — Джон устремляется за ней мимо костра и хватает ее за руки. — Гарри, пожалуйста, посмотри на меня. Но она уходит прочь от него, от палаток, в сторону выхода из туннеля. Даже когда Джон пытается притянуть ее назад, она напоминает одну из тех фигурок в часовой башне, которым положено делать только то, для чего они были созданы. Джон встает перед ней, но она, продолжая идти, чуть не сшибает его с ног. Ему удается заглянуть ей в глаза — зрачки бешено вращаются, во взгляде отчаяние, но тело продолжает действовать независимо от воли обладательницы. Она в ловушке, как один из описанных Молли «кусочков», заключена в собственной плоти и не способна ничего контролировать. Точно как Майк и Дойль. В углу лагеря обнаруживается склад самодельного оружия: горка кухонных ножей, монтировки и два нелегально, как думается Джону, конфискованных пистолета. Именно туда Гарри и идет. — Нет, — шепчет Джон, наконец-то понимая, что происходит. — Только не Гарри… пожалуйста, только не моя сестра!.. Джон пытается не дать ей подойти к оружию, но Су Лин и Салли хватают его за руки, впиваясь пальцами в кожу, до крови. — Не дури! — кричит Салли, а Антея становится перед ним, качая головой. — Слишком поздно, ты не можешь это остановить… — Это уже произошло, Джон. Она уже мертва, просто переживает это снова… — Отпустите меня! — Джон скидывает с себя Салли и Су Лин. Он отталкивает Антею, устремляется вперед, как раз когда Гарри хватает нож, приставляет к сердцу, умоляюще глядя на Джона, укоряя невысказанными словами («Ты должен был исправить меня!»). А сам он думает: «боже, нет, пожалуйста, я подвел ее во всем, но только не в этот раз, только не в этот раз!». Он тянется к лезвию, хватается за него, чувствуя, как металл режет пальцы, пытается отнять его у Гарри, но теперь в ее взгляде что-то дрожит: мягкость, которую он не видел с детства, когда сестра была его единственным другом и они играли в салочки в полях. Нож входит в ее сердце, глубоко рассекая руки Джона. Гарри поднимает на него последний взгляд, заклятие ее тела разрушается, на щеку Джона ложится дрожащая рука. Шепот: — …Ты пришел… Ее тело опадает — сломанная кукла из плоти и крови. И Джон падает тоже, баюкая в объятиях то, что когда-то было его сестрой.~~~
Антея с Салли пытаются оттащить Джона от Гарри. Через какое-то время они сдаются, увидев, что единственным ответом на их усилия служат тяжелые ледяные взгляды и усиление сжимающей труп хватки. Он не оставит ее, не в этот раз. За всю жизнь он провел с ней недостаточно времени, поэтому он будет с ней в минуты посмертия. Насмешки Морана едва ли привлекают внимание Джона. Он может сосредоточиться лишь на холодном теле в собственных объятиях и том, что всегда слишком опаздывает.~~~
Единственной, кто приходит посидеть с ним, становится Су Лин. Она сохраняет молчаливое присутствие и не пытается влезть в еще свежее горе. На самом деле, у нее такой же болезненный взгляд (хотя и близко не настолько опустошенный, как был у Антеи), она бормочет какие-то буддистские молитвы, за что Джон ей благодарен. Он перестал ходить в церковь, когда умер отец, но, после того как его отправили из Афганистана обратно в Англию, нашел утешение в том, чтобы сидеть на церковных скамьях и вслушиваться в музыку. Тихие слова Су Лин так же успокаивают. Он думает, что Гарри это понравилось бы, несмотря на ее недоверие к организованной религии. Он рассказывает об этом Су Лин, и она улыбается в ответ. — Я рада быть полезной и облегчить твои печали, пусть и ненадолго, — она поднимает голову. — Я тоже потеряла брата во мгле. Увидев подавленной выражение на лице Джона, она печально качает головой. — Нет, я пришла во мглу, чтобы сбежать от него… Он хотел меня убить… это личная история, из тех, которыми мне не хотелось бы делиться. Но я помню, как нашла его в городе, думая, что он собирается завершить свою работу… только чтобы его разорвали на куски невидимые духи прямо у меня на глазах. Джон не знает, что еще сказать, кроме: — … как?.. И почему?.. Не самая связная фраза, но Су Лин все равно понимает, о чем он. Она обхватывает руками колени и говорит: — Любой посторонний, умерший во мгле, становится одним из этих — заключенных в собственных телах. Они снова и снова проживают день собственной смерти, в том же месте. И ничто не сможет остановить их… пока не уйдет мгла, если уйдет когда-нибудь. Во рту пересыхает, и Джон сглатывает. — Это неправильно. Люди не должны… твой брат, моя сестра, неважно, кто они, никто не должен вот так переживать свою смерть день ото дня, вечно… боже, каково же это, наверное?.. Он и представить себе не может ту боль, которую видел в сломленном взгляде Гарри. Она была здесь всего несколько дней. А он даже не знает, когда именно она умерла. Су Лин уныло пожимает плечами. — Это — судьба, ждущая каждого из нас здесь, во мгле. Мы последовали за шепотом и обещаниями темных духов и теперь подвергаемся наказанию. — Мгла ничего мне не обещала, — признается Джон. — Она попросила меня войти, и я вошел. Су Лин странно посмотрела на него. — Она никогда не пыталась заключить с тобой сделку? Он качает головой. — Никогда не предлагала тебе чуда, спасения от всех невзгод? Он снова качает головой, задаваясь вопросом, что все это значит. Су Лин кажется обеспокоенной и старается не смотреть ему в глаза. — Она просто… попросила? И ты пришел? — Да, — отвечает Джон, вспоминая, как мгла напевала у него в ушах, как хотела, чтобы он пришел поиграть (и все еще хочет), и как забрала его сестру только в надежде заманить его к себе… — Ты видишь в этом какой-то смысл? Ты знаешь, чего она хочет от меня? Она не прекращала шептать с того самого момента, как я пришел… Она не отвечает, лишь медленно отстраняется от него, бормоча под нос что-то на китайском, и Джон узнает заговор защиты от зла. Су Лин скрывается в одной из разодранных палаток, не слушая возражения Джона. Она не возвращается.~~~
— Ну и ну, смотрите, кто решил к нам присоединиться, — медленно произносит Моран, затягиваясь сигаретой, когда Джон подходит к костру, держа Гарри на руках. Он завернул ее в несколько полотен, которые нашел неподалеку, и закрыл ей глаза. Он заботливо очистил ее раны. Она прекрасна даже в смерти, завернутая в синие и белые покрывала, будто просто уснула. Джим оживляется и с дружелюбной улыбкой хлопает ладонью по месту рядом с собой. Свет от костра и парящих вокруг сфер делают его лицо еще выразительнее. — Джон! Тебе теперь… лучше? — Точно, ведь именно это люди и спрашивают у парня, который только что видел самоубийство сестры, — Салли смеряет его тяжелым взглядом. — Оставь его в покое. Антея даже не замечает его. Она хмурит лоб в глубокой сосредоточенности и стучит по клавишам своего блэкберри. Джон знает, что техника во мгле не работает, и, судя по разочарованной гримасе на лице Антеи, смартфон все так же не принимает сигнал. Джон задается вопросом, проходит ли так каждый ее день во мгле — в надежде, что что-то изменится. Джон, минуя условности, переходит сразу к делу: — Мне нужно, чтобы кто-нибудь вывел меня из туннелей. Я не останусь тут с вами, ребята. Я собираюсь найти Шерлока и разрушить проклятие, а затем похоронить сестру. И снова он оказывается под прицелом ошарашенных (и одного истеричного) взглядов. — Ты свихнулся? — взвизгивает Салли, а Моран взрывается хохотом, бормоча что-то о сумасшедших и о том, какие у них восхитительные эмоции. — Ты не можешь выйти отсюда. Уже почти час ведьм, он начнется всего через пару минут, — подмечает Антея, не отрывая взгляд от телефона. Она склоняет голову и пробует другую комбинацию клавиш. — Мне плевать, — просто говорит Джон, крепче сжимая тело сестры. — Я собираюсь найти Шерлока, с вашей помощью или без оной. Мне плевать на мглу и плевать на демонов. Я найду способ избежать смерти, главное снова оказаться на улице, откуда вы меня похитили, тогда я смогу вернуться по своему следу. — Нет. — Джим встает. — Ты не можешь уйти. Это слишком опасно. — Да и чего тебе вообще так хочется найти этого психа? — Салли вздрагивает. — Он просто… — она открывает рот, но из него не вылетает ни звука. Все сидящие у костра, за исключением Джона, застывают. — Солдатик еще не знает, — хихикает Моран, — что скрывает его детектив… — Детектив? — Джон хмурится. — Вы про Шерлока? — Мы не можем сказать тебе. — Салли сжимает зубы. — Если ты еще не знаешь, даже пробыв во мгле так долго, тогда мы не можем тебе ничего сказать. Проклятие не позволяет. Джон бросает на нее быстрый взгляд. — Ладно. Тогда, пожалуй, я пойду… — Сдурел? — Голос Джима становится глубже, приобретает мрачные интонации. Он тяжело смотрит на Джона, в мягком свете раздувающиеся ноздри и расширившиеся глаза придают его лицу маниакальное, угрожающее выражение. — Тебе безопаснее с теми, кто одного с тобой рода. Сунуться наружу во время часа ведьм — это все равно что идти на смерть! И ради чего? Этого самого Шерлока? Что он для тебя значит? Этот безумец, которого ты знаешь всего пару дней. Ты думаешь, что ему вообще есть до тебя дело? Если и так, то он видит в тебе инструмент для разрушения проклятия, он не заботится о тебе, он просто не способен! Он… — губы Джима двигаются, но он замолкает, поняв, что слова не обретают звука. Джон пристально смотрит на него. — Я не отрекусь от Шерлока. — Ну, он-то точно отречется от тебя, как только ему станет скучно, — говорит Джим. И хотя его выражение лица не выглядит яростным, Джону кажется, будто эти глаза желают сжечь его. — Он псих, Джон, он того не стоит, — убеждает его Салли. — Тебе лучше попытаться выжить. — Слушай, он не псих, и я не собираюсь оставлять его одного в этой богом забытой мгле! — кричит Джон. — А теперь, если ни один из вас не собирается мне помогать, то я ухожу и никогда не вернусь. — Ты вообще слушаешь? — Голос Джима звучит громко, отражаясь от стен туннеля. — Зверь пытался попасть сюда предыдущие две ночи. Он ищет тебя. И сегодня найдет. И сожрет. Полагаю, ты именно так хочешь умереть? В обнимку со зверем? — Да о чем вы вообще говорите? — Джон вертит головой. — За все это время в мертвой зоне я не видел никакого зверя. Нет такой твари. Есть только демоны и чокнутые посторонние вроде вас, шатающиеся всюду и доставляющие неприятности. Отстаньте от меня, я сам найду дорогу. Джон отворачивается от них, а Джим вопит: — Ты пожалеешь об этом! Ты не выживешь без нас. Ты погибнешь в секунды! Моран все еще смеется (он хоть что-нибудь еще делает?), когда Джон, хромая, проходит мимо него. Этот хохот напоминает Джону нестройный хор органа в заброшенной церкви — резкий и мощный. Он все еще не понимает почему, но не может находиться рядом с Мораном. То, как этот человек смотрит на него… тревожит. — Интересная ты душа, Уотсон. — Моран выдыхает облачко дыма прямо в лицо Джону. — Быть может, ты созреешь, а не сгниешь, как другие… Перебарывая желание задрожать, Джон сердито смотрит на него. — Пошел ты, Моран. Он уже собирается ухромать прочь, ощущая вес пистолета в кармане штанов, когда Антея подходит к нему, предлагая помочь нести тело Гарри. — Я выведу тебя на поверхность, — говорит она, заботливо подхватывая руки его сестры. — В любом случае, мне нужно кое-что обсудить с тобой… Антея не успевает закончить фразу. Потому что они слышат отрывистый скорый бег, скрежет когтей, визг и среди всего этого волчий вой.~~~
Мгла снова изменила голос. Она насмехается над ним: «Наслаждаешься игрой, малыш Джонни? Потому что финальный раунд начинается сейчас!»~~~
«Еще ведь не час ведьм, — сначала думает Джон. А потом возникает другая мысль: — а что случилось с колоколами?». Но они под землей, возможно, перезвон часовой башни не проникает настолько глубоко под город. Сейчас — когда злобное рычание звучит все ближе — это едва ли имеет значение. — Бежим! — кричит Салли, спеша к палатке за Су Лин. Ее предупреждение тонет в рокочущем и сотрясающем землю рычании. Мгла вокруг чернеет до такой темноты, что костер гаснет, а Джимовы сферы кажутся тусклыми светляками, пытающимися пролететь через плотные клубы тумана. Этого света едва хватает, чтобы видеть, куда бежать, но вполне достаточно, чтобы разглядеть черты лиц демонов. Впервые за всю свою жизнь Джон думает, что лучше было бы остаться в темноте, потому что эти создания — самые гротескные существа, что ему доводилось видеть. Он не думает, что сможет когда-нибудь описать, как они выглядят: сочетание красной плоти и костей вместо кожи, соединенное воедино — в зловещих и ужасных монстров с острыми зубами и горящими глазами. Даже мельком взглянув, он видит подобие скелетообразных конечностей, торчащих из демонов, словно они — олицетворение человеческих трупов. А потом Джон моргает, и вот демоны уже выглядят иначе. Они змееобразные твари с черными жесткими чешуйками, напоминающими человеческие пальцы, их глаза источают багрянец. Когда он моргает еще раз, это уже человекообразные фигуры с лицами-черепами и составленными из человеческих голов телами. Кажется, что его сейчас стошнит от вспыхивающих противоречивых образов. — Не смотри! — Антея дергает его за руку и силой поворачивает его голову. — Джим не может погасить уже зажженные огни, но если будешь смотреть слишком долго, то потеряешь рассудок! Ему все еще кажется, что он сходит с ума, но его разум куда яснее, когда не отвлекается на вспыхивающие перед глазами образы демонов. — Так, нам нужно бежать, Джон. Понимаешь? Не сталкивайся с ними лицом к лицу на свету. Просто беги. И помни, — она притягивает его ближе и шипит на ухо: — единственный способ убить демона или ведьму — воспользоваться оружием, коснувшимся их крови или слез. Не пытайся бороться с ними. Просто беги. Она отталкивает Джона, и ему хочется спросить, откуда ей это известно и почему она не упомянула об этом раньше, при остальных, чтобы они воспользоваться жизнеспасительным советом. Но потом он видит неподалеку Морана, чей взгляд тоже источает багрянец… и Джон понимает. — Найди Шерлока! — голос Антеи эхом отдается в дрожащих тенях и свете. — Найди его и разрушь проклятие! — Антея… Джон умудряется рассмотреть, как она бежит к складу оружия, берет в каждую руку по пистолету, надежно засунув телефон в бюстгальтер. Несколько существ (не смотри, Джон, не смотри) обступают ее, но она в течение минуты последовательно отстреливает их, и Джон думает, что это не сработает. Демоны хватаются за нее, раздирают кожу, но потом деревенеют и… и… И падают. Джон впервые видит, чтобы демон падал без применения специального правительственного оружия (оружия, доступ к которому солдаты получают так редко, что утверждение, будто демоны бессмертны, будто их невозможно убить, принимается как данность). Оружие, коснувшееся крови или слез демона/ведьмы. Они наступают на Джона, пока он отвлечен. Он закрывает глаза, чтобы избежать завороженности их обликами. Он спешит прочь от грохочущего топота, литании криков (и хохота, вокруг так много маниакального хохота), рычания и раздирания чего-то, что — он очень надеется — не является плотью и кожей. Тело Гарри тяжелым грузом лежит на его руках, но он отказывается ее выпускать. Демоны быстрее его. Джон больше чем когда-либо ненавидит свою хромоту, когда слышит их со всех сторон, окружающих его в третий раз за время его пребывания во мгле. Пальцы так и зудят дотянуться до пистолета, и он противится желанию поднять веки, посмотреть на красно-черный мир. Джон решает, что если он должен прорваться через заслон этих созданий — тварей, — стоящих на его пути, да будет так. Но он не уйдет отсюда без Гарри. Он хватается за края полотна, обернутого вокруг ног сестры, и швыряет его в демонов, на протяжении одного удара сердца слышит в воздухе шелест летящей ткани, а потом ее раздирают на куски, и вот он снова (всегда) бежит. Но его сестры больше нет. Он ощущает, как уменьшается вес ее тела. Когда он бросает взгляд вниз, то с ужасом видит, что оно растворяется, куски ее лица и губ уже развеялись, словно песчаные дюны. Ее труп рассыпается облачками пыли — день подошел к концу, конечно, а мертвые в Старом Лондоне мертвыми не остаются, они снова возвращаются… Ему кажется, что теперь он слышит их — колокола, чей звон льется со всех сторон и поверхностей, бессмысленно пытаясь привнести ритм в негармоничные звуки преследующих его монстров, монстров, которые щелкают челюстями за его спиной, когда он мешкает, лишь едва прищурившись, чтобы увидеть, куда бежит. «И снова здравствуй, малыш Джонни», — хихикает мгла. «Отвали, ¬— яростно выплевывает он, — отвали и верни мне сестру!» Повсюду слышен шум. Звуки окружают Джона, и он не может сказать, где окажется следующее существо. Все эти проклятые туннели и отражающиеся звуки. Он не может сказать, какое рычание реально, а какое — отдаленный призрак отзвучавшего раньше. Выстрелы звучат глуше, но этого хватает, чтобы убедить Джона: Антея все еще жива. Когда он снова закрывает глаза, чтобы не сойти с ума от вида истинных форм демонов, он вспоминает Шерлока и его повязку. Из-за этой отстраненной мысли Джон чуть не смеется в голос. Чего бы он только сейчас не отдал за Шерлокову поразительную способность двигаться, не используя зрение… — Это зверь! — слышит Джон далеко позади себя вопль Салли, в то время как Су Лин выкрикивает в адрес монстров самые нечестивые ругательства на китайском. — Не позволяй ему коснуться тебя! Беги как можно быстрее… «Зверь?» — он чуть не оборачивается, нездоровое любопытство выжигает разум, но солдат внутри него приказывает двигаться дальше. — Джон, осторожно! Его глаза удивленно распахиваются, его слепит танец теней и света, размытость демонических силуэтов прямо перед ним. Но он сосредотачивается не на этом. Они не имеют значения, они — размытое пятно, потому что… Волк воет, когда стремительно прыгает к нему, и следующее, что помнит Джон — как он смотрит в пасть Сираджа, на опускающиеся зубы.~~~
— Слухи не стихают, — говорит Джон миссис Тернер на третий день после заселения. — О мертвой зоне. Домовладелица напрягается. Джон впервые поднял тему купола черной мглы, поглотившей центр города. Джон вспоминает: домовладелица все еще ждет, что он с минуты на минуту передумает и съедет. — Мне просто любопытно, — быстро добавляет он. — Я не слишком много слышал о Старом Лондоне, пока был в армии. Она тянет время, провязывая еще два ряда очередного свитера. — Ну, полагаю, никого вреда от этого не будет. Что вам хотелось бы узнать? — Зверь, — тут же говорит Джон. — Люди перешептываются о нем… и я никогда не слышал сообщений о звере в других мертвых зонах. Почему в Лондоне? И откуда нам знать, что он там? Миссис Тернер оглядывается, с подозрением осматривая каждый угол, словно там могут притаиться любители подслушивать. Ведьмы коварны, и учитывая крохи известной о них миру информации, вряд ли суеверия и предрассудки можно осуждать. — Потому что зверь пришел первым, — шепчет она. Ее щеки еще сильнее западают. Он широко распахивает глаза. — Простите, что? Она начинает яростно вязать. Ее голова трясется, когда она отвечает: — Я больше ничего не скажу, но именно так все говорят. Зверь появился до мглы, и говорят, что он блуждает там и по сей день. Люди, жившие в том районе, говорили о вое в ночи… демоны не воют, не так, как воет зверь. Это жуткий звук, не пробуждающий ничего, кроме самых темных тварей. Это все, что мне известно. Он медленно кивает и благодарит за рассказ. — А с чего вам вообще захотелось узнать о звере, дорогой? — Спицы замирают. — Да ни с чего, — отвечает Джон. — Просто услышал чей-то разговор во время прогулки. Есть кое-что, о чем он ей не говорит: иногда мгла шепчет до тех пор, пока он не начинает кричать. Иногда шепота мглы так много, что единственным звуком, который, кажется, может это прекратить, становится леденящий кровь вой, эхом проносящийся в его снах.~~~
Волк держит его в пасти: подкидывает в воздух и ловит за куртку сзади, так что Джон свисает из его зубов как детеныш. Джон задыхается, воротник неудобно впивается в шею, а ноги болтаются в нескольких дюймах от земли. — Сирадж, — тяжело дыша, зовет он. — Сирадж! Но волк не отвечает на данное ему Джоном имя (да и вряд ли вообще знает, что его прозвали Сираджем) и вместо этого рычит на ряды демонов, блокирующих оба выхода из туннеля. Джон все еще слышит хохот Морана, помнит сверкающие, как у кошки, глаза этого мужчины… А потом Сирадж внезапно прыгает вперед, на пути к призывающей тьме сшибая с ног существ. Одинокие сферы света Джима остаются далеко позади. Джон с волком снова оказываются в темноте, но Сирадж, похоже, отлично ориентируется, потому что через несколько секунд Джон снова дышит свежим воздухом. Спертый привкус сточных вод пропадает изо рта, и Джон чувствует, что мгла здесь сильнее, она плотно прижимается к коже. Она все еще смеется над ним, хихикает как безумный шляпник. И Джон ничего не видит сквозь мглу. Все вокруг кромешно-черное, за исключением серых/голубых/зеленых глаз волка. Они все еще бегут. Сирадж быстро поворачивает: налево, направо, снова направо, налево. Джон все так же слышит неотступно преследующих демонов, все так же с легкостью может представить, как они выглядят (нет, не смей, не смей снова об этом думать, Уотсон, или ты выцарапаешь себе глаза…). Он задается вопросом, удалось ли выжить Су Лин, Джиму и Салли. Он задается вопросом, как далеко сможет убежать Антея, пока не кончатся пули. И Гарри (нет, не думай о ней, просто найди Шерлока, найди Шерлока, он обещал…). Джон снова закашливается — воротник натягивается, когда Сирадж на очередной извилистой улице прыгает влево (зловещий путь) — и кричит: — Стой! Стой, Сирадж, стой! Волк не слушает, или, может, просто не расслышал, поэтому Джон изворачивается и тянет за шерсть, в ответ получая рычание. — Отпусти меня, — хрипит Джон. — Я не волк, как ты. Если ты так и будешь меня нести, мне грозит нечаянно повеситься на собственной куртке! Сирадж еще раз поворачивает налево, его рычание звучит глубже в том, что Джон принимает за узкий переулок. Тяжело быть уверенным, учитывая все эти скачки во тьме. Джон думает, что мог бы снова попытаться поговорить со своим спутником, когда волк скидывает его на кучу мягких мусорных мешков. Шум и демоны становятся громче, подбираются ближе. Как только Джон откашливается, волк подталкивает его носом к своей спине. Когда Джон изумленно разевает рот, Сирадж смеряет его тяжелым взглядом и резко лает, пихая его головой, насколько это вообще возможно, в нужную сторону. Погоня приближается. Джон поднимает голову и встречается взглядом с глазами волка, ошеломленный их странной окраской. А потом забирается.~~~
Ехать верхом на волке — ощущение не похожее ни на что прежде им испытанное. Сирадж бежит с такой скоростью, что Джону кажется, будто он крепко обнимает спину волка ради сохранения собственного рассудка, щекой прижимаясь к на удивление мягкому меху. Он чувствует, как пульс Сираджа совпадает ритмом с его собственным, стучит все быстрее и быстрее по мере бега. Джон едва успевает дышать, вокруг нет ничего, кроме черноты и звуков. Единственной связью с реальностью служит волк, и Джон держится за него.~~~
Он слышит знакомый скрип и стоны деревянных досок и металлических труб, когда Сирадж делает последний поворот направо. Джон узнал бы эти напряженные и осмысленные скрипы где угодно. Это 221Б, и квартира, кажется, напевает какую-то дикую смесь фуги Баха и пятой симфонии Бетховена. Каким-то образом странное сочетание скрипов и грохота кажется уместным и до странного успокаивающим. А еще в голове возникает пугающее умозаключение, что волк сознательно привел его именно сюда, из всех возможных мест… — Сирадж, — начинает он. Голос приглушен волчьей шерстью. Но волк злобно рычит на что-то находящееся перед ними. Джон ничего не видит (и это убивает его — неспособность помочь, полная слепота), но все равно вытаскивает пистолет и направляет прямо перед собой, несмотря на всю его бесполезность. Нет ничего, кроме тишины. Тишины и дыхания, и предупреждающего рычания Сираджа, а потом… Оно атакует сбоку, с силой бьет Сираджа и этим сшибает как волка, так и человека, на землю. Джон шипит, крепко сжимая в кулаках шерсть своего спутника, прежде чем Сирадж вскакивает и снова бежит, но тварь, чем бы она ни была, устремляется следом. Сирадж издает громкий вой, наполненный совершенно отличной от прежних интонацией, а потом Джон слышит, как распахивается дверь и миссис Хадсон кричит: «Шерлок, Джон, сюда!», в то время как 221Б издает самый громкий треск и грохот, какие Джон когда-либо слышал… Они врезаются в пол, падают на ковры, сшибая небольшие столики с разнообразными вазами. Раздается звук ломающегося дерева — вероятно, перила на парадной лестнице, — а Джон каким-то образом оказывается распластанным под волком, скрытый от глаз, пока волк отбрыкивается от твари/демона/существа/боже-что-это, пытающегося прорваться в прихожую, сдирающего куски обоев. — Миссис Хадсон! — Джон видит, что домовладелица без сознания, вероятно, отключилась из-за упавшего на нее подсвечника (почему вообще в квартире горит свет?), когда пыталась отползти от схватившей ее за ногу твари. Он пытается подняться, нашарить пистолет, но волк рявкает на него, снова прижимая к полу лапами. Кажется, вся квартира взбунтовалась — другим словом и не описать, потому что внезапно чуть ли не все перекрытия обрушиваются на демона. Кафель с пола поднимается и пригвождает демона к земле, оборачиваясь вокруг его (кожистого? чешуйчатого? покрытого шерстью? состоящего из свежей плоти?) тела и плотно сжимаясь. Джон слышит, как 221Б стучит и кричит, когда кафель отодвигает стреноженного демона к стене. Он видит, как в воздухе пролетают ножи, сверкая в свете свечей, а потом… Крики. Кровь. Но ничто из этого не принадлежит человеческому существу.~~~
Дверь захлопывается, и квартира успокаивается — внутри остались лишь любимые постояльцы, только люди. 221Б, кажется, вздыхает, когда лезвия проплывают обратно в свои шкафчики, и спокойный напев, кажется, эхом отражается во всей квартире. Лишь тварь, пригвожденная к стене кухонными ножами и истекающая кровью, служит доказательством того, что их только что чуть не сожрал демон. Джон вслушивается только в собственные резкие вдохи, изучая волка, бесстрастно смотрящего на него. В свете свечей он может, наконец, рассмотреть, как в действительности выглядит волк. Сирадж огромен, в точности как Джону и представлялось, мех черный, не клочковатый в буквальном смысле, но нечесаный и лежит непокорными знакомыми завитками. Джон видит, что эта морда может быть злобной, с резкими складками на лбу, ненормально огромными ушами и способна быстро перекусить демона напополам, разрывая его зубами на части. Из пасти сочится слюна, когда Сирадж обнажает свои сияющие белые ряды невероятно острых зубов. Волк продолжает пристально разглядывать его, будто чего-то ждет, только Джон не знает чего. Джон поднимает руку — она больше не дрожит — и проводит по щеке волка, ощущая знакомые завитки. Он все так же не отводит взгляда от этих глаз. Они такие яркие и знакомые, и, неважно, насколько упорно Джон пытается закопаться в воспоминания: понять, где видел их раньше, у него не получается. Он вспоминает Шерлока, скрытые под повязкой глаза и волосы того же оттенка, что и шесть волка. Он вспоминает, как Шерлок появился в 221Б тем утром, покрытый кровью, но по большей части невредимый («Это не моя кровь, Джон»), вспоминает, как Шерлоку пришлось выбежать наружу во время часа ведьм… Горло пересыхает, и Джон может лишь облизать губы. — …Шерлок?.. Волк вздрагивает и напрягается, в его горле уже застыл готовый сорваться рык. Но его глаза, ох его взгляд — настолько пристальный, что Джон чувствует себя перед ним открытой книгой. — Это ты, — шепчет он, поднимая вторую руку. — Это правда ты, да? Они смотрят друг на друга, между ними повисает какое-то напряжение, которому Джон не может дать названия, но затем… Волк кивает, сгибает лапы, словно чтобы рвануть из квартиры при необходимости. Но Джон прижимается лбом к носу Сираджа, обхватывая руками его шею. Он думает обо всех проживающих заново один и тот же день — о Гарри, о защищающих от зла молитвах Су Лин, об Антее и предупреждениях Салли. Он думает о 221Б, миссис Хадсон и Молли. О ведьме, наблюдающей за всем этим ради собственной потехи. — Все в порядке, Шерлок, все в порядке, — шепчет он. — Все хорошо. Он чувствует, как волк деревенеет под таким нежным прикосновением, а потом слышит тихий скулеж, когда Сирадж (нет, Шерлок), словно защищая, сворачивается вокруг него. Так они и остаются лежать, пока не проваливаются в сон.~~~
Интерлюдия: Су Лин. — А теперь не смейте убегать, у меня есть для вас двоих задание… очень особенное задание, — ублюдок смеется, идя к ним. Демоны бегут за ними, всегда преследуют. Су Лин и Салли не останавливаются, чтобы посмотреть назад. Любая участь лучше, чем стать кусочком в больной игре Мориарти. Салли затаскивает ее в пустое ответвление, где канализационный сток ведет в Лондонскую Подземку. Они запомнили все пути много месяцев назад (хотя кажется, будто прошло несколько столетий) на случай засады демонов. Но им никогда не приходилось ими пользоваться — ведь дар Себастьяна Морана отводил тварей. Су Лин снова бранит себя. Ей следовало знать. Не бывает такого дара, который заставил бы уйти прочь. Слишком хорошо, чтобы быть правдой. Глупо было доверять любому другому постороннему. Но когда Салли прикрывает ее спину, Су Лин отрекается от этой мысли. Не все посторонние здесь похожи на них. Их дыхания смешиваются. Странно, насколько усиливается страх, когда не видно ничего, кроме черноты. Су Лин думала, что сможет привыкнуть к этому — к часу ведьм, — но так ничего и не вышло. Она слепа и напугана не меньше, чем в свою первую проведенную в Мертвом Лондоне ночь. В руках она сжимает большой совок и раскладной нож. Больше они ничего не могут тут сделать. Только стоять во тьме и слушать. Слушать и молиться. «Вокруг бродят демоны в человеческом обличье, — говорила им ее прежний босс Шань. — Вы не должны доверять никому. Никогда не знаешь, не является ли человек монстром под личиной, идеально подражающей человеческим эмоциям. Очень мало способов отличить демона от клиента-человека. Хорошенько запомните их». «И как узнать?» — требовательно спросил ее брат (о, как же она любит и ненавидит его). Шань жутковато улыбнулась. «У ведьм нет сердца, даже намека на сердцебиение. Демон… ну, у демонов нет никаких человеческих желаний. Они хотят лишь наслаждаться ужасом и болью». — Как ты это подделал? — глупо спрашивает Су Лин. — Как можно подделать пульс? Ведьма цокает языком. — Можно так много сделать, имея в союзниках демона, моя дорогая, даже… позаимствовать его сердце. Простейшее заклинание, на самом-то деле, все ведьмы им пользуются. Стыдно вам, люди, так и не додуматься до этого… — Ублюдок… — говорит из-за ее спины Салли. — Какой смысл во всем этом? — требует Су Лин. — Притворяться посторонним. Помогать нам выживать последние несколько месяцев. Я не понимаю, чего ты добиваешься. Твой посланник сказала нам, что мы были исключены из игры! Мы не победили тебя… Но они проиграли, очевидно, хотя Су Лин и не особо понимает, в чем они проиграли. И как проигравшие, они бегут от демонов, пока те в конце концов их не убьют. Но насколько было известно Су Лин, ведьма никогда сам не участвовал в погоне. Он смеется, высоко и ликующе. Это напоминает ей Генерала Шань, то, как глаза женщины загорались удовольствием при криках Су Лин. — Какая же еще может быть причина? — тянет он, прежде чем внезапно крикнуть: — Мне было скучно! Су Лин направляет нож в сторону звука, пораженная неистовством в голосе ведьмы. Что-то скользит по ее ногам, и Су Лин наотмашь бьет ножом вниз. Лезвие пропарывает лишь воздух. Салли точно так же атакует лишь пустое место. — Чего ты хочешь, подонок?! — кричит в черноту Салли. — О, ничего особенного, — ведьмак вздыхает фальцетом, — просто использовать вас для уничтожения последнего игрока, для убийства Джона Уотсона. — Но почему? — выдыхает Су Лин, вспоминая разговор с бывшим военным врачом, его отсутствующий взгляд. — Ты пригласил его играть. Я думала, что тебе было весело с ним, еще одним дружком-демоном. Ее ослепляет вспышка света, и Су Лин хватает ртом воздух, когда ведьма вцепляется в ее горло. В его глазах маниакальный жестокий блеск. — Я не приглашал его! — ревет он, в то время как Су Лин едва успевает осознать собственное удивление («Что? Но мгла… тогда кто…?»), когда он швыряет ее на пол. Салли кричит, пытаясь заколоть ведьму, а единственной мыслью, возникшей голове Су Лин, прежде чем что-то бьет ее по лицу, становится… «Ведьма боится Уотсона». А потом темнота.