~//~
Он ощущает обернутое вокруг него тепло, дыхание, попадающее в такт с его сердцебиением. Это приятно. Он окружен легким запахом сигарет, пота и шампуня с сосновой отдушкой. Есть что-то освежающее и бодрящее в этом сочетании, сплетающемся с нотками аромата мужской кожи. Ему ничего не снилось — только ровная темнота вокруг, успокаивающая и нисколько не пугающая, в отличие от мглы. Он уже много лет не спал так хорошо. Джон сонно подвигается. Губы проезжаются по чему-то гладкому и прохладному. Окутывающее его тепло теснее сжимается вокруг, и Джон слышит, как куда-то ему в макушку знакомый баритон бормочет: — Смотрю, ты проснулся. Инстинкты приказывают отстраниться, но как только Джон открывает глаза, то видит Шерлоков высококачественный плащ, обернутый вокруг них обоих согревающим коконом. Одной рукой Шерлок собственнически обхватывает Джона за талию, а второй пристально изучает ладонь Джона. Или, во всяком случае, слово «пристально» можно было бы употребить, если бы Джон мог видеть глаза Шерлока. Он в замешательстве моргает. — Прости, что ты сказал, Шерлок? — На тебе мои перчатки, — невпопад отвечает Шерлок, его голова наклонена так, словно он рассматривает Джона. На щеках Шерлока красуются шрамы, рубашка разодрана, видны следы когтей демонов. Накатывает знакомое заполняющее вены ощущение, словно Джон снова в Афганистане, в пальцах зажата игла, а дар волнами стекает с рук и в воздухе звучат выстрелы. — Гм, да. Ты отдал их мне. Вчера. Постой, прости, полагаю, это было пару дней назад… — Он хмурится, события последних нескольких дней медленно всплывают в памяти, хотя он и притормаживает спросонья. Непривычное ощущение. Обычно Джон просыпается моментально. — Хочешь забрать их?.. — Нет! — внезапно громко вскрикивает Шерлок, и мягкое прикосновение к руке Джона моментально сжимается до мертвой хватки. — Нет, — повторяет Шерлок уже знакомым сухим тоном, хотя пальцы не ослабляет. — Я дал их тебе по какой-то причине. Ты… ты нечто совершенно иное, если я отдал их тебе. В какой-то степени Джону интересно, всегда ли Шерлок задает такие вопросы тем, с кем просыпается. Но сама мыль о Шерлоке, лежащем с кем бы то ни было, беспокоит Джона, и он отбрасывает ее. Его разум цепляется за подтекст слов Шерлока, и Джон отклоняет голову подальше (во всяком случае, пытается: Шерлок слишком силен для такого сухопарого субъекта). — Ты помнишь меня? Ему кажется, будто он различает едва уловимое поскрипывание слушающей их 221Б — квартира дышит в одном с ними ритме. Джон думает, что никогда в жизни так не надеялся на утвердительный ответ. Но Шерлок говорит: — Нет, — и слово рассеивается, словно выпущенная струйка дыма. — О. Джон пытается не поникнуть. Он чувствует, как все треволнения и заботы прошедшего дня стремительно возвращаются. Он был ранен, подвергся атаке демонов, познакомился с посторонними и… (что же еще?) — Ты разочарован, — шепчет Шерлок. Слова щекочут щеки Джона, но он не пытается отстраниться. — Полагаю, да, — небрежно, насколько возможно в такой позиции, отвечает Джон. — Когда человека забывают, такое может случиться. Объятие Шерлока становится напряженным. — Ты знаешь меня. — Ну да. — Нет, ты знаешь меня. Ты должен знать, что я такое, если я отдал тебе эти перчатки. То, как ты разговариваешь со мной, подразумевает знакомство с моей личностью, с моими недостатками. Тебе достаточно комфортно со мной, чтобы старые военные травмы не давали о себе знать, пока ты не расстроишься или не вымотаешься. И несмотря на эти знания обо мне ты все еще здесь и смотришь на меня так, словно… Вот только что ты такое? Вопрос повисает между ними. Джон ощущает себя пришпиленным к стене, бабочкой с подрезанными крыльями. Он приоткрывает рот, пытается придумать остроумный ответ, но в памяти наконец стремительно всплывают события прошлой ночи. Джон резко садится, во всяком случае пытается. Шерлок крепче сжимает объятие, но Джон качает головой, отталкивается от груди Шерлока и кричит: — Миссис Хадсон! Она в порядке? Я видел, как она упала… боже, я такой идиот, нужно было сразу ее осмотреть… но, — он вертит головой, путаясь в мешанине конечностей, — где она? Я видел, что она была там… Но вокруг пусто. Ни единого признака миссис Хадсон. Все приведено в порядок — ни единой нитки из ковра не торчит. Свечи снова на каминной полке, каждый дюйм виднеющегося пространства очищен после пожара. На самом деле, без следа пропало и тело демона, словно испарилось, и только глубокие отметины от ножей на стене служат доказательством того, что в здании присутствовало нечто чудовищное. Джо слышит какой-то судорожный вздох и осознает, что является его источником. На этот раз, когда он пытается подняться, Шерлок обвивает его руками так, что оказывается на нем. — Куда ты собрался? — требует ответа разъяренный Шерлок. — Шерлок! — Джон практически шипит. — Ну же, надо найти миссис Хадсон. Она ранена… — Нет, она по большей части в порядке — пара синяков. Но 221Б уверила меня, что миссис Хадсон полностью восстановится. 221Б перенесла ее в спальню наверху… — Ну, тогда мне нужно увидеть ее, я могу помочь. — Джон поворачивает голову в сторону кухни, находящейся дальше по коридору. Шерлок обхватывает лицо Джона обеими руками, чтобы тот снова посмотрел на него. — Не говори чепухи, Джон. 221Б позаботится об этом… — Я могу исцелять, это мой дар! Она будет на ногах, если ты только позволишь мне исцелить ее и… — Джон замолкает, удивленно открыв рот. — Ты назвал меня по имени. Безумец фыркает. — Конечно, назвал. Даже я знаю, что обычно к другим людям обращаются по именам, данным им при рождении. — Но ты не помнишь меня, а я так и не представился тебе… в этот раз. Джон чувствует, как лежащий на нем Шерлок напрягается всем телом. Джон видит, как губы безумца приоткрываются в безмолвном «о», а потом Шерлок вскакивает на ноги, притягивая Джона за запястья. Пальто сваливается с них, и Джон ежится. В квартире гуляют сквозняки, прохлада мглы прокрадывается из-под двери. Это навевает мысли о темных тенях, о Гарри, взглянувшей на него, прямо перед тем как нож… нет, стоп, нет. Температура в помещении сама собой повышается на несколько градусов. Джон наскоро благодарит 221Б, прежде чем его утаскивают к лестнице. — Вот оно! — взволнованно бормочет Шерлок. На его плечи кое-как накинуто пальто, из которого на пол падают скомканные куски бумаги с написанными на них словами «Мориарти», «мгла» и «проклятие». Джон предполагает, что только из-за них Шерлок не напал на него, как только проснулся. Должно быть, он увидел перчатки, заинтересовался и покопался в карманах в поисках подсказок. Шерлок знал себя достаточно хорошо, чтобы предусмотрительно разложить подсказки в самом доступном месте. Джон не может не подивиться настолько простой гениальности. Он ковыляет за безумцем, который тащит его за запястье. Джон чуть не спотыкается на последних ступеньках, едва успевая обогнуть комод и сшибая вазы с засушенными веточками. — …я проглядел свои записи, — говорит Шерлок, направляясь к покрытой газетами и записками стене, — но в них нет ни единого упоминания твоего имени. И все же я знал, имя Джон Уотсон просто казалось… правильным, почему-то естественным для тебя. Когда я проснулся, то чувствовал себя рядом с тобой непринужденно, несмотря на то, что ты выглядишь очень заурядно и приземленно... о, не смотри так на меня. Ты сам знаешь, что это правда, учитывая этот твой свитер… — Мне нравится этот свитер, Шерлок. — Миссис Тернер душу в него вложила. И Джон горд его носить. Но не в том суть. — Разве нам не нужно пойти к миссис Хадсон?... — …пока нет, Джон, — продолжает Шерлок, отмахиваясь от вопроса Джона. Но Джон слышит в голосе Шерлока обещание, поэтому решает подождать. Если Шерлок и 221Б говорят, что у миссис Хадсон нет опасных для жизни повреждений, тогда Джону стоит послушать объяснения Шерлока. — Проклятие достаточно сложное. Похоже, состоит из двух одновременно работающих заклинаний. У меня есть подозрение, из каких именно, но не понимая, какую ежедневную «загадку» нужно решить, я не могу знать точно. По этой теме нет никаких записей. — Шерлок раздраженно поджимает губы, падая на диван. При этом он не убирает железной хватки с запястья Джона, так что тому в итоге приходится неловко примоститься рядом с головой Шерлока. — Погоди, — хмурится Джон. — Откуда ты знаешь, какие могут быть задействованы заклинания? Я не думал, что кому-то известно хоть что-нибудь достоверное о магии ведьм. — Не будь глупцом, — рявкает Шерлок, хотя его ответ заглушается красными плюшевыми подушками. — Множество газет публиковало то, во что не посвящены широкие массы. Да и без этого довольно легко додуматься и понять, как работает магия, если просто наблюдать и знать, куда смотреть. Еще до проклятия я был консультирующим детективом, работал со Скотланд-Ярдом. Я посчитал обязанностью превратить собственный разум в хранилище информации, необходимой для раскрытия дел, и знания о магии были необходимостью. Довольно легко распознать проклятие, если можешь увидеть признаки. Джон снова разевает рот. — Гениально, — честно говорит он, наслаждаясь восхитительной возможностью снова быть рядом с Шерлоком. Он мог бы часами слушать этот баритон. — И это, — теперь, когда он задумался над этим, — куда более обширная информация, чем ты мог мне рассказать, когда мы виделись в последний раз. Как думаешь, что это может значить? Шерлок замолкает, носом почти прижимаясь к носу Джона. — Правда? Значит, действие проклятия уже начинает ослабевать… моя память, сила правил… Джон, ты понимаешь, что это значит? Ты можешь быть тем самым, можешь. Все, что тебе нужно сделать, если моя гипотеза верна, это… — Но Шерлок замолкает, оживленные жесты замирают на полувзмахе. Он хмурится. — Но ты не знаешь, что я такое, да? Джон наклоняет голову. — Ты имеешь в виду, что ты — тот, кого называют зверем? Джон не знает точно, как работает проклятие. Но он подозревает, что Шерлок оборачивается в волка во время часа ведьм… что, возможно, даже охотится. На демонов или посторонних… ну, Джон не уверен. Его разум зависает на последнем предположении, отказываясь верить. Шерлок не может быть тем, кто вышвыривает части тела на другую сторону мглы, он не может быть тем, кто пожирает, поглощает души. Ведь он спас Джона. Он охотится на демонов. (Так должно быть.) Но Джон не спрашивает. Шерлок обвивает пальцами руку Джона. Он кажется погруженным в глубокие размышления, хмурит лоб, и Джону снова хочется, чтобы проклятая тряпка не закрывала глаза Шерлока. Быть может, тогда он смог бы прочитать этого человека. Шерлок невесело смеется. — Они называли меня зверем задолго до проклятия… Это неважно. Пойдем, нам нужно позаботиться о миссис Хадсон. — Он встает, снова тащит за собой Джона, но тот упрямо остается на месте. — Ты не зверь, — выдыхает он (верит, так сильно в это верит), — и любой, кто говорит иначе, — мудак. Хватка на его запястье сжимается. — Это потому, что вам не известны все данные, доктор, — бесстрастно отвечает Шерлок. — Знай ты все факты, не делал бы таких скоропалительных выводов обо мне. — Тогда похер на факты, — рявкает Джон. — Они не имеют значения. — Он игнорирует Шерлока, негодующе раскрывшего было рот. — Я знаю тебя. — Говорить так — самонадеянно, если знаком с человеком всего пару дней, но он чувствует это в своей крови. Он знает Шерлока. — И я знаю, каково это — быть среди настоящих зверей. Да бога ради, я воевал в Афганистане! Монстры — это демоны и ведьмы, а еще люди, наслаждающиеся убийствами и пытками. Не ты. Губы Шерлока сжимаются в тонкую полоску. — …в тебе слишком много веры в меня. Лучше бы тебе забыть о ней. — Ну, этого не будет, — отвечает Джон. Они стоят рядом, переминаясь с ноги на ногу, а потом Шерлок соскальзывает пальцами вниз, чтобы переплести их с пальцами Джона. Теперь их разделяет лишь ткань перчатки. — …сюда, — говорит Шерлок осипшим голосом. — Не стоит заставлять миссис Хадсон ждать. Джону так много хочется сказать. Он просто не знает как.~//~
Комнату миссис Хадсон украшают расставленные на расшитом шелке вазы, заполненные тканевыми лепестками и розами. Они кажутся почти живыми и представляют собой приятную перемену в цвете после мрачности внешнего мира. Ее комната проще в сравнении с Шерлоковой, наполнена фотографиями обитательницы и ее друзей. Джон видит на одной из них Шерлока с сердито скрещенными руками. На другой детектив усмехается, приобняв домовладелицу одной рукой. К собственному удивлению, Джон также мельком замечает фотографию миссис Тернер и задумывается: случись ему спросить, рассказала бы миссис Тернер о своих старых знакомствах в Старом Лондоне? Шерлок не обращает внимания на фотографии, бормочет что-то о сантиментах, прежде чем опуститься на колени рядом с кроватью миссис Хадсон. Хранительница дома лежит под горой мягких вязаных пледов. Белые подушки собраны вокруг ее головы подобно защитной ограде от всего на свете. Джон не может не вспомнить своих родителей, лежащих в белизне гроба, словно спящих. — Пульс ровный, дыхание стабильное, — говорит Шерлок, хотя оскаливается, когда пальцы касаются темных синяков на руках миссис Хадсон. Именно там демон ее схватил, отчего она и упала. Джон молча наклоняется, кладет свободную руку на кисть миссис Хадсон. Он чувствует, что Шерлок пристально за ним наблюдает, чувствует, как стены 221Б дрожат в предвкушении. Это должно бы потревожить его, нарушить сосредоточенность, но Джон находит в этом успокоение. Словно в трансе, вслушиваясь в напевы собственного дара, он касается пальцами кожи. Он чувствует каждую вену, каждую артерию и капилляр, несущие кровь по телу пациентки. Он чувствует уровень ее гормонов, что она толком не ела последние несколько дней (а ей стоило бы, и Джон корит себя за то, что не оказался здесь раньше). Его дар разливается и находит поврежденные кровеносные сосуды, синяки, едва начавшие исцеляться. Они такие путаные, в каждое пятно вплетены красные линии. Джон видит оборванные концы каждого сосуда, словно шрамы на собственном сердце, и тянется (нет другого слова, чтобы описать это) своим даром, чтобы вновь соединить разорванные кусочки. Его дар нежно упрашивает частичку за частичкой снова соткаться воедино. Он шепчет. Он всегда так делает — говорит успокаивающие глупости и шепчет слова ободрения. Его дар не принуждает что-либо исцеляться без согласия пациента. Скорее наоборот, он лишь подбадривает процесс исцеления, уговаривает его поторопиться, придает ему энергию (свою) для восстановления. Для него это так же естественно, как дышать. Никому не нравилось, когда он разговаривал с травмами. Кто-то в конце концов находил это успокаивающим, но большую часть времени его буравили тяжелым взглядом. — Тебе обязательно всегда… вот так шептать? — спрашивали его, особенно в медицинском колледже, когда он был уверен, что так делают все. — Целители не шепчут, Уотсон, — сказал профессор, — они лишь заново соединяют вены. Поначалу студенты принимали это за зловещий знак, большей частью избегали Джона, но поскольку он был чертовски хорошим врачом, им не оставалось поводов для жалоб, кроме «он шепчет, как ведьмы». В армии это не имело значения. В армии солдаты нуждались в шепоте, нуждались в том, чтобы чей-то голос удерживал их на земле. Сестра смотрела на него с ужасом, когда он проделывал это, впадая в транс, с нежностью разглядывая царапину и шепотом уговаривая ее затянуться. — Такое ощущение, будто ты куда-то пропадаешь, Джонни, мне это не нравится, — объяснила она, когда впервые запретила исцелить ее. (Смог бы он закрыть рану от ножа, если бы подоспел вовремя? Смог бы он спасти Гарри, если бы искал достаточно тщательно, если бы не был очарован Шерлоком, если бы попытался… «Прекращай, Уотсон, сосредоточься на пациенте, — говорит ему дар. — Нет ничего, кроме пациента».) Конечно. Джон, насколько это в его силах, прогоняет все мысли о прошлом вечере, о посторонних и ведьмах, о демонах и проклятиях, о сестрах и остекленевших взглядах в самые дальние углы подсознания. Он исцеляет. Это все, что он может сделать.~//~
К тому моменту, как он заканчивает, ему кажется, что пролетели годы. Но Джон по предыдущему опыту знает, что прошло всего несколько секунд. Он разглядывает чистую кожу миссис Хадсон. Он ощущает под собой восхищенный трепет половиц: 221Б безмерно счастлива. Джон слабо улыбается. Усталость просачивается его движения, как бывает всегда после применения дара, но облегчение превосходит всё, Джон резко оседает на застеленный коврами пол. Вот только он не падает, а оказывается прижат к Шерлоку, который снова и снова панически зовет его по имени. — Все хорошо, я в порядке… — И что более важно, миссис Хадсон в порядке, жива, в отличие от его сестры, бродящей во мгле, идущей и потом… Джон сглатывает. — Просто последние несколько дней выдались трудными. — Он вспоминает о собственной ране на боку. Вся немногая остававшаяся у него энергия ушла к миссис Хадсон. Чашка чая была бы очень кстати. Ставни распахиваются и закрываются по меньшей мере десяток раз. — Ты не в порядке, доктор Уотсон, — рявкает Шерлок, и на какое мгновение Джону чудится волк, рыком приказывающий отойти к нему за спину. Он вспоминает глаза переменчивого цвета. «У тебя такие большие глаза… такие грустные…» Такая досада, что приходится их прикрывать. — …мне жаль… — говорит Джон, скользя рукой вверх, чтобы провести по щеке Шерлока. Тот застывает под прикосновением затянутой в перчатку ладони. Шерлок наклоняется, а потом снова отстраняется, на языке будто застыли невысказанные слова. — …Джон?.. — Голос странно тихий, неуверенный. — …мне так жаль, что ты проклят… Жаль, что я, похоже, не могу понять, как разрушить… — Нет, нет, Джон, это не так, ты… ты… — Шерлок раздраженно вздыхает, подвигаясь, чтобы обхватить Джона за плечи. Джон роняет руку и смотрит на него. — Что случилось? — сдержанным, нейтральным тоном спрашивает Шерлок. Отсутствие эмоций должно бы ранить Джона, заставить чувствовать отчуждение. Но нет. Бесстрастный голос Шерлока оказывает самое успокаивающее действие на уставший разум Джона. Позволяет откинуться назад и выпустить мысли, и Джон думает, не должен ли сделать то же самое для Шерлока. Но тот нетерпеливо хмыкает, и Джон рассказывает ему. — Я пришел сюда, чтобы найти свою сестру. — Он смаргивает жжение, поселившееся на внутренней стороне век. — Теперь она мертва.~//~
Это не похоже на сеансы у психотерапевта. Джон рассказывает Шерлоку все, начиная с того дня в Афганистане, когда его подстрелили, и заканчивая моментом, когда волк пришел за ним в подземку, чтобы спасти его от участи быть сожранным демонами. Часть его понимает, что Шерлок не вспомнит всего этого уже на следующее утро. Шерлок забудет, как забывает каждый раз с наступлением часа ведьм, если только Джон не сможет воссоздать то, что произошло на второй день во мгле, когда воспоминания Шерлока о предыдущем вечере каким-то образом вернулись. Но Джон понятия не имеет, как это случилось. Но этот Шерлок, именно этот, похоже, доверяет ему. Он слушает, даже не отпускает язвительные комментарии, хотя Джон и чувствует, что ему очень хочется. Пальцы этого Шерлока больно сжимают запястья Джона, когда тот рассказывает о своих травмах, о демонах и стычке с Мораном и Джимом. Губы этого Шерлока опасно кривятся во время рассказа о том, как была ранена миссис Хадсон. Но он позволяет Джону говорить свободно и открыто, наверняка раскладывая всю информацию по полочкам разума для дальнейшего осмысления. Джон не плачет, ничего подобного, хотя ему и хочется. Он не боится признать это желание. Шерлок не предлагает никакого другого утешения, кроме тела, к которому можно прижаться. Они — двое людей, сидящих во тьме, льнущих друг к другу, вдыхающих невысказанные слова. А 221Б поскрипывает и слушает.~//~
Когда Джон доходит до той части истории, где обнаружил, что зверь и волк — это Шерлок, тот взвивается — отчего Джон чуть не бьется головой о стену — и принимается расхаживать по комнате. — Я не понимаю! — выкрикивает он, запуская пальцы в волосы. Квартира кидает в него несколько подушек. — Заткнись, 221Б, я знаю, что миссис Хадсон спит! Все нормально. У нее крепкий сон. — Он не прекращает расхаживать. — Ты нелогичен Джон. Совершенно нелогичен. Джон недоуменно смотрит на него снизу вверх. — …прости?.. — Нет, идиот, не извиняйся! Просто объясни, объясни, что ты такое. Почему, где, что, как так получилось, что ты пришел ко мне и… и ты тот самый, но не можешь быть им, потому что никто не примет зверя, как это возможно? Как можешь ты? И даже если можешь, исключено, чтобы ты принял… — Шерлок… — Джон пытается встать. — Прекрати, болван! Сиди, ты вымотан! И не пытайся жалеть меня. Мне не нужна жалость. Мне ничего не нужно. Ты должен злиться. На меня, на проклятие. Именно из-за всего этого твоя сестра мертва.~//~
Джон замирает. Он не уверен, способен ли еще дышать. Вены заходятся криком, эмоции свирепым потоком затопляют разум («Гарри, Гарри, вернись, ты не ушла на самом деле, правда?..»). Даже 221Б замолкает, не слышно ни скрипов, ни подрагиваний. — …не слишком приятно, правда? — Шерлок, это не твоя вина, — возражает Джон. — Это вина ведьмы. Вина Мориарти. Я бы никогда не обвинил тебя, ведь ты сам жертва всего этого. Мы найдем способ разрушить проклятие. Разве ты не говорил, что оно уже слабеет? — отчаянно добавляет Джон. — Что еще можно сделать, чтобы оно пропало? Как ты думаешь? Они в безвыходном положении, так близки (вот только к чему?). Шерлок сжимает зубы, подается к Джону… А потом звонят в дверь.~//~
— Кто это? — Джон тянется к пистолету. За дверью могут быть только посторонние (но они не знают, где эта квартира, только не во мгле), избранные (но разве им, за исключением миссис Хадсон, позволено приходить сюда?), или же… ведьма. На секунду в Джоне поднимается нелепая надежда, что это ведьма: ведь тогда он сможет засадить пулю в мозг Мориарти и насладиться удивленным выражением его лица. Но потом ведьма просто вернется. У Джона нет правильного оружия (пока нет). Шерлок выбегает из спальни миссис Хадсон и спускается по лестнице быстрее, чем Джон успевает заговорить. Джон неотступно следует за ним, прикрывая спину, а позади плывут каминная кочерга и разные острые объекты. 221Б, судя по всему, не собирается рисковать, впуская еще одного демона на их территорию. Джон чуть не врезается в спину Шерлоку, когда тот внезапно останавливается. Шерлок разворачивается, подталкивая его обратно на лестницу. — Оставайся внутри, Джон. Прежде чем Джон успевает возразить, Шерлок одним прыжком оказывается у двери. Он быстро смотрит в глазок, хотя в данной ситуации это практически бесполезно. Вне мертвых зон, в те хорошие дни, когда «почти солнечно», кто-то может рассмотреть черты лиц своих гостей. Но в плохие дни в глазок видно лишь размытое пятно, зловещую тень. Джон думает, что в мертвой зоне все должно быть еще темнее. Но Шерлок бормочет: — Мужчина, примерно метр семьдесят восемь, по всей видимости, не имеет при себе ничего тяжелого. Отчаяние в движениях. Возможно, ищет убежища или помощи. Погоди, я узнаю очертания этого силуэта… — Он кричит: — Инспектор? Это вы? Они ждут, и вскоре, полвдоха спустя, слышат приглушенный крик: — Да, черт подери! Уверен, ты наверняка пока не знаешь, что происходит, Шерлок, или, может, знаешь, ты же гребаный гений, но ты должен впустить меня. Через Лондон прямо сейчас идет ад! — Откуда мне знать, что это не хитрость? Что вы не замаскированный Мориарти? Или не запуганы и не помогаете ему получить доступ в дом? — Да какого хера, Холмс! Твоя чокнутая квартира сожрала бы меня, будь я ведьмой, хотя она уже пыталась утопить меня однажды, ты же помнишь последнюю конфискацию наркотиков. А теперь прекрати строить из себя мудака и открой гребаную дверь! Шерлок хмурится, поворачивает голову к Джону. Не имея возможности уловить взгляд, Джону приходится быстро прошептать: — Мы можем ему доверять? Он один из избранных? — Мои записи указывают именно на это. Их всего трое: миссис Хадсон, Молли и инспектор. — Но мы не знаем, не использует ли ведьма двух других, поскольку миссис Хадсон в 221Б под защитой, — заключает Джон. Раньше Молли определенно использовалась в качестве отвлечения, чтобы поймать его в ловушку. Она называла себя «Предупреждением», но Джон не может не задумываться, какова ее истинная роль во всем этом… — Давай узнаем, что ему нужно. Шерлок не двигается. — Мы можем сыграть на руку Мориарти. — Ну, это лучше, чем сидеть здесь и жалеть себя, а в моем случае еще и не знать, какого черта мне делать. Не особо интересно. — Джон снимает пистолет с предохранителя, наводит его на дверь. Позади него 221Б держит в подвешенном состоянии свои ножи и каминные кочерги. Шерлок качает головой, на его губах появляется ухмылка. — Так и быть. Он открывает дверь. Им не приходится ни на кого нападать: инспектор, только ступив на порог, сразу же машет рукой на улицу. — Смотри. Просто заткнись и смотри.~//~
Сфера света, парящая над городом, опустилась вниз. Кажется, будто она застряла на какой-то башне, возможно даже на Биг Бене, но Джон не может сказать точно. Теперь… темнее, хотя до часа ведьм еще далеко. Мгла сейчас спокойна и на несколько оттенков темнее прежнего. Джон больше не видит даже через улицу. Зато слышит. Люди, все те люди, которые застряли в своих телах, снова и снова проживая один и тот же день. Они… Ну, они бегут, бегут и кричат. Джон не может отчетливо различить фигуры — лишь мутные пятна и определенно человекоподобные силуэты, бегущие единой тесной толпой. И весь этот сумасшедший дом движется под аккомпанемент клаксонов и бьющегося стекла. Некоторые пытаются докричаться до своих детей, бормочут, что нужно найти границу мглы и бежать. Другие настаивают на том, чтобы найти свои старые дома и оградить их так, чтобы демоны не могли пробраться. А еще есть те, кто кричат, вопят и плачут, потому что не знают, как еще реагировать. Годы в ловушке, а теперь внезапная возможность выплеснуть всю подавлявшуюся агонию? Джон не может их винить. И есть несколько человек, требующих, кричащих, что нужно сначала кое-что завершить. Им нужно выбраться, выбраться, каким бы то ни было способом… — Найдем ведьму! — кричит кто-то. — Ведьму и зверя! Сожжем обоих! — Убьем зверя! — Убьем ведьму! — Сожжем обоих! Инспектор захлопывает за собой дверь, как раз когда Джон различает жуткое блеклое свечение огня, зажженного на темных палках.~//~
— Теперь видишь, в чем проблема? — требовательно спрашивает инспектор. — Да, — отвечает Шерлок. — Ладно. Тогда какого черта происходит? — Все это означает, инспектор Лестрейд, что заклинание начинает слабеть… и Мориарти собирается нанести ответный удар.~//~
Они идут наверх. Джон за это время успевает разглядеть инспектора. Лестрейд выше Джона на несколько дюймов, на вид лет сорок пять или около того. У него серебристые волосы и честный взгляд, а это уже больше, чем Джон может сказать о большинстве людей. На первый взгляд Лестрейд держится вполне обыденно, но Джон видит груз на его плечах, мешки под глазами. Это уставший мужчина, слишком долго остававшийся на посту. Когда они входят в гостиную, у 221Б уже готов чай на подносе. Поднос подплывает к Шерлоку, который напрочь игнорирует чай и, схватив сахарницу, опрокидывает ее прямо в рот, а потом как-то по-волчьи вытирает губы рукавом. — Это никогда не станет менее жутким. — Лестрейд с подозрением следит за парящим подносом, а потом тянется к чашке. Поднос счастливо вздрагивает, и Лестрейд слегка отпрыгивает назад, чуть не врезаясь в Джона, стоящего на верхних ступеньках. — 221Б просто радуется, что хоть кто-то здесь решил поесть, — осторожно говорит Джон. Лестрейд оборачивается к нему, словно только что заметив его, и выпаливает: — А это кто? Джон выпрямляется, протягивает руку. — Привет, я… — Он мой врач, — влезает Шерлок, срывая со стены записки и перебирая их, словно это подтолкнет его мозг, поможет найти связь. Наверняка так и будет (во всяком случае, они на это надеются). — Джон Уотсон, — представляется он, чтобы инспектору не было неловко. Но Лестрейд не пожимает ему руку. Напротив, с раскрытым ртом рассматривает его, переводя взгляд с Джона на Шерлока. — Только не говори мне, что ты… ты тот самый посторонний? На тебе лежит ответственность за все это? Джон колеблется: — Ну, на самом деле я не… — Инспектор, — рявкает Шерлок, — расскажите нам, насколько далеко на данный момент все зашло, в подробностях. С раздраженным, но уже совершенно привычным к такому поведению видом Лестрейд бросает на Джона последний подозрительный взгляд, а потом подходит к окну. Джон, решив, что вполне может выпить чашечку чая, садится на диван. Шерлок ждет, замерев, как манекен в магазинной витрине. — Ну, — начинает Лестрейд, — я не знаю, как много ты помнишь, Шерлок, или что у тебя записано… — Предположим, что я знаю все о заклятиях. Лестрейд снова раздраженно хмурится и делает могучий глоток чаю. — Я избранный, один из них. Каждый день я привожу тебя к месту головоломки и присматриваю за… — он снова мельком бросает взгляд на Джона и хмурится, — …зверем, слежу, чтобы… он… не попытался завершить игру до того, как будут исполнены все требования проклятия. Лестрейду, кажется, неловко признавать свою роль, хотя Джон знает, что сложившееся положение ничуть не зависит от решений инспектора. И все равно Лестрейд с ненавистью рассматривает собственные ноги. — В общем, — продолжает он, — последние несколько недель все было нормально, во всяком случае, нормально для мертвой зоны. Я не могу покинуть свой офис, кроме как чтобы препроводить тебя до местонахождения головоломки, или еще во время часа ведьм мне нужно находить зверя. Но последние несколько ночей зверь… ну, не являлся мне. Я не мог найти его, где только не искал, а сегодня, этим утром, я увидел людей, двигающихся свободно, кричащих, бегущих. Именно тогда я попытался выйти из своего офиса… думал, что вырублюсь, или превращусь в лягушку, или еще что-то, но… ничего. Я просто… вышел. Инспектор вновь медленно поднимает голову, усталые морщины на его лбу выделяются сильнее некуда. — Мгла все еще там, и свет, ну, меркнет. Я подумал, что это плохой знак, и пошел искать тебя. Джон чувствует, как пересыхает горло и испаряются остатки желания попить чаю. Лестрейд кажется очень искренним в своих мотивах. Но есть что-то еще, что-то, чего инспектор не говорит. Джон не знает наверняка, но чувствует, что это личное и что это преследует инспектора, как Афганистан (и Гарри) всегда будут преследовать Джона. Может быть, из-за этого Лестрейд кажется настолько решительно настроенным помочь Шерлоку. — Ты знаешь, какова головоломка? — без обиняков, бесстрастно спрашивает Шерлок. Инспектор открывает рот, но не произносит ни слова. — Проклятье! — Лестрейд со звоном отставляет чашку на стоящий рядом комод. Несколько безделушек и чашек Петри падают на пол. — Не могу сказать. — Похоже, проклятье держится сильнее в центре этой головоломки. Если ты не можешь рассказать нам о ней, при том что нарушил сегодня другие правила, то это говорит мне, что головоломка может быть ключом. — Шерлок хмурится. — Что ж, тогда нам нужно отправляться и решить ее, — заключает Джон. Лестрейд с Шерлоком поворачиваются к нему, у Лестрейда глаза на лоб лезут, а Шерлок сердито хмурится. — Ты не думаешь, что я бы уже решил ее за прошедшую тысячу дней заключения здесь? В этой головоломке что-то есть, она не простая. Иначе это было бы слишком скучно для Мориарти, слишком скучно для меня. Он должен был придумать нечто исключительное, что-то такое, что совершенно разрушит меня, загонит в угол… — Вот для этого мы и нужны. — 221Б соглашается со словами Джона, скрипя трубами. — Джокер, нечто, чего Мориарти не ждет… — Недопустимо! — ревет Шерлок. Джон с Лестрейдом ошеломленно смотрят на него. Шерлок подрывается к Джону, ворох бумаг и стеклянные сосуды падают, разлетаются осколками по ковру, но ему плевать. Он хватает Джона за плечи. — Ты разве не понимаешь? Он именно этого и хочет. Хочет, чтобы ты увидел это. Хочет, чтобы ты увидел это и ушел, а я не позволю этому случиться. Должна быть альтернатива, какой-то другой способ победить, и я найду его, клянусь, найду… — Шерлок, я могу помочь… — Если он тот самый, — вставляет Лестрейд, — то ты должен позволить ему… — Я не хочу вашей чертовой помощи! Джон понятия не имеет, что делать, что говорить, как снова наладить все между ними. Шерлок не позволит ему помочь, не расскажет, что в головоломке Мориарти беспокоит его на самом деле. Или, вероятно, он не может сказать, но Джон знает, что не в этом дело. О, Шерлок смог бы сказать ему, если бы захотел. Но выбирает молчание. — Шерлок… — Джон кладет ладонь на грудь Шерлока, — …пожалуйста, просто… — Нет, Джон, — следует мягкий ответ. — Я отказываюсь играть в игры Мориарти. Я не собачка у него на побегушках. Нет, мы заставим его прийти к нам. От этой перемены в планах Джон застывает, кровь, подгоняемая адреналином, устремляется по венам. — …Как?.. Его детектив снова скалит зубы, и Джон видит волка. — Правила Мориарти распадаются из-за тебя, Джон. Он не может заставить меня снова решать эти головоломки, ведь Лестрейд здесь, а у Мориарти больше нет никого, чтобы добраться до меня. Нет, он может прийти к нам… Шерлок проводит пальцем по щеке Джона. — Мы подождем.~//~
— 221Б, — командует в воздух Шерлок, — убедись, что наша защита все так же сильна. Я не хочу, чтобы в ней были хоть какие-то дыры, через которые сможет пролезть и напасть Мориарти. Проверь ловушки в прихожей. Они могут быть повреждены после вчерашнего вторжения демона. Лестрейд вскакивает на ноги. — Вторжение демона? Но к тебе не вторгаются! — А вчера вторглись, — рявкает Шерлок. — И не беспокойся, демон мертв. На возражениях Лестрейда, что демонов нельзя уничтожить — во всяком случае доступными человеку средствами, — Джон хмурится. — Прошлой ночью… как 221Б убила того демона?.. Я думал, что только… — Он ждет, не будучи уверен, что ему стоит повторять слова Антеи. «Лишь оружие, смоченное в крови ведьмы или демона, может убить их». — Если вдуматься, — вспоминает он, — я полагал, что с 221Б может общаться только миссис Хадсон. Откуда у тебя способность понимать, о чем говорит квартира? Кажется, Лестрейд хочет что-то сказать, но Шерлок резко взмахивает в его сторону. Лестрейд замолкает и, одарив Шерлока тяжелым взглядом, возвращается к поглядыванию в окно с интервалом в пять секунд. Шерлок снова улыбается той горькой улыбкой («Как так получается, что ты знаешь, куда мы идем? Без обид, но твоя повязка…»), только на этот раз она кажется более зловещей. Но, быть может, Джон просто больше не видит Шерлока в отрыве от Сираджа, быть может, даже не хочет этого. — Между нами — мной и 221Б — есть связь. Она — особенное жилище, для которого подобная связь необходима, вот почему я способен понимать ее. — Ясно, — наверняка это имеет куда большее отношение к изучавшимся Шерлоком заклинаниям. У Джона в голове возникает нелепая картинка: Шерлок, наливающий в пробирку разнообразные химикаты, а потом скармливающий их трубами, только бы из-за его выходок квартира ожила. Забавный сценарий, Джон даже чуть не начинает хихикать. 221Б — живая квартира, есть определенный смысл в том, что ее обитателям понадобилось что-то вроде магической связи с ней. — Что за квартира 221Б? — спрашивает Джон. Ему неловко и кажется несколько грубым говорить о 221Б в ее присутствии, но возможности самому спросить ее нет. Наверное, она могла бы писать на зеркалах или что-то в этом роде. — В смысле, не каждый же день натыкаешься на разумную квартиру, так ведь? И тут Джон ловит себя на мысли, а не заполнен ли Лондон — как Новый, так и Старый –разнообразными живыми зданиями. Это город с богатой историей. Теперь Джон бы не удивился, если бы и вправду было так. Он думает, что Шерлок собирается ответить, должен бы. Вот только внезапно раздается ровный стук в дверь. Тук-тук-тук. Пауза. Тук-тук-тук. Пауза. Тук-тук-тук. Тишина. Они напрягаются — все трое, — а потом одновременно шипят: «Мориарти». Потом, перепрыгивая через барахло и стопки книг, спешат к окну, чтобы отдернуть шторы. Лестрейд опережает Шерлока и Джона, оставив их далеко позади. Мгла приветствует их из-за стекла. Но тени, силуэты людей и тварей, собравшиеся перед дверью дома номер 221 по Бейкер-стрит, невозможно перепутать ни с чем. Тук-тук-тук. — Эй, зверек, эй, зверек, — поет из мглы голос ведьмы, — …позволь мне войти.~//~
Джону никогда так не хотелось что-то пристрелить, как в этот момент. Палец на курке дергается. 221Б бряцает ножами. Они окружают трех людей защитным барьером и, как подозревает Джон, теснятся напротив двери. — Ладно, что нам делать? — шепчет Лестрейд. — Он здесь, прямо перед твоим парадным входом! — Не открывать дверь, — приказывает Шерлок, — и окна. Просто спросить, чего он хочет. Лестрейд кивает и прислоняется к стеклу. Он кричит: — Скажи, чего ты хочешь? С минуту не следует никакого ответа. Мгла по другую сторону становится глубже и начинает скользить. Она шепчет Джону, но сейчас у него не получается разобрать слова. Возможно, к тому же кровь стучит в ушах слишком громко, чтобы он сейчас мог расслышать что-то еще, кроме голоса Шерлока. Раздается пронзительный смех — тот самый, навязчиво знакомый Джону. Он хмурится, идет к окну, чтобы прислушаться получше, но Шерлок оттягивает его обратно к себе за спину. — На самом деле, все довольно просто. Кое-кто рушит мою игру. Я действительно ненавижу, когда кто-то вмешивается. Это ужасно грубо. — Ведьма смеется, хотя звук приглушается стенами 221Б. У Джона по позвоночнику пробегает дрожь от того, насколько нормальным кажется ведьма, и все же на грани этого смеха слышится нотка безумия, которую Джон никогда раньше не встречал в человеческом существе. — Ближе к делу! — рявкает Шерлок. Ведьма замолкает. — А твоя зверушка определенно притупила тебя, Шерлок, дорогой. Не думаю, что мне это нравится. Не думаю, что он мне вообще нравится. На самом деле… Я могу сделать что-нибудь очень плохое. Что-нибудь, что может причинить боль городу, который ты так отчаянно пытаешься спасти… — О, да какого хера, не тяни уже! — бормочет Лестрейд под молчаливое одобрение Джона. — Отдай мне Джона Уотсона, Шерлок, — вежливо говорит Мориарти. — Отдай мне этого проныру, и я позволю твоему городу прожить еще один день. Джон давится воздухом. 221Б гневно трясет полы, а Лестрейд шипит, что они никогда не согласятся с такими требованиями. Шерлок лишь поднимает два пальца, сложив их в подобие пистолета, и направляет в сторону Мориарти. — Боюсь, ответ отрицательный. Сначала они не слышат ответа. Лишь тишину, такую прозрачную, что Джону кажется, будто это мгла задерживает свое дыхание, свои жалобы, всего лишь на секунду. — О, дорогой, ты меня разозлил. Тебе не понравится, когда я разозлюсь… — Ведьмак хмыкает. — Отлично, полагаю, мне придется отправить своих кукол вызволять мой приз… tenete corda eorum. (пер: (лат. Держать их сердца)) Шерлок напрягается. — Это заклинание! — Он оборачивается к дверному проему, бешено хватаясь за Джона. — Уходи, немедленно… Джон едва успевает запротестовать, когда к ним оборачивается Лестрейд со спрятанным до этого в рукаве ножом. Лезвие рассекает кожу на груди Шерлока — ярко-красная метка, тянущаяся за раной. — Шерлок! — кричит Джон, бросаясь к нему. Ему нужно исцелить его, снова собрать воедино. — НЕТ, Джон! Не подходи ни на шаг! Они под другим проклятием, все избранные. Я должен был предвидеть это, я должен был знать… — Шерлок болезненно шипит. «О чем ты?» — хочется спросить, закричать Джону. Он думал, что хотя бы тут все под контролем. Он думал, что Избранные на стороне Шерлока. Они казались старыми знакомыми, даже друзьями Шерлока, еще до мглы. Но когда Лестрейд пытается схватить Джона, засадить нож ему в бок… Джон видит. Там (точно как было с Гарри в момент ее смерти), в глазах Лестрейда, виднеется неподдельный страх и ненависть к самому себе. Его губы движутся, складывая безмолвное «мне жаль», пока он пытается сдержать движения собственного тела. Его руки дрожат, сжимаясь так крепко, что ногти впиваются в кожу. Лестрейд борется с собственной челюстью, пытается что-то сказать — что угодно, кроме слов, которые приказывает произнести Мориарти. — …Сзади… тебя… — выталкивает Лестрейд через непослушные губы, — …сзади… Джон разворачивается, направляет пистолет перед собой, готовый выстрелить. Но не может. Потому что там миссис Хадсон (ее нельзя ранить, нет, невозможно), и от одного вида ее, держащей одну из своих вязальных спиц, чтобы прорезать его рану, больная нога подкашивается. Это лишь секундное колебание, но ей-то большего и не нужно. Она выбивает пистолет из его рук, чтобы надеть на него наручники, но не может перестать плакать. В ее глазах то же остекленение.~//~
— Я заставила Клару поцеловать меня, — однажды рассказывает ему Гарри, когда он уже на последнем курсе медицинского университета, когда шепот все еще тянется за ним (но в эти дни он уже различает, принадлежит он его соученикам или же приходит из его снов). Джон оживляется, улыбка возникает на усталом лице. — Это прекрасно! Я-то все удивлялся, в смысле, учитывая, как ты на цыпочках вокруг нее ходила, вместо того чтобы, как обычно, переть напролом… Полагаю, она из-за этого весь день улыбается? Гарри непривычно молчалива, и от этого Джон начинает нервничать. Гарри настолько тиха (точно как их мама) только в те моменты, когда размышляет о даре, о выпивке. К этому времени она не пьет уже больше года и очень похожа на маленькую девочку, которая когда-то держала его за руку и рассказывала истории на ночь. Он неимоверно боится снова ее потерять. — …Джонни? — шепчет Гарри. Она не отходит от кухонного стола. И есть что-то такое — потерянное, душераздирающее — в выражении ее лица, что Джон поднимается и подходит к ней, позволяет склонить голову на свитер. Кажется, прошло так много времени с тех пор, как она делала то же самое для него. — В чем дело? — осторожно спрашивает он. Сестра протяжно выдыхает. — Как думаешь, все то, что мы умеем… дар… не делает ли он и нас кем-то вроде ведьм?.. Как думаешь, может, мы просто склонны к узколобости, насилию и садизму, потребности ранить других, потому что на самом деле не являемся людьми? Потому что мы ведьмы? От удивления Джон чуть не отпрыгивает назад. Но не делает этого, потому что нужен ей, чтобы опереться. — Не говори так! Это неправда. Кто тебе такое сказал? — Он выбранит их как следует: никто не может говорить такое его сестре. Боже, он знал, что люди боятся способностей Гарри, но ее никогда раньше не донимали… — Но это так! — кричит Гарри. — Я заставила Клару поцеловать меня. Я посмотрела ей в глаза, захотела этого, и не знаю, захотела ли она! Но я подумала об этом, подумала «поцелуй меня», и она поцеловала! Разве это не делает меня таким же чудовищем, как те твари? Мы думаем, что обладать даром очень полезно, но дар — лишь знак наших прегрешений. Мы ведьмы… — Нет! — Джон крепко обнимает ее и утыкается головой в плечо. — Нет-нет-нет-нет, это неправда. Я говорил с Кларой. Мы друзья. Она уже давно хотела тебя поцеловать. В этом случае, даже если ты и воспользовалась своим даром, то лишь помогла решиться. И я знаю, что ты не собираешься применять его для того, чтобы мучить других. Именно это делает тебя такой хорошей, Гарри. Ты моя сестра. Я бы знал, будь ты ведьмой. Он тараторит. И понимает это. Но ему нужно найти способ убедить ее, показать, что все в порядке. Джон тянется к ее запястью, нащупывает пульс, его ровное биение. — Вот видишь? — отчаянно говорит Джон. — У тебя есть сердце. Я бы знал, не будь его у тебя. Я бы знал.~//~
— Мы не можем позволить этому чертовому дому вмешиваться, — слышит Джон голос Мориарти с улицы. — Сожги его до основания. — Но Шерлок, он все еще внутри. И что насчет Джона, Грега… — Молли, она там. — О, Шерлок не сгорит. Он не может, — ведьмак смеется. Мориарти ни словом не упоминает остальных.~//~
Джон чувствует, как плывущий к ним дым становится насыщеннее, пробирается в каждую комнату и жадно глотает весь воздух. Жар становится сильнее, окутывает лицо совсем не ласково. Джон думает, что у них осталось не больше пяти минут, до того как всю квартиру охватит пламя. 221Б визжит. Ножи дрожат. Они были готовы пронзить сердце Лестрейда, но не миссис Хадсон, только не ее… Шерлок хрипло кричит на квартиру, приказывает убираться, прежде чем разрушатся чары и защита, прежде чем все откроется, но квартира упорно собирает всю доступную мебель и окружает ею миссис Хадсон и Лестрейда. Избранные все еще не владеют собой. Они пытаются вырваться, но 221Б быстрее. Половицы вырываются вместе с гвоздями и обвиваются вокруг обоих. Все больше и больше досок, стульев, тарелок, образовывающих защитный купол. Пытающегося снять наручники Джона оттаскивает в сторону. Он поднимает безнадежный взгляд и видит, как Шерлок бешено стучит по стенам. — Убирайся отсюда, глупая квартира! — кричит Шерлок. Огонь уже начал выглядывать из-под двери, его изголодавшиеся конечности оранжевым растекаются по стенам. — Ты не можешь защитить их от заклинания Мориарти, под его влиянием они в итоге поранят сами себя, что бы ты ни делала. Тебе нужно убираться отсюда, или все будет разрушено! Но 221Б не слушает. Они скрипит, и стоны — подобие ответа, пепел падает хрупкими клочьями, только бы последний раз провести по волосам Шерлока. Глаза Шерлока широко распахиваются. Он резко разворачивается. — Джон. Джон, тебе нужно выбираться… Именно в этот момент Шерлок Холмс падает, хватаясь за грудь.~//~
Это словно снова видеть смерть Гарри, и Джон даже не знает, насколько быстро рванул к Шерлоку. В горле расцветает саднящая боль, но почему? О, он кричит, кричит так сильно, что натягиваются голосовые связки. Руки шарят по рубашке Шерлока. Джон видит кровь от пореза Лестрейда — ярко-красную, но что-то ее затемняет, примешивает черный. Яд? («Все поправимо, Шерлок, все будет в порядке, — шепчет он разрушенным клеткам и сосудам. — Я сошью тебя обратно, вот увидишь…») Джон зубами (дурацкие наручники!) срывает перчатки. Он нащупывает запястье Шерлока — как раз когда тот кричит: «Нет!», — только чтобы почувствовать пульс, только чтобы знать, что Шерлок жив. Кожа касается кожи. Глаза Шерлока расширяются, не столько в ужасе, сколько от воспоминаний: память, память о последних нескольких днях с Джоном Уотсоном возвращается стремительным потоком. Джон смотрит на него, в немом шоке, пытаясь осмыслить, как такое возможно. Потому что он держит руку Шерлока, он врач, его учили это делать. Потому своими собственными глазами видит, как Шерлок все еще дышит, несмотря на дрожь и удушье. Но пульса нет.~//~
Интерлюдия: Лестрейд. Лестрейд помнит. Он помнит все.~//~
— Вы же не можете всерьез собираться нанять этого… этого психа на работу в Скотланд-Ярд. — Салли скрещивает руки на груди. — Ну, он же нашел убийцу? — спрашивает Лестрейд. — С его помощью мы закрыли дело как минимум в три раза быстрее. Конечно, он странный и с ним совершенно нестерпимо работать, но он делает свое дело. — Но… но он знает всякое, — возражает Салли. — Да, о твоей интрижке с Андерсоном, мы все знаем это… – Не только это! — Она скрипит зубами. — Я имею в виду заклинания. Для обычного парня он знает до ужаса много о проклятиях, вам не кажется? Разве это не странновато и подозрительно? Никто ничего не знает о ведьмовстве, но вот же он, ходячий эксперт по теме. — Ну, может, он был правительственным исследователем. Ты же знаешь этих ребят из правительства. Им необходимо знать все. Они наверняка знают больше, чем рассказывают широкой публике. — Лестрейд пожимает плечами. — Не вижу в этом ничего дурного. — Вы же не серьезно, сэр. Что вы увидели, когда пожали ему руку? — требует она ответа. Лестрейд хмурится и отставляет кружку. Закинув ноги на стол, он ворчит: — Ничего такого, чего не видел бы обычно. Мальчишкой что-то стащил в магазине. Не оплатил аренду. Все в таком духе.~//~
— Ты всегда видишь в людях хорошее, — качает головой его первая жена, когда он застает ее в постели с другим мужчиной. — Я просто не понимаю этого. Как ты можешь доверять мне, доверять любому, к кому чувствуешь склонность. Нет больше хороших. Только не во мгле. Ты не должен смотреть так, будто тебя предали, дорогой. Это было неизбежно. Может быть, и так. Не раз это доводило его до ранений, почти до смерти. Лестрейд может многое почувствовать в людях, коснувшись их рук. Он может увидеть самые ужасные вещи, которые они когда-либо совершали (магазинные кражи, ложь, аферы, убийства…), но всякий раз не хочет в это верить. Раньше — в детстве — он думал, что все это просто кошмары, но теперь знает точно. Это преступления прошлого, настоящего и будущего. Едва только встретив свою первую жену, Лестрейд увидел, как она изменяет ему. Но он убедил себя, что это трюк, ложь, какой-то побочный эффект безумного дара, который никогда не понимал и о котором не просил. Для Лестрейда в этот момент все встает на свои места. И он уходит.~//~
Он солгал Салли о том, что видит, пожимая Шерлоку руку. Лестрейд ничего не видит, вообще ничего. Вместо того чтобы обеспокоиться этой аномалией, Лестрейд радуется, что может нормально общаться с другим человеческим существом, не зная его самые темные секреты. И все равно это странно — насколько детальные познания Шерлок обнаруживает в некоторых наиболее загадочных проклятиях, что Лестрейд видел за всю свою жизнь. Правда странно. В глазах Шерлока виден нездоровый блеск, когда он говорит о распростертых на земле жертвах, возбужденно, почти… Шерлок — просто чудак, вот и все. Невыносимо странный человек.~//~
Лестрейд уже устал стучать в дверь, не получая ответа. Он входит без разрешения (игнорируя протестующий скрип дверных петель, чуть не спотыкаясь о нагроможденную перед дверью мебель. Шерлок наверняка проводит очередные опыты). Взбегая по ступенькам, Лестрейд удивляется, как Шерлок может жить в таком захламленном доме. Все стены и шторы темных, багряных оттенков. Кажется, ткань шелестит, когда он проходит мимо, но это лишь его воображение. — Эй, Холмс, у меня есть дело для тебя! — кричит он, приготовившись взломать и следующую дверь, если потребуется. Но она и так едва притворена. Лестрейд хмурится и входит в гостиную. Невпечатленно фыркнув по поводу беспорядка, он поднимает взгляд. И видит. Шерлок, согнувшись, завершает на полу огромный круг, нарисованный красным — тот самый, знакомый Лестрейду по столь многочисленным делам и убийствам. Это круг заклинаний, применявшийся только ведьмами, чтобы накладывать наиболее могущественные проклятия. Есть даже свечи, а Шерлок бормочет что-то на латыни. Электричество выключено, поэтому освещение предоставляют только огоньки свечей. Позади Лестрейда что-то падает, он пятится. Именно в этот момент Шерлок вскидывает голову и смотрит на него. В жутких серых глазах дикий блеск. И почему он не замечал этого раньше? Того как глаза Шерлока меняют свой цвет. — Инспектор? — Не приближайся ко мне! — кричит Лестрейд, практически выбегая из квартиры. С тех самых пор он сожалеет об этом решении. …Потому что мертвая зона образовалась позднее в тот же день.