Без права выбора

-Если ты думаешь, что я поверю в этот дешёвый спектакль то ты глубоко ошибаешься. Уж слишком часто у тебя возникают провалы памяти, не находишь? Как удобно правда? Здесь помню, а тут не помню и главное в самые подходящие для тебя моменты? — усмехнулся мужчина. Хюррем осмотрел лекарь и сказал, что у нее потеря памяти и сильные головные боли при воспоминаниях, откуда и потеря сознания, но султан не верил этому. Он теперь ей вообще не верил, ни словам, ни поступкам. Он был уверен, что женщина сознательно ввела лекарей в заблуждение и солгала, что ничего не помнит. Ну не могла же она второй раз потерять память, если вообще когда-нибудь теряла. Теперь Падишах во всем сомневался. — А может и тогда, два года назад ты вовсе и не теряла память, а это очередная хорошо продуманная игра, чтобы вы могли встречаться с твоим бывшим любовником? — неожиданно заявил мужчина. — Ведь это он тебя нашел тогда после нападения? А может и разбойники на тебя не нападали и это тоже все враньё? — Сулейман, ты вообще о чём? — Хюррем смотрела на повелителя округлившимися от ужаса глазами. Он не был похож на мужчину из ее воспоминаний сейчас. А в глазах не было и намека на нежность. Его глаза были полны гнева и ненависти и именно она была причиной этого, вот только этого женщина не помнила. Неужели она действительно изменила самому повелителю и с кем? Она ровным счётом ничего не понимала. -Прекрати, Хюррем, — поморщился Падишах. — Отныне я запрещаю называть меня по имени. Только повелитель, — его выворачивало наизнанку от воспоминания, как она называла по имени, в сладострастном бреду другого. — Дети сильно скучают по тебе. Михримах отказывается есть, даже заболела от тоски. Только из-за детей я не казню тебя и не прогоню с позором. Ты остаешься в гареме, на общих условиях, твои покои у тебя оста!имя, но отныне ты подчиняешься Махидевран султан как к главной в гареме, можешь видеться с детьми, заниматься их воспитанием, как прежде, но старайся не попадаться мне на глаза. Тебя я не желаю ни видеть, ни слышать. Женщина нерешительно кивнула, успев до того, как мужчина стремительным шагом покинул ее покои. Этот человек внушал ей страх. Она боялась его взгляда до дрожи сама не понимая почему. Она помнит его лицо совсем другим. Его глаза добрые и ласковые, в том взгляде была любовь. Она не могла её спутать ни с чем другим. Вот только в реальности все оказалось по — другому. Султанша решила разобрался с этим позже. Воспоминаний было много в голове, но все какие-то неясные. Они будто проплывали в голове, но складываться в единое целое не желали. Женщина решила сначала провести время с детьми, лица которых вспомнила с трудом, а затем попробовать выяснить хоть что-то о себе, своей жизни у жителей дворца. Прошло две недели. Хюррем Султан все это время действительно старалась не попадаться султану на глаза, чтобы не злить ещё больше, пытаясь что-то узнать о своей прежней жизни во дворце. Радость доставляли только дети. Она и не представляла насколько соскучилась по ним, вот только времени с ними проводить столько, сколько хотелось бы не получалось. В гареме женщины, казалось, ненавидели ее, постоянно посмеивались и строили козни, а эта Махидевран и хазнедар гарема Гюльшах хатун с радостью наказывали ее, обвиняя во всем, что происходило в гареме. Хюррем не знала сколько время провела в хамаме. Она сидела, а по щекам текли слезы. И зачем она пришла в этот дворец? Дура, обрадовалась, что вспомнила дом, родные лица! Идиотка! Это не дом, это океан с акулами, которые проглотят и не подавятся, особенно тот чье лицо снится по ночам. Тот кто говорил ласковые слова, тот, кого она боготворила, тот, который и знать ее не хочет теперь и в этом виновата только она. Как она могла предать их любовь? Она готова на все, чтобы вымолить у него прощение. Только как, ведь он даже слушать ее не хочет? Так больше продолжаться не может. Она должна узнать действительно ли у нее было с этим Ибрагимом пашой что-то или нет, она едва помнила его лицо. Хюррем испуганно открыла глаза, почувствовав, что лёгкие заполняет водой. Рядом стояла насмехающаяся Махидевран, которая лила на нее воду и открыто смеющиеся над ней рабыни. -Хюррем хатун, ты перепутала хамам с покоями? — язвительно спросила султанша. — Здесь моются, а не спят, а если помылась, то иди и не мешай другим. Ты здесь не одна, — уже властно проговорила женщина и отвернулась, словно от надоевшей мухи. Хюррем молча глотала слезы, не понимая за что она опять получила. Ей надоели вечные тычки и насмешки от кадины повелителя, к тому же видя ее отношение остальные относились к Хюррем точно также. Женщина решительно шла к покоям повелителя. Она намеревалась все ему рассказать, надеясь хотя бы у него найти защиты. «Он злится на нее, да, но должен же он быть справедливым, в конце концов», — думала женщина. -Достаточно, Хюррем. Едва ты снова появилась во дворце, как начались интриги и скандалы. Иди, я не желаю тебя сегодня видеть, — устало вздохнул султан, слушая ее жалобы. -В таком случае, повелитель, я буду защищать себя сама, — вспыхнула женщина и, развернувшись пошла к выходу. — Я не позволю более оскорблять и унижать себя. Я устала отвечать за ошибку, которую даже не помню! -О правилах дворца и о элементарных приличиях ты тоже забыла или это бунт? — усмехнулся Сулейман. Давно не видел он свою женщину такой. В гневе она была прекрасна. -О, конечно, правила! — раздражённо буркнула женщина и, поклонившись удалилась. За последние дни она только и слышала о нарушении стотысячного правила, что ее уже начинало тошнить от этого. Она действительно многое ещё не помнила. Память восстанавливалась отрывками и, видимо, многочисленные правила жизни в этом дворце восстанавливаться в памяти не желали. Приходилось некоторым вещам учиться заново. Сулейман задумчиво смотрел вслед наложнице. Сейчас она напоминала ему ту самую взбалмошную девчонку, в которую он влюбился: непокорную женщину, его любимую бунтовщицу. Он давно не видел ее такой. После нападения она стала другой. Старалась быть как все в гареме, перестала требовать его внимания, ревновать, стала более равнодушной ко всему, будто ей было все равно. Она приняла правила гарема. Потом оказалось, что просто разлюбила, полюбила другого. А теперь она появляется и ведёт себя как ни в чем не бывало. Ведёт себя так, как было всегда, как было прежде. Да, он всегда позволял этой женщине больше, чем другим. Более того, ему это и нравилось в ней. Ее непосредственность, ее откровенность, чувственность и способность противостоять всем ради своих чувств, но все изменилось. Она сама все изменила и как прежде уже не будет. Она для него больше никогда не будет особенной. Она такая же, как и все в гареме. -Собирайся, — в покои к Хюррем зашёл Султан на следующее утро. — Через два часа мы с тобой едем в охотничий домик. Весь день до вечера мы проведем там, дети будут под присмотром слуг, я договорился, — заявил мужчина. -Хорошо, повелитель, — растерянно пробормотала Хюррем, вскочив в поклоне, как Сулейман уже исчез за дверью. Его неумолимо влекло к этой женщине, хотя после нападения, когда она нашлась тогда, два года назад чувства казалось, поугасли. Вся эта ревность к Ибрагиму, ведь по сути его взбесил сам факт, что к его женщине, его собственности притрагивается другой мужчине. Его задевало их предательство, но сам к ней тогда в охотничьем домике он ничего не испытывал, кроме презрения, не испытывает теперь. Она снова разжигает в нем страсть, пробуждает как мужчину. Ему хочется утешить ее, даже несмотря на боль, которую она причинила ему своим предательством. Султан сам не мог объяснить себе свои чувства, словно это две разные женщины, но это невозможно. Он решил проверить ее, а заодно и понять свое отношение к ней.