Без права выбора

Падишаху стало противно от самого́ себя. В ее глазах он привык видеть любовь, страсть, упрямство, она единственная могла общаться с ним практически на равных, но никогда он не видел в ее взгляде страха по отношению к нему. -Хорошо, Хюррем. На тебя за короткое время свалилось слишком много информации, я понимаю и, если Дефне не будет возражать, то я позволяю тебе остаться здесь столько сколько тебе потребуется, — вздохнул султан. Он не хотел ее отпускать, но чувствовал свою вину. --Я не думаю, что Дефне будет возражать. Повелитель, не сочтите за дерзость, не знаю смею ли просить вас, но разрешите детям хотя бы изредка навещать меня, особенно Михримах. Она ещё так мала и сильно тоскует… Султан помрачнел ещё больше, но кивнул. --Михримах может пожить с тобой. Я пришлю Эсму с дочерью. Мехмет не может жить с тобой, ты об этом знаешь. Но ты не изгнана из дворца, Хюррем. Ты всегда можешь вернуться, как только почувствуешь, что готова. Неделю спустя. -Малкочоглу, вели готовить мою лошадь ранним утром и одежду, в которую я обычно выхожу в город как простой Эфенди. Также к утру должна быть собрана корзина со сладостями, те, что любит Хюррем султан. Будь готов, поедешь вместе со мной, — решительно заявил султан Великому визирю. Вот уже неделя прошла как его женщина уехала из дворца. Он собственноручно отвёз свое сердце какой-то хатун. Мужчина просто хотел увидеть свою султаншу, убедиться, что с ней и дочерью все хорошо, ведь проклятая гордость не позволит ее просить, даже если они в чем-то нуждаются. -Папа! Повелитель, — воскликнула шестилетняя Михримах и поклонившись, радостно повисла на шее отца. Девочка радостно щебетала, рассказывая все новости. Она скучала по отцу, по брату, но больше всего ей хотелось, чтобы мама улыбалась как раньше, а не украдкой утирала слезы, фальшиво улыбаясь, чтобы не волновать дочь. Хюррем не вышла его встретить, хотя Сулейман знал наверняка, что крики дочери были слышны по всей округе. Он зашёл в дом и желваки заходили на его щеках. Его Хюррем мило беседовала с молодым человеком и даже улыбалась ему. Аллах как давно он не видел ее улыбки задорной и искренней словно у ребенка. -Повелитель, простите мы не слышали как вы вошли, — вскочила Дефне в поклоне вместе с остальными. -Рада вам представить моего сына Ахмета. Он был в дальнем путешествии и недавно вернулся. Зашёл навестить свою матушку, наконец, — с упрёком в голосе, но счастливо улыбнулась мать. -Не ожидал вас здесь увидеть, — склонил голову мужчина с удивлением рассматривая странный наряд человека, которого называют их падишахом. -Я тебе потом все объясню, — шепнула на ухо мать сыну. — Ахмет, сынок, пойдем я тебе в дорогу сложу пирожки, — позвала она мужчину, увлекая за собой. -Повелитель, действительно, разве это прилично приходить в дом к женщинам, которые не являются вашей женой или матерью? — холодно спросила Хюррем. Из прощального письма Мирай она узнала, что султан развелся с ней, когда все думали, что эта хатун и есть Хюррем. Обида по-прежнему была сильна, а, узнав о разводе, что-то словно надломилось в ней, сгорело дотла. -Как я вижу другие мужчины тоже заходят в этот дом, но мужьями при этом явно не являются, -вспылил мужчина. Он хотел сказать, что сожалеет, просить прощения, просить вернуться, но увидев чужого мужчину рядом со своей женщиной, услышав ее смех, отданный другого. Им овладели гнев и ревность. -Впрочем, ты права. Ты не рабыня, я дал тебе свободу и больше не моя жена, поэтому вольна делать все что тебе заблагорассудится. Но здесь, в этом доме, живёт моя дочь, поэтому будь добра, веди себя подобающе, либо ты больше никогда не увидишь ни дочь, ни сына, — с этими словами повелитель покинул дом хатун, даже не попрощавшись с хозяйкой дома. Сулейман молча сел верхом на лошадь и уехал. Он уезжал с тяжёлым сердцем. Больше всего на свете ему хотелось взять свою женщину в охапку вместе с дочерью и отвезти обратно. Их место там, рядом с ним. Но он не сделал этого, сгорая от ревности. Он подъехал к реке. Необходимо было немного остудить пыл, да и напоить коня. Хюррем стремительно пошла к реке, чтобы помыть посуду. Ей необходимо было проветриться. Сердце неприятно ныло. Он приехал. К ней приехала она снова оттолкнула. Шайтан бы побрал этого Ахмета, который так не вовремя пришел навестить мать вместе с Сулейманом. Последний вообще похоже думает, что она изменяет ему со всеми подряд, а ведь она ни разу не давала повода усомниться в ее верности и преданности в отличии от него самого. Хюррем было больно и обидно. Она запуталась. Не могла простить и не могла жить без него, просто не умела. «Жила же я как-то два года без Сулеймана, проживу и дальше» упрямо твердила она себе. Кого она обманывала все эти два года она не жила, а существовала, почувствов себя живой только когда вспомнила его. Сулейман увидел ее на реке. Такая грустная и красивая, ветер разметал рыжие волосы, от работы щеки раскраснелись. Он не сдержался и подошёл, положив свои руки ей на талию. Хюррем не испугалась, она всегда чувствовал его присутствие и сейчас знала, что он наблюдает за ней. Она не могла сейчас сопротивляться его рукам, такому любимому и родному взгляду. Ей нужен был его поцелуй как воздух, его руки возрождали ее к жизни. Хюррем знала, что будет жалеть после, но не могла остановиться. Они любили друг друга на горячем песке, отдаваясь друг другу без остатка. -Сулейман, я любила тебя это правда, как и то, что по прежнему люблю, но, наверное, я слишком слаба, потому что эта самая любовь сожгла меня дотла, выворачивая внутренности наизнанку. Когда я пришла во дворец, мне казалось, что самая сильная боль была тогда, когда ты мне упорно демонстрировал, что я не единственная в твоей постели, но судьба снова преподала мне урок. Едва я закрываю глаза, как представляю, что меня два года заменяла другая, она была мной. Женщина, которая владела не только твоим телом, но и душой. Я знаю, что вы скажете, повелитель, что она очень на меня похожа. Да это так, но ведь это только внешность, а кто как не вы знаете то, что у меня внутри. Мне казалось самым страшным, что вы однажды разлюбите меня, а оказалось невозможность любить больнее. Мне просто больше нечем любить. Прости меня, но в этот раз я не смогла восстать из пепла, мне не хватило сил, — она сидела на песке, наспех одевшись. Ее тело ещё помнило его тепло. -Хюррем, пойдем, я отведу тебя к Дефне. Пойдем и не спорь, пожалуйста, — настойчиво проговорил султан, видя колебания девушки, помог собрать посуду и посадил на коня, отвезя в дом травницы. Сулейман чувствовал ее боль как свою и не хотел давить. — Я не приеду больше только потому что ты об этом просишь. Но двери моего дворца, как и моего сердца всегда открыты для тебя. Я не буду тебя удерживать силой подле себя, ты свободна, Хюррем и вольна сама принимать решения. Знай, что я всегда жду тебя, но если так случится, что кто-то другой сможет растопить лёд в твоей душе, то разрешу вступить в брак. Я оставляю тебе права выбора. Я пришлю Малкочоглу, он станет твоей тенью и тенью Михримах. Все, что нужно тебе или дочери говори ему, он все сделает. Прощай, моя смеющаяся госпожа, я сожалею о всей боли, что причинил тебе. Надеюсь, что когда-нибудь ты найдешь в себе силы простить меня — Сулейман, не сдержавшись поцеловал женщину и, пришпорив коня, ускакал, на этот раз навсегда. Султан едва не знал коня. Он боялся, что если сейчас не уедет подальше от Хюррем, то вернётся, заберёт свои слова обратно, отвезёт во дворец и запрет в своих покоях, пока она его не простит. -Голубка, ну что же ты сама мучаешься и его мучаешь? — Дефне смотрела на женщину с жалостью. Хюррем сидела у огня, а по щекам текли крупным градом слезы. -Я не могу без него, понимаешь, не могу. Я задыхаюсь без него, я устала жить вдали от него… -Так скажи ему об этом -А я и сказала, Дефне. Сказала, чтобы больше не приезжал… — она заплакала навзрыд.