Для меня зажги звезду

Саймон просматривал контакты в своем телефоне, который был переполнен смсками и неотвеченными. Он никак не мог вспомнить, удалял ли он номер Хаён или просто завуалировал его. Но список просмотрен, а номера нет. Сейчас его даже не интересовали сообщения друзей, не интересовали звонки с работы, не интересовали социальные сети или новинки киноиндустрии, всё лишь бесило. Он раздраженно выдыхает, осматривая комнату в тёплом свете ночника, и останавливает взгляд на спящем Джэхёне. Скоро рассвет, хочется спать, но страх не дает уснуть, и Саймон борется до последнего с Морфеем. Видеть вновь кошмары, а потом вспоминать их наяву становится нестерпимым. Вся эта борьба заведомо проигрышная, но Цзюнь упрямо будит себя, хотя он, наверное, уже не понимает, где реальность, ведь все сны в последние дни очень яркие, словно наяву происходят. Может и сейчас, он уже спит, а кошмар подползает где-нибудь из-за спинки кресла. Саймон резко обернулся, поверив своей фантазии, но в комнате никого не было, кроме них с хёном. Сейчас бы выпить кофе, но даже выйти из комнаты становится страшно. Джэджун зачем-то выставил там двоих охранников. Охранять? От кого? Сэми боится их самих больше, чем кого-либо. Даже смотреть на них страшно, эта форма просто убивает своим видом. Но при этом так хочется расхерачить их морды в кровь и запомнить эти моменты, чтобы больше не видеть в зловещей темноте омерзительные усмешки и похабные облизывания. Как же это противно, отвратно, ненавистно. Сэми потирает уставшие глаза, сдабривая их порцией кровяного давления, и раздраженно откладывает телефон. Спина уже затекла от сидения в кресле и он поднимается. Стараясь не издавать ни звука он идёт в ванную и разминает мышцы. Зеркало… Это бесячее зеркало. Саймон с удовольствием выковырял бы его из стены, чтобы не видеть себя, этого тщедушного тела, каждая деталь которого напоминала ему только о боли. Он был сам себе противен. Он ненавидел своё отражение, что привлекло внимание тех насильников, которые испортили всю его оставшуюся жизнь. Бесила эта светлая молодая кожа, это смазливое лицо, уставшие глаза и растрёпанные в гнездо волосы. Он ненавидел в себе всё, и в этой ненависти тонул и захлёбывался. Так хотелось расцарапать себя до неузнаваемостии, но Джуни сразу же все царапины ликвидировал, как только замечал. Но даже физическая боль не заглушала эмоциональную, только смерть может прекратить эти мучения. Люди всегда боятся умереть, потому что оттуда нет возврата, но ведь эта черта может быть именно спасением для некоторых, спасением от ёбнутости жизни, от дебилизма судьбы, от этой вечной борьбы. Саймон плюёт в зеркало и встаёт под душ, даже не раздеваясь, дабы даже на секунду не увидеть своё тело вновь. Он встаёт под воду прямо в пижаме, пусть Ким снова начнёт недовольно пыхтеть и ворчать, уговаривать, больше так не делать — избавляться от одежды сил не осталось. Ким. Джэджун. Хён. Сэми опасался касаться его. Смотрел на этот источник космической энергии и боялся осквернить своим телом. Он прекрасно понимал, что хён совсем не думает так. Саймон знал, что он примет и будет любить его любым, при чём так же, как раньше, но при этом ещё и жалеть. Лишь один дьявол знает, как сильно хочет этого Сэми, с каким удовольствием прижался бы снова к его груди и спрятался бы в его руках. Но ему хватило угрызений совести после того, как хён нёс его на руках и обнимал во время истерики в душе. Почему-то тётушка Ким на его фоне казалась более простой, близкой, земной, Сэми находил утешение и в её теплых объятиях, хотя это было, конечно, не то. Цзюнь гнал из памяти то тепло мужских рук, что так ярко ему запомнилось. Одёргивал себя, когда так хотелось прижаться к хёну и всячески отталкивал его от себя. Подпустив мужчину близко, он словно застал бы хёна с какой-то шалавой, дешёвой проституткой, шлюхой с трассы, что вызывало лишь тошноту. Разве мог он допустить такое? Разве вправе, зная, что он всего лишь вот такая тварь истасканная, прикрытая чистой кожей, прикасаться к нему и просить любви? Да и хотел ли хён этого? Или просто чувство жалости в нём осталось? Ведь он видел всё. Сэми не сомневается, что тот был рядом в это время, он точно слышал его голос тогда. Что он думает о нём после такого представления? Может и нет уже никакой любви, а если и есть, то она уже предана и замарана. — Сэми? Ты опять в пижаме… — Цзюнь вздрогнул, когда услышал за спиной голос хёна, и прислонился к стене, прижимаясь лбом к кафелю, таким образом прячась от всех и пытаясь утихомирить выскакивающее сердце. — Малыш, давай я помогу тебе раздеться. — Его пальцы коснулись плеча, но Цзюнь дёрнулся и помотал головой. И снова это родное недовольное пыхтенье. — Тебе нужно переодеться. Я выйду, если ты стесняешься. Хочешь, я позову тётушку? Сэми мотает отрицательно головой и остаётся всё так же стоять. За спиной слышится судорожный выдох. Джэджун медлит, раздумывая, что ещё сказать, но в конце концов выходит. Лишь разочарование ждёт Джуни рядом с Саймоном, всё уже не так, как раньше, всё поменялось. Цзюнь стоит под потоком воды, а чувство, что по телу течёт смрадная жидкость с запахом пота, сигарет, мужского одеколона и чужих членов. Переодеваться нет сил, усталость валила с ног, а сердце находилось в лихорадочном ритме от предвкушения «сладкого» сна. Парень выключает воду и спускается на колени. Возможно, если он будет некомфортно спать, не потеряет связи с реальностью. Тело валится на бок, на холодный, мокрый кафель. Под прикрытыми веками начинают вспыхивать картинки страха, вонзающие копья во вздрагивающее тело. Несмотря на холод, кожа нагревается, а неравномерное дыхание то захлёбывается в частоте, то замирает на вдохе. Опять, опять этот кошмар. Он не отпускает, истязает память, заставляет дрожать и плакать. Цзюнь в выбросах адреналина приоткрывает глаза, бессмысленно рассматривает плитку и вновь устало прикрывает. С горячим дыханием вылетает короткий стон, что снова возвращает в реальность, которую Сэми с трудом воспринимает сквозь сонный бред, на которую уже накладываются картинки кошмара. Стон сменяет писклявый скулёж отчаяния и боли, ногти пытаются содрать гладкую поверхность плитки, что представляется кожаной обивкой злосчастного дивана. И вот они, эти руки, что пытаются залапать, захватать, защипать. Не руки, а щупальца, наполненные ядом. На Сэми кричат, а значит сейчас начнут бить, царапать, дергать за волосы, душить. Обивка дивана всё больше светлеет, приобретает черты кафеля. Становится жёстко, тело болит, и, почему-то, оно всё мокрое. Его топили? Мозг ничего не понимает, память сумбурно выдаёт информацию, дезориентация пугает, лишь инстинкт самосохранения подсказывает, что нужно сжаться, спрятаться от боли и затихнуть. Сэми расслышал своё имя. Он вспомнил, что его зовут именно так, так его называет Джэджун. И пахнет здесь им. И руки, кажется, его. Он различает, словно сквозь толщу воды, какие-то вопросы, но ответов он не знает. И вообще не уверен в том, что это адресовано ему. Слова не вспоминаются, не складываются в понятные фразы, а сердце потихоньку успокаивается и замедляется, давая возможность глубоко вдохнуть и с облегчением выдохнуть. Мозг хочет отдохнуть. Сэми приоткрывает глаза и видит перед собой встревоженное лицо Джуна. Парень протягивает руку к любимому человеку, гладит его по щеке, успокаивая тревогу мужчины и уже тянется, чтобы поцеловать, но вдруг понимает, что это не сон. Он замирает, оценивает своё осязание, чувствуя приятное тепло объятий на своём прогнившем теле. Сэми находился на коленях у хёна, сгребённый в охапку прямо здесь, в душе, где он и завалился спать. Ещё сантиметр и он коснётся дрожащих губ мужчины, таких мягких и сладких, а главное — чистых. Их точно не касались чужие… Саймон отворачивается и яростно вырывается из рук Джэджуна, которые только что приводили его в чувство. Мокрая одежда сковывает движения, а паника давит на больной мозг. — Сэми, Сэми подожди, — Ким не собирается так легко сдаваться, притягивая его обратно. — Отпусти. Убери руки. Не ты. Только не ты. — Цзюню удаётся лишь сползти с его колен и развернуться, но крепкие руки обвили его и держали уже непозволительно удушающе. — Успокойся, тогда отпущу. Тебе нужно переодеться. — Приказной тон давит на психику, которая и так уже шаталась, словно пьяная в стельку, держась на честном слове и готовая в любом момент сорваться и потянуть за собой душу. Саймон с кряхтением дёрнулся ещё пару раз и затих, выжидая удобного момента для освобождения. — Не надо. Меня. Трогать, — цедит он сквозь зубы. Злость от бессилия, усталости, страха и отвращения заливает покрасневшие глаза. Только моментом назад отдающий любовь человек превратился в загнанного зверя. — Сейчас ты снимешь мокрую пижаму и наденешь чистую сухую одежду. В ней тебе будет гораздо комфортнее и твой организм тебя поблагодарит за это. — Ким не собирался нежничать на этот раз, никакие уговоры и просьбы до этого не срабатывали ни разу. Как бы не было сейчас больно смотреть на страх парня, но на его мучения смотреть было больнее. — Сейчас тебе принесут травяной чай, он успокоит тебя и ты сможешь поспать без кошмаров. Окей? Тебе помочь? Саймон сжал глаза, ощущая на шее горячее дыхание хёна. Оно должно было успокаивать получше любого чая, но не в данный момент, не тогда, когда так тяжело внутри именно от этого дыхания, печально и больно. — Хорошо, — выдыхает наконец парень. — Я сам переоденусь. А ты выйди. Джэджун ослабляет хватку и встаёт, помогая и Саймону подняться, аккуратно придерживая его за руку. Голова начинает кружиться, стресс, усталость, паника высасывают уже последние жизненные соки из тела. Цзюнь с трудом держится на дрожащих ногах, к горлу подступает тошнота от недосыпа, мокрая пижама продолжает неприятно липнуть к телу, раздражая и без того натянутые нервы. Парень отворачивается от зеркала и ждёт, когда Джэджун выйдет. Тот стоит совсем близко, наблюдает пристально и старается изо всех сил успокоить своё выпрыгивающее сердце. — Даже не думай, что я уйду. Я тебе дал уже шанс сделать всё самому, ты это проигнорировал, и сейчас я уже не выйду, пока ты не разденешься. — Ким потянул руки к парню, намереваясь расстегнуть пуговицы, но Цзюнь резко отшагнул от него, так резко, что не рассчитал свои силы и покачнулся, падая на стену. Он испугался такого бесконтрольного головокружения, а вместе со страхом вернулись воспоминания. Цзюнь со злостью ударил Джэджуна по тянущимся рукам, не особо понимая на тот момент, кто перед ним, и прижался спиной к стене, оскаливаясь. — Посмотри на меня, Сэми. Я не сделаю тебе ничего плохого, поверь, пожалуйста. — Ким заглядывал в испуганные и в то же время прищуренные в злости глаза. — Сэми, нужно переодеться. Доверься мне. Малыш, не бойся. — Взгляд парня потихоньку возвращался из кошмара и смягчался. — Я переоденусь, только не трогай меня. — Сэми обречённо начинает расстёгивать пуговицы, отворачиваясь от пристального взгляда старшего. Слабые пальцы кое-как выковыривали пуговицы из петель, да Цзюнь и не торопился оголяться. — Может, ты принесёшь мне одежду? — с надеждой на устранение старшего из ванной спрашивает он. Ким неуверенно смотрит на двери, потом на слабо шевелящего пальчиками Сэми, и решительно мотает головой. Не такой он простак, чтобы так быстро согласиться, терять мало-мальски зацепленный контроль уже не хотелось. — Снимай мокрую одежду и пойдём в комнату вместе. Цзюнь недовольно выдыхает, с пуговицами он расправился, теперь самое трудное. Он бросает опасливый взгляд на старшего, потом на двери, задерживает дыхание, чтобы не так сложно было сделать обычное движение. Ткань, как чувствовала настроение парня, усиленно не хотела сползать с плеч, эта борьба с тряпкой немного отвлекла парня от стыда и он даже с превеликим желанием скинул её, фыркая ей же вслед. — Штаны, — требует Ким, кивая головой на ноги младшего. Джэджун ведь видел, насколько неловко было младшему снимать с себя одежду, но всё равно настаивал. Он дал парню несколько дней, чтобы тот пришёл в себя, не лез к нему по пустякам, держал свои руки при себе, не расспрашивал о самочувствии, так как сам прекрасно видел, что оно никакое. Но его терпение лопается. Вся эта ситуация очень сложна, болезненна для обоих, несомненно то, что не удастся всё это просто так перешагнуть и забыть, но нужно вернуться из того кошмара в реальность, в их жизнь, и начать уже, наконец, ломать судьбу под себя, а не прогибаться. Тяжело дыша, Саймон медленно стягивает остатки и бросает в корзину для грязного белья. Ким достаёт большое мягкое полотенце и подаёт парню. В начале его руки дёрнулись вытереть малыша, но остановились вовремя, когда уже парень попятился вновь к стене. Поняв, что Ким не собирается приближаться более, Цзюнь выхватил полотенце из его рук и прикрыл тело. Обойдя осторожно стороной старшего, косясь до последнего в его сторону, Сэми быстрым шагом выходит в комнату. В гардеробе его взгляд упал на зеркало, на своё отражение. Он ненавидит себя, презирает свою слабость, кто бы мог подумать, что он падёт так низко, прижмётся всей душой к самому дну. Сколько человек им пользовалось? Сколько их было? Наркотическая призма показывала целую толпу, да и тело, словно сороконожкой было прощупано. Джун убрал все больные места, но память о них осталась. — Надевай вот эту, — за спиной стоял Ким и наблюдал за Сэми, за тем, с какой отвратностью тот смотрел на себя. Цзюнь смотрит на предложенный вариант: мягкая, плюшевая пижама с изображением медвежат. Как она вообще завелась в гардеробе хёна? Сэми представил старшего в ней и впервые за несколько дней его губы дёрнулись в сторону улыбки. — На дневное время не стоит надевать пижаму. Я… лучше… — Надо. Тебе нужно выспаться. Пока я здесь, ты должен выпить чаю, как можно больше съесть и лечь спать, — Ким опять приказывает, не принимая возражений. Он достаёт медвежат и передаёт ошарашенному Цзюню. — Пока здесь? — младший неожиданно для самого себя очень расстроился этой фразе. — Ты уедешь? Оставишь меня с… — Сэми даже не хочет говорить про охранников, — … ними? Джэджун и сам не ожидал такой реакции парнишки, ведь тот сам несколько раз прогонял его из комнаты, и явно не жаждал общаться с ним. Дрогнувший голос выдал панику, страх, значит аджумма была права, и Сэми нуждается в нём, хотя бы даже за стенкой, но чтобы рядом. — Сэми, я ненадолго, не волнуйся, — так и хочется прикоснуться, зажать, зацеловать. Это напуганное чудо, что изо всех сил отталкивает его, вдруг поник. — С тобой останется тётушка Ким и Ли. Они сделают всё, что ты скажешь и точно не позволят никому тебя обидеть. Охрана не тронет тебя и пальцем. — Все беды случаются, когда тебя нет рядом. Может, ты отменишь свою поездку? — На что надеялся Сэми? Что хотел услышать от старшего? — Хотя, ладно. Поезжай. — Он вдруг вспомнил, что у него есть одно дельце, которое он должен провернуть, избежав надзора хёна. — Сэми, мне нужно съездить к Чону. Я постараюсь очень быстро. Это важно… — Не стоит оправдываться. Поезжай, — Сэми прячет все свои эмоции и натягивает пижаму. Чувствовал ли сейчас Джэджун какую-нибудь вину за собой? Конечно, ведь можно было дождаться человека Юнхо и передать все показания через него. Но он должен поговорить с другом не по телефону, и дело даже не в показаниях, а в личном общении. Джун не сомневался, что дело уже всё разрешено: Хана Чон запрёт как можно на дольше, а Пака, видимо, ждёт не самая сладкая участь. *** Саймон наблюдает за отъезжающей машиной старшего и теребит в руках телефон. Пару часов назад Салли скинула номер телефона Хаён, и Цзюнь дождаться не мог, когда его хён уедет. — Сэми, щеночек мой, — знакомый голос слегка напряг слух Саймона. Но Хаён всегда была странной и сейчас эти нотки беспокойства его не удивили. — Как ты? — Парень даже не понял про что именно спрашивала девушка. — Привет, Хаён. Всё нормально. Ты сердишься на меня? — последняя встреча с бывшей возлюбленной была прямо-таки неприятной для обоих, и Цзюнь бы ни за что ей больше не позвонил, но теперешние обстоятельства подстегнули его к этим действиям. — Н-ну так, не очень. Ты же мой, как я могу сердиться на тебя, малыш. Как твоё самочувствие? Вы ещё не уехали? Саймон свёл брови в непонимании таких вопросов, но ответил просто, без углубления в суть, чтобы успокоить девушку. — Да всё нормально, Хаён. Никуда мы не уехали, — Сэми так понял, что Хаён просто узнала про его скорый отпуск. — Я хотел тебя попросить кое о чём. — О чём? — Помнишь, в университете ты доставала, — Сэми обернулся на двери, прикрыл рот рукой, прижал телефон ближе, — наркоту? — Героин? Или что-то попроще? — Да, его, — парень зажался в своём кресле и говорил потише. — Не могла бы ты достать мне немного. Это… Это не для меня. То есть, это нужно Киму. — Саймон, кажется, уже запутался в своём вранье. — Понимаю, — выдыхает Хаён. — После такого кто угодно может подсесть. Но, щеночек, я считаю, что он тебе не поможет. Не стоит начинать в таком состоянии. Ким знает об этом звонке? — Мне что, разрешение у него спрашивать? Он мне папочка, что ли? Не припомню, что бы он имел права мне указывать, — Сэми сердился сейчас, понимая, что если старший узнает о его просьбе, не избежать будет скандала. Словно он маленький ребёнок и не в силах взять на себя ответственность за свои поступки. — К тому же, у меня действительно всё отлично. Не думай, что если я спрашиваю дозу, значит у меня что-то случилось. — Сэми, мне для тебя ничего не жалко. Да и к Киму я не испытываю теплых чувств и не стараюсь помочь ему избежать проблемы с тобой. Я беспокоюсь лишь за тебя. Прости, но я не верю, что ты в порядке… — Хаён, ну пожалуйста, — скулит парень, чувствуя, что может остаться без волшебного порошка. — Я заплачу сколько надо. Мне нужно оторваться хорошенько, нужен отдых. Саймон прекрасно помнил, как впервые попробовал эту отраву, страх и восторг рвали его на части, а сумасшедшее чувство абсолютного пофигизма, что так захватил его позже, сейчас был бы весьма кстати. Щеночек был уверен, что с помощью чудодейственного порошка ему легче будет справиться со страхами и решить уже, наконец, что делать дальше. — Что ты хочешь взамен? — выдохнул обреченно Сэми, после недолгого молчания девушки. — Говорю сразу, никакого секса. Я могу только деньги достать, больше нет ничего. Но мне нужно это. — Может, тебе просто выпить? Алкоголь, конечно, немногим получше, но хотя бы не страшен передозом, — отговаривает подруга парня от глупости. — Алкоголь? — Сэми напрягает мозги. Что-то он даже не подумал об этом. А ведь в кабинете старшего целый бар бухла, на любой вкус набрано бутылочек. — Это конечно да, но… — он морщит нос, — просто снег покруче действует. Мне нужен реальный эффект. — Даже не спорю. Сэми, я ведь не врала, когда говорила, что ты мне нравишься. И всегда возвращалась к тебе, потому что ты мой щеночек, сладкий, маленький и беззащитный. Просто сейчас тебя прибрал другой человек, но ты все равно изначально мой, — Сэми хотел остановить эти признания, недоверие к её чувствам в нём до сих пор сидело, но девушка не дала ему и слова сказать, настойчиво продолжая речь. — Я совсем не хочу, чтобы ты подсел на эту дрянь. Мне она не страшна, ты же знаешь, а тебе я давала раньше лишь потому, что могла тобой управлять, а значит и пресекать попытки зависимости от снега. Но сейчас ты изменился. Я думаю, с Кимом ты раскрылся полностью, нашёл себя настоящего, и тебе уже никто не указ. И я спрашиваю: сможешь ли ты вовремя остановиться сам? Сможешь ли контролировать дозы? Иначе это все обернётся ещё хуже, чем сейчас. Ты уверен, что не сможешь без снега справиться с навалившимися проблемами? Без сомнения, что Ким усиленно старается тебе помочь. Он — твоё лучшее лекарство. — С каких пор ты стала такой правильной, Хаён? Раньше тебя не сильно заботили мои чувства и моё состояние. Особенно, когда ты провоцировала стычки между своими поклонниками. Не знаю, как мне только повезло отделаться от твоих бывших ухажёров лишь угрозами. То ли они совсем трусы, то ли не больно то и хотелось, в других случаях мне просто начистили бы морду и пересчитали рёбра за то, что ты так открыто дразнилась мной перед ними. Мне кажется, что я и нужен-то тебе был только для провокации. — Это всё не так. Ты нужен был мне, как хороший человек, каких не так много на земле. Рядом с тобой всегда было хорошо. А все эти бывшие… Прости, но я отслеживала твои звонки и как только замечала их номера, всегда перезванивала и ставила их на место. Тебя никто бы не тронул в любом случае, я всем это объяснила популярно. Я всегда всё контролировала. Просто последние месяцы я потеряла тебя из виду и сразу потеряла и всего тебя, — девушка выдохнула и замолчала. Насколько искренне всё это было? — Мы отошли от темы, — перескочил через речь Хаён Сэми. — Я не хочу сейчас обсуждать прошлое и наши отношения. Ты мне достанешь? — Хорошо. Но только одну дозу. — Хаён сдаётся упрямому натиску, вспоминая свои ошибки. — Я позвоню позже. Нужно будет как-то встретится с тобой. Ким ведь не выпустит сейчас тебя из-под контроля, не думаю, что получится. — Я всё устрою. Ты только позвони. И не забудь про меня. Это действительно сейчас необходимо. Сэми откладывает телефон в сторону и долго ещё обдумывает слова девушки. Не верит он ей, даже если эти все слова правда, их отношения всё равно были странными, не имеющими развития. А сейчас. Сейчас у него есть Джэджун, которого трогать нельзя. Но с ним так спокойно, так приятно, когда он рядом, когда смотрит печальным взглядом. Утром у Сэми всё-таки получилось спокойно поспать. Его напоили травяным чаем, а тётушка Ким заботливо покормила парня, настырно подсовывая ложку с тыквенным супом к отворачивающемуся лицу и по-родительски уговаривая на каждую порцию. Джун всё это время находился в комнате, даже просыпаясь изредка, Сэми выискивал его глазами и спокойно засыпал снова, находя тот печальный взгляд. Правда, проснулся он тяжело. Ким собрался уезжать, и тихонько тронул его за плечо, что вызвало неприятные ощущения сквозь сон и адреналин вмиг включил защиту, а Сэми ударил по родной руке. Ким, конечно, пытался извиниться, сам растерялся от своей ошибки, но Сэми лишь пробурчал, что всё нормально, но больше трогать, чтоб не смел. Похоже, что их отношениям пришёл конец. Саймон не подпустит мужчину к себе, а Джун и сам больше не смотрит на него, как раньше. Раздевшись в ванной утром, Сэми не видел в глазах старшего хоть малейшего намёка на восхищение его телом, как было раньше, лишь жалость в потрепанному парню. Хмурое лицо хёна наводило на мысли о том, что мужчина переживает за Сэми, переживает за случившееся, но это было лицом разочарованного человека, разочарованного в нём, в своём питомце. Сэми знал, что синтяне должны охранять своих энергетиков, но похоже, что Ким решил предоставить эту честь профессиональной охране, лишь из чувства долга, лишь бы не получать штрафы. Но похоже, что сам он уже не собирается этим заниматься. Хах, интересно заменить своего ангела-хранителя нанятыми амбалами. Лучше бы уж дьявола приставили, его он хоть не боится. Всё это вызывало горечь в сердце, вкупе с отвращением к себе и душевной кровоточащей раной, ломало тело. Алкоголь. Сейчас поможет алкоголь. Саймон вспомнил о совете Хаён и решил попробовать, но за дверями эти двое. Нужно как-то пройти. А что если они начнут останавливать? Руками хватать и в комнату заталкивать? Можно ли ему вообще выходить отсюда? Сэми давит пальцами на виски, настраивается на первый за несколько дней выход из комнаты, да ещё и через кордон. Двери тихонько открываются, Сэми сглатывает, когда видит напрягшихся охранников, он оценивает свободный путь по коридору, закрывает глаза и резко, по памяти выходит из комнаты. Лишь поняв, что его никто не хватает, он открывает глаза и оборачивается, эти двое идут за ним. Вот тут страх накрыл сильнее и Сэми дал дёру в сторону кабинета. Один мужчина кинулся за ним, но второй его остановил. — Не беги за ним, напугаешь. Там внизу наши, они проконтролируют. Иди спокойно. — Он нажимает связь в ухе и предупреждает, что молодой господин, возможно, выбежит на улицу. Но ещё на лестнице они заметили, что парень закрылся в кабинете, и спокойно встали у дверей. Наниматель строго наказал, чтобы к парнишке не приближались слишком близко, если нет опасности, и не пугали его своим присутствием в комнате. Они лишь проверили, открыв дверь своим дубликатом ключа, что с парнем всё нормально и закрыли дверь вновь. Сэми ещё прислушивается к звукам снаружи, когда дверь закрылась, но всё было тихо, лишь его тяжёлое дыхание от бега шумело в ушах. Он смог, у него получилось, появилось то радостное ощущение, что он испытывал, когда они с друзьями вот так же сверкали пятками в очередных сомнительных потасовках. Уголки губ дёрнулись, частичка прошлого веселья разбавила депрессию, гаденькая улыбочка натянулась, когда взгляд упал на бар. Ром — отличное начало для веселья. Сэми выудил бутылку из шкафчика и, прихватив с собой рюмку, усадил себя за стол Кима. Налить он налил, но было бы неплохо и закусочку иметь. — Тётушка, у нас есть копчёные крылышки? — Цзюнь звонит аджумме. Мог и сам в кухню сходить, но опять испытывать судьбу, нарываясь на охранников, совсем не хочется. Умом парень понимал, что они ничего ему не сделают, но и этим же умом домысливал, что охранники бывают разными, знал по опыту. — О, Сэми. Хочешь кушать? Самгетанг есть, будешь? — заботливая женщина сразу же предлагает более лёгкий для усвоения изможденным организмом вариант. — Нет, не хочу, — резко отрезает Саймон. — Хочу куриные крылышки, если есть. Или сыр превкусняшный. — Сыр есть. Бри с зеленью. Принести? — Это который испортился-то что ли? Который стоит дорого, но при этом просрачен непонятно уже сколько лет? — Джун как-то давал пробовать кусочек. Приятный, но корочка испортила этот вкус сливок. — Сэми, это же король сыров. Как тебе не стыдно? — Ладно, ладно. Принеси мне немного. Только корочку горькую срежь, пожалуйста. — Цзюнь уже хотел отключиться, как вспомнил: — Кстати, я в кабинете вашего господина Кима. Принеси сюда. Радостная аджумма, от того, что Сэми как-то оживился, сам просит еду, спустился из комнаты и весьма бодро разговаривает, бежит, нет, летит в кабинет с подносом в руках. Вряд ли молодой господин резко вернулся в свою колею, но начало положено, а значит, они всё делают правильно. Сэми еле успел спрятать бутылку и рюмку, сделал вид, что залез в компьютер старшего и теребит интернет. Женщина суетливо ставит поднос на стол, аккуратно отодвигает рабочие папки хозяина по сторонам, расчищая поверхность. — Сэми, вот твой сыр. Я ещё добавила дольки яблок, как ты любишь. Куриные крылышки — нездоровая пища, тебе нужно восстанавливать силы, жизнь ждёт твоего возвращения. — Она укоризненно помахала указательным пальчиком. Цзюнь, напряженно поджимая губы, наблюдал за тётушкой и молчал, надеясь, что так она быстрее уйдёт. — Может тебе прогуляться после еды? — продолжает ворковать аджумма. — Сегодня замечательнейшая погода. Тебе только на пользу это будет. Парень с опаской смотрит на улицу, двор пустынен, всё на виду, и там куча охранников бродит. Однозначно: нет. Подождав хоть какой-то реакции на свои вопросы, пронаблюдав за скованным лицом и прячущимся взглядом, тётушка Ким всё-таки уходит. А Сэми достаёт свою добычу и наливает в рюмку. Этот вечер должен быть спокойным. *** — Что происходит, Сэми? — спрашивает Джэджун войдя в кабинет. Парень развалился в его кресле, закинув одну ногу на подлокотник, в руках держал рюмку, наполненную коричневой жидкостью, а на столе, видимо, бутылка с той самой жидкостью, наполовину опустошенная. С компьютера играла музыка. — Ты что, пьёшь? Парень расплылся в улыбке и осушил рюмку, потянулся к столу, взял последний кусочек сыра и сунул в рот. — Этот твой Бакарди — хорошая штука. Ты же не против, я надеюсь? — он вопрошающе смотрит на старшего. — Я вижу, что ты пьёшь. Меня интересует, почему ты это делаешь? — Ким подходит к столу и забирает бутылку. — Неужели надеешься залить память спиртом? Это не поможет. Поверь мне. И сделанного не отменит. Сэми тянется через стол за ромом, но Джун отводит руку назад и парень в бесполезных попытках падает поперек столешницы, прижимая животом пустую тарелку из-под сыра. — Жалко, значит, да? — он удобнее укладывает голову на протянутую руку, не желая поднимать тяжёлое тело обратно. — Ну что, навидался с другом? — Да. Мне совсем не жалко, но это, — Ким указывает на бутылку в своей руке, — только ухудшит состояние. Легче не станет точно, а вот похмелье будет тяжёлым. — Да плевать. Давай, ты не будешь читать мне сейчас нотации. Выноси мозг своим подчинённым, а не мне. — Сэми просто мямлит пьяным языком. — ЗОЖ мне уже ни к чему. Моё мутное и гнилое болото внутри уже никогда не превратится в чистый пруд. — В тебе нет никакого болота. — Джэджун пытается приподнять отяжелевшее тело малыша. — Давай, я помогу тебе подняться. Нужно вернуться в комнату и ты ляжешь спать. — Спать? А я не хочу спать, — парень отталкивает руки Джуна, но сам всё-таки пытается подняться. Ноги его не держат, и Ким ловит падающее тело, удерживает сильными руками и прижимает к себе. Саймон поднимает расплывшийся взгляд и зависает на глазах хёна, не вырываясь из рук. Ким тянет носом воздух, наполненный ароматом спирта, в груди всё щемит от жажды поцеловать раскрытые губы малыша и забыть уже, наконец, всё на свете. Высказавшись сегодня другу, на душе стало полегче, но вид пьяного Сэми встревожил его. Он тянет руку к его растрепанным волосам и нежно проглаживает, пока позволяют. Пальцы спускаются по виску, по щеке, обводят границу челюсти, с подбородка срываются на горло, останавливаются на яремной впадине. Судорожным вдохом он успокаивает свои желания и возвращается к реальности. — Тогда просто полежать надо. Скоро тебе станет плохо, — произносит Ким хриплым голосом, возвращая руку на лопатки парня. — Что, не понравилось? Что ты увидел во мне, что остановился? — спрашивает Цзюнь разочарованно, внимательно прослеживающий все эти движения старшего. — Что ты вообще видишь во мне? Червя? Земляного, того, что извивается лишь бы выжить и провести свою никчемную жизнь в темноте. — Это совсем не так, Сэми, — взволнованно произнес Ким. — Ты для меня самый чистый человечек в этом мире, самое прекрасное существо во вселенной. — Бабочка для нас является ассоциацией того, что ты сказал, — задумчиво отвечает парень, опустив глаза. — Она прекрасна, легка, невесома, в ее душе нет никаких грехов, за ней не числится никакого насилия. Но для меня она всего лишь примитивное создание, низшее глупое существо, с которым я не собираюсь общаться. — Ты для меня не бабочка, ты для меня всё. Я люблю тебя, — уверяет Ким. — То, что произошло, не изменило моего отношения к тебе, по крайней мере, не ухудшило точно. Малыш, без тебя нет смысла мне существовать. — Ты хочешь меня? — Сэми готов был сейчас рискнуть. — Вот, я здесь. Ну же, возьми меня прямо сейчас. Хочешь? — он тянется к губам старшего, сначала осторожно целует, но все больше напор увеличивается, проникновение углубляется, язычок вылизывает нутро. Джэджуну сносит мозг, руки просто ликуют последние минуты от того, что осязают тело младшего, душа поёт от того, что парень тянется к нему, а сердце восторженно подскакивает от взгляда малыша, пусть и пьяного, но подаренного ему. Пьяный. Сэми всего лишь пьян. Скорее всего, это лишь под действием алкоголя парень ведёт себя так. Что будет после протрезвления? Ким вспоминает их первый раз, даже тогда Сэми в страхе убежал, а что будет сейчас, когда он и тени своей боится? Это лишь ухудшит их отношения, Джэджун, получается, лишь воспользуется моментом. Но почему рукам так и хочется это сделать, почему они тянутся под рубаху мягкой пижамы, касаются бархатистой кожи и требовательно сжимают её? А губы, они и вовсе не слушаются, затыкают рот малыша, ловят его постанывания, терзают его вычерченные лепестки и наслаждаются их мягкостью. Он напугает, напугает малыша, лишь коснётся его бёдер и всё закончится. Это нужно прекращать прямо сейчас, пока не зашло так далеко. — Тебе нужно лечь, — шепчет мужчина в разорванный поцелуй и пытается не сорваться с той мысли, что нужно прекратить. — Хённи, уложи прямо здесь. Ведь ты можешь? Хочешь? — мурлычет парень и тянется к губам. — Ты пьян. Сейчас не время для этого. Парень резко отталкивает мужчину и усмехается. — Я так и знал. Я и рискнул-то потому что знал, что ты не захочешь этого, — горестно говорит он и отходит назад. — Не делай такое виноватое лицо, Джун, я и сам себе противен. Теперь ты разглядел то болото? Того червя? Цзюнь отходит дальше и запинается об кресло, и падает в него, но вместо того, чтобы встать, он лишь удобнее мостится в него клубочком. — Это всё бред. Пьяный бред. На свете нет ничего, что я хочу больше, чем тебя. — взгляд Кима становится вновь печальным. Он смотрит на прикрывающиеся глаза малыша и уже сомневается, что сделал всё правильно. — Я много чего слышу от тебя, — бормочет парень, — но не вижу действий. Все твои пафосные фразы годятся лишь для женских романов. Я решил переступить свой страх с помощью алкоголя, предложил себя тебе, попытался всё вернуть, но… Ты не принял моего подарка, оттолкнул, это и есть твои действия… — глаза парня прикрываются, моргание останавливается. Он идиот, как всегда. Сколько раз он уже ругал себя за свои суперпоучительные и правильные действия? Сколько он ещё будет вот так отталкивать малыша для его же блага, как ему показалось? Большой заботливый папочка, что совсем не обращает внимания на желания ребёнка, просто делает всё, как надо, не учитывая того, как хочется. Джэджун подхватывает спящего Сэми на руки и несёт в спальную. В их общую спальную и в их общую кровать. Вспомнит ли малыш этот разговор завтра, а может он подумает, что это пьяные фантазии? Ким укрывает младшего, а тот вдруг проснулся, или это было сквозь сон, раз глаза всё-таки прикрыты, руки парня хватают мужчину за футболку и тянут к себе. — Хённи, поцелуй меня, пожалуйста, — жалобно стонет он, и на этот раз Ким уже был согласен на всё. Если малыш просит, надо просто сделать всё в наилучшем виде, а не раздумывать о последствиях, которых может и не быть. Если Сэми даёт, значит надо брать. Да вот не подрассчитал он момент. Хватка на одежде ослабевает, руки падают, а губы парня не шевелятся. Он просто уснул, успокоенный поцелуем. Джун приоткрывает полог невидимости на лице. Звезда смотрит на него глазами малыша и улыбается, она никогда не спит. Такое симпатичное, наивное существо, не ведающее о происходящем вокруг него. Оно улыбается, значит Сэми спокоен и счастлив. Милая звёздочка вызывает лишь раздражение у Джэджуна, и он резко прикрывает лицо, наслаждаясь чертами своего малыша.