***
Но ночь проходит неспокойно. Засыпает Гермиона только под утро: все часы ворочается, пытаясь ни о чём не думать. Но чем сильнее её попытки забыться, тем больше непрошенных мыслей лезет в голову. О возможности ослабления магии из-за таких как она — чушь, внушаемая чистокровными семьями для оправдания необоснованного гонора. О жизни магов в тени маглов — но ведь это правда, и это несправедливо. О вражде и соперничестве факультетов. О неприятных словах Ланселота, в которых она одновременно ищет и ложь, и истину. И о том, почему же свою истину она так и не раскрыла. День проходит как во сне. Вечер наступает быстро. Эссе пишется скорее машинально, нежели осознано, но результатом гриффиндорка довольна. Следующим делом по списку ей предстоит вязание, до которого она так и не добралась прошлым вечером. За усердный час выходит три кривеньких, больше похожих на носки, шапки. Гермиона планирует связать восемь, чтобы не осталось времени и сил на переписку с Ланселотом. В гостиной, погружённой в тёплый карамельный свет заколдованных свечей, набирает обороты вечерняя сутолока. Гарри и Рон, занятые игрой в магические шахматы, делают вид, что не замечают, как одна из головных болей их подруги ставит опыты на первогодках. Ничего не подозревающий светловолосый мальчишка удивлённо смотрит на длинный, вывалившийся изо рта язык, пока Фред и Джордж с важным видом делают пометки в блокнотах. — Это уже слишком, — тихо ворчит Гермиона, с удвоенной яростью принимаясь за четвёртую шапку. — Рон, почему бы тебе не остановить своих братьев, пока кто-нибудь из первогодок не угодил в больницу Святого Мунго? — Но никто ведь пока не угодил, — вяло возражает Рон, отбивая коня Гарри ладьёй. Конь, поднявшись на дыбы, поверженно падает за пределы доски. — Ключевое слово — «пока». — Мм. Пойди и скажи им сама. Пускай проводят тесты на слизеринцах, — всё тем же незаинтересованным тоном отзывается Рон, увлечённо изучая положение шахматных фигур на доске. Гермиона отрывается от вязания, однако её взгляд, полный гнева и неодобрения, остаётся без должного внимания. — Никто ни на ком не должен проводить эксперименты! — важным тоном чеканит она каждое слово. — В этом году было бы неплохо сосредоточиться на более важных вещах. — На каких же? — стуча пешкой по тёмной клетке, из вежливости спрашивает Гарри. — На прекращении межфакультетной вражды и заключении мира. — Ты предлагаешь пригласить слизеринцев на чаепитие и преломить с ними хлеб? — удивлённо спрашивает Рон и смотрит на Гермиону так, словно видит впервые. Гарри давится шоколадной лягушкой и, кажется, ставит пешку на ту клетку, на которую явно не задумывал, шипя «чёрт». — Нет, — примирительным тоном отзывается Гермиона и вдевает спицу в следующий узел, — но посуди сам. Вся школьная система с её квиддичем и баллами направлена на соперничество. Нас всех с самого первого дня ставят в противоборствующее друг другу положение, и с каждым годом ситуация усугубляется, — и оглядываясь, добавляет тише: — На руку Сам-Знаешь-Кого нас заставляют быть врагами. — Хочу заметить, слизеринцы сами упорно делают всё, чтобы остальные считали их врагами, — замечает Гарри, потирая переносицу, на которой образовалась вертикальная складка. — Но если бы вы хотя бы перестали соперничать со своим квиддичем. Вы же каждый год насылаете друг на друга порчу из-за этой проклятой игры, как будто в мире нет ничего важнее квиддича! — Нет ничего важнее квиддича, — угрюмо возражает Рон, насупившись. — Ещё как есть! Взаимопонимание и сотрудничество, Рон, а не победа! — Да, а что это ты тогда встречалась с Викки в прошлом году? — Я с ним встречалась не из-за квиддича, — густо краснея, возражает Гермиона. — Вы двое даже не пытаетесь понять, о чём я говорю! — А что здесь понимать? Всем известно, что все тёмные маги оканчивали Слизерин! — Все? Так уж все, Рон? Не припомню, чтобы Питер Петтигрю и профессор Квиррелл учились под змеиным знаменем! Сенсация, Рон: они окончили Гриффиндор и Когтевран! — Это просто исключение из правила! — Это не исключение из правила, Рон, это стереотип! Стереотипы, в которых мы все погрязли! И которыми мы сами роем себе могилу! На фоне её порывистого заявления один из подопытных первогодок блюет в услужливо подставленное Фредом ведро. Но Рон ошалело смотрит не на учинённые братьями опыты над несчастными младшекурсниками, а на Гермиону, сжавшую в тиски недовязанную шапку. — Мы же сами заводим их в тупик своим предубеждением! — горячо продолжает она и в порыве страстной патетики швыряет вязание в спинку дивана. Моток ниток падает на пол, и Живоглот спрыгивает с кресла, запуская когти в ярко-оранжевый клубок. — Как ещё должны вести себя слизеринцы, если все автоматически записывают их в будущих преступников?! — Как минимум, они могли бы доказать обратное адекватным поведением, — поддерживает Рона Гарри, смирившись с очередным поражением на шахматном поле. — Как? Все три факультета противостоят им с начала обучения! — Они сами виноваты! Смотрят на всех свысока, не считая нас ровней себе! — Гарри разражается нервозным криком. Другие ребята начинают заинтригованно поглядывать в их сторону. — И вообще, у нас ходит под носом ходячее доказательство того, что с возрастом слизеринцы не становятся лучше! Посмотри на Снейпа! — Опять ты прицепился к Снейпу? — Гермиона закатывает глаза. — Мы сто раз подозревали его, и все сто раз это оказывалось не тем, о чём мы думали! — и добавляет тише, чтобы её слова не достигли посторонних ушей: — Дамблдор доверяет Снейпу: он состоит в Ордене, Гарри, это ли не доказательство моих слов? Да, у Снейпа паршивый скользкий характер, но это не делает его вселенским злом! — Да, это делает его просто злым, Гермиона, — саркастично замечает Гарри — не без горькой улыбки. — Вы — заложники предубеждений, как ты не понимаешь? — устало стонет Гермиона, от бессилия запрокидывая голову на мягкую спинку. — Наверное, Пожиратели Смерти говорили то же самое в Визенгамоте, как думаешь? — колко подмечает Рон. — Чтобы их оправдали. — Я никого не оправдываю! Я лишь пытаюсь понять другую точку зрения. Весь магический мир погряз в средневековых стереотипах и рамках. Почему волшебники должны жить в тени и скрываться от маглов? Разве это нормально, что дом кабысдоха спрятан внутри других домов? Почему мы не можем открыто посещать магические мероприятия, при этом не отпугивая маглов за сотни километров? Почему не можем все жить в гармонии и понимании!? — А потому, Гермиона, что, когда последний раз волшебники жили с маглами бок о бок, нас сжигали на кострах! Это ты пытаешься вернуть средневековье! — кричит, не выдержав, побагровевший Рон. — Лучше, вон, продолжай вязать, тебе ведь нужно оскорбить своими благими намерениями всех домовиков Хогвартса, оставив их без крова. Гермиона вспыхивает: — Ну прости, Рон, что пытаюсь сделать этот мир лучше, пока одни живые существа считают, что могут паразитировать на других живых существах! — Я не собираюсь с тобой ссориться из-за ходячих метёлок! Гермиона вздрагивает — последнее слово подобно пощёчине. — Ходячие метёлки! — выразительно восклицает она. — Да как ты смеешь, Рональд Уизли! И чем ты тогда отличаешься от слизеринцев?! От того же Малфоя? — Ты совсем с катушек слетела: сравнивать меня с этим облезлым хорьком из-за прислуги, которая счастлива прислуживать! — Они несчастны, Рон! — рычит Гермиона. — Может, ты ещё начнёшь отстаивать права стульев из-за того, что мы на них сидим? Дрожь охватывает тело волной: сначала дрожат пальцы, затем губы, пока обида не наполняет Гермиону, переполнив кубок терпения. Не прошло и суток, а слова Ланселота догоняют её, как бы она ни пыталась сбежать. Неужели все представители чистокровных семейств такие? Вне зависимости от того, на чьей стороне сражаются, под чьим знаком учатся. Неужели все они в глубине души презирают не только домовых эльфов?.. — Вот увидишь, Гермиона, стоит Тому-Кого-Нельзя-Называть переступить порог Хогвартса, слизеринцы первые радостно падут пред ним на колени, — продолжает Рон гнуть свою линию, расставляя фигуры для новой партии. — Это всё несправедливо! — не выдержав, едва не плачет Гермиона, и Живоглот испуганно прячется под кресло, бросив размотанные нити. — Почему мы должны жить в таком мире?! В мире, где чистокровные волшебники вынуждены скрываться в тени, ужиматься, прятаться! В мире, где маглов считают третьим сортом из-за многовековой вражды и страха утратить силу! В мире, где существует рабство! В мире, где мне приходится скрывать своё происхождение от!.. Но Гермиона не договаривает, быстро прикусывая язык. — Скрывать от кого? — настороженно спрашивает Гарри. — Что ты имела в виду? У Рона даже дар речь пропал, он только шокировано смотрит на неё снизу вверх. Гермиона запоздало замечает, что стоит на ногах, хотя в начале разговора она вязала, сидя в кресле. — Ничего, Гарри, ничего, просто забудь… Эти слова оказываются точкой в бессмысленной ссоре. Друзья смолкают. Гермиона возвращается к вязанию, но то и дело умудряется колоть пальцы спицами, списывая слёзы в глазах на болезненные ощущения. Гарри и Рон продолжают играть, точнее имитируют мыслительный процесс над следующими ходами, но гриффиндорка, бросая взгляд украдкой, понимает, что мыслями они сейчас так же далеки от шахмат, как и она от вязания. На фоне всё ещё раздаются звуки блевания, которые, кажется, никому не мешают. На самом деле, Гермиона осознаёт, что несправедливо вывалила весь невысказанный багаж претензий Ланселоту на своих друзей. Вчерашний диалог выбил её из их комфортной колеи; пускай и раньше у них не было единого мнения по многим вопросам, но черту, из-за которой стоило бы бить тревогу, они не переступали. Более того, она явно ввела его в заблуждение, позволив думать, что принадлежит к его «сословию», из-за чего он и осмелел в своих нелицеприятных высказываниях. Просто скажи, кто ты есть, — журит внутренний голос, вставая комком поперёк горла. — Это ведь так просто, всего несколько букв: м-а-г-л. Но в ответ раздаётся очередной отвратительный звук, который вызывает тошноту у самой Гермионы. В конце концов не выдержав, она вскакивает и яростно кричит: — Фред, Джордж, если вы немедленно не прекратите, я буду вынуждена написать вашей маме! Глаза близнецов синхронно округляются, братья испуганно переглядываются и говорят: — Ты не сделаешь этого. — Не сделаешь ведь, так? — Ещё как сделаю, — с гонором подтверждает Гермиона, не сдавая позиции, и сжимает ладони в кулаки. Фред прячет блевательный батончик в складках мантии, Джордж как застигнутый врасплох преступник поднимает руки и говорит в шутливой форме: — Слушаемся, мэм. Как скажете, мэм. — Только не накладывайте на нас взыскание, мэм, — нарочито официальным тоном подхватывает Фред, — не хватает только поклониться. Разочарованно покачав головой, Гермиона падает обратно на диван, прячет лицо в ладонях и делает несколько глубоких вдохов и выдохов. Кричала она, конечно, тоже не на близнецов. — Слушай, Гермиона, мне кажется, мы все перегнули палку… — осторожно начинает Рон и запинается, сконфуженно ведя плечами. — Дамблдор был прав, — уже спокойным, но ещё подрагивающим голосом говорит Гермиона, выпрямляясь. — Сам-Знаешь-Кто сеет вражду даже между близкими людьми. Сами подумайте, мы ссоримся уже целый год по пустякам. А Воландеморту, — Рон вздрагивает от звука этого имени, — это только на руку. Поэтому я и говорю, что мы должны объединиться. Все. И соперничество делу не поможет. Мы должны перестать создавать искусственных врагов! Гермиона вытирает нос рукавом и обессиленно смотрит на свои ладони. — Послушай, Гермиона, я понимаю, что ты хочешь сказать, — начинает Гарри тем же спокойным, как штиль, голосом. — Как в волшебном, так и в магловском мире слишком много несправедливости. Но мы не можем ничего сделать, общество сформировалось так, что для него нормально… Но Гермиона прерывает Гарри: — Но это не значит, что мы должны с этим мириться! Раньше нормальным считалось сжигать ведьм на кострах! Так что маглам стоило сохранить инквизицию? Сохранить рабство в европейских колониях, оправдывая его тем, что рабы счастливы быть рабами? — Но домовые и правда счастливы! — снова встревает Рон. — Потому что они не знают другой жизни! — Хорошо, и что ты предлагаешь? Устроить революцию? Чтобы маги открыто использовали магию в Лондоне? Чтобы тёмные волшебники могли беспрепятственно насылать проклятия? Чтобы маглов пускали в Хогвартс на экскурсии? А домовым выделили клочок суверенной земли? По-моему, Рон прав: ты живёшь иллюзиями. Это же анархия, Гермиона. Не все такие высоконравственные как мы: многие начнут пользоваться своим положением, что приведёт к множеству войн и сумятице. — Но и терпеть тоже не вариант! — Твои предложения? — Для начала — наладить контакт со Слизерином! Уверена, на факультете найдется пара-тройка адекватных студентов, способных на членораздельный диалог без оскорблений и заклятий порчи! — Только без меня, — качает головой Рон. — Я лучше с Хагридом в Запретный лес схожу. Презрительное выражение лица Гарри говорит красноречивее слов: эту битву Гермионе предстоит вести одной. — Хорошо, я вас поняла. Я сама найду хорошего слизеринца и приведу его к вам! — Только не забудь надеть на него поводок, чтобы «хороший мальчик» нас не укусил, — прыскает Рон, завершая очередную партию матом. Гермиона поднимается и отвечает ему укоризненным взглядом, а затем шарахается от бегущего на всех парах первогодки, у которого из носа фонтанирует кровь; следом за ним несётся Джордж. Она оборачивается. Фред с невинно хитрой улыбкой пожимает плечами: — Мы думали, ты говорила только за блевательные батончики.***
Впервые Гермиона задумывается над тем, что больше четырёх лет находится в плену стереотипов, порождённых случайно услышанным шёпотом: «Все тёмные маги оканчивали Слизерин». Вот только вспоминая прошлые четыре курса, она не может не признать того факта, что Питеру Петтигрю — студенту Гриффиндора и профессору Квирреллу, окончившему Когтевран, ничто не помешало примкнуть к Тому-Кого-Нельзя-Называть. И кто знает, если порыться на полках мракоборческого отдела, сколько ещё злых колдунов и ведьм, окончивших факультеты с благородной репутацией, но преступивших закон, найдётся в потёртых временем пергаментах. Факультет не предопределяет хороший человек или плохой. Иначе зачем позволять существовать Слизерину, априори выпускающему злых волшебников? Гермиона уверена, что бо́льшая часть пренебрежительного страха представителей других факультетов основана на биографии тёмного мага, окончившего Слизерин под именем Том Марволо Реддл. «Да, вот только основатель Слизерина — Салазар Слизерин — тоже не жаловал в стенах Хогвартса таких как ты», — резонно возражает внутренний голос. Гермиона морщится и отгоняет непрошенные мысли. Если так подумать, они никогда не шли на близкий контакт со Слизерином. Ни квиддич, ни сдвоенные занятия не смогли послужить мостиком к взаимопониманию, напротив — только усугубили неприязнь. В частности их вражда за последние годы основывалась на упрямом соперничестве Малфоя и Гарри. Остальные подхватили их настроение, точно эти мальчишки, — негласно венчанные принцы, — представляли факультеты больше, чем главы домов. Но этот бессмысленный глупый конфликт начинал набивать оскомину. Особенно в такие сложные времена. Вот только возможно ли ему положить конец? Вряд ли. Малфой первый нападает, а они только обороняются в разумных пределах. Так уж вышло, что их трио олицетворяет собой всё, что противоречит его ценностям, если их таковыми можно назвать. Рон и его семья не ведут «положенный» чистокровным образ жизни. Она маглорождённая. А Гарри… А Гарри своим существованием, кажется, перетянул все лавры на своё чело. Пожалуй, это больше всего и раздражало Малфоя, который с пелёнок готовился быть центром вселенной. В случае с Гарри причину можно предположить: он особенный. Рон — «предатель». Но почему он зацепился за неё? Гермиона не единственная маглорождённая в школе, но к другим студентам Малфой не проявляет такой открытой агрессии. Потому что она дружит с Гарри? Пожалуй, это единственное логичное объяснение. Нет, окончание этого конфликта — утопия. Но это не значит, что она не может хотя бы попытаться. И начнёт Гермиона с того, что растопчет в пыль подошвами туфель вековые заскорузлые стереотипы. Начать стоит с поиска выдающихся в магической истории выпускников Слизерина, не запятнавших свою биографию. А потом — с попытки наладить контакт с кем-то более нейтральным. У неё уже есть один личный пример. Ланселот. Да, он заносчив, самовлюблён и высокомерен. В нём не просто заложены, а цветут семена искусства тёмной магии. Но может Виктор и прав: не так важно, что ты используешь, а в каких целях и каким образом. В конце концов, оборотное зелье — продукт далеко не светлой магии. Но это не помешало ей сварить его ещё на втором курсе, и никто не пострадал. С этой целью Гермиона на несколько дней растворяется в тишине библиотечного зала, погрузившись, как в глубокие воды, в изучение биографий выдающихся слизеринцев. Она ищет всех: зельеваров, законодателей, новаторов, просто интересных, но благопристойных с моральной точки зрения личностей, конспектируя их имена и заслуги. На третий вечер, довольная увесистой стопкой пергаментов, которую она собирается заставить друзей прочитать от корки до корки, Гермиона потягивается и обводит зал взглядом. Уже довольно поздно, в искусственном свете волшебных ламп несколько студентов ещё горбятся за столами: среди них несколько семикурсников-когтевранцев, пара-тройка гриффиндорцев с четвёртого курса, детишки-пуффендуйцы и стайка слизеринцев. А ведь она обещала найти и привести живого, из плоти и крови, «хорошего» слизеринца, а значит план подразумевал личное сближение… Вот только с кем, а главное — как? Гермиона ещё раз обводит зал, приглядывается к ребятам, чьи шеи стягивают зелёные галстуки: одни выглядят слишком высокомерными, другие слишком взрослыми, кто-то, напротив, слишком мал. Нет, она просто ищет причину оправдать свою трусость в решающий момент. Сглотнув, Гермиона встаёт, проходит сначала мимо столика, где стайкой сидят слизеринки, но не решается даже остановиться. Берёт с полки наугад первую попавшуюся книгу, проклинает себя всеми возможными эпитетами и снова оглядывается. За дальним столиком, сокрытая увесистым старинным фолиантом, сидела ещё одна слизеринка. В одиночестве. Идеально. Вдох и выдох. Посчитать до десяти. Ударить себя по щеке. И, наконец взяв себя в руки, отправиться к выбранному столику. Сердце стучит как сумасшедшее. Ладошки потеют. Но Гермиона с шумом, кривясь от резкого звука ножек по полу, отодвигает стул и присаживается за заваленный исписанными пергаментами стол, положив перед собой книгу, название которой так и не прочитала. Девушка напротив поднимает глаза, они пересекаются взглядами. Гермиона неловко улыбается и поднимает руку в знак явно неуместного приветствия. — Привет, не против, если я присяду? Слизеринка обводит ближайшие свободные столики взглядом, снова пристально глядит на Гермиону; в её зелёных глазах читается недоумение, тем не менее, она легонько пожимает плечами и, схватившись за виски, продолжает чтение. Гермиона чувствует себя неловко. Открывает справочник по травам из Восточной Азии и рассеяно листает, в текст даже не пытается вчитываться, периодически смотрит на соседку напротив, чьё лицо шторами закрывают тёмно-русые волосы. На потёртых страницах пергамента Гермиона замечает информацию о водорослях, эссе по которым Снейп задавал им на третьем курсе. Значит, она третьекурсница. — Пишешь эссе по водорослям для зелья, меняющего голос? — Гермиона пугается собственного незнакомого писклявого голоса, точно сама эти водоросли и проглотила. Соседка издаёт утвердительный звук, не отрываясь от чтения. Гермиона шумно листает страницы. — Помню, на моём третьем курсе профессор Снейп снизил мне оценку на один бал из-за того, что я в названии поменяла местами слова, — нервно прыскает от смеха Гермиона. Её визави чуть удивлённо вскидывает брови, но молчит. — А сегодня довольно многолюдно для этого часа, — ещё через несколько минут замечает Гермиона и кусает нижнюю губу; её молчаливая собеседница на этот раз даже не издаёт какого-либо звука. — И погода сегодня хорошая… Зачем она это говорит, о Мерлин!? Провалиться бы под землю от стыда! Несчастная слизеринка уставилась в свой текст с таким терпеливо удивлённым выражением лица, точно с титаническим усилием держала себя в руках, чтобы не наложить порчу на мешающую ей заниматься незнакомку. Гермиона спешно закрывает книгу и уже хочет бросить извинения, чтобы скорее смыться, как замечает рубиновые капли, падающие на истёртые временем страницы. Кап-кап. Кровь капает из носа. Слизеринка с неким фаталичным безразличием дотрагивается до носа; её взгляд, обращённый на окровавленные пальцы, тускнеет, точно на её губах оставил поцелуй невидимый дементор. Кровь уже не просто капает, а начинает течь от подбородка к шее — до белоснежного воротника. Гермиона вскакивает, машинально вытаскивая палочку, и произносит Энхэмон — немного замедляющее, но не останавливающее кровотечение заклинание. — Тебе нужно срочно в больничное крыло! — Я знаю, сейчас, — наконец выговаривает её соседка дрожащим голосом, стараясь сохранить хладнокровие, а затем бросает фолиант на стол и быстро семенит к выходу. Гермиона бежит за ней, подхватывая под локоть, — та даже не противится. Вспыхивает страшная догадка: а не посоветовал ли Рон своим братьям и правда ставить эксперименты с кровоносными конфетками на слизеринцах, вместо первогодок из Гриффиндора? — Ты случайно не ела никаких конфет? Не брала ничего у близнецов Уизли? — Что? — ошарашенно переспрашивает девчушка и рукой прикрывает нижнюю часть лица, когда навстречу им идут когтевранцы. — Нет, ничего такого. Голос её дрожит сильнее, а сама она, не выдержав, вцепляется в руку Гермионы и прибавляет шаг. Кровь снова быстрой струйкой бежит к её шее. Пролетающий мимо Пивз, прижимающий к призрачной груди украденный набор чернил, округляет глаза и голосит на весь замок, звеня бубенцами на шутовском колпаке: — У-Б-И-Й-С-Т-В-О-О-О!!! Чернильницы разбиваются о мраморный пол. Гермиона успевает лавировать мимо расплывающегося пятна и накладывает ещё одно кровоостанавливающее заклинание. В больничное крыло они врываются вихрем. Мадам Помфри расторопно бежит им навстречу с другого конца и на удивление Гермионы тревожно восклицает: — Мисс Гринграсс, у вас снова кровотечение? Да что же это такое? Скорее сюда. Гермиона помогает слизеринке присесть на койку. Лицо у той совсем побледнело, а в глазах — опустошённая обречённость. Мадам Помфри несёт полупрозрачную зелёную колбу, на ходу извлекает пробку и спешно наполняет её содержимым кубок, который немедля протягивает пациентке. — Нам стоит оповестить ваших родителей. Это второе кровотечение за неделю, вам нужно показаться колдомедику в больнице Святого Мунго. Это не шутки, моя дорогая. — Нет, нет, всё в порядке, — тараторит Гринграсс, жадно глотая зелье — кровь отчасти попадает ей в рот. — Я просто переутомилась. Мадам Помфри переводит удивлённый взгляд на Гермиону, и та, сконфуженно заломив пальцы, подтверждает, что они занимались в библиотеке. — Нет уж, останетесь в койке, а я немедленно оповещу профессора Снейпа. Мисс Грейнджер, последите за Асторией, хорошо? — не терпящим возражений тоном заявляет мисс Помфри и, дождавшись кивка Гермионы, спешит на выход. Гермиона неловко проводит ладонями по бёдрам и вздрагивает, когда раздаётся громкий хлопок закрывающейся двери. Кровь постепенно останавливается, но вид у слизеринки, Астории Гринграсс, оставляет желать лучшего: вся нижняя часть лица, шея и белоснежная рубашка испачканы в крови, точно в замке и правда произошло убийство. Не в силах наблюдать, как Гринграсс тщетно пытается привести себя в порядок, Гермиона применяет очистительные чары. Астория перестаёт тереть губы рукавом мантии и удивлённо смотрит на чистые пальцы. — Спасибо, — слабым голосом благодарит она. — Не за что. — Гермиона убирает палочку в карман и присаживается на стул рядом. — Это не моё дело, но мадам Помфри права: тебе следует показаться целителю, если это не первое кровотечение… — Ты права, это не твоё дело, — безмятежно пожимает плечами Астория и упирается руками в матрас. Краска приливает к лицу Гермионы, она отворачивается, пытаясь сдержать колкость, какой бы наверняка ответила Малфою на хамство. Нельзя. Она всё ещё может наладить контакт. — Ты ведь Астория Гринграсс, верно? А я… — Гермиона Грейнджер. Я в курсе, — прерывает Астория и медленно ложится на бок, устало прикрывая глаза. Гриффиндорка удивлённо выгибает бровь. — Не думала, что настолько популярна в школе. — Сложно не знать о тебе, каждый вечер проводя в нашей гостиной. Гермиона по-прежнему молчит, роясь в карманах в поисках завалявшихся с поезда конфет, чтобы хоть как-то скрепить это знакомство — по-наивному так, как было принято в детстве. — Ты одна из центральных тем Драко. Признаться, порой вашему Поттеру не так достаётся, как тебе, — заканчивает Астория и вяло зевает, подпирая щёку рукой. Не найдя ничего сладкого, которое по наставлению профессора Люпина помогало от многих бед со здоровьем, Гермиона нюхает колбу, пытаясь понять, что за зелье мадам Помфри дала Астории. Пахнет убойной концентрацией трав. — Ну уж прости, что приходится выслушивать лживые сплетни обо мне вечерами. Могу предложить прятаться в библиотеке. Там, по крайней мере, мисс Пинс не позволит Малфою голосить о своей тяжёлой судьбе в окружении недостойной челяди. Астория слабо улыбается. В этот момент двустворчатые двери открываются и в помещение, словно летучая мышь, врывается Снейп. Он стремительным, быстрым шагом подлетает к койке и чёрной тенью наклоняется к Астории, осторожно, по-отечески дотрагиваясь до её плеча. — Астория, я обязан оповестить ваших родителей о вашем ухудшившемся здоровье. Вы в состоянии сегодня перенестись через каминную сеть? Уверен, мисс Амбридж даст разрешение… Замерев, Гермиона шокировано наблюдает за тем, что можно назвать страхом и заботой о своей ученице; эмоции, которые не видел ни один живой (и даже мёртвый) гриффиндорец от ненавистного преподавателя, вывернувшего наизнанку не одну душу. Однако стоило Снейпу перевести взгляд и наконец заметить Гермиону, как его лицо тут же приняло ожесточившееся, непроницаемое выражение. — А вы что здесь делаете?.. — Гермиона помогла приостановить кровотечение, — перебивает Снейпа Астория и к удивлению обоих протягивает Гермионе руку. — Спасибо, что помогла. Но не задерживайся, скоро отбой. На протянутую руку удивлённо смотрит не только Гермиона, но и сам Снейп, высокомерно выгнувший бровь. Точно если они пожмут друг другу руки, то под их ногами тотчас разверзнется земля. Но Грейнджер в суеверия не верит, пожимает мокрую от ледяного пота руку Астории и дружелюбно отвечает: — Рада нашему знакомству. Поправляйся, Астория. Снейп презрительно фыркает; когда Гермиона проходит мимо него, резко оборачивается, скрестив руки за спиной, и злостно шипит: — Мисс Грейнджер, надеюсь, вы достаточно деликатны, чтобы понимать приватность сложившейся ситуации. Если я услышу хоть одного слово от живой или мёртвой души о состоянии мисс Гринграсс… — Вы снимете пятьдесят баллов с Гриффиндора? — горько усмехается Гермиона, посмотрев прямо в чёрные, как ночь, глаза. — Не судите меня по своим ученикам, сэр, у меня не так много свободного времени, чтобы распространять сплетни. Снейп с такой силой сжимает губы, что, кажется, сейчас ужалит её — стоит ему открыть рот; Гермиона распахивает двери и сталкивается с налетевшей на неё слизеринкой. Та, даже не подумав извиниться, смиряет её неприятным заносчивым взглядом и отодвигает рукой в сторону, спеша к трём волшебникам. Светлые, почти платиновые волосы бьют Гермиону по лицу прежде, чем дверь перед её носом захлопывается мановением палочки профессора Снейпа.