***
— Проклятье... Мужской голос, как спасительный лучик света, выводит девочку из кромешной тьмы и лучше ледяной воды отрезвляет. Легкие больно горят, а во рту отвратительная на вкус жидкость, обжигающая нежные слизистые покровы. Коллеи кашляет, желудок нестерпимо тянет. — Давай, — ее переворачивают на бок, чтобы рвота свободно стекала в подставленную емкость. — Вот так. Она захлебывалась в собственной же рвоте и с булькующими звуками влажно откашливалась. Из крепко закрытых глаз бурными горячими потоками текли слезы, почти что также как и рвота с уголка ее обожженных кислотой губ. Все, что она могла сейчас, это безвольной грудой плоти и костей лежать и рвать в сторону, которую ей задали, чтобы не умереть до глупого ничтожно. Дотторе придерживает ее голову под легким наклоном, чтобы не было дискомфортно, но и чтобы нельзя было задохнуться из-за мешающихся в глотке рвотных масс нетипичного для пустого желудка цвета. Девочку рвало темным, почти черным, словно в желудке открылась язва, а кровь быстро коагулировала из-за действия кислоты органа. К счастью или нет, но то была вовсе не кровь. Она уперлась локтями в матрац и попыталась привстать, чтобы ошалелым взглядом пробежаться по комнате и в ужасе начать вырываться, обозначив тем самым желаемый кусок личного пространства. Но Доктор непреклонным нажатием ладони в жесткую грудину между двух грудей уложил девочку обратно. Как раз вовремя, потому что она внезапно сложилась пополам в животе и снова всхлипнула, когда рот покинула дрянная жидкость. С каждой новой волной желудочного сока становилось значительно легче. Будто она отравилась пропавшей в дежурстве едой, и такой путь очищения организма стал особенно эффективным. Вряд ли нынешнее состояние можно назвать пищевым отравлением, скорее, негативной реакцией на препарат, спровоцированной сравнительно недавней инъекцией в ноющее плечо, которое она поспешила ощупать. Каково же было ее удивление, когда мягкие подушечки пальцев ненароком облупили чешуйки заразы, оставив на их месте мелкие впалые ранки. Пальцы в ужасе прошлись по травмированному участку, докладывая своей боязной вылазкой об обстановке. От страха сковало саднящее горло, что и вскрикнуть не получилось. А кричать было от чего: тело решило в самом прямом смысле рассыпаться под легким касанием своих же фаланг. Да, то были струпья элеазара, но вдруг за наростами последует и родная плоть? Что, если она столь же просто станет отваливаться неровными мясными лоскутами кровоточащего мяса? Она не хочет мучиться, как больные половым заболевание, когда сыпь и воспаление покрывает все тело, а некоторые части тела, состоящие преимущественно из хрящей, могут и вовсе отвалиться. — Спокойно, — поспешил ее осадить Дотторе, накрывая изучающую плечо ладонь своей. — То, что сейчас происходит с твоим телом, в порядке вещей. Не раскрывая рта в пронзительном возгласе, Коллеи крупно дрожала и с усилием выдернула свою руку из противного плена костяной ловушки мужчины. Растормошенный потрясением мозг острее, чем полагается, воспринял зловоние рвоты собственного сосуда и неадекватный цвет склизкой мешанины. Мгновенно подурнело еще сильнее, перед глазами поплыло от боли уже не только в эпигастральной области, но и во всем мозговом отделе черепа в целом. Живот же снова скрутило, и девочка уже была готова содрогнутся в новом исторжении, но рта не покинула и капля. Вместо той вышли сиплые слова из напряженного горла: — Вы обещали... — она сухо закашлялась, сжимаясь в напряженный клубок. — Обещали сохранность людей! Академии!.. — Не понимаю о чем ты, — Дотторе, незаинтересованный беспочвенными обвинениями, посерел в лице. Красные глаза недобро прошлись по лицу пациентки, подмечая только им и ясные детали. — У тебя снова жар? — Многорукий механизм!.. Коллеи наконец-то выпалила о жутком образе, представшем перед глазами во время длительно бессознательности. Изменения в лице Доктора не заставили себя долго ждать и незамедлительно отразились на острых чертах в приглушенном освещении камеры. Все глубокие шрамы на коже стали будто темнее, словно те обратились в гнев и стали пунцовыми, а выпуклые отбрасывали темные, почти черные тени, из-за которых весь лик ученого стал походить на ужасающее старческое лицо. Будто время коснулось его с невиданной силой и отобрало благоухающий расцвет сил, оставив вместо того дряхлость. — Тебя посетило видение. Лекарь не вопрошал. Он был непоколебимо уверен в собственном доводе, подкрепленном показаниями больной. Коллеи ощутила укоризненный укол вины за выдачу информации, за которой некогда охотился Дотторе. — Коллеи, — Предвестник плотоядно растянул губы в гадливой улыбке и склонился над девочкой плотным черным пятном. — Что еще ты видела? Какой мелкий злобный дух потянул ее за язык? — Вас... Второй Предвестник заинтересованно склонил голову к плечу и выставил прямую в локте руку рядом с боком девочки, внимательно уставляясь в фиалковые глаза. — Нет-нет, — он отрицательно качнул головой, позволяя бирюзовым локонам плавно качнуться в воздухе. — Не меня, Коллеи. Невозможно. Влияние Доктора не могло быть столь велико, что его клон, идентичный с нынешним оригиналом, заправляет некоторыми делами в Академии и возглавляет, кажется, собственный же проект. Этого не могло быть не столько из-за огненной трагедии, которая безусловно, оставила свой определенный след в обыденном укладе Сумеру, сколько из-за принадлежности недружественной ледяной стране. — Омега, — Дотторе хитро усмехнулся, из-за чего в уголках его рубиновых глаз образовались мелкие мимические морщинки, а крохотные шрамы несколько деформировались. — Он не самая однозначная моя копия, однако работает, как надо... Коллеи недвижимо впивалась взглядом в сидящего в неприятной близости мужчину, но вовсе не бегала по его мрачному утомленному силуэту. Черные пятна глаз намертво засели на единственной точке тела и глядели словно не на нее, выискивая в ней что-то, что могло бы быть полезным или хотя бы интересным, а насквозь. Будто никакого фанатичного ученого и не было рядом, как и видения до разговора с ним. Как если бы все это было неудачным розыгрышем от старого доброго приятеля или, как минимум, плохим сном. — Скажи-ка, было ли что-нибудь еще? — явно удовлетворенный успехами своего сегмента, лекарь обратился мягко, как услужливый паж к своему господину знатных кровей. Но он не хочет ждать своеобразного «повышения» за свои заслуги, а потому предпочтет обратится против с отравленным клинком, вымогая желаемое. Притупленный взгляд Коллеи, до этого взиравший куда-то вскользь, резко остекленел, поднявшись, наконец, на уровень глаз Доктора. Ее глазные яблоки с пигментом фиолетового цвета стали похожи на пустые стекляшки фарфоровых кукол. Взор стал блеклым и зафиксированным, словно его изваял мастер кукольного дела, гений и просто великий энтузиаст, преданный своему делу. Единственное, что отличало девочку от неодушевленного предмета с красивыми яркими нарядами да пышными локонами — резкое замедленное дыхание. Она стала как хищник, который перед своей выслеживаемой жертвой подавил все шумные процессы своего тела, чтобы не спугнуть желаемую дичь. Но она вовсе не охотник. Она — жертва обстоятельств и диких планов Доктора, поставленная перед развилкой выбора, от которого зависит не только ее, но и чужая судьба. Одно лишь быстрое, тяжелое решение определит все здесь и сейчас. Нужно немедленно решить. — Ученые... Они, — Коллеи уводит чужие мысли в совершенно другую сторону, отвлекая и выбивая себе время на раздумья. — Они возлагают надежды на проект. Короткое «Вот как» послужило ответом на очевидную и безбожную ложь. Если судить по выражению лица Предвестника и легкому задумчивому ответу, то все прошло более чем гладко. По крайней мере, так казалось, а большего в нынешней ситуации она и просить не смела. Все таки она не могла подставить под внимание и удар Фатуи Путешественника. Лучше умолчать или уклончиво ответить, ибо правда была бы равноценна предательству не только своих дорогих людей, но и всей нации в целом. В том числе и слабого, беспомощного Дендро Архонта, к которому не только она сама безуспешно обращалась бесчисленное количество раз. Конечно, она оставалась неуслышимой и даже брошенной на произвол проклятой судьбы, но что-то подсознательно запрещало выдать тайны Малой Властительницы Кусанали. — Думаю, ты увидишь больше, если ввести позднее дополнительную дозу. Не все же выходит с первого раза. Горечь в иссушенном рту стала куда более ощутимей, явственней и мерзотней, когда лекарь, кажется, завел разговор не с болезненного вида девочкой, а с самим собой. Словно он собрал консилиум из врачей, таких же, как он сам, и решал вместе с коллегами дальнейшую судьбу тяжелого пациента. — Как бы то ни было, а результаты стоящие, — Дотторе потер свои уставшие глаза кончиками пальцев до еще большей красноты, чем нынешняя. Все прямо таки сигналило о расхлебанном состоянии единственного Предвестника-врача. Интересно, не будь он сверхвыносливым монстром, то как бы он выглядел в настоящее время. Если бы сумел дожить вообще, а не умер от истощения? Будь он «обычным», то чем бы занимался? Вновь наступила гнетущая тишина и возросла пропасть между двумя почти что людьми, насколько их двоих теперь можно было таковыми считать. Будто бы с концом обсуждения их успехов в преобразовании Порчи кончились и общие темы для разговора, чему Коллеи, безусловно, была рада. Она вновь могла ощутить расплывшуюся по телу с двойной силой усталость, отголоски боли из-за бесчинствующих останков и даже услышать не только свое, но и дыхание врача, который прикрыл утомленные очи. До странного необычным было поведение Второго Предвестника Фатуи, так сильно ослабившего бдительнось подле Живого Глаза Порчи, пребывавшего в нестабильном состоянии. Но в этой несвойственной манере было и что-то удивительное, и даже невероятное, как подумалось Коллеи, когда она, взглянув в последний раз на, кажется, задремавшего мужчину, прикрыла следом и свои усталые глаза. В этом определенно было что-то человеческое и что-то, что не отталкивало, как случалось обычно. Конечно, Доктор обманчиво выглядел, как обыкновенный мужчина средних лет и всегда одевался слишком уж идеально, по кукольному, как с иголочки. Чем, собственно говоря, и отводил большинство подозрительных взглядов, шепотков и возможных опасливых теорий касательно его загадочной персоны. Его безукоризненный образ прекрасно работал, и большинство гаденьких делишек сходили ему с рук за презентабельный внешний вид и тщательно скрываемые истинные намерения. Однако теперь это был не тот злобный, бесчеловечный гений. Вовсе нет. Он по прежнему им и оставался. Только вот такие характерные слабым человеческим телам вещи, вроде сонливости, утомленности и истощенности сделали из него обыкновенного ученого, одержимого своими идеями, обгоняющими свое время. Измятая рубашка, расстегнутые верхние пуговицы воротника и белый халат сверху с неряшливо закатанными рукавами сделали Дотторе проще. Более нормальным, чем он есть на самом деле. И в этом ему также сильно помог острый на слова язык, который более не покидал своей пассивной позиции в ротовой полости близ зубов. Эта своеобразная мрачная тишина давила, но вместе с тем дарила необходимый покой, какой пациентка не могла получить с тех самых пор, как сюда заточили и иных людей, помимо нее самой. Не было ни всхлипов, ни стонов, ни хриплых молитв Архонтам среди идеальной, будто бы подделанной тишины. Коллеи лежит подле Доктора столь же спокойно, пока сам он сидит недвижимо, когда слышит совсем отдаленно торопливые шаги нескольких пар ног. Не обращает внимание и на почти что фантомный скрип массивной двери. Все таки не о чем беспокоиться, потому что «смотрители» вовсе не к ней решили ворваться в скромную обитель. Оно и не требовалось, покуда Предвестник был рядом: его и одного казалось слишком много на пораженную элеазаром девочку. Они посещали вовсе не ее. Раздался истошный крик совсем вдалеке, но даже такой отдаленный шум вынудил разлепить налитые бессилием веки и резко приподняться на локтях, так, что вмиг закружилась голова, а тошнота вновь объяла дурными оковами. Не взирая на плачевное состояние, девушка до крайности сильно ощущала острую необходимость сделать хоть что-нибудь, да хоть вмешаться и оттянуть время для «смертного приговора» невиновного похищенного. Вот только у лекаря были иные планы на эту ситуацию. Он грубым толчком ладони в плечо опрокинул ее обратно, впечатав в матрац, и недобро сверкнул алыми радужками потемневших глаз. Стальной блеск без каких-либо слов приказывал лежать, не рыпаться, не мешать замыслу, который она в силу своей необразованности не способна была постичь. Черные дыры — зрачки, гневно осаждали необузданный порыв добродетели и молчаливо сжирали, утягивая на самое дно двух, без преувеличения, Бездн. И она, и обреченный с этих пор пациент сдались неприлично быстро: он прекратил кричать или издавать хоть тихие звуки, а девочка безукоризненно подчинилась сквозь отвращение к себе, Доктору, клонам, залившимся смехом и беспросветной бранью. Как же все таки эти копии разительно отличались от оригинала или того же мальчишки — Дзеты. Грубые, шумные, неопрятные и жадные до чужих страданий. Животные. Стало страшно вовсе не себя или свою незавидную судьбу, а за того несчастного и последующих за ним людей, которые идентично вопили, срывая голосовые связки в нечеловеческом звуке, а после, обрываясь, смолкали. Невыносимо было даже подумать о предназначении этого «расходного материала», как обычно выражался Дотторе. Можно было лишь гадать: осквернят их тела в ходе эксперимента силами Бездны в познавательных целях или модифицируют. Если, конечно, Доктор не придумал новый способ использования потенциала человеческих тел.***
Острие стального пера с чрезмерно громким поскрипыванием о поверхность пожухлой бумаги оставляло острые линии черных чернил, заполняющих документ. Когда она неумело писала самостоятельно, то подобный звук, скорее наоборот, успокаивал и вводил в трудовой транс, в котором можно было проработать долгое время, не замечая ничего вокруг. И это приносило удовольствие от того, что ее неумелые руки и необразованный ум могли согласованно работать и оставлять на тетрадном листе кривые надписи, которые должны были стать не то конспектом по учебнику, не то обычной тренировкой почерка и постановкой руки. Однако то, что ее уши улавливали, сейчас, кажется, раздражало. Нежные барабанные перепонки, будто ножом резали, а мелкие ушные косточки решили неаккуратным движением переломать, принося невыносимую боль и совершенную глухоту. Коллеи с точностью до наверняка предпочла бы сейчас уничтоженный слуховой анализатор, лишь бы не терпеть вмиг усилившиеся звуки. От чего-то показалось, что громче стало не только перо в руках «гостя», но и дыхание пришедших к ней, а может, и тех несчастных в камерах по соседству с ней. Пером несколько раз ткнули в бумаги, шумно выдохнули через нос, позволили ткани одежд мерзко зашуршать, а серьга в ухе звякнула, когда голова была наклонена к плечу. Шепотки над ухом неподалеку и незнакомая пульсация, походящая на пульс... Слишком много звуков. Те, которые ранее были знакомы, и те, что обнаружились с этих пор. Словно человеческие уши по мановению докторской руки сменили на орган слуха какого-нибудь хищного отродья Бездны, внимающего проклятым словам. — Сударыня. До этого недвижимые глаза, бурящие одну точку перед собой, устремились на лицо в маске. Кратковременно на открытых участках лица Альфы-3 отразилось смятение, которое он в спешке отогнал от себя, приобретая вновь растерянную собранность. — Вас что-то беспокоит? — мужчина больше утверждал, чем осторожно задавал вопрос, не отводя взгляд от девочки, выглядящей отчужденно и потерянно. Коллеи скривила лицо, ощутив болезненную стрельбу в ушах из-за низкого и всеобъемлющего голоса копии Дотторе. Руки невольно потянулись к прикрытым волосами ушам, и ладони осторожно накрыли их, отгораживая от нежелательных раздражителей. — Нет, — откровенно солгала она, медленно потянув воздух сквозь сомкнутые зубы. — Вы не слышали моих вопросов. Со стороны выглядели отстраненно, — срез модели Альфа шагнул ближе к девочке и бросил холодный взгляд, рассматривая ее бледную кожу лица и мрачные тени под глазами. — Будьте любезны рассказать причину Вашего дискомфорта. Уверяю, это пойдет на пользу Вашему телу. Пойдет на пользу ее телу. Коллеи вмиг ощетинилась, отшатнулась назад и чуть ли не ощерилась, как дикая лесная кошка, во владения которой вторгся незваный хищник. Честная реакция была не столько на подошедшего ближе, сколько на мерзкие речи из его нечестивого рта. Глупо было бы полагать, что Дотторе или одно из его созданий будет заботиться о душевном благополучии, при условии, что большую ценность несет исключительно один лишь сосуд, в клетках которого и содержится идеальное оружие. — Я задумалась, — снова соврала она, уводя опустошенный взгляд в сторону, подальше от четырех алых радужек сегментов, прикованных к одной лишь ей. — Так глубоко ушли в свои мысли, что пропустили все мимо своих ушей? — наконец подал голос второй срез — Дзета, до этого стоявший так, словно в рот воды набрал. А может, пациентка его также не слышала, как и Альфу-3, но разбираться с этим сейчас не было никакого желания. — О чем размышляли? — Какая разница?! — рявкнула Коллеи, неоднозначно махнув перед собой рукой, будто хотела наотмашь ударить. Она, как дикий, загнанный в угол зверь, забралась с ногами на постель и прижалась спиной к холодной стене. С такой позиции без каких либо сложностей можно было рассмотреть две копии перед собой и чувствовать себя хотя бы от части в безопасности на своем личном островке эфемерной неприкосновенности — матраце. Дрожащие руки потянулись к прижатым к груди коленям и обняли их, будто это могло дать ей дополнительную защиту. — Дзета, — укоризненно рыкнул старший срез, что-то помечая в бумагах на руках. Юный клон мгновенно переменился в лице: несогласно заломил тонкие брови, сложил руки на груди и отвернул голову в противоположную от мужчины стороны. Будь в его правом ухе серьга, как и у прочих, то она обязательно бы звякнула, невольно привлекая к себе внимание. — Что ты пишешь?.. — она осторожно кивнула на чужие занятые руки, поборов яростный огонь в душе, какой ей никогда не был свойственен. Впрочем, выход на диалог ей тоже был несвойственен. — Оценку Вашего состояния. — И что там? Срез смерил больную девочку оценивающим взглядом. Красные глаза наскоро пробежались по ней, кажется, выявляя некоторые новые для себя подробности, которые позже он обязательно запишет. А пока что ему придется ответить на разного рода вопросы. — Мне не разрешено говорить об этом. Приношу извинения, — ровно отозвался Альфа-3, прижав руку со средней по толщине стопкой документов к белой груди. — Вне зависимости от содержания, это не позволит Вам узнать ничего нового о Вас. Коллеи бездумно кивает, не особенно вслушиваясь в ровную речь мужчины, которая, как оказалось, не вызвала настолько негативных эмоций в сравнении с Вивьеном, слоняющимся за кем придется хвостиком. Альфа-3 все еще был копией Дотторе, почти что самим лекарем Фатуи, но был более приятной компанией. Тот ни разу ее не коснулся, не раскрывал рта без надобности, укротил среза, который хотел и точно мог сделать с ней что-то, что могло выйти за рамки, установленные Предвестником. И, наконец, осадил юношу, за что она невероятно благодарна, потому что терпеть его не было сил. Впрочем, такая внезапная и ничем не обоснованная агрессия, возможно даже своеобразная, но все же благосклонность, настораживали. Особенно напрягало свое эмоциональное неблагополучие. Если она правильно все сложила, а в таком незавидном положении невозможно сосчитать иначе, то Доктор от части добился таки своего. Добился первого этапа. Шея зазудела. — У Вас остались какие-нибудь вопросы прежде, чем мы закончим? — он хищно сощурился, стоило только уловить сначала легкий порыв тонкой девичьей руки, а затем и само ее движение, когда та потянулась к метке. Коллеи чесала, почти что рвала ногтями черную печать и спрятала лицо в коленях, уходя от голодных глаз. Сейчас на уме были далеко не возможные вопросы, которые она хотела бы и могла задать сегменту. На уме была только одна мысль: как усмирить внезапно разбушевавшийся нрав, который, казалось, вытеснил своим резким проявлением даже восприимчивость к шумным звукам. Но жалкие мыслительные процессы оказались тщетны, словно что-то на корню душило и не позволяло думать в этом ключе. Будто длинные змеи обвивали ее тонкое тело и, нещадно сжимаясь, не позволяли кислороду воздуха достигнуть органов респираторной системы, чтобы питать головной мозг. Душа мучилась от терзаний, которыми щедро ее одарила совесть. Такие страдания были совершенно нелогичны хотя бы потому, что имела полное право вести себя подобным хаотичным и агрессивным образом. Собственно говоря, этому поспособствовал Дотторе, находящийся подле нее все то время, пока она была в бреду от Порчи. Из-за этого она до сих пор ощущала на кончике языка все те ругательства, которые так и не сумела выпалить чуть ли не в лицо ученого, чтобы донести до него свои лихорадочные мысли, вразумить и освободить свою черепную коробку от лишнего напряжения. Голову словно простреливают пулей из увесистого мушкета одного из застрельщиков. И боль от фантомного выстрела разливается жгучей лавой по каждой обычно неосязаемой извилине высшего органа нервной системы. Занятые руки тянутся уже к зеленоволосой макушке и крепко обхватывают, словно это могло унять острые пульсации. — Ничего... — она упирается. Плюет в лицо своему состоянию и не смеет поддаваться реакциям тела. — Если Вас терзает головная боль, то будет благоразумно принять обезболивающее, — Альфа-3 задумчиво хмыкнул и сделал новую пометку. Коллеи наскоро отмахивается от предложения мужчины и ощущает, как глаза невыносимо щиплет, а затем становятся настолько влажными, что еще чуть-чуть и с уголка сорвется прозрачная соленая капля. — Глупо с Вашей стороны отказываться, — осторожно начал он, подойдя непозволительно близко к съёжившейся девочке. Его крепкое тело возвышалось над хрупкой напряженной фигуркой. — Особенно, если Вы уже длительное время терзаетесь. Мужчина, безусловно, прав в некоторой мере и рассуждает здраво, как и полагается копии врача. Однако именно это и останавливало девушку. Он — не Дотторе и имеет схожую поведенческую модель с теми, кто носит в «имени» приставку «Альфа». Взрывчатые, неустойчивые и инфантильные клоны внушали куда более меньшее доверие, нежели оригинал, который был чуть ли не таким же, но действовавшим из холодного расчета и сугубо логически. Этот более сдержанный и холодный, но даже так... — Лишняя «разминка» не помешает Вам. Скорее наоборот, — осмелился вмешаться Вивьен, не выдержавший, кажется, своего наказания молчанием. Он поравнялся возле взрослого сегмента и, сложив руки за спиной, мягко, но не без нервных всполохов, улыбнулся. Его сухие губы неестественно для порождения Дотторе, аккуратно изогнулись, а поза стала на порядок расслабленней и вольней, чем должна быть. — Вы давно не прогуливались. — Из-за некоторых событий, о которых ты, Дзета, — клон в маске презрительно скривил губы, рассматривая по левую от себя сторону миниатюрного мальчишку. — Судя по всему забыл. Или не предал особого значения аварийной ситуации? — Ничего я не забыл, — он несогласно фыркнул, мимолетно коснувшись зажившей губы. — Прекрати. Сейчас нам нужно позаботиться о другом... — Нет. Оставьте меня, — на грани слышимости прошептала Коллеи, не поднимая головы. — Вы записали все, что нужно. Уходите. — Коллеи, Вы не совсем понимаете. Альфа-3 опустился на колено перед ошеломленно поднявшей голову пациенткой, и, коротко вдохнув, он заговорил более твердо: — У Вас особый статус, дарованный Вторым Предвестником Фатуи, — и Дзета, и он сам переменился в лице, когда произнес титул Дотторе холодным тоном. — Но, как пациент, Вы вынуждены подчиняться требованиям врача — в данный момент моим. Коллеи не нашла что ответить. Она будто была брошена среди бескрайнего бушующего моря без каких-либо средств для выживания в неблагоприятной обстановке. — Прошу Вас, не делайте такое лицо, словно Вы совершенно меня не понимаете или я несу какой-то несуразный бред. Жестокая речь мужчины окончилась столь же внезапно, как и началась. Последние слова снежной лавиной сошли на нездоровую голову Коллеи, окатывая холодом и неподъемным грузом неясного чувства. Стало тошно, и рот привычно наполнился вязкой слюной, возвещавшей о скорой едкой волне желудочного сока. Но она мужественно сглотнула и плотно сжала побледневшие, как и все лицо в целом, губы. Клон... Альфа-3 прав. Конечно, никакой свободы выбора нет: либо подчиняешься, либо пожинаешь плоды своего бунта против установленных правил. Удивительно, что ей нужно об этом напоминать при том условии, что некоторый «полезный» опыт за спиной имелся. Однако тот успешно, будто бы игнорировался. Попросту отвергался и затирался беспощадным временем и памятью. — Довольно, Альфа-3! — не выдержавший мальчишка недобро рявкнул, одернув Альфу за руках белой формы. Его тонкие подростковые черты лица исказились под гнетом элементарного гнева и несогласия, став похожими на острые изгибы необточенного гипсового бюста. — Если идентично рассуждать, то и у тебя нет особых привилегий!.. Юноша резко стих, когда с кровати послышался сдавленный стон, а от мужчины заполучил испепеляющий жестокий взгляд. Губы старшего из срезов изогнулись сильнее обычного и обнажили острые зубы, которым позволь только коснуться плоти, и они вырвут без сожалений увесистый теплый кусок. — Я имел в виду, что неэтично заставлять таким образом, — мальчик отступил назад и виновато покосился на Коллеи, сжавшуюся в комок. — В смысле, не обязательно так грубо... — Не тебе говорить об этичности, — Альфа-3 выпрямился во весь рост и снисходительно вскинул голову, скалясь. — Мы лишены этого права. — Однако ты то и дело берешься за нравоучения и перегибаешь... — Замолчите! Шум с быстротой молнии улегся, как землетрясение, по мановению руки Гео Архонта, оставив после себя лишь жалкие песчинки погибшего от возгласа эха. Коллеи судорожно хватала ртом воздух, лихорадочно вонзившись взглядом в старшую копию Дотторе так, словно внутри переваривалось желание превратить крепкое тело в мокрое непрезентабельное пятно. — Я пойду с вами! Пойду!.. Девочка, срывая голос, вскочила с постели и остановилась сгорбленной фигуркой напротив высокого мужчины и с дрожью продолжила: — Только замолчите... — Коллеи неровно выдыхает и воровато рассматривает то один срез, то другой, неуверенно обнимая свои дрожащие плечи. Молчание всегда было на вес золота. А сейчас оно на вес реликвии. Особенного артефакта, являющегося вовсе не копией чьей-то памяти, а настоящим, осязаемым могущественным объектом. И Коллеи готова хвататься за эту ценность, как один из воров шайки похитителей сокровищ. Но не для того, чтобы материально улучшить свой досуг, а чтобы спасти начинавшую вскипать черепную коробку. Альфа-3 удовлетворенно кивает, не смея больше сказать и слова, способного ранить одним лишь звуком, и любезно протягивает девочке раскрытую ладонь. И ту, неожиданно для двоих носителей генов Дотторе, боязно сжимают дрожащими пальцами, позволяя вести по коридорам, где давно не ступала ее нога. А все не только из-за упадка сил как моральных, так и физических, на фоне решений ее врача, но и осуждающих глаз, кажется, растущих из самих стен. Эти плотоядные взгляды можно было ощутить каждой мелкой порой кожи, каждой клеточкой эпителия. Хотелось бы в когда-то привычной детству манере поднять руки, закутаться плотнее в грязные обноски и скрыть свое изуродованное тело от лишних глаз. Повышенное внимание ее пугало, заставляло испытывать сильную тошноту и глубокую двойственную неприязнь к тем наблюдателям и себе. И это вновь повторилось. К несчастью, поношенных, слишком больших для нее вещей не было, чтобы укрыться в импровизированном коконе, потому приходилось сносить осуждение «на голую». Совершенно также, как и ее стопы, переносящие и уже, кажется, привыкшие к леденящему кости холоду. Каждый шаг давался с огромным трудом, не взирая на поддержку со стороны Альфы, и отдавались необузданной тряской в голове, будто позвоночник отрекся от своей поддерживающей и амортизирующей функций. С каждым почти что неслышимым вдохом возрастала взрощенная тревогой слабость, а окружение перед глазами смазывало так, словно то была «сырая» картина маслом, потертая по неосторожности мастера. Коллеи дрожала изнутри, содрогалась всем своим крохотным существом, когда пальцы клона в издевке поглаживали мокрую из-за напряжения ладонь. В сторону не ступить и шага, а все из-за собственного необдуманного порыва сцепиться руками и пройти по ветвистым путям комплекса между двумя богомерзкими созданиями. Наверное, так бы продолжилось до самого их пункта назначения, если старший сегмент внезапно не остановился бы. Пациентку резко качнуло, и она непонимающе подняла глаза на непроницаемого Альфу-3, который остро всматривался в какую-то неопределенную точку и хранил тягучее молчание. — Альфа-3? — Вивьен обеспокоенно потянул мужчину за рукав белого халата и недоверчиво окинул взглядом помрачневшего. Коллеи поморщилась, встряхнула головой на ложно громкий голос подростка и с некоторым трудом выпуталась из сжатых пальцев сегмента. Она отступила от двоих мужчин прочь и оперлась рукой о стену, отвоевывая обратно маломальское безопасное расстояние, и опасливо наблюдала за неподвижным сегментом. Тот походил на исполинскую скалу, прикованную к земле. И точно также был безразличен к «непогоде» со стороны юного Дзеты, ходящего вокруг него. Время неумолимо текло и в то же время, словно застыло для трех в полностью пустом коридоре, без единой души поблизости. Чем больше они молчали, чем больше сверлили зрачками остановившегося, тем тяжелее становилось дышать и мыслить. В этом поведении было что-то неправильное и потенциально опасное, попросту ненормальное. И нехитрая догадка подтвердилась, когда отовсюду раздались неясные шорохи, звон металла о керамику и, наконец, душераздирающие вопли. Они так внезапно окатили с ног до головы, что пациентка вздрогнула и в ужасе обратилась в неясном направлении, переживая ушную боль. Следом раздалось и озлобленное рычание вышедшего из окоченения среза. Его руки сжались в кулаки, они дрожали, а глаза были широко распахнуты, да так сильно, что белки глаз монополизировали все доступное пространство глазницы, на поверхностях которых вмиг проросли алые нити мелких кровеносных сосудов. Дыхание мужчины участилось, зубы скрежетали от гнева и всех невыраженных эмоций в его голове, и он, озверев, вскричал: — Дотторе! Крик остался в чувствительном органе слуха премерзким звоном, вызвавшим дезориентацию. Звуков стало намного больше, и такое неприлично большое количество Коллеи не доводилось никогда слышать даже на Большом Базаре в Сумеру, в праздничные фестивали. Следом эхом отдавались торопливые шаги, глухие удары о стену, крики. И лишь через жалкое мгновение коридоры заполонили совершенно одинаковые между собой люди. Мужчины с похожими друг на друга лицами, фигурами и одеждами носились из стороны в сторону, как напуганные лесные травоядные под неумолимым натиском хищника. Срезы бежали несобранным потоком, сталкивались друг с другом и налетали на рассвирепевшего Альфу-3. — Это иррациональное решение! — в отчаянии схватился за голову один, загнанно дыша. — Это необдуманный шаг! — сквозь ужас встряхнул Альфу-3 почти что рыдающий клон. — Просто ужасный!.. — Высокомерный кусок дерьма! — скрипя зубами, мужчина с размаху ударил кулаком по стене с такой ужасающей силой, что, казалось, сотряслось все пространство, а часть копий застыли в ужасе. Он продолжил кричать, брызгать тягучей от бешенства слюной и осаждать собравшихся вокруг него срезов. Он не призывал их к порядку, скорее наоборот, бранился что в их сторону, что в сторону Дотторе — создателя этой клетки с голодными львами. — Я не хочу! — сегмент отбросил в сторону свою маску, являя изуродованное шрамами лицо, и потянулся к правому уху. Его пальцы в перчатке нащупали серьгу и незамедлительно сорвали, разрывая чувствительную кожу ушной раковины. — Это неравноценно!.. — он швырнул колбу под ноги и бесцеремонно разбил стекло своим каблуком, на котором остались ядовитого цвета голубоватые пятна. — Он же это не в серьез?! Правда ведь?! — Глупое решение, как ты только смеешь думать об этом!.. — Это предательство самого себя! Дыхание неистово колыхалось, словно птица в состоянии оглушительного шока, засевшего в узких границах груди. Каждая мышца тела замерла, отказываясь подчиняться, будто любое движение было наисложнейшим испытанием и вершиной бесчеловечных пыток экзекутора. Коллеи даже не смеет дрожать, а едва ли устойчивые ноги становятся невыносимо тяжелыми, чтобы пытаться ими двинуть, и наотрез отказывают в попытке бегства. И если снаружи она была бледна, как смерть, и молчала, будто была нема, то вот совсем глубоко внутри она кричала и билась в истерике из-за охватившего тело страха. Мозг разрывало от шумовой атаки и громадного количества мелких мыслей. Девочку неимоверно пугало скопление клонов Дотторе. А их нынешняя повышенная концентрация рядом вынуждала чуть ли не терять сознание от парализующей тревоги. Поверху, по уже существующему шуму, послышался тонкий мальчишеский вскрик. То кричал Вивьен, на которого налетело несколько взвинченных до предела срезов и, который в жалких попытках надеялся отбиться от разъяренных мужчин. — Найдите Дотторе!.. — приказал Альфа-3 младшим, тяжело дыша после приступа агрессии. Те немедленно сорвались с места и, словно окрыленные хоть какой-то надеждой рванули по коридору. Мужчина наскоро убрал со лба выбившиеся из общей копны волос пряди, скривился, глянув на Дзету. И, зло рыкнув, влез в кучу из идентичных тел, чтобы разнять сцепившихся. Куча из созданий Дотторе выглядела совершенно неправильно и отторгающе в таком ключе. А все потому, что пошли в самом прямом смысле против себя же. Эти существа не отличимы друг от друга, но при этом все обоюдно сильно ненавидят и готовы рвать глотки своим копиям зубами. — Почему?! Почему именно ты?!.. — сегмент с собранными в хвост короткими волосами рассвирепело тряхнул мальчишку за плечи, повалил худощавое тельце на пол и схватил за воротник рубашки, занося руку над его лицом в ожесточенном намерении. — Почему только ты останешься?!.. Жестокие слова обрываются, повисая в воздухе незаконченным потоком гнева и немедленно подхваченными возгласами. — Бета-7?!.. Клоны отшатнулись назад, увидев алую линию на лице Беты-7, тянувшуюся от самого носа и до острого подбородка. Молодой человек коснулся своих мокрых губ и, задушено вскрикнув, закашлялся кровью. Яркая жидкость брызнула в стороны, пачкая чересчур контрастным окрасом белые одежды и ходы коридора. Кашель был лихорадочен, как у пораженного чахоткой на последних стадиях, когда рот покидают некротические участки легкого вместе с кровью, пока неожиданно не стих. И за прекратившимся бульканьем обмякший Бета завалился вперед и рухнул неживой куклой на замеревшего Дзету, который в ужасе немедленно сбросил с себя старшего. Подросток в шоке не сумел и крикнуть. Все, на что он оказался способен, это, не поднимаясь с пола, отползти на содрогающихся конечностях к стене и загнанно наблюдать своими широко раскрытыми красными глазами за хаосом перед носом. Море. Нет, целый океан криков и стенающих тел взрослых мужчин, ползающих на коленях, в агонии, роняющих слезы и жалобно молящих, проклинающих Второго Предвестника. Все как один валились бездыханной грудой плоти и костей, истекая кровью и уставляясь опустошенными глазами в последние зафиксированные поля зрения. Альфа-3 еще стоял на ногах, как и прочие немногочисленные сегменты, бьющиеся в припадке над павшими. Мужчина, неустойчиво покачнувшись, оперся рукой о стену и коснулся своей серьги, вгрызаясь взглядом в Дзету. — Омега... — он сорвал синеватую колбу с мочки и крепко сжал ее в кулаке ровно в тот момент, когда из ноздрей побежали капли крови, пачкающие и кожу, и белый халат на широкой груди. Ужасно сильно заболели кости расшибленной стороны тела. Коллеи, содрогнувшись, завалилась на бок и обхватила колени бесконтрольно дрожащими руками. Раскрытый рот глупо хватал недостающий воздух с удивительной частотой. Однако дышать не получалось: кислород словно не цеплялся за мелкие альвеолы легких, проскакивая мимо них и вновь вылетая через трахею. Быстро ходящую грудную клетку, будто бы сдавили стальным обручем, не позволяя межреберным мышцам поднимать тонкие полукруги костей и позволять респираторным органам насыщаться под отрицательным давлением. Безумие, так долго заточенное глубоко внутри, наконец, вырвалось наружу в виде безудержной паники и неумолимого страха смерти. Погибли другие, те, что ей даже не знакомы, но боится теперь и она сама вдруг ощутить мокроту под носом и железистый привкус во рту, хоть и была в одном единственном уникальном экземпляре. Она должна быть рада уничтожению копий Доктора и торжествовать над их еще теплыми телами, но вместо этого ощущает невыполнимую потребность немедля исчезнуть и не видеть перекошенных в ужасе лиц мужских лиц, не слышать фантомные крики несчастных и не рыдать от их старания спастись хоть бегством, хоть еще как. Она давилась слезами, желая выцарапать собственные же глаза, которые, не подчиняясь ее воле, продолжали жадно поглощать алый цвет на белом полу. И алый в радужках лежащих. Это все дело рук Второго Предвестника? Неужели ему не хватило той малой крови, которой сумел насытиться не столь давно? Или?.. Девочка не понимает. Мозг не способен здраво оценивать из-за бьющего ключом стресса, который, если подкопится, то разорвет на части ослабленное тельце. — Н-нам нужно срочно уходить!.. — едва ли стоящий на ногах мальчишка, заляпанный чужой кровью, лихорадочно смахивал слезы со своих глаз. Он упал на колени совершенно также, как это делали старшие до него, и влажно всхлипнул. — Прошу Вас! — Нет, нет, нет, нет!.. — она сбивчиво бормотала, испытывая невероятную нехватку воздуха до такой степени, что голова тошнотворно закружилась, а по юноше перед глазами замелькали поганые мелкие мушки. Вивьен отчаянно взвыл, хватаясь за голову. Его пальцы тянули за спутанные пряди, намереваясь вырвать, пока сам он то открывал, то закрывал рот, явно собираясь что-то сказать, но передумывал в самый последний момент. — Коллеи! — подросток прокричал имя той единственной, что была сейчас рядом с ним, и ледяными ладонями поднял ее голову на себя. Он не выпустил чужой череп, даже когда получил встречное сопротивление и громкие рыдания. — П-посмотрите!.. Посмотрите на меня! Он крепко держал ее за бледные щеки и резко встряхнул голову в своих руках, так, что девушке показалось, будто хрустнула шея. И с этим щелчком она замолчала. — Мне тоже страшно... Он произнес это так тихо и так вкрадчиво, хрипло, что вмиг перестало существовать окружение. Главное место совершенно неосознанно занял рыдающий младший сегмент, дрожащий, как мелкий лист во время сильной грозы в Сумеру. Такой же крохотный, совсем незрелый и... Он тоже боится. — Я, как и Вы, не понимаю, — он опасливо покосился на тела позади себя и, тяжело сглотнув, взял девочку за предплечье. — Потому и прошу Вас... Коллеи не слушала. Она смотрела четко в красные глаза Дзеты, задержав дыхание и претерпевая разрывающие боли в голове, которые показались намного слабее, чем те, что были по началу. Он копия Дотторе. Он выглядит, как Дотторе. У него все сходства с Дотторе и с уничтоженными срезами. Но он другой. Ребенок. До предела напряженный срез осторожно посадил пациентку и собирался уже взять ее за второе предплечье, чтобы, потянув на себя, поставить на ноги. Однако встретил привычный глазу отказ. — В-вы не встанете без моей помощи, — и с недовольным дрожащим замечанием он дернул ее за руку в присущей для всех созданий Доттор небрежностью и поставил на ослабевшие ноги. — Прекрати меня!.. Коллеи закричала, не закончив своего упрека. Фиалковые глаза испуганным зверем поползли по трупам у заплевшихся о них же ног. Мертвые тела безвольно покачнулись под стопами и не выразили и капли протеста в сторону неподобающего отношения. Они мертвы. Мертвы. — Нет! Нет! Нет!.. Девочка в невероятной слабости опустилась на грязный пол и в страхе схватилась за уши. Пульс подавлял все возможные и нет звуки, что слышимые всеми, что нет — в ее голове. Снова накатила истерика, паника и удушье. Словно змеи тропических лесов решили ее, наконец, упокоить, попросту придушив, обвив тонкую шею до самого хруста позвонков. Да до такого, что очертания перед глазами плывут, лица сегментов искажаются, а алые брызги расцветают маками. Дрожь снова пробирает, слезы текут из раздраженных глаз, а в голове жалобные мольбы к глухим Архонтам. Она готова им молиться, не смотря на свой запрет, потому что оказалась буквально на кладбище, среди мертвых бездыханных тел отродий Дотторе. Ни единого звука, дыхания, признака жизни, и у каждого кровь. У всех, кроме одного единственного Дзеты, коснувшегося ее мягкой ладонью плеча вырывающей из пучины страшных раздумий. Следом взор заволокло и чем-то темным, что мешало рассмотреть окружение перед собой, словно на голову натянули какой-нибудь мешок, как делали те же похитители сокровищ. Только вот грубости, присущей тем варварам, не было. Были лишь дрожащие верхние конечности, костлявые фаланги пальцев и нагретый лоскут ткани на глазах. — Простите за это. Собственные ладони машинально потянулись ко стянутым глазам, но резко остановились на пол пути, так и не дойдя до точки назначения. В голове снова что-то отвратительно громко и неприятно щелкнукло, перестраивая некоторые параметры восприимчивости, словно переписывая формулу этого мира, земель Тейвата и, в конце концов, ее собственный человеческий головной мозг, какой она могла видеть в анатомических пособиях Сумеру, которые мастер Тигнари сумел получить каким-то неведомым чудом из богом забытых секций библиотек. — Простите... Она резко поняла, что больше не может сопротивляться. Хотя бы по той причине, что все силы были истрачены на купирование внутренними ресурсами боли и прущей через край тревоги. Этот мальчишка страшится, ничего не понимает и... Пусть делает то, что нужно, пока это ей не вредит. По крайней мере, пока она не может здраво оценивать опасную ситуацию, она готова смириться с этим и «довериться». Тугой узел затянулся на затылке, и сегмент, осторожно подняв ее на ноги, повел извилистыми дорожками через разваленные по коридору тела, сквозь раскинутые в стороны конечности, мокрые пятна и шумы из камер. Эти взолнованные крики резали получше препаровального ножа Второго Предвестника Фатуи в секционном зале и травили сильнее останков демонического Бога в ее разрушаемом элеазаром теле. Но ткань на глазах, позволяла временно позабыть о тех посторонних и слепо спотыкаться обо что-то на их с Дзетой пути, очевидно, на длинных конечностях тел. Чем дальше они шли, тем сильнее Коллеи ощущала дурноту, с которой, кажется, невозможно было бороться. Благо, что премерзкое ощущение сменилось чем-то иным, не менее приятным, когда сквозь материю на глазах стало ясно о значительной смене освещения с яркого на приглушенное. Кажется, они, наконец, ступили в тот участок коридора, где «проходная» оканчивалась, и начинались настоящие владения Доктора с неприятным полумраком, как в трущобных лечебницах Сумеру. Вместе с тем под ногами ощущалось большее количество еще скользкой жидкости, успевшей остыть. Очевидно, то была кровь, но почему-то тел поблизости невозможно было ощутить. Что-то неладное коснулось внутренних ощущений. — С-создатель... Дотторе рядом. Совсем близко и опасно недалеко от них. Дыхание перехватывает. Кожа невыносимо мерзнет. — Почему В-вы?.. Коллеи поднимает руки к своему затылку и тянет за туговатый узел на затылке. И резко дурнеет от увиденного. — Потому что оказались слишком неразумными. Коллеи не смела двинуться ни на шаг с места из-за благоговейного ужаса перед неудержимо сильным человеком в крови среди грязного темного коридора, захламленного изувеченными телами. Неимоверный холод, пробирающий до самых костей, был вызван не только страхом перед Доктором, но и из-за неровных глыб льда, растущих прямо из стен, и некоторых растерзанных тел. Одни сегменты просто лежали на полу мрачными фигурами, другие были пригвождены спинами к стенам, а последние... Тряпичными куклами висели на острых льдинах. — Т-так... В-в-вы!.. — Почему тебя это так удивляет, Вивьен? — Второй предвестник кривится и в брезгливом порыве встряхивает грязной ладонью, разбрызгивая кровь. А после этой же ладонью касается взмокших прядей на лбу и убирает назад, окрашивая те в красный цвет жидкостей сегментов. Он покачнулся и для устойчивости уперся раскрытой ладонью в стену, пачкая ее еще местами чистые плитки. На его обычно сдержанном лице отражается что-то непередаваемое: губы морщатся, натягивая некоторые из близких шрамов, тянет сквозь зубы воздух и хватается за голову свободной, но не менее грязной рукой. В нос бьет зловонным металлом и жутко тошнит. Нет мужества дышать. Ноги подгибаются в коленях, и тело падает на пол, расшибая конечности. — Убери ее, — мужчина почти что рычит, когда отходит от стены и проносится мимо двух молодых людей, косясь на Коллеи. Но рыкнул он не как величественный хищник, находящийся во главе стаи, а как раненный в дуэли за право жить. — У меня нет времени на возню с вами! Доктор без оглядки ушел в одному лишь ему известную сторону, разнося за собой нестерпимую вонь крови, прилипшую к нему от своих копий. Заляпанный халат развивался за ним широкими крыльями, трепыхающимися, как перья на грубых потоках воздуха. Эхо от стука его каблуков било по голове и угрожающе предохраняло от взгляда ему в след. Она бы и не смогла сделать этого в любом случае, но конкретно сейчас из-за тел перед ней и бесноватого Крио, упивающегося еще теплой плотью. Дзета, испуганный создателем, вскочил на ноги и подтащил к себе девочку, ставя ту в полный рост рядом с собой. Им нельзя больше находиться в разрушенном коридоре среди «Дотторе», уничтоженных оригиналом. Одно только это чувство сумело заставить их переставить ноги для первого шага и последующих неровных, спотыкающихся и поскальзывающихся на особенно крупных темных разводах. Мелкие хрусталики льда неприятно скрипели на подметках кожаных туфель мальчика, а под стопами девочки они ощущались острой стеклянной крошкой, которую совсем скоро сменили обломки плитки. Ощущения идентичны с теми, что были в полыхающей Академии и заледенелых улочках. Когда Дотторе возвышался величественной фигурой среди разрушенных строений, горящих корней древа и редких тел граждан. Но теперь тел больше. Масштаб разрушений не выходил за рамки, не считая жадного до теплой плоти Крио Элемента, потрескивающего от обилия силы владельца. И она может свободно двигаться, убегая прочь, и не подвергаться атакам Предвестника в незащищенную спину. Хотя бы потому, что позади ни души: ни Доктора, ни сегментов, ни даже агентов, которые, казалось, просто исчезли с территории Дотторе по щелчку могущественных пальцев. Впереди показалась спасительная дверь.