Мальчик+Мальчик

Если бы пару недель назад Саню спросили, что ему нравится больше всего на свете, он бы, не раздумывая, ответил - джиу-джитсу. Стоило забрать кого-то в треугольник, скрутить руку в кимуре или придушить в гильотине*, все печали и тревоги испарялись без следа. Сане импонировала сама философия джиу-джитсу. Основополагающий принцип этого боевого искусства в том, что даже недостаточно натренированный человек способен победить подготовленного соперника, правильно применив болевой или удушающий приём. Похоже на красивый вымысел? Но нет. Саня действительно наблюдал, как щуплые и субтильные на вид участники соревнований в два счета уделывали более мускулистых и крупных противников. Не было поединков увлекательнее, чем когда слабый брал верх над сильным, как по мановению волшебной палочки преображался и доказывал - невозможное возможно. Саня с Трактором выбирали секцию наобум, пришли во Дворец спорта неподалёку от дома, хотели записаться на каратэ, айкидо или вин-чунь. У стойки администратора на ребят наткнулся Равиль. Будучи в свои двадцать шесть уже титулованным спортсменом, он недавно выпустился из Академии физкультуры и как раз начал набор в группу по бразильскому джиу-джитсу. Трактор позже заверял, что вмешалась сама судьба, Саня, не склонный к фатализму, полагал – стечение обстоятельств. В любом случае, никто из них впоследствии не жалел и вид спорта менять не планировал. Оба уже заработали по синему поясу, а вскоре могли претендовать и на следующий - пурпурный. Но разве можно загадывать наперёд? Тем более, когда на горизонте маячит окончание школы. Только вот недавно всё изменилось, а у джиу-джитсу как у Саниного излюбленного занятия появился серьёзный конкурент. Больше всего Сане нравилось отныне целовать Даньку. Данькины губы вкуснее самых вкусных грушевых прозрачных леденцов, Саниных любимых, и мягче самых мягких бледно-розовых маршмелоу, которые Саня в огромных количествах сыпет в какао. Данька - мелкий и цепкий, он вис на Сане, как обезьянка на пальме, обвивал его своими лапками и крепко-крепко держал. Данька его обнимал, а Саню вело и накрывало от переполняющего неведомого и таинственного чувства, чёткого наименования которому он пока не знал. - Ты почему меня не обнимаешь? - сведя брови в складку, однажды спросил Данька. Они сидели в домике на детской горке напротив Данькиного дома. Саня сегодня припозднился, после занятия с репетитором ему в срочном порядке пришлось прорешать несколько задач по геометрии. Эх, и кто придумал уроки, да ещё в последнем классе? «Никакой личной жизни с этой школой, - возмущённо думал Саня. – Будто человек должен только учить и учить без конца. А половина предметов ему и не пригодится никогда». Кое-как расправившись с ненавистной домашкой, он наконец добрался до Даньки, но уже стемнело, а в дебри парка к их дереву в темноте не полезешь. На улице смеркалось, малыши по площадке не гуляли, взрослые сюда не суются. Молодёжь с пивом тусуется по лавкам, и опасаться, что им помешают, Сане и Даньке не приходилось. - Я обнимаю, - в подтверждение своих слов, Саня осторожно опустил руку на костлявую Данькину спину. - Крепче обними, - потребовал тот и завозился, поудобнее устраиваясь на Саниных коленях, точно созданных для того, чтобы Данька на них сидел. Саня аккуратно окружил его второй рукой и слегка надавил первой. Он не признавался, но Данька представлялся ему настолько хрупким, что иногда он попросту боялся его сломать. Как фарфоровую статуэтку, которую однажды расколотил в гостях у бабушкиной подруги. Вот крику-то поднялось! - Это не крепче, - Данька мрачно уставился на Санину руку. - Крепче — это вот так. Он немедленно продемонстрировал, как его следует обнимать, сжав Саню изо всех сил. И, хотя Данька создавал впечатление невесомого хлюпика, Саню стиснул так, что рёбра хрустнули. - Раздавишь, - с притворным недовольством проворчал Саня, зарывшись носом в светлые волосы, благоухающие уже таким знакомым грейпфрутовым запахом. - У тебя фобия объятий или тебе не хочется меня обнимать? – отстраняясь, обеспокоенно допытывался Данька. Саня чуть не расхохотался от абсурдности такого предположения. Разве может он не хотеть обнимать Даньку? Но увидев, что нижняя губа того обиженно поползла вперёд, поторопился его переубедить. - Непривычно просто, - оправдывался Саня. – Не с кем особо обниматься было. Казалось бы, обнял и обнял – чего проще. Но Санин страх того, что его могут оттолкнуть и обругать сформировался с детства. И сейчас, с Данькой, вылез и проявил себя во всей своей красе. - В твоей семье не принято обниматься? – после продолжительного молчания, сопровождаемого только громким сопением, уточнил Данька. - Нет, - признался Саня. - Почему? Задай вопрос, кто угодно, Саня воспринял бы его за бестактность, но Даньки это касалось напрямик, а потому не ответить было нельзя. - Бабушка говорила: частые объятия - излишнее и чрезмерное проявление чувств, - объяснил Саня. Своей семьёй Саня считал исключительно бабушку. Мать он видел наездами, но уже не скучал. Или упрямо убеждал себя, что не скучает. Сколько можно тосковать, изнывать и томиться в ожиданиях? Всему есть предел. Жить с матерью и её новым мужем Саня по собственной воле отказался, поэтому со всех в этой истории взятки гладки. Мама живёт с Кириллом, у неё скоро родится новый ребёнок, а Саня так и останется сам по себе. Благо, что вырос и не страдает больше. - Бабушка работала в школе завучем и вела историю, - увидев, что Данька ждёт продолжения и немного поколебавшись, начал Саня. «Елизавета Викторовна – педагог от Бога», - говорили бабушкины знакомые в Зеленокаменске. Ещё все восхищались, какая у Сани интеллигентная семья: бабушка – учитель истории, дедушка химию преподавал, а позже стал директором. Саня, правда, деда не застал, он скоропостижно скончался от сердечного приступа за год до его рождения. С фото на Саню смотрел представительный темноволосый мужчина в строгом костюме и шляпе – настоящий директор школы. Сане легко воображалось, как дед отчитывает провинившегося ученика: покачивает головой, наставляет на путь истинный, назидательно поучает, предупреждает о последствиях неподобающего поведения. Но в бабушкином бархатном допотопном альбоме с железными крючочками хранился и другой снимок. На нём дед в лёгкой рубашке, с расстёгнутой верхней пуговицей широко раскинул руки и запрокинул голову посреди поля в Зеленокаменске. Вокруг цветут васильки и ромашки, изображение чёрно-белое, но Саня ясно видит цветы во всем их многоцветии, ведь сам обожает летом бегать по полю босиком. Этот дед Сане гораздо ближе и понятнее, но в рамке на тумбочке у бабушки стоит дед в шляпе и костюме. Означает ли это, что таким он был в большей степени? Или изменился с возрастом? И насколько способен перемениться человек, повзрослев? - Если бы дед не умер, я мог и не родиться , - вспомнив, фыркнул Саня. - Как это? – Данька изумлённо вытаращился. Однажды по пути из детского сада бабушка встретила одну из своих многочисленных подруг. Та вцепилась в бабушку мёртвой хваткой, посыпала сплетнями и именами общих знакомых. Саня долго маялся, переминался с ноги на ногу, пересчитывал то голубей, то камни под ногами и смертельно устал дожидаться, когда надоедливая тётка отвяжется от бабушки. «По отцу Лерка скучала, вот черт и попутал с этим связаться», - заявила бабушкина приятельница в заключении беседы, окинув Саню сочувственным взглядом. «У Леры сейчас всё в полном порядке», - осадила бабушка, тотчас распрощалась, и даже не подумала, что Саня мог что-то понять или запомнить. А ему хорошенько те слова в мозг въелись, и смысл их Саня своим детским умишком тоже осознал. - Дед умер, мама с бабушкой очень грустили. Мама с папой начали встречаться, когда им по шестнадцать лет было, а потом… - Саня развёл руками. – Потом я родился. - Ты хочешь сказать, что роман с отцом послужил твоей маме утешением, - увлечённо переформулировал Данька Санин кривобокий пересказ. - Может быть, - пожал плечами Саня. – Но обниматься я, наверное, из-за бабушки не умею. «В школе я не бабушка, а учитель, запомни, Саня, - внушала ему бабушка перед походом в подготовительный класс. - И выделять тебя среди других учеников не имею права». Саня кивал, кивал и кивал. Он же не дурачок, запомнит, куда денется. Но как-то на перемене в школьный коридор забежал здоровенный чёрный пёс. Такое случалось, в их сельской школе и охраны-то не было, а в открытые окна периодически залетали задорные воробьи и резвые синички. Пёс понёсся прямо на Саню, а тому, невыспавшемуся и растерявшемуся, взбрело в голову – это оборотень. Страх пригвоздил к земле, Саня готовился к неминуемой гибели, но собаку остановила Ирина Александровна – учитель дошколят. Она смело ухватила пса за загривок и выставила вон. В тот момент в коридоре показалась бабушка, а Саня, утратив последние остатки мужества, бросился к ней. Вцепился в тёмно-синюю костюмную ткань юбки, уткнулся носом в живот, орошая слезами накрахмаленную блузку. - Она меня, конечно, не оттолкнула, но посмотрела так, что до сих пор – как вспомню, так вздрогну, - усмехнулся Саня. – Идиотское происшествие. Переждав немного, бабушка взяла Саню за плечо, аккуратно, но твёрдо отодвинула от себя и велела возвращаться в класс. Саня срисовывал с доски палочки и загогулины, заполняя прописи, хлюпал носом и размышлял, почему бабушка ни одного ласкового слова ему не сказала, не спросила, что произошло и как у него дела? Сане так хотелось рассказать про оборотня, про то, как сильно он испугался и какое облегчение испытал, поняв, что бабушка здесь, поблизости, хоть опасность и миновала. «Саня, дорогой мой, с точки зрения педагогики неправильно было бы мне разводить церемонии с тобой в коридоре. Я видела, ты жив, здоров, об остальном мы и сейчас можем поговорить, правда?» - расстроенно вздыхала бабушка вечером на кухне. На ужин была Санина любимая курица с рисом, он уже и позабыл о дневном инциденте. Но, уловив в бабушкином голосе извиняющиеся нотки, насторожился. Взрослые без причины никогда не извиняются и ошибки признают только в крайних случаях. «Да ничего, ба, - промычал он с набитым ртом. – Просто пёс как волк был страшный», - Саня взялся отковыривать поджаристую кожицу. «Саня, но ты всё же не забывай, что в школе я в первую очередь – педагог и завуч по воспитательной работе. Ты же не подлетел бы так к другому учителю. Вот и представляй, будто я просто учитель, а не близкий тебе человек», - строго напомнила бабушка. Спустя много лет Саня повзрослел, поднабрался ума и понял, почему для бабушки было так важно сохранять лицо. После его рождения про них много чего говорили. Население Зеленокаменска тогда было невелико, почти все друг друга знали, и никто не ожидал, что в их образцово-показательной семье дочка в семнадцать лет «принесёт в подоле». Вот сколько неприятностей доставил Саня своим появлением на свет. Неудивительно, что с матерью их общение складывается несуразно, совсем не так, как у других ребят с мамами. - Я раньше похожее думал, но раз уж мы родились, для чего-то пригодимся, - мягко заметил Данька, - Да хотя бы друг для друга. Он грустно улыбнулся и погладил Саню по щеке. - Дань, а у тебя-то что не так? – нерешительно уточнил Саня. Данька жил с мамой, отцом и братом, но при любом упоминании семьи напрягался и переводил тему. - Всё так, - Данька оторвал стружку от окошка в домике. – Но моим родителям и Макса бы хватило, с ним ни проблем, ни забот, - взгляд его потух, плечи опустились. Саня подавил порыв броситься расспрашивать, чем Данька хуже брата и что у него за проблемы такие, а просто его обнял и потеснее к себе прижал. Не побоялся на этот раз его хрупкости, ведь, если Саня в джиу-джитсу умеет силы рассчитать и не покалечить соперника, здесь и подавно справится. И про свою неуместность не вспомнил Саня, мало ли что раньше было, а объятия иногда необходимее воздуха.