Мальчик+Мальчик

Кто сказал, что счастье не может длиться вечно? Саня уверен, что его счастье так бы и длилось, не соберись вдруг Данька в чужую страну на мучительно долгий срок. За три недели до Данькиного отъезда Саня чего только не передумал, чего только не собирался предпринять. Но так ни на что и не решился. Не побоялся, нет. Просто не было у него ни в чём уверенности. И, как никогда, Саня ощущал себя беспомощным и совсем не подготовленным к крутым жизненным виражам. - Пхукет – самый крупный остров Таиланда, - на коленях у них расстелена большая карта, Данька водит по ней указательным пальцем. – Вот здесь - наш отель, - он задерживается в одной точке. – Вблизи от пляжа Ката, - Данька судорожно сглатывает. – Я читал, там очень красивые закаты, - неуверенно заключает он и отворачивается. Саня притягивает его к себе за плечи и шепчет на ухо утешительные слова. Он говорит, чтобы Данька всё-всё фотографировал и запоминал и, что каждый день Саня будет ждать от него подробного отчёта и, чтобы институт не запускал, ведь нелегко с первого курса сразу на дистанционке учиться, а вдобавок помогать родителям с отелем. - Видишь, сколько у тебя дел, - Саня гладит острые торчащие лопатки. – Пока всё переделаешь, уже и обратно будет пора. - А ты тут как же? – Данька поднимает на него растерянное лицо. – У тебя тоже дела? – уточняет он, смаргивая слезинку. Саня с готовностью кивает и подробно рассказывает Даньке, чем собирается заниматься в его отсутствие. Во-первых, учиться, а для Сани это та ещё морока. Во-вторых, сдать экзамен на права, ведь летом не до того было. В-третьих, обязательно нужно поискать работу поприличнее. И наконец, в-четвёртых, Саня должен выдержать испытание на пурпурный пояс по джиу-джитсу. Из-за Данькиного отъезда он передвинул запланированную дату, а Трактор из солидарности к нему присоединился. «Зачем ты, Ром?» – недоумевал Саня. «Получше подготовиться хочу», - невозмутимо пожал плечами Трактор, но Саню, конечно, не обманул. Трактор, как и он сам, уже достаточно натренировался, но за поддержку Саня был ему искренне признателен. Чем меньше дней остаётся до самолёта, тем сильнее Данька грустит и сомневается. «Может мне не ехать? А, Сань?» - робко спрашивает он, прощаясь после прогулки. У Сани язык чешется ответить: «Конечно, Дань! Не уезжай, оставайся. Мы не пропадём». Но по здравым размышлениям, Саня понимает, что сказать так – верх эгоизма. «Три месяца быстро пролетят! - уверяет он Даньку, а заодно и самого себя. – Мы и не заметим. Раз – и ты на сессию вернулся, два – и насовсем». Данька нервно покусывает нижнюю губу, но потом безмолвно соглашается и понуро плетётся домой. С того момента, как Данька сообщил о своём отъезде, Саня размышляет так напряжённо, что будто чувствует каждую извилину своего мозга. Наверняка, родители близнецов заранее всё спланировали. Нельзя же так стремительно купить отель и рвануть в другую страну. Или можно? И зачем им сдавать квартиру? Они специально не оставляют Даньке выбора? И почему именно Данька должен отправиться в Таиланд, а Макс волен поступать, как ему заблагорассудится? Хотя и Даньку вроде как не заставляют, он по собственной воле едет. Но вот здесь-то и зарыта собака. Данька сначала сказал, что родителям потребуется его помощь. Но позже он мимоходом произнёс другую фразу. «Папа сказал, что я ему нужен», - обронил как-то Данька, перебирая краски и кисти. Саню как молнией шарахнуло. Отец прекрасно знает, что больше всего требуется услышать его добросердечному и наивному сыну и нагло этим воспользовался. «Да он тобой просто-напросто манипулирует!» - чуть не выкрикнул Саня, но в последнее мгновение сдержался. Раньше Саня бы немедленно озвучил свои доводы. Но за несколько месяцев от Даньки он перенял глубокую эмпатию и способность к состраданию. А потому отныне Саня старался прежде подумать, а потом уже высказывать суждения, тем более, если они могли задеть или ранить. При Даньке-то Саня сдержался, но вот тяжёлых мыслей у него прибавилось. Едва он ложился спать, как в голове начинали метаться сомнения. Очень соблазнительна была теория о том, что отец близнецов нарочно придумал авантюру с отелем, стремясь разлучить его и Даньку. Но такая ли Саня важная птица, чтобы ради него переезжать к чёрту на кулички? И неужели отцу настолько ненавистна Данькина ориентация, чтобы из-за неё полностью перекраивать жизненный уклад? Саня не семи пядей во лбу, но даже ему очевидна зыбкость и ненадёжность этой версии. Скорее всего, отец просто хочет передать Даньке в будущем своё дело, а сейчас - поделиться накопленными знаниями и умениями, и это гораздо больше похоже на правду. А раз так, то у Даньки есть все шансы наладить отношения со строгим родителем. Имеет ли Саня право в таком случае ставить им палки в колёса? Конечно, нет. Он хочет видеть Даньку счастливым, а значит, просто обязан смириться и на время с ним расстаться. Кроме того, существовал ещё один вопрос, волновавший Саню: останься Данька в Большом городе, где им жить? Что вообще способен Саня предложить Даньке? Не приводить же его к бабушке. Можно, конечно, снимать квартиру, но стоит это недёшево. Саня зарабатывает копейки, у Даньки в цветочном выручка получше, но ведь Саня ни за что не согласится, чтобы Данька его содержал. Ради интереса Саня всё же прошерстил объявления о сдаче жилья и пришёл к неутешительному выводу. При лучшем раскладе, им будет хватать впритык: на аренду, коммуналку и самое необходимое. Но разве Саня допустит, чтобы Данька жил впроголодь и отказывал себе во всех удовольствиях? Ну уж нет! Саня хочет баловать Даньку, покупать ему подарки и водить в кино и кафе. А для этого нужно, во что бы то ни стало, удачно трудоустроиться. Несмотря на все напрашивающиеся выводы, Саня подозревал, попроси он Даньку, тот не станет заморачиваться, поменяет свои планы, рассорится с родителями и с братом и никуда не полетит. Но к чему это приведёт? Не пожалеет ли Данька впоследствии об упущенной возможности? Не обвинит ли Саню? И как поступил бы сам Саня, встань перед ним подобный выбор? Тщательно поразмыслив и взвесив все «за» и «против», он честно ответил себе: «Я не знаю». Можно с гонором заявить, мол, я ради любви пожертвовал бы чем угодно, но как произошло бы на самом деле – неизвестно. Сане до колик в животе иногда не доставало отца. Особенно теперь, когда он отчаянно нуждался во мнении извне, а к бабушке, маме или друзьям обращаться не мог и не хотел. «Так вот что означает: если любишь – отпусти», - с горечью думал Саня и люто ненавидел неизвестного ему автора идиотского высказывания. Сам-то этот умник отпускал? И не кого-нибудь, а самого близкого, горячо любимого и родного. Того, кто побледнел и похудел, и всё больше напоминал бестелесного духа из-за переживаний о предстоящей разлуке. Рассудив, что для Даньки будет лучше на время уехать, Саня сжал челюсти и решил сделать всё, чтобы облегчить грядущее расставание. Они проводили вместе каждую свободную минуту. Саня помогал разбирать и складывать вещи. Теперь он не стеснялся навещать Даньку. Какой толк в нелепых смущениях, если Данька всё равно скоро улетит? Сане не удавалось отделаться от неприятного ощущения, что в соревновании с отцом близнецов он проиграл. Впрочем, он яростно гнал такие сопоставления. Нет никакого соревнования. Есть только он, Данька и жизненные обстоятельства. Но время всё в конце концов повернёт в их пользу. Так Саня думал, пока оттаскивал ненужные стулья и полки в комнату Макса, которую отвели под склад. Всё, что не забирали с собой ни родители с Данькой, ни его брат, запрут на ключ, совсем негодное - отдадут или выкинут. Настоящим потрясением для Сани оказалась новость, что Данька задумал выбросить добрую половину своих картин. - Ни за что! – категорически воспротивился он и загородил собой полотна, сложенные стопкой у стены. Данька окинул картины отсутствующим взглядом. – Не хочется, чтобы они лежали и пылились, - пояснил он и выудил один холст из стопки. – С помойки, может, их кто-то себе заберёт, - Данька на вытянутой руке придирчиво оглядел изображение ярко-красного воздушного шара. – Ничего в них особенного и нет, - он бессильно уронил вниз руку с картиной. - Для тебя может и нет, - Саня отобрал рисунок и прижал к груди. – А для меня есть, и для много кого ещё, - убеждал он. – Не хочешь в пыли хранить, давай на дачу увезем, я некоторые повешу, а с другими потом придумаем, что сделать, - предложил Саня. - Как скажешь, - безучастно кивнул Данька и намотал на палец белокурую прядь. Эту дурную привычку он завёл недавно. Только опечалится – и сразу давай волосы крутить. Саня его даже как-то отругал. «До колтунов запутал! – ужасался он, орудуя расчёской. – А если не распутается?!» - возмущался Саня, стараясь осторожно и безболезненно разобрать канитель на Данькиной голове. «Постригусь, - мрачно отрезал Данька. – Всё равно, плести меня будет некому», - он громко засопел и ссутулился. «Ну уж нет! – Саня ласково погладил Даньку по голове. – Длину убрать можешь, но не сильно. А вернешься, я тебе такого наплету!» – пообещал он. Данька тогда немного оттаял, замурлыкал, заласкался к Сане, и остаток вечера они скоротали почти как прежде, без чувства угрозы от неминуемо надвигающегося прощания. Дни неслись словно стадо вспуганных антилоп. Данька ездил в свой институт уладить какие-то формальности и познакомиться с куратором курса. Но никаких впечатлений по этому поводу не высказал. Саня тоже пошёл в колледж, но почти не придал значения этому события. Бабушка и мама поздравляли и дотошно расспрашивали, как ему преподаватели, одногруппники и всё остальное. «Нормально», - коротко отвечал Саня, не зная, что ещё рассказать. Занятия в колледже пока проходили мимо, как фон или задник– убери его, мало что изменится. Саня бездумно сидел на парах, походя слушал лекции и чирикал конспекты. Все его мысли занимал белоснежный самолет, который должен был совсем скоро забрать у него Даньку. Самого Даньку он просто не узнавал. По большей части тот пребывал в состоянии апатии. В нём точно затушили яркий живой огонь, оставив на его месте лишь тлеющий тусклый уголёк. Данька таскался за Саней как тень, улыбался словно на автомате, собирал чемоданы, отказывался обсуждать свой неотвратимый отъезд и даже про планы на будущее говорить больше не желал. Однажды они впервые чуть не повздорили всерьёз. А всё потому, что Данька ни с того, ни с сего попросил Саню обязательно ему сообщить, если тот вдруг в кого-нибудь влюбится. - Ты почему мне такое говоришь? – угрюмо спросил Саня, сжав до хруста стакан морса. - Мне проще будет сразу узнать, - еле слышно отозвался Данька, поспешно отобрал у Сани стакан и поставил на низкий столик у матраса. – Всякое бывает… - промямлил он, потупился и побледнел. Саня было рассвирепел, но тотчас и остыл. И как злиться на этого Даньку? Нафантазировал себе с три короба и сидит ни жив, ни мёртв - пришибленный и убитый. - Ты мне тоже тогда скажи, как влюбишься, - невесело усмехнулся Саня и, поймав загнанный взгляд, продолжил: – А, если серьёзно, Дань, не смей больше так говорить, - он взял Даньку за подбородок. – Ты понял? - Ну я-то – точно нет, и ты - вряд ли… Но мало ли… - залепетал Данька, часто-часто моргая. - Хорошего же ты мнения обо мне, - вздохнул Саня. Он понимал, что Данька не со зла и, как обычно, печётся о его благе, но всё равно расстроился. Слишком мало оставалось у них времени, чтобы тратить его на обсуждение всякой ерунды. - Самого лучшего, - заспорил Данька. – Но не хочу тебя ограничивать, - он прижался щекой к Саниному плечу. – Извини, я не знаю, как лучше… - Данька захлюпал носом. Выходила какая-то несуразица. Ведь это Данька улетает. Это он так решил. Это он отправляется в тёплые края к новым открытиям и горизонтам. Это он покидает Саню. А Саня остаётся. Но почему-то именно Саня Даньку успокаивал и уверял, что всё будет хорошо. Но Сане-то всё равно, кто кого утешает - лишь бы Данька не плакал и не грустил. - Дань, - он осторожно взял Даньку за плечи и отстранил от себя. – Ты улетаешь на три месяца, - он выставил вперёд три пальца. - Частичка сентября, октябрь, ноябрь и частичка декабря. Всё! – он сделал акцент на последнем слове. – А потом ты прилетишь, а потом может и я к тебе, а потом и опять ты, и уже насовсем! – превозмогая себя, он широко улыбнулся и заглянул в потемневшие от горя зелёные глаза. – И потом мы всё время будем вместе! Всегда! - Всегда, - заворожённо повторил Данька. – Хорошо, - он кивнул и слабо улыбнулся. А потом Саня его поцеловал, и всё стало почти как надо. С тех пор Данька приободрился и повеселел. Вместе с Саней они читали про Таиланд и Пхукет, воображали, куда бы поехали первым делом и что бы посмотрели. - Ты всё разведаешь, и будешь меня водить, как экскурсовод, - Саня не сомневался, что с Данькиной любознательностью и способностью запоминать и интересно излагать разные факты, гид ему точно не понадобится. - Но что-нибудь я оставлю, - подхватывал Данька. - Чтобы с тобой вместе это увидеть впервые. Я выберу – что именно, - он удовлетворённо кивнул. В последние выходные перед Данькиным отлётом в Зеленокаменске закатили праздник. На даче собралась обычная компания, Макс уже погряз в учёбе и параллельно занимался переездом к Саше, поэтому присоединиться к веселью опять не смог. «Дома попрощаемся», - отмахнулся Данька. На даче вовсю царствовала золотая погожая осень. Она поражала буйством красок, сбивала с толку по-летнему жарким солнцем и щеголяла самыми изысканными цветовыми сочетаниями. Жёлтые, красные, оранжевые, коричневые, бордовые и зелёные убранства украшали деревья и кусты. Под ногами словно фантастический ковёр расстилалась опавшая листва. - Здорово шуршит! – радовался Данька, зарываясь ногами в кучи листьев и раскидывая их по двору, к нему присоединились Пони, Милана и Аринка. Саня с Филом и Ирой занимались угощением: укладывали купаты на решётку, нарезали овощи и зелень, подрумянивали лаваш. Трактор подтащил к столу огромный пузатый арбуз. После еды снова играли, пели и танцевали, а Данька опять рисовал всем мехенди. - Везёт тебе! Почти целый год будешь загорать и купаться, - завистливо протянул Пони. Данька моментально понурил голову и сник, Саня пронзил приятеля уничтожающим взглядом, Аринка пихнула того под ребро, Милана – наступила на ногу. - Ну и у нас тут будет неплохо, - попытался исправиться Пони. – Сане заскучать не дадим! - он подмигнул, а Саня с трудом подавил желание навесить приятелю щелбан, чтобы не повадно было болтать всякую чушь. Но Даньку замечание Пони не расстроило, напротив, он даже оживился. - Не давайте ему скучать, пожалуйста, - он поочередно взглянул на каждого из ребят. – Мне гораздо спокойнее, что Саня остаётся в окружении друзей! - он обезоруживающе улыбнулся. У Сани от этой улыбки защемило в груди. Стараясь не расплакаться при всём честном народе, он опустил глаза, взял Данькину ладошку и крепко стиснул. - Ты, Дань, не пропадай, - попросил Трактор. – Пиши не только Саньке. Мы ведь и твои друзья тоже, - он добродушно ухмыльнулся и приобнял Аринку за талию. - Конечно, не только ему! – торопливо поддержала девушка. – И не только Ромке! Мне тоже! За Трактором с Аринкой и все остальные принялись уверять, что вместе и заодно с Саней будут ждать Даньку и очень по нему скучать. И уж Данька слёз не удерживал, растроганно вытирал он глаза, сохранял телефоны, диктовал свой номер. А после - начались жаркие объятия, и Саня, хоть и любил сейчас всех своих друзей чуточку сильнее обычного, испугался, что Даньку придушат или раздавят. Вечер завершился песнями под гитару на перроне в ожидании электрички. Саня улыбался, обнимал Даньку за плечи и был почти счастлив. Улыбался и Данька. Лишь иногда по его бледному худенькому лицу пробегала мимолетная тень. *** Накануне отлёта Данька притащил Сане аквариум с Гектором. Саня вызвался приютить черепаху и поклялся о нем заботиться. «Мы прекрасно поладим, - заверил Саня. – С ним и хлопот никаких – корми и воду меняй». Но Данька всё равно составил целую инструкцию по обращению с красноухими черепахами. Мог и не тратить время. Ясное дело, что Саня будет беречь Гектора, как зеницу ока, ведь Данькин зверь и ему как родной. Вместе с черепахой, Данька отдаёт Сане макаронную штору и две картины: с их деревом и Зеленокаменским оврагом. Саня закрепляет штору на притолоку у входа в свою комнату. Штора шуршит, но почему-то совсем не так таинственно, как у Даньки дома. «Красота какая!» - восхищается бабушка, приехав вечером от мамы. Ещё больше бабушке нравятся картины, овраг она с разрешения Сани вешает к себе вместо надоевшей репродукции с маками. *** Утром в день отлёта заряжает ливень. Саня надеется, что рейс отменят, но его даже на пять минут не сдвигают. Саня обречённо вздыхает, но, как говорится, «перед смертью не надышишься». Саня заранее предупредил в колледже, что пропустит занятия, хоть Данька и предлагал проститься с вечера. Но Саня, конечно, на такое не согласился. Он должен проводить Даньку так далеко, насколько дозволено правилами аэропорта. Когда Саня подходит к Данькиному дому, у подъезда уже стоит жёлтое ненавистное чудище - такси. Саня неприязненно на него смотрит. Вскоре подъезжает и маленький красный автомобильчик с Сашей и Максом. Брат тоже прибыл прощаться с Данькой и родителями. На Сашиной машине поедут за родительским такси Саня с Данькой. Вот наконец и Данька, он стремглав несётся к Сане, за спиной болтается рюкзак с него самого размером. - Дай сюда, назад опрокинешься, - Саня отбирает рюкзак и сдержанно здоровается с отцом и матерью близнецов, явившимися следом. Кристина еле заметно кивает в знак приветствия, отец отворачивается, хотя с Сашей оба чуть ли не расшаркиваются. Девушке от этого, видимо, не по себе, и она быстро юркает за руль. Но Саня плевать хотел. Он занят только Данькой, но тот ничего - держится и, не замолкая ни на секунду, болтает с Сашей и братом. Макс перебрасывается с родителями парой фраз, все погружаются в авто и трогаются в аэропорт. В машине беседа идёт о чем-то малозначительном – погоде, учёбе, Таиланде. Данька жмётся к Сане и крепко держит его кисть двумя своими лапками. Свободной рукой Саня тесно прижимает Даньку к себе. Пока ещё может. - Фил просил картину! – вспоминает Данька и хлопает себя по лбу. – И Аринка! Покажи им те, что на даче, пусть выбирают, какие захотят, - просит он. - Я выберу - из которых выбрать, - своенравно заявляет Саня. Так он и отдал какие угодно Данькины картины. Он бы их и все себе оставил, но не хочет прослыть скрягой. - Хорошо, - быстро соглашается Данька. – Я потом тебе ещё нарисую, - лукаво прибавляет он и чмокает Саню в нос, не смущаясь ни брата, ни его девушки. - Какие вы зайчики! – умиляется Саша, поглядывая в зеркало заднего вида. Макс молчит, наверное, решив не портить их последние мгновения вместе. В аэропорту снуют толпы народа, яркого и разношёрстного. Плачут дети, кто-то ругается, кто-то громко кричит, кто-то смеётся, кто-то спит на креслах, некоторые везут горы чемоданов размером с Эверест. Таксисты зазывают к себе недотёп-туристов, обещая самую выгодную цену, насупленные охранники с рациями бродят туда-сюда по залу, оценивая обстановку. Багажа у Григорьевых немного, основное имущество летит отдельным грузовым бортом. Регистрироваться тоже не нужно, Данька ещё вчера показывал электронный посадочный. Остаётся только попрощаться. - Дань, ты звони! – с напускной строгостью наставляет Макс. – Как договаривались. Данька кивает, и братья крепко обнимаются, Макс отходит к родителям, а Данька обнимает Сашу. Наступает черёд Сани, он отводит Даньку в сторонку, к стеклу, за которым улетают, прилетают и просто спокойно стоят самолёты. - Который твой? – интересуется Саня. Он столько всего хотел сказать, но внутри так гулко и пусто, что ничего не вспоминается. Данька долго и пристально глядит на самолёты. Потом шагает к Сане, обхватывает его руками и утыкается носом в ключицу. Черная бейсболка съезжает набекрень. Саня не видит больше самолётов. Он вообще никого и ничего не видит, кроме Даньки. Саня прижимается лбом к виску, где бешено пульсирует голубоватая жилка, и слушает сдавленные рыдания. Данька плачет навзрыд, спина и плечи его трясутся. «Посмотрите, что вы наделали! – хочет заорать Саня родителям близнецов, стоящим с Максом и Сашей где-то сбоку. – Довольны теперь? Довольны?! Этого добивались?!». Но он сцепляет зубы и молчит. Саня собирает волю в кулак и направляет всю свою энергию на то, чтобы утешить Даньку. - Шире степи, выше леса я тебя люблю, никому тебя на свете я не уступлю*, - тихонько шепчет он Даньке на ухо, вспомнив сказку, которую они читали сидя однажды посреди поля в Зеленокаменске. Вокруг пестрели васильки, ромашки и клевер, а одуванчики уже отцвели. Порхали шмели, пчёлы и бабочки, чирикали птицы, позади надёжной стеной возвышался лес. И лучше всего этого не было ничего на свете. - Завоюем счастье с боем и пойдём домой. Ты да я, да мы с тобою, друг мой дорогой, - продолжает Саня, надеясь, что Данька вспомнит тот чудесный день на природе, когда они были так неисчерпаемо счастливы. - Шире степи, выше леса я тебя люблю, никому тебя на свете я не уступлю, - повторяет Саня, и Данька поднимает на него розовое и влажное от слёз лицо. Под глазами его красные подушечки, взгляд спокойный и светлый. Он хочет что-то сказать, но резкий окрик не даёт произнести ни словечка. - Даниэль, поторопись! Опоздаем! Саню так и подмывает ответить отцу близнецов что-нибудь дерзкое, но сейчас ему не до того. Он ласково гладит Даньку по лицу, целует в щеки и нос и шепчет на ухо все те уменьшительно-ласкательные слова, которые казались раньше смешными и глупыми. - И я тебя – шире степи и выше леса! И ещё больше, - Данька встаёт на цыпочки, обхватывает лицо Сани ладошками, и покрывает множеством мелких невесомых поцелуев. – Я скоро тебе напишу, а как прилечу и позвоню сразу. Он закидывает на спину свой неподъёмный рюкзак, опять коротко прижимается к Саниным губам своими и убегает. Данька спешит за родителями то и дело оглядываясь, спотыкаясь, и размахивая руками. - Дань, - издаёт Саня то ли рёв, то ли стон, но тот не слышит. Перед ограждением в зоне паспортного контроля Данька оборачивается снова, машет напоследок и скрывается из поля зрения. Саня стоит среди шумной сутолоки аэровокзала. Людей вокруг - хоть отбавляй, но никогда в жизни ему не бывало так одиноко и горько. - Сань! Он вздрагивает - Макс с Сашей смотрят на него с нескрываемым сочувствием. Но Саня не нуждается ни в чьей жалости. Ни сейчас и никогда. - Подвезти тебя? – предлагает Макс. – Можем за кофе по пути заехать, - он неловко топчется на месте. Впервые брат Даньки разговаривает с Саней так участливо и дружелюбно. - Нет, я сам, - упрямо мотает головой Саня. – Спасибо. Он отворачивается к самолётам, один из них идёт на посадку. - Если что, мой номер у тебя есть, - напоминает Макс, они жмут друг другу руки, прощаются с Сашей. Саня прижимается лбом к прохладному заляпанному стеклу и смотрит вдаль горячими сухими глазами.