Мальчик+Мальчик

Что общего у Сани и великого русского классика Льва Николаевича Толстого? На первый взгляд решительно ничего. Книжки писателя Саня как вспомнит, так вздрогнет (бесконечная и нудная «Война и мир» чего стоит). Но одна мудрая мысль Толстого, о которой вскользь упоминал учитель литературы, не даёт Сане покоя. Заключается эта мысль в том, что не меньше счастья в совместной жизни двоих людей бывает невзгод и испытаний. «Так и есть, — думает Саня. — Жили-не тужили и умерли в один день — так только в сказках бывает». Жизнь с Данькой порой напоминала американские горки. Он мог притащить охапки мелких розочек из «Цветочного хоровода» и украсить ими всю квартиру. Мог до обеда не разговаривать, потому что «голос ещё не проснулся». Мог ни с того ни с сего посреди недели испечь лимонный пирог по бабушкиному рецепту и без предупреждения пригласить брата или друзей. Мог целый выходной день ни есть, ни пить, а только рисовать, а потом безжалостно порвать и выкинуть то, над чем корпел несколько часов подряд. Но все Данькины причуды Саня обожал. Расстраивали его только две вещи: Данькина непроходящая бессонница и зависимость от отцовского мнения. Саня не сомневался, что именно эти обстоятельства повлекли Данькин затяжной творческий кризис и усугубили неуверенность в себе. «Всё не то, не то, — твердил Данька, перебирая свои рисунки. — Предметы мёртвые, плоские. Глянь», — он поворачивал к Сане альбомный лист с гипсовой головой, двумя яблоками, гроздью винограда и глиняным кувшином. «Они и есть не живые, — Саня внимательно изучал изображение, и оно казалось ему достоверным и реалистичным. — Как на фото», — констатировал он. «Вот! — торжествующе подхватывал Данька. — Картина — не фотография. Должно чувствоваться настроение! А его нет», — он безнадежно уронил руку с рисунком. «Я в таком не разбираюсь, но нарисовано красиво», — спорил Саня, но Данька оставался при своём мнении. Время неумолимо бежало, а подготовка портфолио в художку окончательно застопорилась. Для поступления нужны были два натюрморта — карандашом и в красках, пейзаж и композиция. К каждой картине предъявлялись особые требования. «Взял бы что-нибудь из старого, — необдуманно посоветовал Саня, — У тебя вон сколько разного», — он указал на толстую папку с завязками, до отказа набитую Данькиными работами. «Ну уж нет, — рассердился Данька. — На прошлых умениях я выезжать не буду. Если растратил все навыки, значит, в художке мне не место». Саня в муках творчества ничего не понимал, но за Даньку волновался всё сильнее. И занятия с преподавателем по живописи им по-прежнему были не по карману. На один раз в неделю они бы наскребли, но Данька заявил, что брать меньше трёх уроков бессмысленно. «Потратимся вникуда», — непреклонно заключил он. Настаивать Саня не решился, полагая, что Даньке виднее. В остальном их житьё-бытье в новой квартире складывалось неплохо. Денег хватало впритык, кран в ванне протекал, ручки на кухонных шкафчиках отлетали, замок заедал, холодильник гудел как пароход, пробки периодически выбивало, но Саня с Данькой не унывали и старались поддерживать и радовать друг друга всеми доступными способами. Данька, например, неумело гладил Санины футболки и рубашки. А Саня клал Данькины носки и перчатки с вечера на батарею, чтобы Данька перед выходом на улицу надевал тёплое и подольше не мёрз. Или Данька готовил Санины любимые свиные ребрышки, хотя терпеть не мог трогать сырое мясо. А Саня мужественно предлагал пересматривать «Зови меня своим именем» или «Меланхолию», хотя считал их невероятно скучными. Время от времени их навещали друзья. Макс с Сашей приглашали к себе, но выбираться куда-то удавалось изредка. Когда Саня не учился, не работал и не тренировался, он чаще всего спал. Внезапно обрушилось на Даньку известие о том, что Марк продаёт «Цветочный хоровод». Новая начальница хоть и пообещала оставить прежний персонал, но смен у Даньки значительно поубавилось. «Подумаешь! — утешал Саня. — Так даже лучше. Сиди себе дома и рисуй. К поступлению готовься». Данька согласился, покивал. Но с рисованием у него по-прежнему складывалось туго. «Это потому, что ты спишь мало, — уверял Саня. — Вот сил и нет». Саня со счёта сбился, сколько ночей подряд Данька бродит как привидение. Ложились они всегда вместе, но позже Данька обязательно поднимался и отправлялся на кухню. Там он читал, пытался рисовать и общался с Гектором. Аквариум он перетащил, объяснив, что ему так повеселее. «Променял меня на черепаху», — хмыкнул Саня. Но шутки шутками, а Данькино состояние всерьёз его тревожило. Снотворное Саня предлагать не отваживался, зная Данькино предубеждение против любых лекарств. Но как иначе помочь? А тут ещё другая напасть приключилась. — Меня уволили, — объявил Данька за ужином. — Теперь я безработный, — он невесело усмехнулся. Саня изумлённо вытаращил глаза. — Что случилось? Почему? — участливо расспрашивал он. В «Цветочном хороводе» Данька трудился давно и усердно, а его букеты всегда пользовались особым спросом. После Нового года Марк хвалился, что благодаря Даньке сделал аж тройную выручку. — Почему, почему! — лицо Даньки покрылось рябью. — Не любит новая хозяйка таких, как я. Обычная история, — он облокотился локтем на стол, рассеянно накрутил прядь на палец. — Я постараюсь поскорее что-нибудь найти, Сань, — он огорченно засопел. Деньги утекали сквозь пальцы быстрее, чем вода. Саня только диву давался, куда всё заработанное девается? Едят они немного, роскошеств себе не позволяют, почти никуда не ходят, разве что в кино. — Ничего, выкрутимся, — бодрился Саня. — Где наша не пропадала! Он взял Данькину руку в свою и сжал покрепче. Главное, они вместе, остальное — дело наживное. Через неделю Данька устроился в кафе официантом, но также быстро оттуда и ушёл, повздорив с нахамившим посетителем. Саня собирался искать Данькиного обидчика, но тот сопротивлялся, настаивая, что ничего плохого тот ему не сделал. Данька помылся-помыкался и засел дома набирать какие-то тексты. Платили за них копейки, зато ходить никуда не нужно. Саня вслух не признавался, но ему стало гораздо спокойнее. «Цветочный хоровод» — место привычное, а как сложится в других — неизвестно. Озлобленных идиотов вокруг полным-полно. Отсутствие Данькиных заработков оказалось ощутимее, чем Саня предполагал. Время от времени они навещали бабушку, и та неизменно собирала им с собой сумки, полные самых разных блюд, поэтому они не голодали. Но в остальном ограничиваться приходилось довольно жёстко. Вдобавок у Даньки очень некстати появился новый прожорливый питомец. В районе, где они снимали квартиру, проживали в основном пенсионеры. Данька любил шутить, что он сам теперь совсем как пенсионер. Только в расцвете лет. Пенсионером был и их сосед, тот самый алкаш, о котором осуждающе отзывалась старушка-хозяйка. Впервые они столкнулись с Акимычем на лестничной клетке. Сутулый и худой, как жердь, старик с густой седой бородой сжимал под мышкой облезлую полосатую кошку. — Что это с ней? — заинтересовался Данька, обеспокоившись кошкиным безжизненным видом. — Собаки подрали, — старик развернулся и продемонстрировал кровящую кошачью лапу. — Почему же она не сбежала? — удивился Данька. — Кошки проворнее собак. — Из-за еды, — степенно растолковал старик. До Сани долетел отчетливый запах перегара и рыбы. — Рыбьи хвосты кто-то кинул под деревом, пока она их грызла, собаки и налетели. — Это ваша? — сочувственно спросил Данька. — Может, покормить её? — Не моя, — старик отрицательно покачал головой. — Моя из дома почти не выходит, старая — девятнадцать годков скоро, — он порылся в глубоком потёртом кармане чёрной болоньевой куртки и достал увесистую связку ключей, примотанную к бечёвке. — А зачем вы её к себе тащите? — не унимался Данька. Саня нетерпеливо переминался с ноги на ногу, досадуя на Данькину болтливость. После тяжёлого рабочего дня хотелось поскорее принять горячий душ, поужинать и залезть в постель. — Подлечу и выпущу, — старик щёлкнул замком. — Мне бы себя и Мотьку мою прокормить, эту не вытяну. Пенсия — копейки, — он собрался захлопнуть дверь, но Данька ухватился за ручку. — Давайте я еды ей принесу! — торопливо предложил он. — И вашей кошке и этой. У нас голубцы есть. Они всё равно уже старые, людям их нельзя, — последние слова явно относились к Сане. Сосед прищурил тусклые глаза и смерил пронзительным взглядом невысокую тоненькую фигурку, пристально рассмотрел Данькины разноцветные варежки на резинках, валенки с крылышками, шапку-колпачок с кисточкой. — Что ж, приноси, — после паузы разрешил старик. — Кто я такой, чтобы на пути у добрых дел вставать, — медленно с расстановкой произнёс он. Данька тотчас метнулся в квартиру и полез в холодильник. Эта встреча положила начало странной, но крепкой дружбы Даньки и Акимыча. Саня даже не знал, плакать ему или смеяться из-за нового Данькиного приятеля. Трезвым Акимыч на дебошира и нарушителя общественного спокойствия похож не был, расхаживал спокойно по району, подкармливал бездомных кошек и собак, мастерил птицам кормушки, насыпал туда пшено или овёс. Но едва лишь капля спиртного касалась его языка, сосед делался неуправляем. Орал песни военных лет, поносИл правительство, навязывался прохожим с пьяными разговорами. Временами его рассудок совсем мутнел, тогда Акимыч мог полезть в драку, вышвырнуть с балкона табуретку, разломать всю мебель у себя в квартире. Рыжая кошка Мотька, наученная горьким опытом, благоразумно забивалась под ванну или убегала в подъезд - от греха подальше. Данька жалел её и забирал к себе. — Это болезнь, — объяснял он Сане. –Акимыч потом очень мучается. Но поделать ничего с собой не может, — Данька чесал Мотьку за ухом и грустно вздыхал. — Мучается он! — возмущался Саня. — А мы не мучаемся? Накурил, аж наша комната вся дымом провоняла. И орёт как бешеный. Его в полицию надо или в дурдом! — злился он. — Не надо в полицию! — лицо Даньки делалось маленьким и несчастным. — Он быстро успокаивается. Я попрошу, чтобы он так много не курил и не шумел, — он вцеплялся в Санин рукав. Ни полицию, ни дурдом Саня, естественно, не вызывал. И без него находились желающие позвонить в правоохранительные органы. Участковые Акимыча хорошо знали и отпускали, стоило тому только протрезветь. — Акимыч — изобретатель, он в научно-исследовательском институте много лет проработал, — рассказывал Данька. — Он придумал молекулу, которая имеет живительные свойства и продлевает жизнь. Эту молекулу можно добавлять в лекарства и еду, — глаза Даньки возбужденно поблёскивали. — Слушай его больше! — фыркал Саня, поражаясь Данькиной наивности. — Он наврёт с три короба, а ты уши развесил. Взгляд Даньки гас, плечи опускались. — Сань, ты иногда так говоришь…- Данька жевал губу. — Что как будто и не ты... — он расстроенно замолкал. Саня вздыхал и принимался мысленно ругать себя и Акимыча. «Ну что я за человек! — думал он. — У Даньки хандра и бессонница, и отец никак не отвяжется. Нужно радоваться, что хоть кто-то его развлекает, пока меня дома нет». Правда, общение с Акимычем представлялось ему более, чем сомнительным развлечением. — Дань, а почему он тогда не богатый? Раз такое изобретение изобрёл? — мягко уточнил Саня. — Это же научное открытие. — У него украли разработку, — Данька снова оживился. — Из стола забрали папку с формулами, а потом продали за границу, в Швейцарию, — он взглянул на Саню с победоносным видом. — Прямо как в шпионских фильмах, — рассмеялся Саня. — Но в жизни и покруче, чем в кино бывает, — поспешно прибавил он, увидев, как Данька помрачнел. — Раз он говорит, может и правда, — неуверенно подытожил он. Саня понимал, почему Данька так прикипел к Акимычу. Сосед любил животных и Данька тоже. Трезвым старик рассказывал много захватывающих историй, которые любознательный Данька заворожённо слушал. Целыми днями Данька просиживал в одиночестве за компьютером или мольбертом и чувствовал себя не у дел. В Акимыче он нашёл безотказного собеседника, с которым мог пообщаться в любой момент. Как-то вечером Саня с удивлением заметил, что почти весь снег стаял. Он так замотался, что и забыл о скором приближении тепла. Весна близится, а значит грядёт и Данькино поступление. «А портфолио ещё нет», — занервничал Саня. В последний месяц у него складывалось отчётливое впечатление, что Данька откинул идею с художкой и рисование окончательно забросил. Когда он спрашивал, как успехи, Данька юлил и переводил тему. Нет, так не пойдёт. Саня решил поговорить начистоту и обсудить Данькины планы на будущее. Но как это сделать, чтобы не поругаться? Саня озадаченно запыхтел. Их ссоры происходили по двум сценариям. Сценарий первый: когда Саня убеждал Даньку, что он талантливый и одарённый, а его рисунки самые что ни на есть произведения искусства. Данька яростно спорил, приводил различные аргументы, умело апеллировал фактами и говорил, что никакая художка ему не светит. Сценарий второй: когда Данька убеждал Саню работать поменьше. Говорил, мол, на Сане лица нет, и всех денег в мире всё равно не заработаешь, и видятся они совсем мало, и Данька ужасно скучает. И тут уже Саня спорил, ведь без денег далеко не уедешь, а ему с недавних пор приходилось работать за двоих. Впрочем, Саня не был до конца честен. Хоть уставал он, как собака, и валился вечерами без сил, но работать ему нравилось, как нравилось и чувствовать себя независимым. Он старался покупать Даньке подарки и его любимые лакомства, но порой забывал, что больше всего тот нуждается в нём самом. Данька встретил Саню в коридоре широкой улыбкой и горячими долгими поцелуями. — У тебя хорошее настроение, — обрадовался Саня. — Нарисовал что-то? — он погладил худенькое лицо, всмотрелся в зелёные глаза, обведённые лиловыми кругами. «Проклятая бессонница, — выругался про себя Саня. — Хоть подмешивай Даньке снотворное в еду». — У меня для тебя сюрприз! — Данька поволок Саню в комнату, не дав даже умыться. Саня застыл на пороге, начал хватать ртом воздух, а затем оглушительно чихнул. — Я его вычешу! — всполошился Данька. — У меня гребень специальный! Железный, вот, — он помахал у Сани перед носом стальным гребешком с толстыми зубьями. Но всё Санино внимание занимал пушистый чёрно-коричневый зверь, восседающий посреди кровати. Зверь был похож на медведя и овчарку одновременно. Всклокоченная густая шерсть стояла дыбом и топорщилась во все стороны, ярко-розовый язык свисал из пасти, усеянной острыми белыми зубами, чёрный круглый нос настороженно принюхивался. — Это Барсик! — торжественно представил Данька, подбежал к кровати и стиснул зверя в объятиях. Пёс облизал его щёки, нос и лоб, а Данька беззаботно засмеялся. — Барсик, познакомься, это Саня, — Данька каким-то образом подхватил зверя на руки и подтащил поближе к Сане. — Ты же не против? — он доверчиво глядел снизу вверх. Барсик потянулся к Сане, Данька, кряхтя, поднял его повыше. Шершавый язык скользнул по Саниному подбородку. — Он ещё щенок? — Саня изучал массивные лапы, длинный хвост, висящие уши и прикидывал, сколько мяса понадобится Барсику на прокорм. — Откуда ты его взял? — наконец спросил он. — Акимыч подарил, — восторженно сообщил Данька. — Он такой добрый! — он опустился на пол и кинул Барсику теннисный мячик. Щенок рванулся за мячом, поскальзываясь и царапая когтями линолеум. «Ну спасибо, Акимыч! Удружил, так удружил!» — мысленно поблагодарил Саня. — Дань, а вдруг он со слона размером вымахает? — он уселся рядом, наблюдая, как щенок смешно ковыляет, переваливаясь на неуклюжих лапах. — Как кормить будем? Данька наморщил лоб и часто заморгал. — Я на работу устроюсь. Где платят нормально, а не как сейчас, — сбивчиво затараторил он. — И сам ему буду всё покупать. Барсик не очень и подрастёт, всего на несколько сантиметров, наверное, — Данька перевел дух, выдумывая, как ещё убедить Саню оставить щенка. — И я его уже люблю, — он прижал руки к груди. — Ну пожалуйста, Сань, — умоляюще протянул он. Мог ли Саня отказать, утопая в любимых малахитовых глазах? — С одним условием, — он наставил на Даньку указательный палец. — Всё что угодно! — с готовностью отозвался тот. — Говори скорее! — потребовал Данька, обхватив одной рукой за шею Саню, а другой — Барсика поперёк туловища. — Ты соберёшь портфолио и перестанешь себя ругать! — Саня обнял Даньку за плечи и жестом остановил, когда тот собирался ответить. — И нужно решать что-то с твоей бессонницей, Дань, — продолжил он. — Так и до ручки дойти можно. — Хорошо, хорошо, хорошо, — покорно закивал Данька, мокро чмокнул Саню в щёку и притиснул к себе потеснее и его и Барсика. — Ещё бы и Гектора обнять! –прошептал он, спрятав довольную физиономию у Сани на плече. — Он кусается, — напомнил Саня. Он зарылся носом в белобрысую макушку и решил, что с Акимычем не всё потеряно, раз он способен доставить кому-то столько счастья и что вовсе неплохо, если они заведут щенка, пусть беспородного, лохматого и нелепого. Саня и крокодила в ванне вытерпит ради Даньки.