Мы будем смелее

***

Маша просыпается раньше. Она не двигается, пытаясь понять, как (и когда) здесь успела появиться Лаура. Прошлой ночью Третьякова ждала её, но та так и не появилась. Маша понимала почему. Любовь была самой сложной загадкой для неё. Когда-то, когда она ещё была студенткой, Маша встречалась с милым, вежливым, умным пареньком. На языке вертелось слово «идеальный». Да, он был таким. Казалось, что никто не может назвать ни одного его недостатка. Возможно, это и стало началом конца. Они разошлись тихо, мирно и почти незаметно для окружающих, оставшись хорошими друзьями до окончания обучения. А потом пропали из жизней друг друга бесследно, будто никогда и не были знакомы. А потом Маша поселился в маленькой комнате своего кафе и снова влюбилась. Третьякова не была идеальной. Она считала свои шутки глупыми и дурацкими, но продолжала шутить. За мягкостью свитеров и домашней, уютной атмосферой скрывалась любительница без башенных приключений. Третьякова была готова на риск, на ночные прогулки, на распитие алкоголя на одной из питерских крыш. Она могла заявиться в какой-нибудь бар с отвратительной репутацией и провести там вечер. Маша могла сделать все то, что Полякова называла опасным. Наверное, именно поэтому в один из вечеров в окружении книг Третьякова влюбилась в Миззи. Он будто сошел со страниц романа, улыбаясь и готовясь разрушить еще одну жизнь. Для Питера Харриса Миззи был идеалом, бесценным произведением искусства. Для Маши Миззи был живее, чем все люди, окружающие её. В тот вечер Третьякова смогла открыть путь к разгадке любви. Любить всё равно, что танцевать, обнявшись, у обрыва. Любой шаг может стать последним. И тот парень из студенческих лет мог бы претендовать лишь на сухое «нравится», но никак не на отчаянное «люблю». Миззи был наркоманом. Маша когда-то чуть им не стала. Её жизнь, к её счастью, и, к несчастью её родителей, не была тихой и размеренной, какой она стала сейчас. Поэтому Лаура стала реальным воплощением таинственного Миззи. Третьякова увидела её в тот вечер с Таней и поняла: кем бы не была эта девушка, она совершенно точно не похожа на саму Полякову. Последующие дни подтвердили это. Курит, не высыпается, неосознанно кидает пошлые шутки и матерится и, судя по всему, иногда выпивает. Несмотря на все это, Маша упорно уверяла Полякову: Лаура — очень милая и вежливая девушка. Третьякова рисовала её идеальной, лишь бы Полякова была спокойна Нет, Лукина не была идеальной. Лукина была хаосом из чувств, громкой, грубоватой, но, что удивительно, преданной своему делу. Наверное, это единственное, что в ней люди бы назвали идеальным. Для Третьяковой, Лаура и была идеалом. В этом было что-то запретное, неправильное. Лукина была на целых шесть, мать его, лет младше. Когда Маша училась на последнем курсе, Лауре было всего шестнадцать. Маше каждый раз становилось стыдно от того, как приятно было осознавать эту разницу в их возрасте. Образ Миззи превратился в образ Лукиной. Лаура была живой, из плоти и крови. Её можно было по-настоящему любить. О ней можно было думать, о нем можно было мечтать. Маша представляла, как они прямо в постели курят одну сигарету на двоих, как Лаура мешает колу с виски и танцует под песни Syd Matters, как она сама готовит завтрак, напевая вечную «to all of you». Хотелось, чтобы мечты перестали быть просто мечтами. И сейчас это казалось реальным. Сейчас, когда та самая Лаура Лукина спала рядом. Миззи разрушил нормальный ход вещей, разрушил жизнь Питеру Харрису и бесследно исчез. Быть может, Лаура не будет Миззи. Быть может, Лаура останется здесь до самого конца, чтобы пить кофе, наслаждаясь черничным пирогом. Быть может… Лаура останется навсегда? Маша очень на это надеется. Маша очень этого хочет.