Императрица Шэнь

Идти на Цинцзин у него не было сил. Не после того как он решил добровольно себя морально выпотрошить перед этим варваром с Байчжаня. Но и сидеть на месте, смотря в одну точку, было малопродуктивным занятием. Особенно когда он уже затронул тяжелую тему прошлого рядом с Юэ Цинъюанем, к которому и пришел поговорить, а не орать на Лю Цингэ. — Ци-гэ? — окликнул Цинцю Главу школы, который старательно делал вид, что вернулся к делам, просматривая бумаги. — Да, Сяо Цзю? — тут же откликнулся Юэ Цинъюань, который за последние десять минут не прочитал ни одного иероглифа. — Я шел сюда, чтобы поговорить с тобой. Лю Цингэ попался под руку, но я хотел бы услышать от тебя ответ на свой вопрос, — сказал Шэнь Цинцю, решив если уж взялся за пластырь, то отрывать его полностью рывком. — Конечно, Сяо Цзю, — откликнулся Юэ Цинъюань, со всем вниманием смотря на своего шиди. Шэнь Цинцю же смотрел на Юэ Цинъюаня. На своего старшего брата. На человека, единственного, которому он решил довериться снова. — Почему ты не пришел за мной? Один простой вопрос разбил вдребезги все мнимое спокойствие. Тишина давила на уши, но Шэнь Цинцю не отводил взгляда от Юэ Цинъюаня. Вот по его лицу волной прошла боль, вот появилась вина, жалостливый залом широких бровей и блестящий взгляд побитой своим хозяином собаки. — Сяо Цзю, прости, — покаянно вздохнул Юэ Цинъюань, а Шэнь Цинцю устало закатил глаза. — Почему ты мне не говоришь причину? Почему постоянно извиняешься? Мне нужно твое оправдание, а не вечное и бесполезное «прости», — пытался разобраться в ситуации Шэнь Цинцю. Видят Боги, что не ему было хвастаться здоровой психикой, но хоть кто-то из них двоих должен прервать это недопонимание длившиеся десятки лет. И это снова не был Юэ Цинъюань, а значит основную роль должен взять этот Шэнь. — Ци-гэ, ты должен мне сказать. Сейчас. Ты понимаешь, что мучаешь меня своим молчанием? Ты никак не можешь быть в курсе, поэтому я тебе скажу, но твое это «прости» постоянно приводит меня к искажению ци. В последний раз я чуть ноги не откинул, отделавшись потерей памяти. Ты постоянно извиняешься, но знаешь, что я слышу? Я слышу: я не пришел за тобой, Цзю, потому что ты помойная крыса, недостойная моего доброго отношения. Я и не собирался приходить за тобой. Я собирался забыть тебя и выкинуть из своей жизни словно мусор! — Сяо Цзю…- потерянно прошептал Юэ Цинъюань, смотря на тяжело дышащего Цинцю. — И после этих слов я слышу это «Сяо Цзю»! Я ненавижу эту безликую цифру, которой меня клеймили, но я смирился с тем, потому что меня так зовешь ты! Но попав в Цанцюн… Встретив тебя, такого успешного, благородного и богатого, черт тебя дери, я возненавидел это «Сяо Цзю» еще больше. Каждым «прости» ты рвал мне душу, а каждым «Сяо Цзю» напоминал кому и чем я обязан своей жизнью. Так что… Так что прекращай извиняться. Назови причину, но если снова промолчишь, то я буду считать что ты больше знать меня не желаешь и никаких «Сяо Цзю» я больше тебе не позволю, — закончил свой монолог Шэнь Цинцю, опустив взгляд. Благодаря нахождению на пороге смерти он узнал очень много, а в том числе и то, что Ци-гэ его не забыл. Что этот мягкотелый идиот поспешил, схватившись за Сюаньсу, отчего целый год страдал запертым в пещерах Линси. И именно этот год оказался роковым. Раб Цзю отчаялся ждать Ци-гэ, которого не было год, два, три… Он решил сам выбраться, увидев возможность сбежать от Цю с У Янцзы. Далеко не самое его лучшее решение, стоит признать. — Ясно, — сказал через время Шэнь Цинцю, вставая. Но в последний момент чужая подрагивающая рука сжала до невозможного его кисть, заставляя занять свое прежнее место за столом. — Я… Я… Сяо Цзю, ты единственное, что у меня было, и единственное, что у меня есть, но ты… возненавидишь меня, — покаянно выдавил Юэ Цинъюань, когда Шэнь Цинцю все же поднял на него взгляд. — То есть тебя устраивало то, что своим молчанием ты меня в могилу гнал, а я на тебя даже смотреть не мог, не то что говорить? Ты совсем мозги все растерял, Ци-гэ? Говори. Хуже уже не будет, — сказал Шэнь Цинцю, накрывая второй ладонью сверху подрагивающую руку нервничающего Цинъюаня. — Ты всегда был прав. Был прав и в этот раз. Я… сглупил. Погнался за успехом, а в итоге… пострадал ты. Может ты заметил, но я никогда не расчехляю Сюаньсу. Это оттого, что… меч меня так и не признал, я пытался взять над ним верх, но впал в искажение и мой наставник… Он запер меня в пещерах Линси, связав Сюаньсу с моей жизнью, — прохрипел совсем тихо Юэ Цинъюань, которого внимательно слушал Шэнь Цинцю. — Сколько ты пробыл в пещерах Линси? — мягко спросил Цинцю, а по щеке Цинъюаня скатилась одинокая слеза. — Год. Я просил их найти тебя, умолял выпустить меня, но смог выйти из пещер только через год. Мне нет прощения. Я… опоздал. Я безнадежно опоздал из-за своей гордыни, а ты… — Шшш. Ну же, Ци-гэ, полегче, — пересел поближе к заклинателю Шэнь Цинцю, хлопая брата по плечу, но Юэ Цинъюань бухнулся лбом о пол. — Мне нет прощения, — замотал головой Юэ Цинъюань, а Цинцю посмотрел на этого сильного и несгибаемого тюфяка добрым и ласковым взглядом. — Какой же ты глупый, Ци-гэ. Скажи ты мне любую причину даже меньше этой и я бы простил тебя. Я прощаю тебя, Ци-гэ, слышишь? Мой глупый старший братец, я прощаю тебя, — мягко сказал Шэнь Цинцю, отрывая Цинъюаня от пола, чтобы он заливал своими слезами одежду на его плече. И Ци-гэ действительно плакал. Скорее даже рыдал навзрыд, железной хваткой вцепившись в мантию цвета цин и свернувшись в максимально маленький клубочек, который обнимал Цинцю. Конечно, рослый и здоровый мужчина даже в позе младенца не мог уж сильно стать меньше, но Цинцю хватало рук, чтобы обнять этого горе-заклинателя. Он не говорил прекращать ему плакать. Наоборот. Ци-гэ столько лет винил себя. Как мазохист подставлялся ему под руку и под острый язык, наслаждаясь этой болью, потому что она якобы ему наказание за дело. А Шэнь Цинцю что с этой вины? Что ему были эти вечные «прости»? Ему были нужны ответы и он их получил. Но также было важно, чтобы именно Ци-гэ ему это рассказал. Этот же болван надумал себе невесть что и воды в рот набрал, боясь окончательно испортить отношение с лордом Цинцзин. Хотя было бы что там дальше портить на взгляд Шэнь Цинцю. Цинцю только осторожно прижался щекой к макушке заклинателя, чтобы себе его заколкой глаз не выколоть, и закрыл глаза. — Сяо Цзю? — Ммм? Всхлипы прекратились и Юэ Цинъюань неуверенно поднял голову. — Му Цинфану бы тебя сдать на опыты, — миролюбиво сказал Шэнь Цинцю, вытирая своим рукавом заплаканное лицо прославленного на весь мир заклинателя от слез и соплей. — Сяо Цзю, — тут же просяще откликнулся Юэ Цинъюань весь красный то ли от слез, то ли от запоздалого смущения. — Ну? Ты хоть какие-то другие слова знаешь кроме этих? — буркнул Шэнь Цинцю. — Сяо Цзю! — тут же отозвался Ци-гэ, а Шэнь Цинцю все равно закатил глаза, хотя не мог не заметить радостную улыбку на лице брата, который выкрикнул его имя специально. — Мой Ци-гэ совсем-совсем глупый, — вздохнул Шэнь Цинцю, у которого губы подрагивали от улыбки.