В У К А

      

Мартин

      Ненавижу осень.       Нет, поверьте, не само время года, а по большей части человеческую тупость в самом её начале. Если каждый в мире перевернул лист календаря, отмечая первый день осени, тогда почему, блять, я стоял в пробке из-за «неожиданных» погодных условий?! Видите ли какая-то тупица — гореть ей в аду — не рассчитала и въебалась на перекрёстке, не совладав с управлением на своём сранном «жучке», совсем не похожем на настоящий автомобиль. Это как нужно было выкрутить руль, чтобы в том месте, где она продемонстрировала свою тупость, задеть все ближайшие машины и столб до кучи?! Хотя движение в час-пик настолько тесное, что не разогнаться для такого манёвра!       Перекрыла всё!       Ещё и ремонтные работы прямо за углом, так как весь день город буквально топило проливным дождём и сорвало канализационный люк. Теперь всю улицу перекрыли, назад уже не сдать, а бригада из-за того «жучка» пробилась к нужному месту совсем недавно.       Или я так услышал. Плевать.       Самое главное: время уже перевалило за десять, а я ещё не в квартире, хотя должен был уже как час лежать в постели, прижимая телефон к уху.       Этот день высосал из меня все силы, почти с внутренностями, ибо по какой причине тогда я чувствовал себя таким опустошённым? Да и с самого подъёма всё пошло по одному месту.       Я приехал в город поздно ночью, потому даже не услышал будильник — проспал. Последний месяц я чёртова лягушка-путешественница! Вернёмся к сути, да, я проспал, обнаружил, что мой личный телефон сел за ночь. Умчался в душ, начал поспешно собираться, прижимая рабочий телефон плечом к уху. Выслушивал и ощущал своим же ухом через трубку, как мой брат-зануда Андре плевался ядом в микрофон за моё опоздание… И в этой спешке я забыл свой телефон! Он остался в квартире, куда я за весь день не мог добраться!       По соображениям безопасности я никогда не давал моей крошечной номер рабочего телефона. В довесок к этому она очень любила отправить свои прелести прямо на совещании, а мне срывает башню от этого, — совещание никогда не дослушивал, когда она так делала, вылетал из кабинета прямо на ковре-самолёте до неё. Но дело не столько в этом, как в корпоративной общей почте и в резервном хранилище, куда тут же отправились бы её фото. Раньше, чем я бы заметил её новое сообщение. Делиться фотографиям моей Эммы я не собираюсь.       А она обожала в рабочее время подразнить меня. Постоянно делала это, что, не скрою, я всё равно обожал. Если мой личный телефон вибрировал в кармане, а в кабинете я был не один, то держал в кулаках всё своё самообладание, лишь бы не сунуть руку в карман и ответить. Она не дулась на меня за долгие ответы, всё понимала — работаю. Но ничего ей не мешало заставлять меня кипеть от желания умчать к ней.       Я издевался над Эммой точно так же, даже если она всегда говорила, что не любила мой грязный язык. Пф, враньё. Я написывал ей посреди рабочего дня, как грубо бы взял её и зарывался меж её ног, а она точно перечитывала мои сообщения, когда возвращалась домой и доставала свою чёртову вибро-игрушку, тоскуя по мне, выкрикивая моё имя на грани наслаждения и мечась по нашей постели. Откуда знаю? Сама призналась.       Нам обоим нравилось дразниться на расстоянии. Что-то в этом есть, согласитесь. Скрашивало разлуку.       И вот, я сижу в машине с братьями, и в сотый раз за день думаю о том, что мне могла отправить Эмма на личный телефон. Хрен с этими фотографиями, — я не знаю, как прошёл день у моей изумрудной!       Пенелопа владела отелем в нашем городе, а Эмма работала у неё администратором. Через Эдриана днём я созвонился с Пенелопой, чтобы узнать, пришла ли Эмма на работу, как и должна была. Это уже значило бы, что у неё всё хорошо и по плану. Так и оказалось: Пенелопа узнала, что Эмма на работе, но отошла по делам — занята. Я не стал дальше ни о чём просить, кроме того, чтобы Пин передала Эмме в удобное время, что у меня нет при себе телефона и позвонить ей смогу только вечером, как доберусь до него.       А теперь я стоял в пробке, хотя уже должен был давно созвониться с Эммой. Она, наверное, там ждала моего сообщения или звонка, но мы в разных часовых поясах с разницей в три часа. Она всегда после долгого рабочего дня ложилась рано. Значит и сейчас уже спала.       Позже не смогу до неё дозвониться, будить не стану.       От осознания, что сегодня уже не услышу её голос, в очередной раз тяжело, громко вздохнул, чувствуя, что немеет задница от долгого сидения.       — Ты раздражаешь, — предупредил меня Андре, косясь через зеркало заднего вида с водительского.       — А ты, мать твою, мог не ехать через центр, — ответил я ему тем же тоном.       Мортимеру было абсолютно поебать. Уткнулся в электронную книгу на своём планшете, и срать он хотел на всё.       — Успокойся, — всё, что он пробубнил с переднего сиденья, проводя пальцем по экрану на следующую страницу. Советчик хренов.       Успокойся, успокойся. Каждый из них любил напомнить о моей «вспыльчивости» десять раз на дню.       — Я спокоен, — прошипел сквозь зубы ему.       Пиздёж. Я закипал, как чайник. Посмотрю на себя в зеркало и точно увижу, как из ушей льёт пар. Но вместо этого я глянул в окно, не сдержав смешка.       На соседней полосе с нами ровнялись Коди и Лиам на своей огромной машине, что мне пришлось задирать голову, чтобы заглянуть к ним в боковое стекло. Они тут же заметили меня. Коди сидел за рулём, Лиам выкрутил музыку на полную, ещё энергичнее качая головой и плечами в такт. Трек «First Day» от Timo Maas на припеве сотрясал их машину и резал мне слух. Удивительно, что такой ещё не самый басовый и «шумный» трек мог дребезжать в их колонках настолько сильно. Но братья веселились, несмотря на пробку, вместе начав дёргаться и чуть ли не выпрыгивать со своим кресел, будто у них пружины в задницах.       Въебитесь своим головами в крышу машины — повеселюсь я.       Я тоже захотел хоть как-то скрасить ожидание, дёрнул ручку дверцы и вышел под ливень.       — Я к ним, — сказал я, как только Андре и Мортимер обернулись на шум открывшейся двери.       Какая разница, что вышел так… Всё равно мы не сдвинулись ни на метр за последние десять минут в этой пробке. Хлопнул дверью, слыша очередное возмущение Андре, развернулся и завалился к братьям, почти оглохнув. Вера сидела на заднем сиденье за Лиамом, раскачивалась, напевая текст. И дёрнулась от испуга, не ожидая распахнувшейся двери. Ударила меня в грудь.       — Опять меня пугать вздумал?!       Я рассмеялся, садясь к ней.       — Сейчас вообще об этом не думал.       Она захохотала, завалившись на бок, как только я как настоящий пёс стряхнул с волос влагу. Этих мгновений, пока я вышел из одной машины и залез в другую, хватило, чтобы я так промок.       — Эй! Салон! — возмутился Коди моим действиям.       — Льёт, как из ведра, — хмыкнула Вера.       — Скоро закончится по прогнозу, — сказал Лиам.       — Отвали, — ответил я Коди. — Ты так и оставил мою машину грязной, когда попользовался и вернул в гараж.       — Я её заправил! — Уменьшил громкость музыки он.       Телефон Лиама ожил, и брат с ухмылкой от прочтения, от кого пришло сообщение, уткнулся в экран, строча ответ со скоростью света.       — Она вся в дерьме была! — ответил я Коди. — Где ты был?       — Гоняли за город, — добавил Лиам, не поднимая головы. Значит, они были вчетвером. Бедная моя тачка, сколько всего она повидала.       — Тогда с вас химчистка салона, если я правильно понял, как вы ею попользовались.       Не собирался я возить на ней Эмму, если братья оставили там свои следы.       — Завезёшь к моим парням. Честно, я бы сам завёз, но времени не было. У твоей ахуительно огромный салон, грех в ней не потрахаться!       — Я знаю, поверь. Эльза и Агата хоть заценили?       — Кто сказал, что мы брали сестричек?       — Боже… — Испортилось настроение Веры от таких разговоров.       Закатившимися глазами она наверняка увидела собственный мозг. И тоже уткнулась в телефон. Я глянул, как она зашла с кем-то в диалог. Сестра всегда оглядывалась, скрытная, и этот раз не исключение. Она заметила мой взгляд, направленный в её телефон, и тут же отвернулась так, чтобы я не видел, кому она там настрочит огромное сообщение.       — Не смотри-и! — запищала она ультразвуком, как только у меня натянулась улыбка от уха до уха. И больно влепила мне по плечу!       — Тебе сколько лет, нытик? Уже вроде взрослая девушка, чтобы так реагировать.       — Хватит, чтобы навалять тебе, если ты ещё раз решишься влезть своими глазёнками в мой телефон.       Но он из её рук в мгновение пропал. Не моих рук дело.       — Лиам! — завизжала Вера, толкая сразу же с ноги его кресло, и тянулась к нему, но брат оттягивал телефон подальше, издеваясь. Коди рассмеялся. — Эй! Ну, хватит!       Лиам поднял телефон экраном вверх, но Вера быстро среагировала, нажав на своих умных часах нужную комбинацию и заблокировав экран. Лиам нажал на кнопку блокировки, но телефон не узнал его лицо, послав вора в задницу.       — Чёрт, — цыкнул он, Вера победно хмыкнула.       — Лиам. — Коди это уже не нравилось, ибо Лиам не утихал и снова увернулся от руки сестры.       Наш старший брат любил немного поиздеваться, повеселиться, но быстро пресекал, если это переходило границы и могло вот-вот обидеть Веру. Хотя Вера и не так над нами издевалась, тем более над Лиамом. Он ей отвечал тем же, как, например, сейчас, до сих пор не отдав телефон и не соглашаясь с проигрышем.       — Всё! Хватит! Я заблокировала телефон! Ты же видишь! Не сможешь его разблокировать.       — Но если так посудить, — ухмылялся он, — ты же кому-то успела написать. Значит, тебе кто-то сейчас и ответит. Сообщение всё равно загорится в уведомлении. А мы посмотрим, кто же это, кому ты так написываешь в последнее время.       — Лиам, перебор. — Снова заговорил Коди, сам попытался выхватить телефон, но Лиам был быстрее.       — Нихуя! Мы посмотрим.       — Лиам, — заговорил я, поддерживая Веру. Она выглядела безумно смущённой. Мне уже тоже это всё не нравилось.       Экран телефона Веры вспыхнул в руке Лиама.       «Отдай ей телефон, Лиам, сейчас же», — пришло сообщение Андре.       Мы все одновременно глянули на соседнюю машину, видя один из самых суровых взглядов нашего брата, направленный прямо на нас.       — Пф, — Лиам откинул телефон назад, — я думал, что что-то интересное…       Я поймал телефон налету и отдал его Вере.       — Спасибо.       Мы наконец-то сдвинулись. На два сраных метра.       — Блять, да что такое?! — рявкнул я, пригнувшись и глянув через лобовое.       — Да похуй. — Махнул рукой Коди. — Некуда торопиться.       — Я хочу спать, — сказала Вера.       — Я тоже, — солгал я. Хотя так и было, потому что не выспался, да и Эмма уже тоже спала. — А вы нет? Или куда-то собрались?       — Агата и Эльза только что сели в самолёт, — поднял свой телефон Лиам, значит, именно Агате он так быстро щёлкал ответ, будто вместо экрана был её клитор. — Так-то они должны были вылететь ещё два часа, но из-за погоды у нас их рейс задержали. Над половиной города и загородом тучи уже рассеялись. До нас скоро тоже дойдёт. Мы дождёмся их прилёта, так что сон — враг на сегодня.       Ясно, как обычно. Даже если мы были так далеко от нашего города, братья не оставили свои члены без внимания и позвали к себе девочек. Коди с Эльзой познакомился, ещё будучи в студенческом братстве, и ничего больше перепихонов по одному лишь зову у них не срослось, как и у Лиама с Агатой. Но их связи не разорвались, даже когда сёстры окончили университет и переехали в другой город. Братья находили возможности съездить к ним или позвать к себе. В этот раз парни наверняка оплатили девочкам билеты и пообещали отличный отдых. Конечно, мы здесь больше, чем на неделю, что меня совсем не устраивало, в отличие от них двоих.       — Я не собираюсь в этом участвовать, так что вы сначала завезёте меня домой, — сказала Вера.       — Как скажешь, босс. — Подмигнул ей в зеркало Коди.       — И меня.       — Ты не поедешь с нами потусить?! — удивился Лиам, поворачиваясь на меня. — Брось! Без Эммы ты тоже с нами выбирался.       Обычно мы с братьями много отдыхали вместе, а как только в моей жизни появилась Эмма, я часто брал её с собой. Братья никогда не возражали, она им даже нравилась. Большинство из моих друзей, как и братья, не из тех, кто против женской компании и точно не приверженцы общества «без баб» (Ли Эванс исключение, как глава стаи холостяков, что с каждым годом редеет, а Ли уже бъёт тревогу).        Моя Эмма хоть и домосед, но если соглашалась выбраться, всегда поддерживала веселье в компании.       — Не в этот раз, — ответил я.       — Что стряслось сейчас? Раньше ты веселился с нами.       — Когда рядом была Эмма или хотя бы я виделся с ней накануне, но, как видишь, её в этом городе нет, потому и настроения тоже. И спасибо, что напомнил, козёл.       — Это уже похоже на зависимость, — прокомментировал Коди.       — Влюблённость, — поправила Вера. — И наш младший братик почти женат.       — Не разговаривайте так, будто меня здесь нет.       Лиам только пожал плечами, снова берясь за вспыхнувший телефон. Прижал его к уху, так как там было голосовое сообщение. А после зажал кнопку и записал своё голосовое:        — Хорошо, мы будем на месте вовремя. Аккуратней там давайте. Целую. До встречи.       Вера разразилась хохотом.       — Что?! — Схватилась она за живот. — «Целую»?! Вы ещё про возраст у меня спрашиваете, а сами как сопливые первокурсники, которых схватили за яйца! И мог бы ещё ниже голос сделать, посексуальнее, чтобы она там же на взлёте растеклась лужей по креслу.       — Эй! — нахмурился Лиам, оборачиваясь на неё. — Не докапывайся до меня. А голос я понизил, чтобы никто рядом не услышал, чего она бы не хотела.       — Ты мог бы написать ей, а не записывать голосовое.       — Она мне голосовое отправила. — Потряс телефоном Лиам. — Я ответил взаимностью. Что с тобой не так опять?       — Просто вы отвратительны. — Вера скрестила руки на груди, будто защищаясь. — Пудрите девушкам мозги, а сами ничего серьёзного не испытываете. Это нечестно.       — Вера, — заговорил со всей серьёзностью Коди. О-оу, старший, грозный брат вернулся. Я тоже был недоволен её словами, но знал причину в отличие от братьев, потому что она секретничала только со мной. — Здесь нет никаких отношений. Не стали бы мы так поступать, как ты намекаешь. Они знают и сами согласны только на секс без обязательств. Тоже ничего серьёзного не хотят. Мы все просто получаем удовольствие, ничего не требуя друг от друга. Поняла?       Вера фыркнула, отвернулась к окну и глянула в телефон. Из колонок донёсся звук подключения её телефона к магнитоле.       Повисшую тишину через минуту заглушил трек «Ayo Tehnology» от 50 Cent и Justin Timberlake.       — Блять! — Тут же возрадовался Лиам, поддавшись вперёд и выкручивая на всю громкость. — Вера, ты знаешь, чем меня порадовать! Моя-я девчонка!       У меня нет никакого настроения веселиться, как делали они. В любой другой раз, только не сегодня.       — Это твой любимый трек, — хмыкнула она, глянув на него.       И начала с ним напевать текст. Коди подхватил. Как машина не завалилась на бок от трясучки — загадка. Гремел на всю улицу трек — гимн моих братьев.       Конечно, им весело, у них намечается интересная ночь. Даже Коди за это время тоже выразил своё удивление, что я притих и не был похож на себя. Мы всегда веселились. Даже Андре и Мортимер подхватывали.       Но я хотел к моей крошечной. Безумно хотел, почти сгорал от тоски.       

***

      Как и говорил Лиам, ливень закончился. В снятую на эти две недели квартиру я попал к двенадцати часам ночи, сразу высчитывая, что у Эммы уже три часа ночи. Настроение ниже плинтуса.       Не включив даже свет, помчался в спальню, находя свой телефон и видя множество оповещений от Эммы. Вытащил провод, сунул его в рабочий телефон, и сразу же вошёл в диалог, попутно снимая с себя грязную, пропахшую дождём и покрытую усталостью одежду.       

Моя будущая супруга

Был (а) в сети 3 часа назад

       Доброе утро, милый: -* Продуктивного дня!       Я выругался, как только осознал, что сам не успел ей ничего написать утром и не пожелал продуктивного дня, что мы всегда делали.        Ты как там, не проспал? Пропущенный звонок ТЫ СПИШЬ??? Пропущенный звонок Пропущенный звонок Ну капец, у тебя ещё и телефон выключен. Мне звонил Коди, они тебя потеряли. Спрашивал, знаю ли я, почему до тебя не дозвониться. Андре уже в пути к тебе.       На шторке уведомлений у меня уже отобразились тринадцать пропущенных от Андре, три от Мортимера, и по одному от старших.        Напиши, как увидишь. Я переживаю Андре сказал, что уже ждёт тебя внизу. Ты правда проспал!!! Поверить не могу! Я придушу тебя, если ты не напишешь мне Мартин, я убью тебя. Как ты можешь?! Я же переживаю. Что там стряслось? Хрен ты ещё уедешь куда-нибудь без меня. — Очень агрессивная точка в конце не сулила мне ничего хорошего. — И я не собираюсь названивать твоим братьям и узнавать, что случилось. Сам расскажешь. Я жду, Мартин Вука!!!       Эмма переживала за меня, как в любой другой раз, когда мы так далеко друг от друга. Сам весь день переживал от незнания, как у неё дела.        Пенелопа звонила. Я тебя прощаю. Напиши, как доберёшься до телефона. Обязательно! *фото*       Вот ты ж… Блять… На фотографии был один купальник, уложенный на диван вместе с ещё не оторванной биркой. Если бы Эмма сфотографировала себя в нём, я бы разрыдался. Я дома, еле успела к приезду курьера. Как тебе купальник?              Мы собирались в совместный отпуск, как только я вернусь с командировки. По этой же причине Эмма не смогла поехать со мной, потому что берегла дни на отпуск. Вообще она настоящий трудоголик. Пахала, иногда выходя даже в выходные на смены. Это было её хобби, что иногда меня беспокоило, потому что она слишком много себя и в физическом, и в моральном плане отдавала работе.       Честно, это порой ещё и било по моему мужскому эго — с моим заработком у Эммы нет повода работать по двенадцать часов. Но она большую часть денег отдавала родителям. Эмма поздний ребёнок в семье и самый любимый (они всей семьёй это отрицают, но со стороны мне виднее). Родители уже не в том возрасте, чтобы работать. И мы с Эммой делаем всё возможное, чтобы пенсия стала самым лучшим, беззаботным временем в их жизни. Эмма именно от них набралась такому упорству и трудоголизму, — родители работали каждый день всю свою жизнь.       У Эммы есть братья и сёстры, но их значение — дело другой истории, как и раскрытие причин, почему они так безучастны в заботе о родителях.       Я снова глянул на время, когда она была последний раз в сети. Три часа назад. Уже спала.       Последняя надежда пообщаться в этот день пропала, хотя её и не должно быть, потому что Эмма строга в соблюдении своего режима. Она была такой, сколько мы знакомы.       Эмма ненавидела, когда планы шли не так, как она планировала, и если одно неожиданное дело могло сбить весь её день. Она была жаворонком, ложилась вовремя, вставала по будильнику бодренькой и готовилась к новому дню, носясь по квартире. Я хоть и рос с четырьмя братьями и одной сестрой, но ко мне никогда не были излишне строги, позволяли безобразничать и не спешить вставать с постели, если от меня этого не требовали планы на день. Меня любили, баловали. Я обожал свою семью, хоть и названную. Плевать, они мне родные, никак иначе.       Но как только я повстречал Эмму и потребовал, чтобы наконец-то стали жить вместе, она поставила условие следовать режиму. Её жутко раздражала моя часто проскальзывающая несобранность в бытовом плане. Она любила чистоту, порядок, ненавидела подолгу лежать в постели — сразу грызли мысли, что теряет зря время. А я мог спокойно пройти мимо горы не убранных на место вещей, если хотел отдохнуть.       Иногда хотелось покрутить пальцем у виска, говоря, что она слишком повёрнута на быстром темпе жизни. Чтобы пожила в кайф. Но Эмма мне ответила, что ей уже живётся в кайф, когда всё в её жизни идёт так, как она бы хотела и в привычном темпе. Если она берёт отдых, выходной и с утра пытается ничего не делать — обречено на провал с её тревожностью от безделья. К середине дня она займёт руки хотя бы уборкой или готовкой.       Я не жаловался. В этой строгости к жизни её сила. А я уважаю сильных людей и не терплю слабость, трусость.       Эмма хоть и миниатюрная, на вид хрупкая и невысокая (все в её семье низкие, ей не в кого быть высокой), но всё это стирается тем, что она очень сильная физически, храбрая, сильна духом, мудра не по годам. Все говорили, что мы очень похожи, даже внешне чем-то. А я обожаю свою изумрудную, уважаю, потому для меня это даже комплимент и признак, что мы с ней созданы друг для друга.       Дело в том, что мы и есть мир друг для друга.       У всех есть слабые стороны. У меня и у Эммы тоже. Но когда мы вместе, все слабые стороны испаряются. Я чувствую себя самым сильным, когда рядом со мной Эмма, а она — та девушка, что всегда старалась быть самой по себе и надеяться только на себя — чувствует себя самой неуязвимой и самой любимой, важной.       Нет ничего плохого в том, чтобы любить кого-то так сильно и благодаря этой любви чувствовать себя полноценным, чего не ощущал раньше. В этом и есть любовь. Одна из причин, почему люди влюбляются и желают прожить жизнь вместе до конца.       Баланс.       А Эмма была, как и я когда-то запуганным, забитым в угол зверьком. Пыталась добиться неуязвимости и набраться сил в одиночку. Пыталась быть самостоятельной и полноценной, но ей чего-то не хватало…       Ей не хватало равновесия, спокойствия и слов «Стоп! Не так быстро! Ты не одна, не спеши, всё будет хорошо, не изводи себя так». Не хватало ощущения безопасности. Весь мир казался для неё врагом, пытающимся навязать то, чего она не хочет. И Эмма нашла покой и безопасность со мной, принимая, что не должна выживать и держать всё только в своих руках.       А мне она показала, что не я один такой несчастный и весь мир не обязан просить у меня прощения. «Хороший» мир не состоит только из моей семьи. Там есть такие, как Эмма: тоже раненные, пытающиеся выжить. По-своему одинокие. Заслуживающие моего уважения.       У меня были братья и сестра, но я чувствовал себя одиноким, отрекаясь от моей семьи в определённый период жизни из-за своих личных проблем. И Эмма тоже оказалась одна по собственной воле, уехав подальше от семьи слишком рано. На то были причины.       Мы были похожи по-своему, одновременно оставаясь такими разными.       Почти всю мою жизнь братья помогали мне, как и я сам пытался найти душевный покой и исцелить те раны из детства. И только Эмма смогла излечить меня, сама того не ведая. Это не была история «Красавицы и чудовища», где девушка попала в лапы к чудищу и осталась с ним, пытаясь вернуть в нём человека, и влюбившись. В жизни так не бывает — только в сказках. Эмма не имела цели помочь мне, она даже отрицала свою влюблённость до последнего, считая поначалу, что я не тот, кто ей нужен. У всех же нас есть типажи и идеалы, с которыми мы бы хотели прожить всю жизнь, правда? Я точно не был идеалом Эммы. Но именно её слова и появление в моей жизни наконец-то мне открыли глаза и стали тем толчком к изменениям.       Просто в том периоде жизни я свыкся, что те, кто мне нужен, уже принимают меня таким, какой я есть, а другие мне и не нужны. Но у меня были конфликты с самим собой, решения я не мог найти, да и не старался. О себе привык думать в последнюю очередь и скатился в самобичевание. Хотел спасти братьев от себя и последствий моих поступков — сбежал, что было в корне неверным решением. Правильный выход был другим, но я его не принимал за действенный способ. Сбежать было проще.       Эмма же дала понять, что я никогда не достигну покоя, если не начну меняться именно для себя самого, потому что мне это необходимо. Иначе правда погибну от душевных терзаний и их последствий. И добила окончательной мотивацией, в одной из ссор срываясь на слёзы и крича мне в лицо: «Если ты останешься таким же неуправляемым, я уйду от тебя! Я люблю тебя, очень сильно люблю, но уйду, клянусь!».       Это был сложный путь и до сих пор таким остаётся. Для Эммы важно было, чтобы я хотя бы начал пытаться, стремился к этому, независимо от частых неудач и срывов. Я старался, — она видела и только тогда начала поддерживать и помогать.       И я был в её жизни тем, кто всегда будет на её стороне, защитит, поддержит. В самые тяжёлые для неё периоды жизни Эмма плакала в моих руках, но от счастья, потому что она была глубоко тронута тем, что я для неё делал и делаю, клялась в любви и признавалась, что я единственный, кто ей нужен на всём белом свете.       Повторюсь, мы созданы друг для друга. И старались, менялись друг для друга. Оба спустились с небес прямо в ад, нашли там друг друга, построили свой рай вместе и вознеслись обратно в небеса, живя наконец-то так, как хотели. Вместе.       Поэтому я назову это коллективной работой, самой настоящей любовью, а никак не спасением чудовища руками красавицы, хорошо?       Пиздец, вот к каким размышлениям о любви приводит разлука с любимой.       Я встряхнулся, сбрасывая с себя таким образом печаль. Знаете, нихрена не помогло.        *2 фото*       На одном из них был накрытый стол у окна в нашей кухне, где Эмма расположила приготовленную пасту с фрикадельками, рядом стоял ноутбук с каким-то фильмом или сериалом. На втором фото Эмма сфотографировала себя. Идеальная. Влажные волосы после душа рассыпались на плечах, скрытых шёлковой тёмно-зелёной тканью её домашнего халата. Румянец окрашивал щёки, а глаза сияли моим самым любимым цветом — изумрудным. Ладонь подпирала подбородок, а улыбку Эмма даже не подарила мне через фото.        Приготовила ужин. Не лезет — непривычно ужинать дома без тебя. Скучаю, мой силач: -(       Я сглотнул неприятный ком в горле, навязанный не пропавшей печалью, и ответил любимой:        Добрался до телефона. Детка, прости. Утро не с той ноги. Знаю, ты уже спишь. Созвонимся завтра. Спокойной ночи, моя изумрудная. Люблю тебя до безумия. Ещё раз прости, что заставил переживать.       Ближайшие пять минут я залипал на обои главного экрана. На фотографии были мы с Эммой перед зеркалом в нашей спальне, где я прижимал мою крошечную к себе, наклоняясь и целуя в макушку, а она держала телефон с самой счастливой, самой красивой улыбкой. Тогда ещё не прошло недели, как мы съехались. Эмма была в тёмно-зелёной сорочке, а на мне только пижамные штаны.       Как бы я хотел вернуться в то время. Нет, не потому что мы тогда были счастливее. Сейчас мы счастливее в разы, казалось, любовь уже не имела границ, но с каждым днём я чувствовал, что она становится всё больше и больше.       Просто на этом фото я радом с ней, а сейчас сидел на краю кровати, на которой не лежит Эмма. Я не коснусь её ещё неделю, и это знание убивало меня изнутри.       Пора спать. Я отправился в душ. Хотел спать всю дорогу, и как вернулся в квартиру, сонливость притупил голод. Я только обедал за весь день, и то из-под пинка Мортимера, который настоял на общем обеде.       Отправился на кухню, сразу открывая холодильник и видя, насколько он был забитым.       Здесь побывала Вера, пока мы с братьями были на работе.       Фрукты, овощи, напитки, готовые блюда и записка на контейнере.              «Разогреть и съесть — всё, что от тебя требуется. Не говори Мортимеру о пачке твоих любимым полуфабрикатов — рыбных палочек. Он запретит мне носить тебе еду. Будешь давиться кашками».              Я говорил, что у меня лучшая семья? Если нет, то знайте, у меня лучшая семья. Повторение не помешает.       Ещё вчера я съел всё, а уже сегодня мой холодильник полон, о чём даже не собирался позаботиться. Спасибо Вере, ибо я хозяйничал и готовил только дома. Здесь квартира съёмная, чужая, неуютная. Прийти, поспать, уйти. А дома всегда любил готовить, особенно с Эммой… Чёрт!       Я еле сунул в себя тушёную свинину с рисом и стал мыть посуду.       Но не домыл. Телефон завибрировал в тишине на барной стойке. Через секунду я держал его руками в пене.       — Изумрудная, — сорвалось с уст, растянувшихся от уха до уха.        Понятно. Ты спишь уже?              Вместо ответа сообщением я молниеносно позвонил, помирая от желания услышать её голос. Я как в глотке воздуха нуждался в её голосе.       Но передумал.       Я разбудил её своим сообщением. Не буду звонить, просто напишу. Эмма сонная, прочтёт и ляжет дальше спать. Ей надо поспать. Она устала, завтра опять на работу.       Оторвав телефон от уха, уже опускал палец к кнопке сброса вызова, как Эмма ответила.       — Милый, — промычала она тихим голосом в трубку. — Привет.       — Привет, — сразу же отозвался я, зажимая телефон между плечом и ухом, пока быстро сполоснул руки и вытирал их полотенцем. — Я разбудил тебя?       — Нет. Лежу в постели с ноутбуком, смотрю сериал. — Эмма зашуршала одеялом в микрофон, явно перевернувшись и убирая ноутбук.       — Понятно, — хмыкнул я, ступая из кухни в небольшой зал и плюхнувшись на диван. Темно, до сих пор не включал свет, кроме настенного светильника на кухне. Дёрнул выключатель ближайшего торшера. — Что смотришь?       — «Ходячие мертвецы», третий сезон. Решила послушаться тебя на счёт отдыха. Неделя сложная была, завтра мне к двум часам. Все обсуждают разные фильмы, сериалы, а я даже разговор поддержать не могу, потому что никогда нет времени на всё это. — Я был удивлён, недавно рассказывал вам о соблюдении режима, а теперь слышал, что в три часа ночи Эмма ещё не спала, срывая режим просмотром сериала. Но она рассказала главную причину своего решения: — Как ты мог подумать, что я усну, пока не узнаю, что ты жив-здоров? Так скажем, соединила два дела в одно: скрасила ожидание тебя сериалом.       — Я вроде только первый сезон осилил. Абель смотрел, но там много страшного. Он ещё маленький, чтобы смотреть такие ужасы. Сидел рядом с ним, а после пришёл ворчун один и всё запретил, отнимая у Абеля на неделю планшет.       — Поэтому Андре из твоих братьев я недолюбливаю больше всех.       — Ты их всех терпеть не можешь, — рассмеялся я, расслабившись на диване и запрокидывая голову.       — Нет, зависит от поведения. Но Андре не спустился с первого места в топе злюк.       — Мне ему передать?       — Обязательно! Обязательно, слышишь! — крикнула мне в ухо Эмма, рассмеявшись в унисон со мной.       На самом деле Эмма давно поняла, что мои братья — прекрасные люди. Но всегда говорила об обратном, чтобы — как она говорит — не расслаблялись. Их знакомство было без моего присутствия и не самым приятным. Эмма не упускала момента, чтобы напомнить моим братьям об этом, как и о том, что никто из них не верил в наши отношения с самого начала. А теперь мы стали той парой — примером идеальных отношений друг к другу для остальных. Хотя мало что они знают — только внешнюю оболочку, — но я не спорю. У нас всё равно идеальный союз.       — И как тебе сюжет? Как ты быстро так дошла до третьего сезона?       — Не первый день смотрю. Вчера ещё начала. Ой… Уже позавчера. И один раз нечаянно пропустила пару серий из-за лагучего сайта. И, представляешь, ничего не упустила! Только Карла подстрелили и София умерла. Так что второй сезон я почти и не смотрела.       — Спасибо за спойлер.       — Обращайся.       Я лыбился с самого начала звонка, как придурок. И нет, мне не стыдно. Я чертовски влюблён.       — Я успела позевать, особенно на втором сезоне. Сразу твоё сообщение не увидела. И сам знаешь, что у меня автоматически после одиннадцати включается режим «Не беспокоить» на телефоне. Но будто сердцем чувствовала, что надо поставить серию на паузу и посмотреть в телефон, увидеть, что ты соизволил появиться. Расскажешь, что случилось?       Соизволил появиться. Знаю, Эмма на самом деле вовсе не обижена, но я вообще не хотел заставлять её волноваться, и понимал, каково переживать за любимого человека. Меня самого трясло по сей день от беспокойства, когда она подолгу не отвечала на мои сообщения, а ещё хуже, когда не брала трубки. Её работа такая же ответственная и отнимающая всё внимание.       — Милый?       Я слишком долго молчал, задумавшись.       — Ты куда пропал?       — Задумался, — прокашлялся я, возвращая голос.       — О чём?       Снова пауза.       — Соскучился…       Блять, как всё это надоело. Мы всегда везде были вместе, я брал её с собой, но в этот раз всё было против нас. Эмма уже не могла брать отгулы, без неё всё рухнет. Думала перенести отпуск на мою командировку, но я не дал ей этого сделать. Здесь всё равно я постоянно в делах, а ей нужен полноценный отдых, как мы и запланировали: сбежим от наступающего холода в тёплые края, где она выключит телефон вместе со мной, и отдохнёт душой и телом.       Эмма тоже замолчала в трубке, едва коснувшись долгим выдохом микрофона.       — Я тоже… Я тоже очень сильно соскучилась по тебе… — заговорила она тихим, уставшим и печальным голосом. — Расскажи, пожалуйста, что сегодня случилось.       Я закинул ноги на журнальный столик.       — Мы поздно приехали в город после деловой встречи, ты знаешь, а ночью не поставил телефон на зарядку — сел. Будильник на рабочем телефоне тоже не услышал. Только надоедливо жужжал под подушкой от звонков Андре, от чего и проснулся. Носился по квартире, быстро собираясь. Обычно я же сразу сую свой телефон в карман, как встаю. Но не в этот день. И мы носились по городу и за город так, что я не смог заехать за телефоном при всём своём желании. Через Пенелопу узнал, как ты там, попросил, чтобы тебе передали о телефоне, а дальше сам потерялся в делах.       — Ясно, — со странными язвительными нотками в голосе заговорила Эмма. Клянусь, она сейчас накручивает тёмно-русую прядку на пальчик. — А я думала, что ты там специально телефон не взял с собой.       — С чего это?       — Ну, предполагала, твои братья-бабники вызовут шлюшек, а ты бы специально оставил телефон, чтобы ни одна из них не увидела твои обои. Или моё сообщение, как по закону подлости, пришедшее в самый неподходящий момент, пока одна из них будет скакать на твоих коленях своей огроменной! Обвисшей! Рыхлой задницей!       Я громко рассмеялся, накрывая лицо ладонью.       — Ты говоришь это обо мне?! О человеке, который чуть не разрыдался от счастья, когда ты ответила «да» на моё предложение руки и сердца? — Кто угодно может меня упрекать, что я слабею, когда рядом со мной Эмма, но я приму это за комплимент. Слабак тот, кто стыдится искреннего счастья с любимой женщиной.       — Я опередила тебя тогда.       Я удовлетворённо хмыкнул, вспоминая тот день и слёзы счастья Эммы, хотя она до этого слишком много раз всем говорила, что никогда не выйдет замуж. Но в тот раз с первых секунд, не успел я договорить речь, она закричала «Да!» и повисла на моей шее, позабыв о кольце, которое я вообще-то по всем традициям должен был надеть ей на палец после её ответа.       — Детка… Только твоя аппетитная, самая красивая, нежная, приятная моим зубам попка у меня мыслях.       — Я знаю, — честно ответила она с улыбкой в голосе.       Соедините жгучую ревность с доверием верности любимого мужчины — получите из этого микса мою Эмму. И не спрашивайте, как эти противоположности уживаются в ней, что мы не рассорились. Мне хватает ума понимать, что ревность это не всегда неуверенность в верности любимого, а порой простое нежелание, чтобы кто-то касался твоего счастья. И я такой же. Ещё и жуткий собственник, что Эмму вполне устраивает. Ни я, ни она никогда не переходили границы, установленные в наших отношениях.       Один раз Вера увидела одну из таких сцен ревности между нами, когда Эмма взбесилась девушке, подошедшей к нам в компанию с братьями, и встала слишком близко ко мне. Эмма тут же оказалась рядом, «совсем не нарочно» поцеловав меня крепко при всех, накрывая мою щеку рукой, на которой красовалось помолвочное кольцо. Эмма сделала это так, что кольцо почти оказалось у носа той девушки — настолько близко ко мне она стояла.       Обычно я замечаю ненужное мне внимание, что может взволновать Эмму и нарушить мои личные границы. Иногда могу слишком грубо, резко попросить не приближаться ко мне. Но тогда я выпил и был весь в диалоге с братьями, не заметив подошедшую незнакомку. Когда Эдриан услышал об этом случае, сказал, что моё поведение не удивительно, ибо обычно я замечаю только Эмму и привык, что только она подходит так близко. Понимаете теперь, почему он мой лучший друг? Этот тип слишком хорошо меня знает и наши отношения, так как видел в компании своей сестры их развитие «с первых рядов».       Так вот, большинство знает о наших отношениях, но бывают такие исключения, как в этом случае. Девушка смутилась такому проявлению чувств на своих глазах и испарилась в воздухе.       А через месяц я с Андре и Верой заехал за Эммой после работы, видя на своих глазах с входа, как к Эмме приставал один из гостей. Я не успел дойти до них, хотя шёл быстрее ветра, как моя крошечная сразу заметила меня, попрощалась с мужиком и направилась мне навстречу, почти перегородив путь к нему. Он только обернулся, глаза чуть не выкатились от вида, как Эмма поцеловала какого-то гиганта (меня), и убежал к лифту, сверкая пятками и поднимаясь в свой номер.       В машине мы недолго ссорились, но для меня причиной была лишь работа Эммы, где я не мог проследить, если кто-то к ней начнёт лезть, а она из-за своей должности не сможет ответить настырному, но всё же гостю, как и ей бы хотелось, и мне.       Это была не сцена ревности (только немного, признаю, не люблю, когда Эмму пожирают и раздевают взглядом), я просто беспокоился. Но Вера переключила внимание на себя — бросила в меня какое-то странное слово «абьюзер» в той же машине, сложив прошлую ситуацию и только увиденную.       Я сначала подумал, что она чихнула.       Но потом она добавила, что мы с Эммой оба абьюзеры, и рассказала значение этого слова. Эмма рассмеялась и ответила чем-то похожим на «минус на минус даёт плюс». И сказала, что мы бы уже поубивали друг друга, если нас всё настолько бы не устраивало.       Мы оба умолчали, что в большинстве случаев такие сцены ревности заканчиваются бурным сексом где-нибудь поблизости от «места происшествия». Наше примирение всегда.       Во время разговора с Эммой по телефону надо мной разнёсся шум, а после подключилась приглушённая музыка. Я знал весь плейлист братьев уже наизусть, Коди всегда таскал с собой одну флешку, и первым треком был «Say It Right» Nelly Furtado. Коди любил под неё трахаться. Если я её услышал, значит и там она гремела слишком громко. Даже Эмма услышала, спросив:       — Что там?       — Только о братьях заговорили, — посмеялся я, — и вот они тоже к себе вернулись. К ним Агата и Эльза приехали. Шумят. Кажется, что они даже не живя на этот период со мной в одной квартире, заставят слушать, как они трахаются.       — Не зря моё сердце чувствовало неладное.       — Я здесь один.       Именно ради разговоров с Эммой и из-за нежелания присутствовать на общем веселье братьев я снял отдельную квартиру, но с учётом их требования снять поближе к ним, что они сами не соблюдали — редко ночевали у себя. Что они сейчас приехали к себе, удивило меня. И скорее всего Андре там нет, спит где-нибудь в другом месте.       — И как сделка? — Эмма быстро переключилась с ревности на мою работу, подтвердив несерьёзность сказанного ею до этого. — Ты обещал рассказать.       — Секунду, напишу им, чтобы потише были.       Я снова прижал телефон между ухом и плечом, стал искать глазами рабочий телефон, но на столике был только ноутбук. Вспомнил, что рабочий остался в спальне, и ушёл за ним.       Через десять секунд уже лежал на диване, печатая Коди: «Потише, я спать хочу».       Коди прочитал, но не ответил.       Но ответ мне всё же пришёл, не от него.       «ПОШЛ НВ ХЦЙ!» — сообщение от Ли. Они и его где-то подобрали. Так ещё он еле настрочил это. Уже один из них пьян.       По звукам из динамика понял, что Эмма пока хлебала воду, ожидая меня.       — Витамины пьёшь? — спросил я.       — Ага, — проглотив, ответила мне она. — У тебя там что?       — Ли меня только что на хуй послал. Он вместе с братьями.       — Только давай без этого. Останься у себя и не поднимайся к ним, чтобы набить ему морду.       Пришло ещё одно сообщение от Ли.       «Прости», — наверняка написал не он, но кто-то рядом решил перестраховаться.       «Поднимайся к нам», — сообщение от Лиама.       «Я с Эммой разговариваю», — написал я.       «Понял-принял-обработал», — тут же написал брат.       — Я здесь. — Убрал телефон, возвращаясь к разговору с Эммой.       — Хорошо…       Над головой стало намного тише.       Снова поднял рабочий, написав брату «спасибо». Откинул к ноутбуку.       — Всё, они сделали тише.       — Отлично. Ну, как с работой, говори.       Я поднялся с дивана, поправляя пижамные штаны и уходя к панорамному окну, разглядывая в нём виды ночного, но до сих пор кипящего жизнью города.       — Пока решается. Аукцион ещё не завершился, но все шансы у нас. Этот торговый центр своими глазами увидели. Он не достроен. Бывший хозяин в долгах как в шелках, потому что строил все свои запланированные места одним разом, нигде не преуспел и инвесторов растерял, так как не соблюдал несколько пунктов договора. Должен им больше, чем ему дали, а деньги уже ушли в никуда, потому что постройка его точек не выходит на данный момент в такие суммы.       — Уже потратил на что-то.       — Ага. Его судебное дело пока не завершилось, поэтому мы тоже ждём слишком долго. Его адвокат пытается что-то выжать, но не выходит и только затягивает.       — Но вы уверены?       — Конечно, у нас здесь не один объект, не только ради этого торгового центра рванули. Ничего не потеряем, работаем и с остальными, поэтому я в делах по горло.       — Ладно. Тогда я тоже верю в вас.       — Детка, с твоей верой мы тем более на двести процентов справимся! — Я разрядил обстановку своим возгласом с напускной радостью. Внутри до сих пор паршиво.       Изумрудная мгновенно обласкала мне ухо своим тихим, нежным смехом.       Мой взгляд, упавший на соседнее здание, притупился от раздумий, губы сжались в тонкую полоску.       — Но, знаешь… я бы всё это отдал, не поехал, если бы знал, как тяжело окажется без тебя здесь. Я не привык без тебя.       Эмма сразу же разозлилась:       — Не подскажешь, есть ли такие курьеры, через которых можно передать поджопник, да посильнее, чтобы всю дурь из тебя выбило? Я оплачу экспресс-доставку!       — Коди отправит — только напиши. И экспресс-доставкой, денег не возьмёт. Он уже сказал, что я зависим тобой. Меня устраивает.       — Мы оба зависимы, малыш. Оба.       Даже шутки не спасали меня. Мы не виделись чуть больше недели, впереди ещё столько же, а я на грани отчаяния от тоски и чувства одиночества без неё. Она часть меня всегда.       Я снова замолчал.       — Милый?..       — М?       — А как бы ты поступил, если бы можно было так сделать?       — Ты о чём? — Не понимал я её намёка, нахмурившись.       — Отказаться от всего этого. Что бы ты сделал?       — Что за вопрос? Рванул бы к тебе.       — А после? — промурлыкала она мне в трубку. — Расскажи…       — Хм… — Снова заулыбался я, бегая глазами по стеклу, и отдался мечтам. — Я бы приехал к тебе, захватив по пути цветы и твои любимые рёбрышки.       — Боже мой, — хохотнула она, — это уже с первого предложения безумно сексуально!       — А мы перешли к сексу по телефону? Тогда я опишу до деталей, моя крошечная, как трахну тебя своим языком, закусаю губы, грудь и попку, а после переверну, отшлёпаю до румяной корочки. И снова трахну.       — Марти-и-ин… — протянула она со сладостным придыханием моё имя. — Помедленнее…       Только первая мысль, что бы я сделал с ней, если бы был рядом, вспыхнула в моей голове, я шумно выдохнул, прикусив губу с внутренней стороны.       — Мне продолжать? — Вернул я сталь в голос.       — Да… — неровным голосом ответила Эмма, опять шумя одеялом мне в ухо, и сделала паузу перед тем, как добавить: — Продолжай и не так быстро… С самого начала.       — Я бы вошёл, с порога заключая тебя в свои объятия, а после поднимая на руки, сцепив твои прекрасные ножки у себя за спиной.       Блять, я ещё даже не сказал, что целую её, а член уже дал о себе знать, набухая под штанами, и напомнил, что он тоже должен обязательно поучаствовать в наших фантазиях.       Уймись, балда! Её даже в ближайшей сотне километров нет!       — М-м… Дальше… Что на мне из одежды?       — Ты скажи, поучаствуй. Мне нужен твой вклад, если не хочешь, чтобы я был быстрым.       — На мне… мой тёмно-зелёный комплект белья. Твой любимый.       Чё-ё-рт! Как только я представил её в моём любимом комплекте, прильнул лбом к холодному стеклу с едва контролируемым желанием удариться лбом да посильнее..       — Ты только облегчила мне работу. Не придётся избавляться от излишков ткани на тебе. Так просто… прекрасно. — Я выдохнул, медленно опуская руку на свой член под тканью и сжимая себя, уже изнывающего от жажды близости с любимой.       Как камень.       — Что ты сделаешь со мной дальше? Как ты поднял меня на руки, если у тебя в руках букет и еда?       — Мне хватило секунды, чтобы до этого отставить их на входе и поймать тебя, несущуюся ко мне со всех ног.       — Так…       — Я начну целовать, сам без особых усилий скину обувь и понесу по коридору в гостиную.       — Я поцелую тебя в ответ, — промычала мне тонко в трубку Эмма.       — Где сейчас твоя рука, Эмма? — потребовал я.       — На твоих плечах.       — Я не об этом. Где сейчас обе твои руки?       — Одна держит телефон.       — Другая?       Она помолчала и ответом после заставила меня почти сделать себе больно от того, с какой силой я сжал свой член сквозь ткань.       — Между ног…       — Блять. Детка, хватит, не мучай себя, поставь на громкую связь и используй обе руки.       — Что ты хочешь, чтобы я сделала?       — Ты любишь, когда я наглаживаю нижнюю часть твоей груди. Там одно из самых чувствительных мест на твоём теле. Ты сразу же дрожишь от этого. Действуй. Не отказывай себе, даже если меня нет рядом.       — Я люблю тебя, Мартин, — обрадовалась она.       — И я тебя, — я хмыкнул, сглотнув, и убрал ладонь с себя, прижав её к стеклу для опоры.       Следом за моим ответом снова донёсся шум одеяла. Звук изменился, голос Эммы стал подальше, но не менее прекраснее от того, насколько она возбуждена:       — Я здесь.       — Умничка… Теперь я донёс тебя до журнального столика, уложив на него и нависая сверху, оставляя колени на краях.       — Он меня не выдержит, а тебя сверху — тем более, — хихикнула она, но следом громко ахнула. Как бы я хотел быть рядом и ласкать вместо её рук. Чтобы её руки были на мне.       — На то нам и фантазии. Мы сделаем невозможное. Я всегда хотел тебя трахнуть на нём, наблюдая, как рассыпаются по его стеклу твои волосы и оно поскрипывает от трения твоей нежной кожи. И в наших фантазиях тебе не будет больно от этого трения.       — Ах, Мартин!.. Чёрт, это не последний раз, когда мы будем вот так фантазировать!       — Не говори так. Пусть уж лучше нам больше никогда не придётся использовать такой метод.       — Продолжай… пожалуйста…       — Я спущусь к твоим ногам, начиная зацеловывать от самых пальчиков.       — Это щекотно!       — Эмма. — Нетерпение отразилось на низком голосе.       — Всё, слушаю и повинуюсь. Только не останавливайся.       — Я зацелую твои ступни, поднимусь к щиколотке, икрам, не спеша и не упуская возможности обласкать языком.       — Медлишь? Это на тебя не похоже…       — Фантазии, Эмма…       — …Но… у меня поднимутся мурашки…       — Идеально. К тому моменту поднимусь к коленям, оглажу ладонями внешнюю часть, почти царапая, а поцелуи оставлю для более чувствительной внутренней части бёдер. Буду покусывать, зализывать, то подниматься выше, то спускаться обратно.       — Да!..       — Буду чередовать: одну ножку, а потом другую.       — Подожди, а где твои руки сейчас? Хотя бы одна.       — Хах… Я у окна стою. Одна на нём.       — А как же ты?       Я помолчал.       Если я отвлекусь на себя, то будет намного сложнее озвучивать свои фантазии, а мне очень хотелось описать всё до деталей и подарить Эмме не один оргазм, послав расстояние между нами куда подальше. Оно нам не помеха.       — Думай о себе. Я с собой справлюсь. Продолжаю… На чём я остановился? Приближаюсь к твоим трусикам?       — Да…       — В этот же момент ты ощутишь мой поцелуй сквозь ткань. Я прикушу её, оттяну, отпущу, шлёпнув.       — Я уже очень чувствительна… Это точно обожжёт меня там до вздрагивания ног!.. Увернёшься от удара?       — Приму плечами и оставлю твои ножки на них же. Примкну вновь ртом к твоей киске и почувствую, насколько ты уже горячая. — Блять. Это невыносимо. — Снова зацелую сквозь ткань, оближу край ткан…       Эмма перебила меня вскриком.       — Мартин! Ах… Чёрт!..       — Что случилось?       — Я…       — Уже кончила? — удивился я, стекло скрипнуло, как только я поднял лоб с него.       Моя крошечная надрывисто, сквозь тяжёлое дыхание рассмеялась.       — Да… Я разогналась…       — Ты просила меня быть помедленнее.       — Знаю… Но не поверишь, когда уже поднимался по моим ногам, рука сама потянулась, пытаясь найти тебя между ними. Зарыться в волосах… Честно.       Улыбка коснулась моих щёк.       — Это прекрасно. — Я сдержал нахлынувшую грусть от одной мысли, что Эмма уже искала меня рядом, настолько отдавшись фантазиям. Сейчас не время грустить — возьмём всё от данных нам возможностей. Воображение Эммы играло со мной в одной команде, что она путала реальность с вымыслом.       — Тебе дать передышку?       — Нет! Продолжай! Я хочу ещё…       — Тогда я снова проведу линию языком по краю твоих трусиков, а большим пальцем после отодвину, зацеловывая киску, близясь к центру. А после грубо поцелую и его.       — Не кусайся. — Попросила Эмма.       — Не буду. — Хватит улыбаться. Это уже больно.       — Моя очередь, Мартин. Я настойчиво вскачу с места, меняя нас местами, и прижму теперь тебя к столику.       — Сядешь мне на лицо? — С чего это мой голос был таким заигрывающим и молящим одновременно?       — Обойдёшься. Максимум присяду, чтобы ты задохнулся.       — Достойная смерть для война.       — Заткнись! И лучше пойди, присядь. Хватит красоваться в окне. Вдруг какая-то соседская мадам на тебя сейчас пялится?       Я уже был на половине пути к дивану, сразу откидываясь на спинку.       — Сижу.       Эмма довольно угукнула, а после пары секунд молчания и шума ящика тумбочки на заднем фоне заговорила:       — Если ты приедешь, предупредив заранее, то у меня рядом уже будет эрекционное кольцо, которое за мгновение моих умелых рук окажется на тебе.       — Детка-а, я понял к чему ты клонишь. — Кожа чёрной подушки под головой, куда я закинул руку, захрустела под давлением в моём сжавшемся кулаке.       Эмма медленно заговорила, почти унося меня в транс, шум у неё на фоне продолжался, надоедая, но я прикусил язык, чтобы хоть как-то ощутить присутствие любимой:       — Я опущусь ближе к твоему лицу, неспешно целуя в губы, покусывая, ловя твой язык промеж своих зубов, и его тоже прикушу.       — М-м. — Рука накрыла пах, я сдался.       — Поймаю губами, посасывая, и снова целуя, пока руки будут на твоей груди вырисовывать круги. Но одну руку подниму, запущу пальцы в волосы, оттягивая. Ты запрокинешь голову, а я спущусь к шее. М-м-м!.. Чёрт-чёрт-чёрт!.. Мартин, я всего тебя бы покусала!       Мне не хватало воздуха, стало слишком жарко, хотя Эмма в реальности не касалась моей шеи.       — Не закончишь, на всего меня не хватит моего же терпения — снова переверну.       — Мы подерёмся за место актива? Хотя бы в фантазиях побудь терпеливым, прошу.       — Хорошо, как скажешь.       — Вот это да-а…       — Что дальше?       Если бы член можно было задушить, он уже был бы мёртв от моей хватки на нём.       — Спущусь к груди, кусая-кусая-кусая… Очень много кусать буду тебя. Вылижу живот, спущусь ниже. Одна моя рука уже там, медленно наглаживая твой вставший член. Вверх и вниз… Вверх и вниз, чувствуешь?.. Но я не стану торопиться… Выпрямлюсь, притягивая руку ко рту, глядя в твои глаза, немного присяду на твой член, обтираясь. И языком оставлю достаточно вла… Ах!.. Блять!.. — Жужжание в трубке резко стало громче. Громкий стон Эммы на грани с визгом не скрыл его.       Мои глаза тут же распахнулись, я поднялся с подушек, замедляя движение руки на члене.       — Эмма! — рявкнул мой голос.       — Д… Да?       — Что у тебя в руках?! Только не говори, чт…       Звук притих, явно от соприкосновения с кожей. Этот мелкий резиновый любовник снова коснулся кожи! Её кожи!       — Эмма! Убери этого демона на батарейках! Выбрось подальше… Ты слышишь?       — Он питается от зарядки, Мартин, — хихикнула она, ей ещё и смешно, — а не от батареек.       — Эмма.       — Что?!       — Пожалуйста. Ты знаешь, как я терпеть не могу это жужжащее безумие.       — Вообще-то это пингвинёнок.       — Да хоть слонёнок, Эмма!       — Мартин, не злись.       Я выдохнул. Блять, даже член стал мягче в разы.       Не примите моё поведение за неуверенность в собственных возможностях. Я могу довести Эмму до оргазма без рук, члена и даже языка. Однажды я сделал это носом, когда Эмму раздражала моя небритость на лице, она к тому времени уже связала мне руки, а нас уже было не остановить.       Я знал все её чувствительные места, казалось, лучше её самой.       Ничего не имел против игрушек, у нас их целый контейнер. Но я начитался всяких статей, да и на практике мы поняли, что чувствительность Эммы с такими игрушками-погремушками менялась, становясь нам боком, если злоупотребляли. К тому же из тех статей я узнал, что они не всегда качественные, каким популярным бренд бы ни был.       А вдруг он взорвётся?       — Ты просто ревнуешь, — отозвалась Эмма в трубке.       — К игрушке?! Боже, Эмма, нет. — Я запустил пятерню в волосы, почти дёргая пару прядей. — Не нравится мне, что ты им пользуешься, тем более без меня. Женский оргазм хрупкий, я не могу позволить этому паршивцу изменить твою чувствительность. Все движения предсказуемы, если ты держишь его в руке. Потом будет тяжело настроиться на другой вид стимуляции. Когда я его использовал с тобой, ты не знала, в какой момент я могу изменить мощность, угол. Могу добавить свои пальцы, свой язык. Так и по звуку я понял, что ты выкрутила его на максимум, что аж сама завизжала.       — Я просто соскучилась по тебе… Он был слишком нежным, но если я хотела представить тебя… Ты грубее, а я очень хочу так…       — Детка, я тоже, безумно соскучился. Так хотел бы быть рядом с тобой и взять всё в свои руки…       — Тебя беспокоит, что ты даже посмотреть на меня не можешь? — перебила Эмма.       — Да. — Я кивнул, будто она бы смогла это увидеть. — И это тоже одна из главных причин, почему я не хочу, чтобы ты его использовала.       — Ладно…       Эмма замолчала. И я тоже помолчал, стекая по дивану, а после выругался:       — Блять… Эмма, прости. Мы продол…        Звонок завершён              — Какого?!.. — Я поддался вперёд, глядя в слепящий экран, подтверждающий, что Эмма сбросила.       Дерьмо!       Я её обидел.       Удар ноги пришёлся в ножку столика, но я даже не почувствовал боли из-за вскипевшей ярости внутри. Поднялся на ноги, роняя телефон на диван, и стал ходить из стороны в сторону.       Я был взбешён, но злился только на себя и свою не имеющую границ требовательность. Какого хрена ты требуешь от Эммы повиновения, когда сам даже не рядом?! Пускай делает, как хочет!       Нет, я просто схожу с ума без неё. Отчаянно хотел к любимой, но возможностей было намного больше у какого-то пингвинёнка, нежели у меня. Расстояние меня выводило из себя. Я не дал возможности самому себе предаться фантазиям, и не дал Эмме понаслаждаться ими.       Блять, тебе пора лечиться. Это ненормально.       Я не стану звонить ей, пока не успокоюсь.       Хотелось что-нибудь сломать, разбить, разорвать, пнуть, ударить, уничтожить. Но мне запрещено. Так я точно потеряю контроль.       Скрестил руки за головой, продолжая ходить из стороны в сторону в пустом пространстве между диваном и окном. Зажмурился.       Вдох-выдох.       Вдох-выдох.       Сел обратно на диван, поднимая телефон и ища своё успокоение в галерее. Три сотни наших фотографий хранились там. Я листал, медленно выдыхая. Улыбку было не сдержать от лицезрения наших счастливых лиц. Наткнулся на фотографии, сделанные исподтишка, на которых была Эмма, то стоя у нашего окна, то готовя, то просто стоя среди красивейших видов. Иногда она ловила меня на «скрытой съёмке», сразу прикрываясь или улыбаясь в камеру, как ни в чём не бывало. Ещё несколько фотографий, где Эмма нянчилась с племянниками, Абелем. Она любила детей, уже мечтала поскорее стать матерью, однако мы не спешили, учитывая наш забитый график и… Бля-я-ять!       Какая она красивая на каждой фотографии!       Нежная.       Прелестная.       Милая.       Счастливая.       Вся моя. Она моя.       От мыслей отвлекла меня опустившаяся шторка уведомлений.        Видео-звонок «Моя будущая супруга»              Идиот, я даже забыл о приложении для видео-звонков.       Я сразу же принял его, приподнимая руку для нормального захвата камеры моего лица по плечи, замечая в углу экрана свою печальную улыбку в полутьме гостиной. Однако хоть и Эмма позвонила по видео-звонку, её камера была заполнена чёрным.       Закрыла камеру.       — Что с тобой? — заговорила она взволнованно.       — Любимая, прости меня. Я не должен был так с тобой разговаривать и указывать, как поступать.       — Эй! — Меня вновь ослепил свет — она убрала руку с камеры.       Показалась — я мгновенно расслабился, выдыхая.       На её лице в экране (тоже по плечи и с включённым светильником на тумбе слева) я не увидел ни капли обиды или смущения. Она прижималась сзади плечами и головой к серо-голубому, мягкому изголовью нашей кровати. Её брови были едва сведены на переносице, глаза бегали по экрану, разглядывая меня.       — Милый, ты чего? Ты подумал, что я расстроилась? Обиделась?       — Да. — Прицыкнул я, раздувая ноздри тяжёлым выдохом.       — Плохо думал. — Уже цокнула она. — Я не поэтому сбросила. Даже не обиделась, нисколечко. Хотела как-раз-таки перейти на видео-звонок и показаться тебе… Ты такой… — её подбородок дрогнул, Эмма закусила губу, спустившись ниже по изголовью на наши пышные подушки, — чертовски красивый…       Смешок вырвался из меня, я снова расслабился, откидываясь назад и подставляя одну из подушек под локоть руки, в которой держал телефон.       — И слишком сексуальный… Я тащусь…       И тут Эмма отвела руку с телефоном подальше, демонстрируя себя до живота.       В том самом тёмно-зелёном белье.       Одна бретелька спустилась с её плеча, полупрозрачные чашечки не скрывали её розоватых, небольших, вставших сосков. Одной рукой она накрыла левую грудь, прикрывая глаза и тонко промычав сквозь поджатые губы.       Я напрягся во всём теле, тяжело задышав и сжимая свободной рукой подлокотник рядом.       — Детка…       — Как бы я хотела оседлать тебя задом наперёд, — едва разомкнула она губы, еле находя силы, чтобы из-под ресниц продолжить наблюдать за моей реакцией, явно порадовавшей её. — Массировать твой чертовски красивый, твёрдый член, пока твои руки будут исследовать мою спину, проглаживать, хватать в талии, оттягивать моё бельё и шлёпать…       Сквозь ткань она покручивала свой сосок, меняя угол камеры так, что теперь телефон располагался не прямо над ней, а сбоку, захватывая пустующую половину постели и скомканное одеяло, уходящее краем к её бёдрам за кадром. Почти так же стояла моя рука сбоку на подушке, показывая мою голую грудь до пояса брюк.       — Я бы очень хотела ощутить твои ладони на моих ягодицах, снова шлёпающих и вонзающихся пальцами так сильно, что останутся следы. Сидя на тебе, я бы чувствовала… м-м… как напрягается твой живот, пока я буду ублажать твой член. Быстрыми, а затем замедляющимися движениями… Снова шлёпнешь меня, пока я буду дразнить, не задавая твёрдый, резкий ритм. А эрекционное кольцо сделает тебя до ужаса чувствительным…       Рука с груди Эммы спустилась ниже, огладив живот, который я бы так хотел зацеловать и облизать, а он бы подрагивал под моим языком от частого дыхания.       Но рука Эммы не остановилась, спускаясь ниже. Телефон был отведён ещё выше и дальше, демонстрируя мою красавицу до самых поджимающихся бёдер, где скомкалось одеяло. Эмма согнула ноги в коленях, чуть разводя ножки и показывая мне полупрозрачный треугольник зелёной ткани, на котором она остановила свою ладонь, поджимая пальцы на краях. Почти впиваясь наманикюренными ноготками в складках к бёдрам.       Во рту у меня сразу скопилась слюна, стоило мне увидеть киску любимой через ткань. Это уже рефлексы. Если я видел её, то через пару мгновений касался своими губами.       Но не сейчас.       Боже, какая она у меня красивая, безумно аппетитная.       Я почти умер от того, как Эмма оттянула большим пальцем край ткани так, что отпустила, и ткань шлёпнула её вздрогнувшую следом кожу. Эмма простонала, запрокидывая голову и неконтролируемо встряхнув телефон, от чего рука с ним опустилась ниже к ногам.       Теперь я точно умру.       — Не отказывай себе, моя крошечная. — Сглотнул я.       Эмма жалобно глянула на меня, почти умоляюще, своими стеклянными от похоти зелёными глазами.       — Покажись мне… Покажи мне себя… Пожалуйста…       Мгновенно я переполз к другому краю дивана, утягивая за собой подушку под локтем. Теперь меня было лучше видно за счёт рядом стоящего торшера. Телефон оставил на подушке, чтобы было повыше, и между подлокотником. Теперь он стоял без моей помощи.       — Сделай так же, — попросил я.       Эмма оглянулась. Подняла подушки рядом, строя конструкцию-штатив из них. Поставила телефон так, удостоверившись, что он не упадёт, а сама вместе с одеялом передвинулась на середину. Теперь я видел её сбоку до колен и почти половину нашей огромной постели. На ней могло поместиться три Эммы, но я постоянно занимал ровно половину.       Эмма скомкала одеяло между бёдрами, наверняка, чтобы хоть как-то создать иллюзию меня меж её ног. И упала обратно на подушки, поворачивая голову на бок к телефону — ко мне в экране и своему отражению, — поспешно спустила руку обратно к паху, пальцами увильнув под ткань.       — Какой ты… горячий… — Разглядывала она меня в экране.       Я огладил шею ладонью, следом напряжённые мышцы груди. Эмма сразу отозвалась в динамике приглушённым похныкиванием. Изогнулась в спине, её рука ускорилась, колени поджались.       — Хватит с тебя. Теперь я бы приподнялся, обхватывая тебя обеими руками на животе и груди.       — Во мне уже нет терпения, дорогой, — промычала она, второй рукой сжимая одеяло. — В этот же момент опущусь на твой член, до упора. И мне не будет больно — в фантазиях. Я начну скакать на тебе сразу, бешено.       Моя рука прошлась по животу и опустилась к члену, сжимая его. Эмма снова довольно ахнула, приподняв от своих же движений голову, раздвинув ноги и показывая мне движения своих пальцев под тканью. Разжала одеяло в кулаке и взялась за край трусиков, приспуская их с себя до бёдер.       Её влага блеснула в свете светильника, породив во мне дикость, настоящее безумие от желания припасть к ней ртом, почувствовать её вкус и теплоту на языке. Пульс в клиторе и нежность той тонкой, чувствительной кожи. Грубо бы заласкал языком, сделал паузу на укус на бедре и снова погрузился бы с носом в её половые губы, присасываясь и загораясь от звуков, что не сдержит Эмма от моих действий.       Как бы я хотел расцеловать её всю, соединяя россыпь родинок по всему её телу языком: на ногах, животике, груди и лицу.       — Я опущу руку к твоему клитору, издеваясь над ним твёрдыми движениями только одного большого пальца.       — Да! Чёрт! Да…       Теперь я полностью отдался фантазиям без остатка — Эмма вошла в себя одним пальцем. И добавила второй, с самого начала, без промедлений двигая ими внутри. Только одна проблема была у меня — не закрывать глаза, следить за ней и одновременно слушать.       Я наслаждался тем, как она удовлетворяла себя, а она — как-то же самое я делал с собой.       — Умничка… Давай…       Эмма подкрадывалась к оргазму так быстро и энергично, что я был полностью порабощён её действиями в экране и забывал о себе. Её ноги хватала судорога, грудная клетка быстро вздымалась, глаза оставались открытыми, достаточно, чтобы видеть меня, что действовало на неё ещё сильнее, возбуждающе.       — Мартин! Я!..       Эмма распахнула глаза, сжимая челюсть, и громко охнула, поддавшись накатившемуся оргазму. Приподнялась с подушки, глубоко выдыхая, снова и снова. И упала обратно, сладко промычав.       Я сжал головку члена в тот же момент, когда по позвоночнику начал скатываться будто бы валун, напряг ягодицы, не поддаваясь.       — Боже… Это было так сильно. — Накрыла Эмма лоб ладонью, улыбаясь моей же ухмылке.       Остановила взгляд на движениях моей руки, облизала верхнюю губу. Хлопнула ладонью по одеялу рядом. В ней появилось «второе дыхание».       — Хочу ещё, я хочу ещё.       Вскочила, перевернулась, встала на колени, просовывая подушку меж ног, упала грудью на ещё одну, выгибаясь в спине. И продемонстрировала мне самую божественную, очаровательную попку на свете. Она создана для моих ладоней, укусов и поцелуев. Только моя.       Рука Эммы снова оказалась между ножек, собирая влагу.       — Посмотри, — тихо заговорила она, глядя на меня и протягивая руку к лицу.       Палец пропал в тисках её припухших губ, Эмма издала стон, подобный удовлетворению, и вынула его с причмокиванием. Поманила меня им же.       — Издеваешься? Это я должен был так сделать. — Заскрежетали мои зубы, ноздри раздулись. Не знаю, я был больше разозлён или ещё сильнее возбуждён от её издевательств надо мной. Она знала меня всего так же хорошо, как и я её.       Вот-вот всё брошу или помру на этом же сранном диване. Терял терпение.       — Я хочу ещё раз кончить. А ты вместе со мной, ладно?       Я хмыкнул и кивнул, соглашаясь и продолжая наблюдать за ней.       Эмма довольно, со смехом простонала, падая щекой на подушку, сохраняя со мной зрительный контакт, сунула руку к киске, средним раздвигая свои набухшие складки. Как же она была ненасытна. Движение среднего пальца на клиторе кружили быстро, резво от количества влаги. Ротик Эммы приоткрылся, будто ища мои губы по привычке. Она распахнула глаза, своим жадным взглядом не отлипала от меня. Как и я от неё.       Она ещё сильнее изогнулась в спине, раздвигая ноги шире. Я чуть не облизался, ускоряя свои движения на члене. Мышцы на ногах разгорелись от напряжения. Я уже был близок, но постоянно отвлекался на любимую.       Эмма становилась всё громче. Зажмурилась, вводя сразу два пальца. Сейчас ей было сложнее достигнуть оргазма, что сказалось на её рвении и движениях. Она быстрее двигалась, дышала, вскрикивала, шепча моё имя в подушку, край которой сжимала второй рукой.       — Да! Да!.. Блять, Мартин, трахни меня! Боже… Ах!       — Детка, уже в фантазиях, помнишь? Мы уже близки. Давай я опущу тебя на стол, оттяну твою попку на себя, поставлю в такую же позу, в которой ты сейчас…       — Да! Пожалуйста, — она уже захныкала, хмурясь, почти прикрывая глаза и елозя грудью по кровати. — Мартин!.. Я так хочу к тебе, так хочу к тебе… Так хочу…       Всё, я больше не могу.       Эмма зажмурилась, вскрикивая и падая всем лицом в подушку. Ускорилась, ещё сильнее, быстрее.       А я убрал руку со своего члена. Выругался себе под нос, натягивая штаны выше. Через секунду на моих коленях стоял раскрывшийся ноутбук.       — Мартин! Да!       Я оторвал глаза от экрана, пока моя изумрудная достигала оргазма. Не смотри на неё, теряешь время. Сжал в свободной руке подушку, а другой возился в ноутбуке.       — Да! М-м!..       Плевать на всё, на все обстоятельства. Теперь я мгновенно переключился на другое дело, ибо вот так не мог.       Не отвлекай её. Ничего пока не говори, ты ещё даже не посмотрел, есть ли варианты.       — Милый! Ма!.. — Спустя минуту я потратил одну секунду, чтобы глянуть на Эмму. Она замерла, изогнувшись в спине, и тяжело задышала. Кончила.       — Умничка, — ответил я ей низким голосом, выдохнул, вытерев лицо, и продолжил тихо щёлкать по клавиатуре, вбивая свои данные.       — Мар… Мартин?! Мартин!       Бля.       — Да, есть! — Я не кончил, но это было похоже на оргазм. Это была надежда. На рабочий телефон пришло уведомление, я поднял его, в смс подтверждая оплату.       — Мартин! — уже разгневанно кричала Эмма. Увидела, что я занят совсем другим делом.       — Детка, секунду. Сейчас.       — Ты охренел?!       — Вот, всё.       Я мгновенно поднял ноутбук, показывая его экраном Эмме.       — Да мне плевать! — Она в этот момент уже сидела на том же месте, где получила третий оргазм.       — Ты видишь? Посмотри внимательно, что я сейчас сделал.       Поднимая телефон, я нажал кнопку перевернуть камеру и поднёс к экрану ноутбука.       — Да пошёл ты!       — Нет, нет! Посмотри, Эмма посмотри! Ну же!       — Отвали, Мартин. Что ты вообще делаешь?! Я думала мы хоть так «займёмся любовью»! А ты что делаешь?! — Злая, безумно злая. Металась от злости по кровати, как ураган, и кричала.       — Эмма!       — Что там такого важного?! Ты не можешь хотя бы сейчас забыть о работе?! Хотя бы сейчас!       — Я это и сделал! Господи, просто посмотри, что я только что сделал!       Эмма даже не посмотрела. Только рывком взялась за телефон, роняя его перед собой, укуталась в одеяло и села по-турецки.       — Эмма. Прочитай первую строку. Пожалуйста. Ну посмотри на меня. Я здесь. Опусти глазки в экран.       Нехотя, но всё же она это сделала, перед этим прищурившись.       — Электронный… посадочный талон?! Мартин! Что это?!       Как восторженный ребёнок я вскочил с места.       — Да, детка! Я лечу к тебе!       Она подняла телефон с характерным шумом в микрофоне, крича практически мне в трубку от шока:       — Нет, ты не можешь! У вас работа!       — Да плевать. Плевать. Я так больше не могу. — К этому моменту я толкнул дверь в спальню, открывая шкаф и находя вещи. — Эмма, прости, пока полежи здесь. — Откинул телефон на край кровати.       — Нет. У тебя ещё аукцион впереди! — Вопила в трубку Эмма, но я уже собирался.       В голове гул. Моё терпение лопнуло в тот же момент, когда она была так близка к оргазму. Мне надоело. Любимая всегда была рядом, я всё для этого делал. Но сейчас нас разлучили мои и её обязательства. И знаете, что я сделал? Послал их на хуй.       Меня не волновало, что из этого получится. Может я и потерял бы миллионы, но они того для меня стоили. В тот момент денёк с Эммой стоил всего.       — Тебе нельзя, — продолжала Эмма, я в это время стоял в ванной, вымывая руки и проверяя, всё ли выключено. — Ты в делах по горло, это важно! Что скажут братья, ты подумал?!.. Они выпрут тебя из холдинга! Ты нужен им для контрактов! Твоё присутствие! Твоя подпись! Мартин! МАРТИН!       — Я здесь. — Встал я в пределах камеры, заправляя водолазку в брюки и застёгивая ремень.       — Мартин, не глупи. — Эмма нервно убрала пряди за оба уха и поднесла телефон ближе. — Это важно. Я всё понимаю, тоже соскучилась. Но ты не имеешь право так рисковать.       — Эмма, пока ты ничего не знаешь о моих делах. Давай не будем об этом говорить. Сейчас самое главное, что я уже почти в пути к тебе.       Я оглянулся, пока Эмма осыпала меня множеством причин, почему я не должен так поступать, но они стали пустым звуком на фоне моего рвения к ней.       Вошёл обратно в зал, прибрался. Высунул все приборы из розеток.       — Всё, вроде всё сделал. — Поднял телефон, улыбаясь в камеру взволнованному лицу Эммы. — У меня есть только два часа до посадки, а я ещё в квартире. Еду налегке.       — Мартин, брата твоего за ногу, Вука! — до последнего возражала она.       — Ложись пока, поспи. — Взял ключи со столика, подняв рабочий телефон, чтобы не забыть. — Утром я буду в городе. Сейчас мне надо дать братьям знать, что улетаю, и заказать такси.       — Да почему ты меня не слушаешь?! Я говорю тебе, останься там! Моё слово для тебя ничего не значит?!       В ответ я секундно прижался губами к камере и помахал.       — Твоё слово, как и присутствие в моей жизни — приоритет для меня. Уже пятый час ночи у тебя там. Ложись, поспи, так я окажусь рядом быстрее.       — Ладно, всё! Мартин, подожди! Мне нужн…       — Люблю тебя.       Перед тем, как я сбросил, из динамика послышалось разгневанное «скотина». Знаете, что это значит? Что вместо «привет» на пороге я получу пощёчину. У меня уже привыкшая к этому кожа лица, сталь, ибо когда Эмма ещё не признавала свою влюблённость в меня, проходила стадию «отрицания», так скажем, я каждый раз отхватывал по пощёчине, если появлялся у неё на горизонте.       «Привет, крошечная» — Шлёп! — «Вон пошёл».       Флирт у нас такой.       — Так… — Выдохнул я в повисшей тишине.       Перед глазами четыре номера. Все — братья. Кому звонить? Андре спит — выбывает сразу. Мортимер определённо с братьями наверху, может выпил, но замедлит меня, начиная сразу расспрашивать о моём решении, это надолго — выбывает. Лиам уже трахался, очевидно, да и пьян тоже — выбывает. Коди… Коди наверняка тоже трахался или пихал член Эльзе в глотку.       Но я всегда обращался именно к старшему, потому что именно он в любой ситуации всегда приходил на помощь без траты времени на осуждения, как делали другие братья.       Потому я стал писать старшему. Подниматься к ним не имело смысла, — меня только бы задержали. Я не знал, сколько у них там ещё гостей.       

Старший

Был (а) в сети 40 минут назад

Я улетаю к Эмме. У меня два билета. Рейс через два часа десять минут. Обратный рейс уже сегодня же поздно вечером. Без меня один день справитесь. Я всегда на связи.       Такое же сообщение я отправил Эдриану, на всякий случай.       Следом открыл приложение для заказа такси, но спустилась шторка с вызовом от Коди. Я принял.       — Блять… Эль, отойди пока, зайди внутрь, я покурю! Закрой дверь, дай пять минут, — говорил Коди по ту сторону. Затем обратился ко мне: — Алло.       — Да, — ответил я, подкидывая ключи в руке.       — Куда собрался? Что случилось? Эмма в порядке? — Сразу завалил меня вопросами он с напряжением в голосе.       — Да, всё нормально. Я просто хочу слетать к любимой.       — Бестолочь, точно всё нормально? Скажи, что случилось, решим.       — Всё в порядке. Я просто дал знать. Ты отнимаешь у меня время, я не заказал такси.       — Я тебя отвезу.       — Ты трезв?       — Как стёклышко. Машину арендованную ещё не сдал. Таксисты тебя через центр повезут, застрянешь в пробках. В итоге не успеешь — взбесишься. Никому это не надо. Дай помочь.       — Просто выйди сейчас в коридор и дай мне тогда ключи от машины. Я сам доеду. Не срывайся с отдыха из-за меня.       — Нет. Я отвезу.       — У вас там разве не вечеринка?       — Похуй. Я отвезу тебя, это не обсуждается.       Я промолчал.       — Спускайся в автопарк. Сейчас штаны натяну и спущусь. Расскажешь всё в машине.       — Братьям что скажешь?       — Поставлю перед фактом. Не переживай, я решу, чтобы ни один не возмущался.       — Ладно, давай.       Я сбросил с мыслью, что у меня лучший брат, и с виной, что снова ему об этом не сказал. Но скажу в машине. Наверное.       Через час я уже был в аэропорте. Через два часа полетел к моей изумрудной.       

***

Эмма

      — Скотина!       Вот же удумал! Подумать только! Взял, всё бросил и поехал в аэропорт!       Не дал мне сказать. Телефон с глухим звуком вонзился в матрас от того, с какой силой я его кинула, отпрыгнул и улетел на пышный, белый прикроватный коврик.       — Чёрт!       Как только я исколотила подушку, всё же подошла к телефону, подняла и позвонила Мартину, но линия была занята. Я позвонила ещё — не ответил. Потом ещё — сбросил. А через полтора часа его телефон был выключен.       Поймите меня правильно, я прекрасно осознавала, насколько это красивый поступок со стороны Мартина. Я никогда не сомневалась в его всепоглощающей любви ко мне, он сотню раз доказывал это своими действиями, что сделал в очередной раз, срываясь с места и уже отправляясь в аэропорт. Но я не особо люблю такие сюрпризы, предпочитаю конкретику, о чём Мартин прекрасно знал.       Я бы наплевала даже на эту конкретику и нелюбовь к сюрпризам сейчас, потому что сама по нему сильно соскучилась.       Неделя далась тяжело, я вяла без него, как цветок без должного внимания и полива. Должна быть счастливой от неожиданного даже для него самого сюрприза, но не могла! Потому что своим сюрпризом он испортил мой план!       До последнего, когда Мартин показал мне билет и начал собираться, я пыталась его отговорить, напомнить, как важно для него быть там, с братьями. Я кричала ему требования сделки, пока он бросил телефон на кровать, а сам собирался и одевался, слушая меня в пол уха и загораясь от возможности приехать домой. А как только я уже была готова раскрыть карты, он чмокнул меня через камеру, помахал и сбросил!       Не выслушал и оставил ждать его приезда.       Я должна быть счастлива.       Больше недели во мне не было ни капли счастья, дома стало одиноко, холодно, тоскливо. И один минус в совместном проживании показал себя во всей красе: каждая вещичка вокруг напоминала, что Мартин всегда был рядом, но теперь — нет. Я с печалью глядела на его половину кровати по ночам, поэтому всегда просыпалась грустной. Пропускала тренировки — всегда тренировались вместе, как и завтракали, а теперь из дома я убегала очень быстро, спеша на работу и завтракая там. Постельное бельё, диван и другая мягкая мебель пахли моим мужчиной. Весь дом пах нашим уютом. В корзине для грязного белья находила его вещи и почти со слезами от тоски закидывала в стирку. Также натыкалась на его вещи по всей квартире. Он ел, как слон, больше меня, хотя я та ещё обжора. У нас быстро пустел холодильник, а теперь я бы всё отдала, лишь бы стоять с ним на кухне и готовить на каждый приём пищи что-нибудь новенькое, ибо мы всё съедали за один раз.       Это всё такие бытовые мелочи, в которых меня мало, кто поймёт, но именно они резали меня по сердцу, напоминая об отъезде любимого. Я сама ему ни о чём не говорила, по сей день делала вид, что всё нормально. Разговаривала, как обычно, шутила, подначивала с оставленным телефоном. Держала простой тон, пока он сам не признался, как соскучился. Была обычной Эммой, пока внутри погибала без него рядом. Даже не позвонила по видео-звонку в самом начале, чтобы не выдать свою вспыхнувшую печаль, как только увидела бы в экране его и услышала до дрожи любимый, низкий голос.       Мне известно и без доказательств, насколько ему тоскливо там. В один из дней я даже не писала ему, чтобы поменьше напоминать о себе и тем самым не вгонять в грусть от нашей разлуки. Списывалась с Верой, чтобы узнать, как там дела и не тревожить любимого слишком часто. Узнала об оставленном телефоне раньше, чем он передал мне через Пенелопу. Вера сказала, что с самого утра он ходил взбешённый из-за этого и вечером на пути к квартире был молчалив и раздражён.       Как бы Мартин ни говорил, что порой я сильнее его духом, но я так не считала. Доказательством тому были частые моменты, когда только его оптимистичный настрой спасал меня. Его поддержка, забота, чувство защищённости, которое он мне дарил. Стакан Мартина «всегда полон», даже не наполовину. А я всегда ощущала, что он сильнее меня, умнее. Я тянулась к нему, на его «уровень», а не тянула за собой, на себе.       Я никогда не думала, что соглашусь выйти замуж, и тем более не буду «идти за мужчиной». Я с отвращением относилась к такому виду отношений, но… с Мартином я счастлива, спокойна и наслаждаюсь мыслью, что мужчина, с которым я готова прожить всю жизнь, сильнее меня. Мне не больно, не унизительно это признать.       Это баланс.       Именно в этой ситуации, в которой мы оказались, в разлуке, я должна была остаться сильной, потому что если бы показала, насколько истосковалась, Мартин был бы подавлен ещё сильнее. Я его единственное уязвимое место. Если печален он, печальна и я. И если бы я показала, как мне грустно, Мартин бы сорвался, бросил всё… и приехал.       С этой же мыслью я присела на кровать, обдумывая, когда и что я сделала не так.       У нас был так называемый секс по телефону, всё было хорошо. И что его сподвигло?       Что ты ему говорила, Эмма, вспоминай.       Я не знала, в какой момент он поднял ноутбук, потому что на пути к третьему оргазму уткнулась в подушку. Я ведь много кричала, всякого разного, что вполне привычно для нашего секса.       — Да! Да!.. Блять, Мартин, трахни меня! Боже… Ах!       — Да! Пожалуйста, Мартин!.. Я так хочу к тебе, так хочу к тебе… Так хочу…       Неужели эти слова стали такими решающими? Мартин прекрасно знал, что я никогда не слежу за языком, это его только сильнее заводило. Но чтобы до такого?..       Он всё бросил, по этой же причине ближайший час, сидя в постели и нервно закусывая губы, я думала о рисках, одновременно представляя, что в этот момент он уже садится в самолёт, и я его не остановлю.       Для Мартина важна эта командировка. Он состоял в одном холдинге с братьями, для них важны эти проекты, ради которых они поехали. Если всё сорвётся, Мартин хоть и порадуется здесь со мной нашей встрече, но потом на него может упасть бремя последствий такого решения. Он может что-то упустить, они всё потеряют. Для Мартина это будет огромный стресс, а после срыв, после которого он снова потеряет над собой и вспышками неконтролируемой агрессии контроль.       Хотя он сам сказал, что я не знаю его дел. Он бы не рисковал, если бы знал, во что это может вылиться. Мартин не маленький мальчик, непонимающий последствий своих спонтанных решений. Мартин не такой.       Как бы меня поначалу его братья ни раздражали, я всё же им благодарна за то, кем мой любимый вырос. Во многом это только их заслуга.       Когда я узнала, что пережил Мартин, я сначала не поверила и подумала, что он пытается через жалость добиться моей разговорчивости после нашего знакомства. Но потом он говорил больше и больше, подтверждая это шрамами на своём теле, другими фактами. Это же мне подтвердили его братья. И я испугалась.       Такие, как Мартин редко вырастают хорошими и здоровыми людьми. Многие не справляются, теряя себя. Но бывают исключения, одним из которых и был мой Мартин.       Его нормальная жизнь, а не выживание, началась в детстве, и у него было всё, чтобы забыть тот кошмар и зажить счастливой жизнью. У него были братья, сестра, Долорес, заменившая строгую, но любящую мать. Никто их них не был готов принять такого ребёнка, они боялись, но дали ему всё, что нужно было. Они подарили ему любовь, семью и веру в мир. Этого оказалось достаточно, чтобы Мартин вырос хорошим человеком, хоть и со своими оставшимися тараканами, как неконтролируемые вспышки агрессии. Раньше они были от множества эмоций: страх, паника, грусть и даже чрезмерная радость. Сейчас же они появляются только из-за долгого стресса.       Но мой Мартин всё равно оказался многогранной, интересной личностью. Он всегда был навеселе, чему научили его два самых старших брата, как и искренности и оптимизму. Другие два брата научили холодному расчёту, когда это требовали обстоятельства, и дали ему все знания, которыми он пользуется сейчас, будучи бизнесменом. Сестра научила его терпению и целеустремлённости, именно благодаря которой мы вместе. Все они его научили жить и любить.       Я повстречала прекрасного мужчину, хотя поначалу судила по обложке, которая и воплощала мой самый главный страх. Мартин выглядел, как ошибка, от которой я после не убегу. Как печальный опыт большинства женщин «по молодости», где появлялся странный, но такой харизматичный парень, оставивший после только душевные шрамы, потерянные годы, усталый вид, может ещё и ребёнка. И опыт, с какими парнями встречаться не стоит, даже если это заманчивое приключение.        Я была решительно настроена не совершать такие ошибки.       Но это совсем другая история, правда?       Возвращаясь к теме холодного расчёта, я размышляла о том, что Мартин понимает, что делает. Это его дело, сам решит.       Но это меняет факта, что он прервал наш «секс» и так быстро переключился на ноутбук, будто то, что я делала в его экране — совсем простое занятие. Пустяки, всегда так, чёрт побери, делаем, а вы? Мартин не слушал и даже не спросил моего мнения о его приезде. Он не дал мне рассказать о моём плане, который точно бы заставил его остаться. Просто сбросил, а после не ответил и ещё раз сбросил! Он не хотел слышать моего мнения, летя на крыльях любви домой!       Я была настолько зла, что хотела сделать что-нибудь необратимое.       В порыве злости даже взялась за кольцо на пальце, оставив его на прикроватной тумбочке, и представляла, как из оставленной рогатки Абеля пульну кольцо Мартину прямо в глаз, как только он появится на пороге. Я даже не собиралась писать ему сообщение с объяснением, вместо звонка. Обойдётся, раз не ответил. Я просто убью его.       Не поверите, я даже достала ту самую рогатку из ящика под телевизором в гостиной, где лежали игрушки всех племяшек, и положила на тумбочку рядом с кольцом. Настолько была решительна.       Он просил меня поспать, но я ещё два с чем-то часа ходила по квартире, думая обо всём. За окном светлело, когда я дождалась семи часов, и написала Пенелопе «Отмена». Она должна всё понять.       Перекусила — немного полегчало.       И всё же легла спать, скинув подушку Мартина на пол.       Поспала два часа. В девять часов тридцать минут меня разбудил будильник. Никакого настроения у меня не было. Только отсутствие бодрости и раздражительность. Я пошла в наш небольшой спортзал и попыталась сбросить там всё напряжение с ночи. Не вышло.       Покормила рыбок в аквариуме, стала готовить завтрак, как в дверь постучали.       Посмотрела на часы по пути — для появления Мартина ещё рано. Потому бита в ящике с обувью осталась лежать.       — Доброе утро!       Пенелопа стояла за дверью, я сразу же впустила, целуя в щёку и заключая её в свои аккуратные объятия. Она была уже на седьмом месяце беременности и животик рост не по дням, по часам. Она ждала дочку, но кто отец — неясно. Оба предполагаемых отца — близнецы. Грант и Бин Оссейн. А, как известно на данный момент, у однояйцевых близнецов ДНК одинакова. Даже с учетом сегодняшнего уровня технологий, генетически дифференцировать близнецов для целей тестирования на отцовство практически невозможно.       Как видите, в этой истории жизнь Пенелопы намного интереснее моей.       — Привет, проходи.       Пошла через коридор обратно в гостиную, которая отделялась от кухни барным столом, вечно пустующим, потому что мы привыкли есть за обеденным и не таким высоким. Подруга скинула ботинки, и пошла за мной, оставаясь в плаще. Но вскоре скинула его на диван, как только её носа достиг аппетитный запах.       — Ты получила моё сообщение? — спросила я, становясь у плиты и доготавливая блинчики.       — Ага, только раз не за ключами от квартиры, то за объяснениями решила всё же заехать. Что случилось? — Она села за мной на стул.       Пока блинчик румянился с одной стороны, я подошла к кухонному ящику, вытащила свой паспорт и кинула его вместе с билетом внутри на стол к Пин.       — Теперь мне это не надо. Мартин уже летит ко мне, и по времени, уже должен приземляться.       — Ого, — сзади зашелестели листы паспорта, а за ними — поднятый билет на самолёт. — Значит, я могу его порвать?       — Да хоть сожри.       — Стой, ты серьёзно? Не пошутила?       Венчик со звоном упал в миску, я обернулась к подруге.       — Да, чёрт возьми! Я серьёзно. Мартин купил билет этой ночью, а через два часа уже сел в самолёт.       — Ты ему не сказала о своём сюрпризе?       — Нет! Я не успела! Я сначала пыталась его отговорить другими методами, а как решила рассказать, он сбросил и больше не отвечал на мои звонки.       — Значит, ты сегодня не летишь к нему… — вздохнула Пин, постукивая ноготками по столу.       — Не лечу.       — А Эдриан в курсе? Он мне должен был написать.       — Не знаю я, Пин, не знаю!       Да, в этом и состоял мой план. Полететь сюрпризом к нему. Именно сегодня, как запланировала ещё в начале недели. Так хотела устроить сюрприз. Я часто подменяла Кеннеди на работе, потому она согласилась взять мои четыре рабочих дня. Вопрос с работой был решён, Пин всё подтвердила. Я даже заказала заранее купальник и несколько вещичек. Рано было ещё собираться на отдых. Я должна была в это время собирать чемодан, встретить Пин на пороге и отдать запасную связку ключей, чтобы она приходила и кормила рыбок в аквариуме.       К пяти часам в том городе меня в аэропорте должна была встретить Вера.       На столе рядом с Пенелопой завибрировал мой телефон.       Кстати о Вере… Это она как раз звонила.       Пенелопа передала мне телефон, со всей дури своей огромной беременной задницей толкнула в сторону, а сама стала переворачивать блинчик.       — Да, — почти рявкнула я в трубку, но вовремя спохватилась, уходя к окошку. — Да, Вера, привет.       — Эмма, привет, — с волнением заговорила по ту сторону она. — Мартин уже летит к тебе. Прости, я только проснулась. Андре сказал, что…       — Да, Вер, я знаю. Мартин мне сказал.       — Правда? Фух… Я думала, что сейчас всё накроется медным тазом.       — Всё хорошо… частично. Не переживай.       — Ладно… Эм… Всё в порядке? Ты невесёлая.       — Всё хорошо. Просто не с той ноги утро из-за твоего младшего брата.       — Ха, он умеет, да… Ты из-за этого?       — Нет. — Да, Вер. Из-за этого.       — Я отменяю номер в отеле?       — Да.       — Ладно… Мне пора. Напишешь, если что, да?       — Да, спасибо тебе в любом случае.       — Не за что. Пока!       Я кинула телефон на стол, выдыхая.       Именно Вера, как я и сказала, должна была меня встретить в аэропорте и отвезти в отель в другой части города, где сняла мне номер, и пока Мартин с братьями бы работал. А Пин договорилась с Эдрианом, чтобы он на этот вечер договорился с Мартином куда-нибудь отправиться отдохнуть. Эдриану Мартин бы не отказал, они договорились заранее, о чём я знала из уст любимого — предупредил меня заранее о планах на один из дней, чтобы я была в курсе и не переживала. Если бы он только знал. На самом деле Эдриан бы привёз Мартина к моему отелю, пинком бы выкинул из машины, когда бы тот начал задавать вопросы, и перед этим кинул бы записку, уносясь прочь. По записке бы Мартин поднялся ко мне в номер, где я бы ждала его в бассейне на лоджии. В том самом купальнике, мать его!       Но всё испорчено.       Мартин сам рискнул всем, мча ко мне.       Злость за обрушенные планы вскипела во мне с новой силой.       — Не могу до сих пор в это поверить…       Пин у плиты заговорила с непониманием в голосе:       — И что ты сейчас такая? Радовалась бы!       — Он бросил работу, сорвал мой план.       — И что? — Вздохнула она, поворачиваясь ко мне, едва не задев пузом ручку сковородки. — Ты подумай, почему он так сделал. Соскучился мужик! Чего нос кривишь сейчас?       Я не стала ей говорить прямо обо всём, что было ночью. Просто махнула рукой.       — Вот же сучка злая… — пропыхтела Пин, провожая мимо идущую меня злобным прищуром. — Вот приедет мужик, трахнет — подобреешь.       Не смущайтесь, это Пенелопа. Моя лучшая подруга. Она всех называет «сучками» и слишком часто говорит о сексе, особенно с подругами. Бегала от парня к парню, боясь как огня серьёзных отношений, пока беременность от одного из близнецов не заставила её притормозить. В конце попала в ловушку собственных действий и их последствий, одним из которых стала «шведская семья».       Эдриан говорил, что как только женился, у него стало две старших сестры. И обе похожи друг на друга характерами. У его жены тоже есть старшая сестра, и в подтверждение его словам есть факт, что старшие сёстры двух сторон поладили с первой встречи. Не помню имя старшей сестры супруги Эдриана… Но Эдриан зовёт её чаще просто «Фи».       — Ага, — ответила я Пенелопе, остановившись в центре кухни.       Осталось одно дело, которое в любом случае должно отметиться в планере галочкой. Там же на кухне я подошла к одному из ящиков, выдвинула его и достала упаковку электронных тестов.       — Опять? — глянула на меня Пин.       — Да, пора, надо проверить.       — Давай…       Через десять минут я вышла из уборной. Пенелопа встретила меня на полпути до кухни.       — Ну как?       Я с кривой улыбкой подняла три теста с одним и тем же индикатором «Не беременна». Подруга поддерживающе приобняла меня.       — Ничего. Всё получился.       — Да. — Пожала плечами с не самым приободрённым видом. — Овуляция была как раз перед отъездом Мартина. Теперь ждать ещё месяц.       Выбросила тесты в мусорное ведро и помыла руки.       — Не переживай раньше времени. Вы пытаетесь только пару месяцев.       — Да, пока не переживаю. Но сам отрицательный тест у того, кто ждёт положительный, радости не вызовет.       — Кстати, раз уж Мартин в это время одной ногой почти на земле, тебе бы следовало привести себя в порядок.       — Да, — кивнула я, оглядев свою спортивную форму, в которой вышла из спортзала. — Я занималась, и воняю теперь. Но завтрак был важнее.       — Это точно, ты воняешь, при приветственных объятиях я промолчала. Я пока доготовлю завтрак. Ты же нас покормишь? — Она демонстративно огладила животик.       — Да, поешь, раз голодная. Но мне оставь хотя бы один блинчик. Я ничего не ела больше двенадцати часов.       — Обязательно.       Через минуту я стояла уже под включившимся душем, натирая себя будто до дыр мочалкой. Через пять минут среди шума душа я услышала голоса вдали коридора.       — Здесь твоя Эмма Гонзалес! — голос Пин. Очень скоро я стану Вука…       Мартин приехал? Если это он, то сразу бы влетел ко мне в душ. Но этого не произошло. Я продолжила мыться, но поспешила.       Злая на него до сих пор, но всё равно спешила.       Хотела ударить, но быстро смыла с себя пену, выключая воду.       Хотела с порога накричать, но быстро обернулась полотенцем. Вышла.       Я спешила к нему, несмотря на не пропавшую злость. Но Пин была во всей квартире одна, только робот-пылесос трудился на полу, проскользнув мимо меня дальше по коридору.       — Решила помочь тебе хотя бы так с подготовкой, — с полным ртом сказала Пин, намекая на запущенный режим робота. Затем взмахом руки указала на подоконник, где стояла коробка. — Курьер. Не хотел мне отдавать посылку, я показала ему твой паспорт и почти выхватила посылку. Классное бельишко, кстати.       — Спасибо, — сказала я, подходя к открытой коробке. — Я совсем забыла про курьера, да уже не понадобится.       Внутри лежали две банки лепестков роз, которыми я хотела украсить номер и дорожку от входа до бассейна. Внизу уже приоткрытая упаковка белья, которое подсмотрела Пенелопа, и несколько платьев для разнообразия гардероба.       — С чего это не понадобится? Рассыпь хотя бы в спальне.       Я хотела ответить ей, но понесла в спальню коробку, так и оставив её неразобранной у кровати. Ответ повис на моём языке, а как только я вернулась в кухню, подсела к подруге, протыкая вилкой блин и макая его в сироп, озвучила его:       — Обойдётся. Я собираюсь встретить его, огрев битой, и что он подумает, когда увидит лепестки?       — Пф, это же вы. Что тут удивительного? Вы сначала собачитесь, потом трахаетесь. И так каждую ссору. Я сейчас доем и быстро свалю, чтобы не попасть под раз…       Шум в коридоре к прихожей не дал договорить Пенелопе. Ключ заскрежетал в дверной скважине.       — Ну, иди, встречай своего любимого.       Пенелопа тут же встала, тарелка к этому моменту опустела, её же она сунула в раковину. Но я даже не шелохнулась.       — Когда курьер приходил, ты оставила ключ в двери? — только спросила я, следом пихнув кусочек в рот.       — Да. — Глядела на меня Пин.       Шум прекратился. За ним до нас дошёл стук кулака.       Я удовлетворённо кивнула, прожевала, проглотила.       — Значит, не войдёт.       — Ну ты даёшь, Эмма. — Пин в очередной раз от моего поведения вздохнула и вышла из кухонной зоны, пропадая за углом.       Вслед из моих уст выпрыгнуло и побежало за ней:       — Предательница.       До биты не успею, под рукой только сковородка.       Под удаляющиеся шаги и слова Пин «Сейчас! Сейчас! Не барабань так!», я быстро пережевала последний кусок очень «щедрой» порции от Пенелопы, подняла дрожащими руками тарелку и сунула её тоже в раковину. Дверь по звукам открылась.       Сжала кулаки, слыша:       — Эй, полегче, ковбой! Я не твоя любимая!       Чуть на неё с порога не напал.       Чёрт, чёрт чёрт. Мне было так волнительно, ноги то хотели понестись к нему, то врасти в плитку, не давая мне растерять остатки самообладания. Терпеть не могу свой характер, но ничего не могу поделать с тем, что произошло ночью.       — Где Эмма? — донёсся до меня его голос.       — На кухне…       Я поправила на себе полотенце, проклиная тот момент, когда поддалась желанию встретить Мартина, а это оказался курьер. Руки впились в край столешницы за мной, как только я развернулась, оставшись стоять.       Быстрые, твёрдые шаги приближались.       А после в гостиной показался он. Обе руки были заняты. В одной — букет, в другой — контейнер, с моими любимыми рёбрышками. Нас разделял проход от дивана к барной стойке и вход в кухню.       Как только наши глаза встретились, на его лице медленно потянулась ухмылка. Чёртова ухмылка. Счастливая, победная ухмылка, будто он завоевал весь мир.       А его миром была я, а он — моим.       Такая же ухмылка красовалась на его лице, когда мы первый раз встретились, второй раз — узнали друг друга при следующей встрече. И ещё одна, самая запоминающаяся, когда я согласилась быть только его, а он отдал мне всего себя.       Я глубоко, быстро задышала, сжимая челюсть и раздувая ноздри. Столько эмоций вихрем бушевали во мне, а я не понимала, что именно это было. Минуту назад я бы сказала, что чистая злость, десять секунд назад — волнение.       Сейчас — безумие.       Я была безумна от того, как сильно злилась на него и как сильно любила. Я будто вбила себе гвозди в ладони, протыкая насквозь и прибивая к столешнице, за которую схватилась за собой обеими руками.       А Мартин, медленно, не разрывая нашего взгляда, опустил одну руку к дивану, роняя на него букет, а после и другую, положив контейнер. Ему не нужно было озвучивать, подтверждая, о чём мы оба думали.       О тех самых фантазиях. Как он явится, откинет всё из рук и поймает меня в свои руки.       Но я не шелохнулась, не побежала к нему, чувствуя мурашки, щекотавшие по затылку, и дрожь в ногах от волнения.       — Злюка, — покачала он головой, хмыкнув. А после этот амбал двинулся с места, прямо на меня, приговаривая: — Ну и злюка, только гляньте. Какая же злюка меня ждёт дома!       Его быстрые шаги отбивали ритм моего сердца. Рука оторвалась от столешницы, наугад потянувшись в бок, где краем глаза я видела рукоятку сковородки.       Тогда Мартин был в двух шагах от меня, и задорно охнул, поднимая один палец и тыча им в меня, заставляя замереть, так и не дотянувшись.       — Давай без неё. Лучше вот так.       Один шаг между нами. Я вздёрнула подбородок, глядя ему в лицо лживо ледяным взглядом.       Мартин пригнулся ко мне, чуть подставляя щёку. Демонстративно убрал руки за спину, сдаваясь.       — Давай лучше, как в старые добрые. По-нашему.       Звонкая пощёчина эхом пронеслась по кухне и дальше по квартире, как только Мартин закрыл рот, поддавшись волне удара и вместе с ним дёрнув голову в сторону. Ухмылка стала ещё шире и довольнее. Мартин вернул голову в исходное положение.       — Моя злюка, моя предсказуемая любимая Эмма, — проурчал он своим низким голосом, что у меня колени почти подкосились.       Ни один мускул на лице не дрогнул. Я один раз обратила внимание к коридору, где не появилась Пенелопа. Где она ходит? Ушла?       Мартин потянулся, почти коснулся нежным движением пальца моего подбородка, но я отдёрнула его, выплёвывая:       — Зачем приехал?       — Соскучился, — ответил он, неспешно бегая глазами по моему лицу. — А ты нет?       — Какое это имеет значение, если мои слова для тебя ничего не значат? Я просила тебя остаться там, а ты что сделал?       — Ещё раз повторяю: соскучился. Ты нет?       Мартин сделал шаг ближе, почти всем телом прижимая меня собой к тумбе позади. И повторил:       — Разве… не соскучилась?       — Я очень соскучилась       Я ничего не ответила, только глядела в его глаза, как и он в мои, нависая надо мной. Поднял руку, касаясь волос и убирая их мне за ухо. И оставил ладонь на шее. Я так хотела прильнуть к ней щекой, ощутить его долгожданное тепло на своей коже лица, пока большим пальцем он бы огладил линию скулы, а после его губы нашли бы мои.       — Моя упёртая… — тихо заговорил он, едва размыкая стиснутую от явного желания челюсть. — Моя своенравная, обозлившаяся… Моя крошечная.       Мои бёдра поджались, найдя между ними ногу Мартина и чувствуя, как напряглись его мышцы от моего действия, которое побудило его приблизиться. Только не это.       Низ живота свело. Им же я почувствовала эрекцию Мартина, прижимающуюся ко мне. Я ему почти ничего не сказала, ничего не сделала, а он уже так возбуждён.       По руке пробежала дрожь, как только вторая рука любимого опустилась на столешницу за мной. Даже не коснулся, но мне стало дурно, как от страстного поцелуя.       — Скажи, что не соскучилась. — Продолжал он улыбаться. — Не соскучилась?       — Нет. — Сглотнула, вернув голос. — Не соскучилась.       — Уф… Похлеще пощечины, знаешь?       — Пускай.       — И тебе не стыдно?       Я толкнула его в грудь, заставляя отступить на один шаг. Мне нужно было глотнуть воздуха и притупить жар, собравшийся между ног.       — Ни капли.       Я только обошла Мартина, уходя.       — Стоять.       Хватка его пальцев взяла меня за шею, отдергивая назад и разворачивая к нему обратно, что мой нос коснулся его губ. Блять! Он знает меня слишком хорошо, слишком хорошо. Мартин наступал на меня, почти поймав мои губы, я отступила, мысленно умоляя себя не ласкаться о руку, что осталась на шее, массируя пальцами. Молясь, чтобы не подвели ноги, пока я шла за спину, и теперь была зажата между мужчиной, которого хотела всё больше с каждой секундой, удивляясь собственному терпению, и между колонной у барного стола. А его нога снова между моих, чему я была безумно рада, но до последнего не показывала.       — М… Мартин…       Прекрати тереться о его ногу.       Рука с задней части шеи огладила моё плечо, а после поднялась к щеке.       — Детка… Как же я сейчас счастлив… Я еле сдерживаюсь, чтобы не опуститься на колени и съесть тебя.       Я втянула нижнюю губу, не давая себе сказать, как и я была почти на седьмом небе, и не выдавить из себя согласия к его жажде. Я бы так хотела, чтобы он сделал желаемое нами обоими! Меня окутал запах любимого, проникая в каждую клеточку тела и заполняя её счастьем и покоем. Что он рядом, наконец-то. Я так этого ждала.       Он продолжал прижимать бедро между моих ног, пока я чуть отвела другое в сторону. Впуская его, разрешая.       Мы глядели друг другу в глаза. И уже сказали слишком много, продолжая молчать.       Я вот-вот сорвусь, хватая его и прижимая к себе, но не могла пошевелиться, отчаянно нуждаясь в его бедре, давящем мне на клитор сквозь ткань. Чёрт, он уже трахал меня, а мы до сих пор в одежде. Ну, хотя бы он, пока я молила полотенце не развязаться.       Мартин двинулся на меня, бедро вместе с ним, крадя мой тихий стон.       Улыбка. Опять она. Первый удар по моему самообладанию.       Его взгляд, прикованный к моему. Второй удар.       Ладонь, накрывшая щеку. Третий.       Губы, приоткрывшиеся и жаждущие моих, — последний удар, подтолкнувший меня к Мартину и избавляющий от всех обид. Как я могла держать обиду? Это же мой Мартин, живой и невредимый. Мой любимый.       Я чуть присела, оседлав его ногу, а руки схватили ткань водолазки Мартина. Он тут же поддался, в мгновение, не успела я его притянуть, как он сам обрушил грубый, жадный поцелуй на мои губы.       Я промычала в поцелуй с мольбой, хватая его за шею и не давая ни на миллиметр сдвинуться в сторону. Почти душила. Мартин глухо простонал в мой рот от наслаждения, соприкоснувшись языком с моим.       Вспыхнули, как спички, создав бушующее пламя под названием «Вука».       Мартин задвигал бедром, мои глаза распахнулись, почти закатившись.       — Моё безумие… — отпустил губы любимый, как снова поймал их. Прикусил верхнюю. — Моя лгунья…       Руки бегло исследовали грудь, минимальное расстояние между его животом и моим, к которому он прижимался своим твёрдым, как камень членом. Я была так зла, раздражительна, обижена и влюблена, что в этот миг всё переросло в одно целое — неконтролируемую похоть, почти животную страсть. И вот-вот нас было не остановить.       Обхватывая губами язык, снова ворвавшийся в мой рот, я обвила широкую спину обеими руками, продолжая двигаться на бедре, как в стороне, за колонной и поворотом послышался щелчок камеры.       Пенелопа, пошла в жопу.       — Вот это кадр! Пошлю брату, пускай позлиться даже на расстоянии, — сказала она где-то в стороне.       Мартин улыбнулся в поцелуй, но он не отпустил меня, накрывая одной рукой левую грудь.       Голос Пин вместе с шелестом поднятого с дивана плаща и шагами удалялся:       — Ни стыда, ни совести, как обычно. Я дверь сама захлопну! Пока! И да, Эмма, не благодари!       О чём она?       Да плевать!       Как только вдали дверь хлопнула, по ногам скатилось полотенце, Мартин прорычал от ощущения моей не скрытой тканью кожи. Теплые ладони огладили грудь, я задрожала. Щекочущее наслаждение пробрало меня от чувствительного места до кончиков пальцев. Мартин тихо посмеялся в губы, довольствуясь реакцией моего тела на его ласки. Оно обожало Мартина, буквально отдаваясь ему и требуя его как недостающую частичку для счастья, если он появлялся рядом, но не касался меня. А он касался меня всегда и при всех, без стеснений.       Я никогда не понимала, что со мной происходит из-за него. Весь стальной, непробиваемый характер обращался в пепел, когда Мартин глядел на меня тем самым взглядом, который ни к кому больше не обращал. Его низкий, бархатистый от курения голос туманил рассудок, ощущение его крепкий рук на мне дарило чересчур острое наслаждение. А душа таяла от одного его присутствия рядом, я чувствовала себя самой счастливой, самой любимой, лучшей, потому что со мной был лучший мужчина.       Я энергичнее тёрлась о его ногу, оставляя пятна влаги на брюках, и выгибалась в спине, чтобы сильнее прижиматься животом к его стоячему члену. Мартин хотел поднять меня на руки, я сначала не поддалась, вот-вот подходя к оргазму от одной его ноги. Но после, когда накатывающее удовлетворение отступило из-за недавнего сопротивления, всё же поддалась. Обеими руками сжимая ягодицы, Мартин поднял меня, прижимая к колонне.       Теперь мне стало ещё хуже от того, как член сквозь ширинку тёрся о мой клитор. Оргазм так близко, а Мартин с ног до шеи покрыт одеждой.       Ещё одно подтверждение, что мы созданы друг для друга — Мартин будто прочитал мои мысли. Рядом стоящий барный стул упал, когда мой любимый потянул меня на стойку, усаживая.       Наши губы разомкнулись только для того, чтобы обе наши руки схватились за его водолазку, рывком оттягивая её вверх. Мартин лёгким движением вынул голову из горловины и кинул ненужный элемент одежды куда-подальше.       — Ну быстрее! — почти умоляла я, тяжело дыша от желания вновь целовать его.       Мы оба коснулись ремня, Мартин посмеялся от моей спешки, пока я умело расстегнула его бляшку и пуговицы. Брюки пали на пол, бельё — за ними.       Полностью теперь нагой Мартин дёрганым движением обоих рук схватился за мои бёдра, рывком притягивая к своей груди.       Но наши губы не встретились. На полпути к моим Мартин остановился, руки замерли на ногах, почти поднявшись выше.       — Погоди, я не мыл руки с аэропорта. Хрен знает, что трогал по пути.       — Да, хорошо.       Холод обжёг мою кожу, как только Мартин отошёл от меня, спеша к раковине и включая воду. Я спрыгнула с барного стола, только чтобы за это время дойти до обеденного столика, где был телефон, и поставить его на беззвучный режим.       Вода выключилась за моей спиной, через секунду сзади прижалась грудь любимого, смех пощекотал кожу в изгибе шеи, а руки скрестились на животе.       — Куда собралась?       — Никуда, решила обезопасить нас от риска быть потревоженными.       В этот же момент я взвизгнула, ноги оторвались от пола. Секунды хватило, чтобы покинуть кухню в руках моего силача, но он не довёл меня до гостиной, оставляя стоять вплотную у стены с противоположной стороны барного стола, между подлокотником дивана и колонной. Подарив один поцелуй, Мартин не задерживался, торопясь всё ниже и ниже, к своей самой любимой прелюдии, которую обожал больше меня самой.       Расцеловал мою шею, поочерёдно грудь, живот и оставил одну руку на бедре, пока одну задействовал, чтобы пальцами раскрыть мои половые губы.       — Блять, как же я скучал. — Облизался он, нарочно выдохнул на мою разгорячившуюся кожу поток холодного воздуха, что я вздрогнула, подогнув колени.       Одновременно, как я вжалась пальцами в белую кирпичную кладку за спиной, Мартин грубо припал к клитору, присасываясь до моего вскрика. Дёрнул его напряжённым языком вверх, ещё раз вырвал из меня вскрик. И ещё один, с прогремевшим шлепком ладони о ягодицу. Он шлёпал меня до красных следов, пока быстро и ненасытно кружил на клиторе.       Я почти упала от любимых, подходящих мне интенсивностью ласк, но Мартин крепко держал обеими руками, обхватывал бёдра, позволяя мне шире расставить ноги. Пальцы зарылись в его волосах, Мартин довольно замурчал в меня, опустив ласки языка к лону. Я тут же напрягла мышцы, обхватив стенками его язык, ласкающий внутри.       — Да, да… — сквозь зубы прошипела, запрокидывая голову и вжимаясь затылком в стену.       Мартин вернулся к клитору, резко лаская его сразу в нужном мне темпе. Сотрясаясь от нахлынувшего сильного и такого быстрого оргазма, я поддалась силе рук любимого, сжавшего меня сильнее, чтобы я не упала.       От клитора медленно пробивал пульс, Мартин уже не спеша пощёлкивал по нему языком, разгоняя остатки оргазма по телу. Он дал мне отдышаться и снова шлёпнул, приказывая:       — Ещё раз.       Бедро он мгновенно закинул на своё плечо, уже медленно лаская меня, но набирая темп.       — М-м-м! — взвизгнула я, зажмурившись и поджимая его волосы между пальцев. — Блять, да, вот так… Вот так…       В животе был словно узел, затягивающийся всё туже. Второй оргазм давался мне сложнее, но всё же поддавался. Я напрягла пальчики ног, потягивая их, Мартин вошёл в меня одним пальцем, быстро двигая им. А затем вторым, оба чуть сгибая.       Обе руки накрыли его затылок, почти вжимая его лицом в меня. Но Мартин был сильнее, когда отстранился.       — Устала стоять, моя изумрудная, погоди.       Не успел выпрямиться, как потянул меня к диванам.       Мы одновременно посмотрели на наш журнальный столик, не сдержав смешка и обменявшись влажным поцелуем. Ощущая свой вкус на его языке, я недовольно промычала от давления ладоней Мартина на талии, отрывающих меня от обожаемых губ. Он сел на пол, запрокинув голову на сиденье дивана, и пошлёпал себя по щекам.       — Присаживайся, дорогая.       Смех я не сдержала, но подалась его хватке на талии, опускающей меня ему на лицо.       Мартин почти заурчал от счастья. Не разрывая нашего зрительного контакта, обхватил бёдра, поглаживая.       — Красавица… — И, глядя мне глаза, снова стал ублажать меня.       Мои губы разомкнулись вместе с его движениями, требуя больше воздуха. Любимый медленно подталкивал меня к удовлетворению, а когда я была так близка, ускорился. В ответ я задвигалась на его языке, почти скача на нём. Мартин удовлетворённо постанывал от моей силы и желания его ласк. После разлуки мы всегда будто спешили, потому третий оргазм приближался так же быстро, как и предыдущие.       Я выкрикнула его имя на грани, будто это уже стало за все наши разы последним шагом к оргазму, и никак иначе. Он всегда был на моих устах, когда тело прожигало изнутри, бурей распространяясь по конечностям и животу.       — Просто прелесть. — Последний раз поцеловал меня в клитор Мартин, давая ему передышку, и слизал у влагалища влагу. Позволил мне скатиться по его груди на ноги, усевшись с ним на полу.       Устало проскулила, Мартин посмеялся, пригладив мои волосы.       — Не смейся надо мной, — выдохнула я, ущипнув за бок и поднимая голову к его лицу.       Улыбнулась, наблюдая и поддаваясь навстречу, когда мой красавец потянулся за поцелуем. Ловушка.       Как только наши губы соприкоснулись, я впилась ему в плечи, оседлав. Недолго борясь с его руками, не дав взять меня в цепи его сильных рук за спиной, я оторвала с силой свои губы от его рта и стала спускаться по груди ниже, облизывая и покусывая. Мартин накрыл ладонью мой затылок, сглотнув.       — Не рано ли для твоего тесного горлышка?       Грязнослов!       — В самый раз, я не устала, — хмыкнула я, выпрямившись.       Мы ещё раз недолго поцеловались, лязгнув зубами от раскрытых улыбок в поцелуе. А после я устроилась у его разведённых ног, стоновясь почти на четвереньки, взявшись за его член, пока Мартин запрокинул голову, обеими руками собрав мои волосы в кулак. Как по самой любимой сладости провела языком от основания до головки, поднимая взгляд к его напряжённому лицу. Солоноватый вкус остался на языке, только я высунула его, слизав подступившую каплю. И впустила в рот.       Кулак с моими волосами оттянул выше от острых ощущений, твёрдый член дрогнул на языке по велению Мартина. Во мне вновь вспыхнуло ещё одно пламя, не успело прошлое потухнуть от двух оргазмов. Как же я его обожала, что сподвигло меня взять его глубже, содрогаясь от соприкосновения с глоткой. Мартин тут же вздрогнул во всём теле, выругавшись и пробубнив себе под нос ещё что-то грязное, наподобие восхваления моей глотки и восхищения моему телу, пока он разглядывал мои ягодицы и спину с такого ракурса. Паршивец, из-за него у меня снова разгорелся клитор, чего я не выдала, совладав с рвотным рефлексом и уделяя внимание только ласкам для любимого во рту. Он надавил на мой затылок, подхватывая ритм, и трахая мой рот быстрыми толчками, временами словно чувствуя, что мне нужна передышка, и отпуская. Влага стекала по подбородку, почти капая, я делала перерывы, выпуская его изо рта и тратя это время на поцелуи. Мы всегда прерывали минет поцелуями, в которых так нуждались.       Мартин метался между желанием держать мою голову и тягой огладить мои плечи и спину, почти дотягиваясь до ягодиц — только бы ещё раз шлёпнуть.       — Эм… — простонал он, когда я ещё раз глубоко впустила в глотку, его мышцы груди, живота и ног поджимались всё чаще и сильнее, став для меня знаком, что он близок.       Тогда я его отпустила, помня о попытках забеременеть.       — Ещё, хочу ещё, — проскулила я, как только мы снова столкнулись грудью, требуя губы. — Ещё…       Мартин закивал, накрывая мои щёки обеими ладонями и долго целуя. Потянул руку мне за спину. По звуку я поняла, что он со скрежетом о пол толкнул столик за нами. А когда обернулась, увидела, что столик придвинут к дивану напротив. Конечно, будет противно скрипеть, мешая и двигаясь по ковру.       Я оттолкнула Мартина, повернулась всем телом к столику и поспешно упала на него грудью, изгибаясь в спине.       Только я вильнула попкой, как шлепок обжёг кожу до взвизга на грани со смешком. И ещё один. За ним ещё и ещё, пока Мартин не пристроился сзади, чтобы подразнить. Я не могла больше терпеть. Поддалась тазом назад, неожиданного для Мартина насаживаясь на член, что он только пристроил, чтобы подразнить.       Резко. Больно. Слишком быстро. Сама виновата.       Сделаем паузу, и я расскажу о физиологической несовместимости, с которой нам пришлось столкнуться.       Мой любимый мужчина крупного телосложения, что вам уже известно. Он высокий, что мне приходится порой запрокидывать голову для поцелуя или простого взгляда в лицо, а Мартин стал часто ссутулиться. Его мама была высокой, а папа вовсе достиг двух метров роста и был профессиональным спортсменом. Гены не дали Мартину шанса был низкорослым и худощавым, даже если учесть условия его жизни до семи лет. Живя с четырьмя братьями, он с детства хорошо ел и очень много занимался спортом.       А у меня в семье нет высоких и крупных по телосложению родственников. Папа всегда ласково называл маму Дюймовочкой, пока сам не мог похвалиться высоким ростом и всегда был худеньким. Только мой сводный брат Логан был одарён средним ростом по своей материнской линии.       Это различие в телосложении нам с любимым встало боком, с первого секса не давая шанса на возможность к удовлетворительной близости. Мне часто (не всегда) было больно от того, насколько Мартин был крупнее меня. И ничего хорошего в нашем отличии в росте нет, как может показаться поначалу. Я никогда не видела себя в отношениях с высоким, крепким амбалом, пока не встретила Мартина.       Физиологическая несовместимость стала единственным признаком к тому, что может мы и созданы друг для друга, но не во всём. И сгущал краски мой темперамент с нелюбовью к медленному и тихому сексу. Я обожала грубость Мартина и жесткий ритм, что шло вразрез с моей физиологией.       В первый раз, когда мне стало больно, Мартин всё равно отнёсся ко мне крайне бережно, заботливо, но после мы сразу обратились к специалисту, где нам и рассказали о нашем виде несовместимости. В каком-то роде нам повезло, потому что бывает и биологическая несовместимость, простыми словами — отторжение среды женщины спермы мужчины. Как я знаю, это никак не влияет на самочувствие, но шансы забеременеть в разы уменьшаются. Там же в кабинете врача-сексолога нам рассказали о том, как мы бы могли облегчить нашу сексуальную жизнь, учитывая возможности моего тела. В перечень советов входили разные позы с неглубоким проникновением, чтобы полностью исключить риск доставить мне дискомфорт, а также очень долгие прелюдии. В возбуждённом состоянии девушки влагалище увеличивается в два раза. Многое зависит ещё и от моего цикла, при котором могут меняться предпочтения, но я настолько углубляться не буду. Чаще всего мы применяем один действенный способ, найденный нами же: первая поза — миссионерская. За счёт её и сильного возбуждения я привыкаю к проникновению, стенки влагалища расслабляются и мне становится легче. Это действеннее всех способов, потому что я не любила долгие прелюдии, а от большинства поз с глубоким проникновением тоже отказываться не собиралась.       Снимаем с паузы, возвращаясь к тому, что мне стало больно в ту же секунду, как я насадилась на него. Болезненный вдох не скрылся от Мартина. Он вышел из меня сразу, снова шлёпнув.       — Не издевайся над собой! — возмутился он.       Грубо схватил, отрывая от столика, взял маленькую подушку с дивана и уложил её на острый, твёрдый край столешницы. Я поддалась, когда Мартин перевернул меня, укладывая спиной, держа у тазовых костяшек на весу. Схватилась за край стола, как только любимый медленно вошёл в меня.       — Не больно.       Мартин кивнул, опускаясь ко мне, пока я скрестила ноги у него за спиной. Он медленно входил меня, не спеша и позволяя моему телу привыкнуть к нему внутри. Зацеловывал щёки, губы и прикрытые веки.       — Моя изумрудная, — прошептал он, поцеловав у левого века и восхищаясь в тысячный раз цветом моих глаз.       Я давила ему пятками в ягодицы, лишь бы он был глубже и сильнее. Я отчаянно в этом нуждалась и была одарена через десять минут неспешного ритма.       — Переверни, я готова…       Мартин поднялся, взяв и меня, и мы вернулись к первой позе. Тепло груди любимого накрыло мою спину, я повернула голову через плечо, измученно от тоски по его губам ища их. Они обрушились на мои с горловым стоном Мартина, вошедшего в меня. Голод по нему притупился от ощущения полноты, глубины его во мне. Лопатками чувствовала бешеное сердцебиение моего мужчины. У меня перехватило дыхание от ускоряющихся толчков, гулкого удара костяшек рук Мартина о стол, когда он стоял на кулаках, меняя угол проникновения и даря мне очередную волну мурашек.       Я ахнула, просовывая руку под себя и находя пульсирующий клитор. Почти с силой давила на него, и ускорилась вместе с движениями Мартина. Он выпрямился. Убрал мою руку, перед этим слизав соки. И просунул свою, пока я хваталась за стол, выкрикивая с каждым ударом наших тел друг о друга.       Шлепки подхватывали мои стоны, стоны Мартина. У меня горели щёки и набухали соски от быстрого и сильного трения о стекло. Наслаждения было так много, но мне было мало. Мне мало всегда.       — Мартин! — взвизгнула я.       Шлепок на ягодице вместе с громким рычанием любимого ударился о стены гостиной. А после любимый взял меня за волосы, накрутив их вокруг ладони, что я довольно промурлыкала, отклонив голову назад и охнув с шёпотом, коснувшегося моего правого уха.       — Кольцо сняла? — Прикусил мочку уха, кивком подбородка указывая на мою руку, хватающую край стола.       — Да, — на грани с вскриком ответила, открыв глаза с затуманенным зрением. — Сняла… Плевать. Какая разница, оно ничего не значит и не доказывает… Ах! Я всё равно люблю тебя, как бы ты порой ни выбешивал…       Мартин сжал мою ягодицу с громким довольным смешком.       — Моя… Вся моя. Блять, как же я тебя обожаю, Эмма… И ты ещё ревновать вздумала, а? — Выпрямился, вколачиваясь в меня с той же силой и скоростью, и сквозь зубы прорычал, будто бы говоря самому себе под нос: — Да я в жизни никого так не полюблю…       Я только приподнялась на локтях, и Мартин надавил на мою шею той же рукой, обёрнутой волосами, роняя обратно. Придушив, как я люблю.       — И я тебя обожаю… — захныкала я, сотрясаясь с ещё более грубыми и сильными толчками.       — Всё хорошо, детка? — намекал он на грубую хватку на шее и волосах.       — Да, да. Не смей убирать… Я…       Палец Мартина тут же вернулся к клитору, ножки стола били по основанию дивана всё сильнее. Оргазм стал на грани с болью пульсировать в измученном клиторе, который я даже не думала щадить. Лечись, Эмма, ты ненормальная.       Всё со мной нормально. Я поглощена любовью к любимому и его любовью ко мне.       Пенелопа говорила, что между нами дикая химия.       Я повторю в очередной раз слова Мартина, что мы просто созданы друг для друга.       Нас обоих тянуло друг к другу с первого взгляда, чего я сильно испугалась, струсила и почти убежала от него, чувствуя взгляд на своей спине. А после мы встретились ещё раз, почти подорвав одной встречей взглядов всё вокруг — искра, за ней всегда следует взрыв. Так почти и было. Я до сих пор помню эти ощущения, навязывающие мне мысли о скорой ошибке, если вовремя не соберусь. И помню взгляд Мартина, ухмылку, когда он узнал во мне ту незнакомку, огревшую его пощёчиной, а мы даже не обменялись ни словечком при первой встрече в школьном бассейне. Ко второй встрече он уже знал моё имя, но я ему не говорила его. Он уже много знал обо мне, но я о нём — ничего.       И сейчас, жадно поглощая каждый вдох друг друга губами, а голову кружило, мы горели ещё сильнее, чем в те годы. И так будет продолжаться до конца жизни, потому что я не собиралась связывать её ещё с кем-то, отдавать и впускать в своё сердце кого-то другого. Влюбилась по-настоящему первый и последний раз. Никогда никого не полюблю, как моего Мартина.       Как только я резко изогнулась в спине, получая долгожданный, очередной оргазм, Мартин последний раз вошёл до упора, протяжно издав стон, но не остановился, до последнего изливаясь в меня, хоть и замедляя толчки.       Расслабление и усталость — всё, что было во мне, пока я с прикрытыми глазами лежала на стекле, а Мартин прижался лбом к моему виску, осыпая поцелуями.       Мартин поцеловал меня в щёку последний раз, встал и потянул за собой, поднимая со стола и усаживаясь на ковёр. Я льнула к его груди, наглаживая и целуя у ключицы.       — Выйдешь за меня? — нарушил тишину Мартин усмешкой. Он постоянно задавал этот вопрос, не понимаю почему.       — Хватит, — закатила я глаза, — я уже согласилась.       — Прости, не привыкну никак…       Я подняла голову с его плеча, сверля прищуром.       — Как согласилась, так и откажусь.       — Ты уже сняла кольцо, — на выдохе проговорил он.       Его рука медленно водила пальцами по моим, куда мы оба опустили глаза.       — Ты меня обидел ночью…       — Я хотел к тебе, разве это плохо? Не переживай о моей работе.       — Дело не столько в этом, сколько в твоём игнорировании моих просьб остаться… Ты сам всё испортил.       — Да что я испортил, Эм? — нахмурился он, взяв меня за плечо.       Я призналась:       — Я должна была уже лететь к тебе…       Рассказала ему весь план, и как закончила, Мартин разразился хохотом, заваливаясь спиной к дивану.       — М-да, детка, мне нечего сказать!       — Ты всё испортил.       — Ничего я не испортил. Коди мне звонил, как только я зашёл в дом и поднимался на этаж. Я ничего не пропустил из работы. И знаешь, что?       — М?       — Я собирался приехать на один день только. Но раз у тебя есть отгулы, то собирай вещи. Мы полетим сегодня туда.       Через полчаса на столике в гостиной остались только косточки съеденных рёбрышек. Я ушла мыть посуду, пока Мартин пошёл в душ.       — Эмма!       От его крика я вздрогнула, уронив полотенце, которым вытирала тарелки. Последовала на звук, слыша, как Мартин хохотал. И замерла на входе в спальню.       Пылесос мёртв. Сгорел из-за того, что моя лучшая подруга исподтишка разбросала в спальне чёртовы лепестки роз! «И да, Эмма, не благодари!». Огромнейшее спасибо, сучка! — написала я Пенелопе, прикрепив фото пылесоса, забитого лепестками. — Теперь ты обязана взять ключи от квартиры и кормить рыбок. Не убей их. Мы будем у тебя через час, чтобы оставить ключи, и улетаем вместе. На работе не жди, контролируй Кеннеди!       — Ты ж моя романтичная… — продолжал стоять в одном полотенце Мартин, сгибаясь от смеха.       — Не смешно, Мартин! Это не я!       Он стёр слёзы из уголков глаз и пошагал до тумбочки. Поднял кольцо, покрутив его между большим и указательным. Мой виноватый взгляд заставил его нахмуриться. Я замерла на входе, пока он шёл ко мне, держа кольцо. Тут же протянула руку. Кольцо вернулось на мой палец.       — Больше так не делай. Несмотря ни на что.       — Я подумаю.       Мартин хмыкнул, покачав головой, а после взял моё лицо в свои ладони.       — Люблю тебя. До безумия.       — И я тебя, до безумия…