Новые приключения Анжелики

Едва тихо повернулся ключ в двери, Анжелика скривила губки и приподнялась на локте. Ткань царапала кожу, от подушки шел кисловато-затхлый дух, несколько перебиваемый ароматом сухой лаванды. Это не дом, уныло подумала, оглядываясь, молодая женщина, она никогда не смогла бы освоиться здесь, и все же, в этой комнатке, сработанной пополам из дерева и камня, с ветхой, старой мебелью было куда лучше, чем в тюремных подвалах, да и оглядываясь назад, не смогла припомнить Своего места. Разве что Тулуза, там она научилась быть счастливой, но ее, как и остальной прошлой жизни, больше не существовало. Красавица не чувствовала солнечного тепла уже давно, да и вообще любого тепла. Внутри неё была лишь терпкая, зажатая в пружину боль, боль от разлуки с малышами, еще крошками совсем, боль, крутящая душу и рвущая на куски. Безусловно, привыкла к тому, чтобы в покоях всегда было тепло, привыкла к мягкой постели, изысканной пище три раза на дню, к шелкам, ласкающим тело. Теперь же ей приходилось довольствоваться созерцанием своего отражения в стоячих водах заводи или в кадке с водой. Француженка спустила ноги с постели и, коснулась пальцем белесой полоски царапины на скуле., чтобы прийти в себя после испытанного кошмара, задумалась о своем положении. Это подосланные кем-то убийцы рассекли нежную кожу, и ей не следует ни на миг забывать о том, при каких обстоятельствах состоялось это неприятное знакомство, что могло случится и едва не произошло. Собственный голос казался ей тонким и слабым. Она никогда еще не чувствовала себя настолько беспомощной и потому злилась… Очень хотелось вновь свернуться калачиком и повернуться спиной к белому свету, но она пересилила себя. Проявить теперь малодушие — значит просто посмеяться над собой. Ее судьба в ее руках, и нужно использовать все возможности, она как никто умеет жить только в настоящем. — Им не победить, — произнесла она сквозь стиснутые зубы. — Клянусь, фрондерам не победить! Ей было показалось, что уловка сработала, когда мягко скользнула в руки капитана кирасир. Сквозь ресницы с интересом глядела в его лицо, худое, с торчащим, как рыбья кость, носом — мрачный, как сама смерть, казалось, от него даже тянет могильным холодом. Крошечное расстояние, разделяющее их, дребезжит от напряжения подобно слишком натянутой струне лютни. То, что легко с ним не будет, Анж догадалась ещё при первом знакомстве. Тогда она сама не понимала, зачем пыталась пробудить в нём хотя бы одну живую эмоцию помимо равнодушия. Наверное потому, что любовь, это священное таинство, поединок, в котором нет ни победителей, ни проигравших, только пожар, что горит между двумя, не была для нее каким-то особенным секретом – кавалеры поднимали головы, замирая, когда выходила к гостям в алом платье, в ушах поблёскивали голубые сапфиры. Смеясь, Жоффрей говорил, что была похожа на древнюю богиню из поэм, которой троянский царевич присудил яблоко. Она и сейчас слышала супруга, его изысканные шутки над архиепископом, и каждое слово вонзалось в ее сердце будто кинжал. Смотря на англичанина, удивлялась, как человек может быть одновременно настолько твердолобым и таким тонкокожим, при всей внешней холодности, начинал злиться, оттого, что ее пребывание в солдатском лагере заставляет смотреть бесцветными глазами не куда-то в пустоту, а себе под ноги, злиться, от того, что смеет дерзить ему. И она не может отказать себе в подобном удовольствии. Анж думает, что будь у неё выбор — она бы давно уже оседлала первую попавшуюся лошадь и умчалась прочь. Но выбора у неё ровным счётом не оказалось, кроме как наступать на капканы отлитые из его неприятия, царапая собственную гордость до крови, но продолжая идти. О, этот мужчина, со вздернутым подбородком и тенью презрения ко всему окружающему на челе, обычный солдафон по грубым манерам, в ком кость, строение выдавали благородное, отлитое не одним поколением, происхождение, действительно, оказался для южной красавицы непосильной загадкой! При том, что не могли оставаться без едкой колкости в адрес друга друга, сначала обратил оружие против своих, ради той, в ком видел еретичку и едва ли не врага рода человеческого, а потом – когда надеялась сбежать, прибегнув к ловко поставленному спектаклю, — перенес сюда, в почти каморку, очевидно, служившую ему самому жильем. С ума сойти, твердила про себя, откидываясь на жесткую подушку. Такой подход молодого человека и смешил, и трогал, и пробуждал где-то на самом донышке светлое, едва ли не полузабытое чувство. Знала, что он умеет сражаться и управлять, исполняя долг с хладнокровием и самообладанием, но с женщинами , а тем паче с высокородными дамами, обращаться вряд ли умел. Волей-неволей должна играть по его правилам, но только до тех пор, пока не выяснит, каковы они, эти правила. А тогда — посмотрим еще, кто кого. Она обвела глазами свое новое в поисках предметов, которыми могла бы воспользоваться, и остановилась, заметив грозного возвышающегося капитана Мордаунта. От такого жди лишь болезненного оскала, от которого хочется сжаться, как от оскорбления, и пышущей, подобно пожару, злости, которой, впрочем, еще почти никогда не видела. — Я вижу мое отсутствие только пошло Вам на пользу и исцелило. Что ж я принес кое-что более соответствующее Вашу… положению, которое бы следовало давно принять. Одевайтесь и спускайтесь вниз. Анжелика в смятении наблюдала за происходящим, но тоже проявила решимость, когда рядом с ней отказался тряпичный куль. С мягкой, но не обещающей ничего хорошего полуулыбкой, забирается на кровать, спускаясь обратно на подушку головой. Он не говорит ни слова. Им ведь даже, по сути, не о чём говорить. Ее тюремщик не оборачивается, но замирает в дверном проёме. Заинтригованная, все-таки вывалила на пол сверток и отыскала шерстяную верхнюю юбку — тоненькую, напоминающую цветом ил, который оставался на берегу реки после сильных ливней с ветром, и платье, намного хуже того, над которым так любил поиздеваться кузен Филипп. Наряд должен был завершаться чепцом неопределенного серого цвета. От негодования закусила уголок рта, сгорая от желания взбунтоваться. Она терпеть не могла, когда вмешиваются, дотошно высчитывая, что прилично, а что нет. Старший по званию из офицеров в этом отвратительном городке и правда ожидал внизу. В этот раз она шла с показным достоинством королевы, боясь рассмеяться, осознав, что правильно распорядилась невозможными деталям пуританского гардероба, когда лицо бравого вояки вспыхнуло от горла до соломенного цвета коротко стриженных волос, вспыхнуло так, будто у нее растут крылья или рога. — Если бы были цветком, то не иначе, как чертополохом, сударыня! — он едва цедит, с хриплым выдохом, скрестив руки на груди. — Вы мне льстите…— не преминула уколоть своего, как грубая рубаха под доспехом. Она замолчала, потому что не могла продолжать. Стол перед ними был накрыт, не очень богато, но не выброшенной на улицу жене колдуна об этом судить. — Позвали меня, чтобы составить компанию за ужином, господин капитан ? Склонила к плечу голову движением, которое многих с ума, и внимательно посмотрела на него, слегка прищурившись. — Вас уже пытались сегодня убить, и поверьте, одного раза в таких делах бывает не достаточно. Я же не могу даже так упустить шпионку кардинала Мазарини, не предъявив властям. Так что, нет, ужинать сегодня будете Вы, и поверьте, еда не отравлена. — И не надо, яд сочится с уст моего собеседника… Анжелика обратила внимание на ломоть хлеба, который ей, по правде говоря, не очень хотелось есть. Однако она поднесла кусочек ко рту, чтобы показать свое согласие. И только начав жевать, обнаружила, что очень проголодалась. События забрали много сил, поэтому молодая женщина быстро проглотила остатки хлеба с большим куском сыра. После сидения впроголодь на хлебе и воде и перекусов всухомятку на обочинах дорог эта пища была воистину манной небесной. — Итак, за три дня устроили переполох среди моих людей, часть из них подкупили, чтоб напасть на Вас… Кто же так поступает ради простой бродяжки ? Или не такой уж и простой ? — Эмоции, скрытые под каменным выражением, пробивают броню насквозь. Мордаунту пришлось изо всех сил сжать зубы, чтобы сохранить приличия. — … бедной вдовы.. — уточнила она, защищаясь. Ее колени под столом дрожали, но собирает остатки собственной стойкости по крупицам, и кидает взгляд из-под ресниц, потому что, последнее слово должно остаться только за ней. Анж пересела, оправляя подол платья небрежным жестом, в котором сквозило изящество, немыслимым образом сочетавшееся в ней с порывистостью и резкостью движений, но тщетно, ткань проскальзывает между пальцами, как и любой призрачный шанс, что все будет хорошо. Англичанин надулся, как мышь на крупу, выходит из комнаты не оборачиваясь. Так они и заканчивают разговор, и непонятые и непонятые, скрывающие свои тайны. Второй раз ее узилище не казалось таким уж печальным. Да, ей не доверяли, и на то имелись веские обстоятельства, но и на убой отдавать определенно не собирались. Щепетильный в вопросах чести фанатик-пуританин уступил ей свое место, сдержанно пожелав доброй ночи, и, совсем как в тех куртуазных романах о далеких крестовых походах, когда рыцаря и даму при совместном ночлеге разделял лишь меч, пристроился в углу, как можно дальше, посмотрел в крохотное окно и длинными, тонкими пальцами затушил подрагивающую свечу.