Новые приключения Анжелики

Выехав чуть свет, путешественники неслись что было сил. Их свежие лошади выиграли изрядное расстояние, когда пронеслись по мосту, затем преодолели живую изгородь и, сокращая путь, пустились через поля и пашни. Быстрая речка оставалась справа. Из-под копыт летели комья земли, в ушах свистел ветер. Что-то было в этом письме, переданном им при отъезде юным монастырским служкой, что-то такое, заставившееся Джона измениться в лице.Черный от злости, он разве что не искрился, мрачный, страшный от напряжения, не отвечал на вопросы, посылая жеребца вперед. Конь летел, словно за ними гнался сам Сатана. Анжелика же, не признаваясь себе, втайне ждала его внимания. Она злилась, но его присутствие было ей необходимо и вместе с тем, сегодня, почти несносно. Всадница едва перевела дух, когда, наконец, бешенный темп слегка отрезвил англичанина, и он натянул поводья, переходя на шаг. Молодая женщина прикусила губу. Она не была готова к этому — казалось, ее кожа будто горит от ощущения осуждающего взгляда гоподина капитана из-под нахмуренных бровей, и до нетерпения сильно хотелось расспросить его обо всем, чтобы не плести в голове отговорок и недомолвок, однако невидимые душевные раны его еще были слишком глубоки, чтобы позволить ей вмешаться. Но знала и еще одну вещь: именно в мелочах часто таится надежда. Необходимо поймать его в силки, и, несомненно, другой возможности не представится. Они с Мордаунтом продолжали балансировать на лезвии ножа, ей нравилось тягаться с ним в остроумии, доставлял удовольствие их флирт, прикрытый талантом обоих пускать в ход язык по всякому поводу, а то и без такового, однако, в тесной узкой келье, после внезапной ссоры, им довелось пережить пару ярких мгновений наедине, и их отношения не могли не измениться. Вскинувшись, поднимаясь с постели скорее из-за какого-то невероятного мальчишеского упрямства, раненный выпрямился во весь рост. Она стояла так близко к нему, что ее гневные слова перемешались с воздухом, который вдохнул. В крови забурлил гнев; сдерживаемое желание искало выхода. Джон смотрел на нее, его глаза сверкали во мраке острым, напряженным блеском. Анж слышала, как неровно дышит фанатик-пуританин, и вдруг поняла, что тот потянулся к ней и бормотал ее имя, целуя брови, виски, точеный девичий подбородок. В жаровне щелкнул уголек и перескочил на новое место. Красавица наслаждалась тяжестью нависшего над ней мужского тела. Он не был легким, но гибким и хорошо сложенным, и, приноровившись, вполне освоилась, и ей не хотелось шевелиться, поскольку она… жаждала этой близости. Тепло его тела служило дополнительным покрывалом, обещая, что смерть и одиночество, которые владели ею после костра на Гревской площади, сгинут как перед рассветом, обещая вернуть из Преисподней в мир живых. У него вырвался хриплый полустон и несчастный окончательно потерял голову, всей долго сдерживаемой страстью и отчаянием, сжав талию еще крепче. Подземный поток словно вырвался на поверхность, захлестнул их и унес туда, где существовал лишь этот миг и они сами. Она обвила Мордаунта руками и держала, пока бушевала буря, а когда волны наслаждения улеглись, нежно гладила и в ответ целовала неистово пульсирующую жилку на шее. За те несколько мгновений они прожили целую жизнь, понимая, что другого такого случая, возможно, у них не будет. Наедине с собой Анж удивлялась тому, что не чувствовала себя ни преступницей, ни легковерной предательницей. Уходя далеко на Север, где могла безраздельно отдаться своему горю, хотела только покоя, но этот странный человек рядом, поступавший как друг, хотя встретились и начинали они как враги, вместе с тем всякий раз ставил ее в тупик, внося смятение в душу. Она думала о сгоревшем прахе невинного мученика, за которого поклялась отомстить, и о пути, проделанном после того рокового дня. В материнских чувствах словно случился разрыв. Когда бывшая графиня уезжала, старший сын едва научился ходить, проводя почти все время на руках, а младший лежал в колыбели. Сейчас она вернулась бы она к требовательным мальчуганам. Сейчас она отстранялась и от этого: слишком больно было думать о маленьких ангелочках! Казалось, все случилось вчера — и в то же время очень давно, она честно собиралась мужественно нести свой крест, но не в ее силах оказалось поднимать его слишком высоко, да и что значила ее страдающая одинокая душа перед слепой силой плоти! После того раза Джон вел себя скованно, никак не решаясь перейти к делу, нужные слова витали в воздухе, ощутимые, но неуловимые, как дым факела. В городок, откуда, очевидно, передали злосчастное письмо они прибыли под вечер. Где-то вдалеке грянул гром, тучи приобрели зловещий багровый оттенок. Анж молча стояла во дворе, в этом отношении Джон предоставил ей в этом полную свободу: он не пытался ни развлечь свою спутницу, ни ухудшить ее настроение какими-нибудь колкими замечаниями, и с интересом прислушивалась к разговору Железнобокого с хозяином постоялого двора. По его словам, человек, который писал в монастырь, направился по дороге в Париж, они опоздали. Судя по темнеющему от безысходности выражению Мордаунта и скрипящей меж зубов ярости,по тому, как дрожит в его ладони, рукоять шпаги, в письме было что-то важное, возможно из туманного прошлого, которое ничем не лучше, чем у Анжелики. И теперь с этими чувствами и невысказанными обидами им придется скакать вместе к спасению невесть сколько. — Возьми мой плащ и закройся им по самую голову… Когда подам знак, скройся среди толпы, и жди в конце улицы… — наклонившись к самому уху, он схватил ее за запястье и заговорщически кивнул в сторону, туда, где за столиком пропускали стаканчик трое, больше походившие на разбойников с большой дороги, чем на рыцарей или мелких дворян. На щеках англичанина заиграли желваки. Молодая женщина смотрела на него горящими глазами и поняла, что он узнал своих старых знакомых. Теперь у них было немного времени. После короткой передышки игра, похоже, начиналась снова. Скрываясь под своим вынужденным облачением, краем глаза ухватила, как на вопль якобы пьянчужки вся таверна загудела. На первый взгляд казалось, что «Дикий кабан» полон отдыхающих мужчин. Только вот у каждого второго было при себе оружие, и трактирщик, боязливо оглядываясь, пополз в сторону выхода. — Ты в порядке ? — догоняя, спросил Джон, покосившись на свое отражение, мелькнувшее в одном из широких окон лавки с пряностями, проверяя, слишком ли он сейчас похож на себя самого, или же позаимствованная Бог весть у кого шляпа с фазаньим пером и потертая куртка делают его настолько неузнаваемым. Следующую ночь они провели в лачуге, с низкой и дырявой крышей, покрытой соломой, принадлежавшей близь лежащей церквушке. Никому бы не пришло в голову искать их в этом глухом месте. Анжелика первым делом спряталась за копну соломы, чтобы разложить промокшие вещи, и хрипло рассмеялась, представляя, как бы надулась сестрица Ортанс в таком положении. Однако, если быть справедливым, эта чопорная святоша и ханжа уже давно бы лишилась чувств, окажись она в одной комнате с революционером и протестантом, поддержавшем идеи генерала Кромвеля. Перекладывая одежду, то и дело всматривалась во мрак, надеясь различить высокую, статную фигуру офицера. Джон отправился в темноту, как будто хотел, чтобы люди из таверны нашли его и закончили начатое. Анж ненавидела эту мысль, но даже не пыталась остановить его — знала, что ничего не выйдет. Женщина почти свернулась калачиком, когда возник на пороге, слегка покачивающийся от усталости, но целый и невредимый. Жар, поднимающийся от огня, затушевал бледность его кожи, но оттенял линии черт, придавая им неестественную выпуклость и подчеркивая, как сильно он похудел за время тяжелой болезни. Хоть они сейчас и отдыхали, чувствовалось, что Мордаунт насторожен. Так держатся люди, многие годы не теряющие бдительности даже во сне. — Ты еле на ногах стоишь, герой. Если придется завтра ехать снова, нужно будет сделать перевязку… Уже привыкнув, что сам из гордости и строгой морали своей веры, он никогда не попросит помощи и где-то сейчас зашипел от боли в темном углу, красавица-лекарь первая нарушила молчание, разворачивая одно из полотенец и чуть надрывая край, так, чтобы потом можно было связать хвостики. — Почему ты… осталась ? — Джон обратил на нее темный, непроницаемый взгляд. — А ты не догадываешься ? — ее руки, касавшиеся шеи, были холодными. От их прикосновения по его телу пробежала небольшая дрожь, вызванная отнюдь не холодом. Молодой человек вытащил из очага щепку и, держа ее на весу, смотрел, как обугливается в огне ее кончик. Француженка подумала, что не дождется ответа, но он сделал глубокий вдох, протяжно выдохнул и сказал: — Я заслужил клеймо…Я убивал и убью еще… Я пролил грязную кровь того, кто лишил сироту имени, дворянского звания и наследства, и сам стал палачом негодяям, возомнившим себя равным Господу, чтобы вершить правосудие, устроившим казнь подло, ночью, в безлюдном месте. Таков я, сударыня, и чтобы следовать… — Мне все равно! — пылкая южанка вскинула подбородок, как поступала всегда, когда судьба бросала ей вызов. — Если считаешь свои поступки справедливыми, я верю тебе. Он повернулся к ней спиной и укутался в плащ по самые уши, таким образом, положив конец трудному разговору. Анжелика проснулась и перекатилась на бок. Усталые мышцы заныли. Некогда знатная дама поморщилась и приподнялась на локте. Она лежала на разостланной овчине под темной, поросшей мхом стеной. Верх ее был окрашен лучами поднимающегося солнца. Неподалеку от нее, облокотясь о выступ стены, спал Мордаунт. Одна нога была согнута в колене, сильные руки бессильно лежали вдоль тела, чело его было серьезным, но в нем не читалось страдание. Легкий ветер шевелил коротко стриженные волосы, наполняя их золотым свечением. Они находились в предместье Парижа и к обеду въехали бы в городские ворота, отчего сердце наполнилось томительным ожиданием, и, немного печалью. В столице королей и злодеев всех мастей перед ней лежала тысяча возможностей, все, кроме всего лишь одной — одна уже никогда не будет веселой и невинной девочкой из Монтелу, перед которой лежало блестящее будущее.