Безобразная фея

- Что ты видишь? – девушка в белом халате сидела напротив ребенка, внимательно изучая реакцию на рисунки, что она подкладывала ему. Феликс смотрел стеклянными глазами на бабочку, непроизвольно подрагивая руками от боли. Ожоги покрылись на них волдырями и невыносимо зудели, от чего возникало желание содрать кожу живьем. Слегка опаленные края волос навсегда останутся клеймом произошедшего, напоминая о том, что когда то называлось семьёй. Встретить шестой день рождения в психушке стало самым незабываемым подарком для Феликса. Не хватает только свечки в недоваренном куске говядины и вызывающего всякий раз волнение «загадывай желание». С днём рождения тебя. С днём рождения тебя. С днём рождения, дорогой Феликс. С днём рождения тебя. - Тебе нравится? – позади врача стояли несколько полицейских, терпению которых приходил конец из-за продолжающегося молчания ребенка. - Б-бабочка… - дрожащими пальцами дотронулся до темно-синих, словно ночное небо, крыльев. На мгновение детское веснушчатое лицо озарило всех улыбкой, все вокруг будто перестало дышать, птицы перестали щебетать, наблюдая за проблеском жизни в глазах ребёнка, но лапы смерти вновь захватили в мучительные тиски. – Они горят… - перед глазами Феликса вспыхнул огонь, подгоняя удушливый кашель, коленки и пальцы на ногах дрогнули, а голову начало заметно потрясывать, – горят.. горят! Горят! – Феликс в приступе нахлынувшей истерики разбросал вещи со стола, скомкал лист бумаги, судорожно перебирая его между обгоревшими ладонями. Пронзительный детский вопль окутал кабинет врача. Один из полицейских закрыл уши, выбегая наружу. Бригада медсестер забежала внутрь, пытаясь успокоить ребенка. Он вырывался, бил их, терзая ноготками сквозь одежду. А в голове, словно испорченной фотоплёнкой, обрывисто проскакивали фрагменты прошлой ночи. Сквозь взрывы не умолкала автоматная очередь, ставшая феликсовым приговором. Эти звуки будут преследовать всю его оставшуюся жизнь, не стихая ни на секунду. Служить напоминанием того, что когда то называлось семьей. Резким движением Феликс вырвался из рук медсестры, ударяясь об стол, опрокидывая вазу с жасминами, разбивая её вдребезги. Мальчик поднял осколок, порезав пальцы, и в неосознанном страхе подставил к запястью, однако в глазах потемнело, а хватка ослабла. Психиатр подошла к нему сзади и вколола дозу снотворного, подхватывая Феликса подмышки. - Отнесите его в палату и крепко свяжите ремнями. Скажите полиции, что он еще не готов. Слишком рано. Слишком рано. Или же слишком поздно. Или и то, и другое. Спасать там теперь нечего. Время шло. Феликс лежал прикованный намертво к больничной койке, уставившись в одну точку на доводящем до сумасшествия обелённом потолке. Врач приходила три раза в день. Меняла капельницу, несколько минут сидела возле него, поглаживая тыльную сторону холодной ладони и, не дожидаясь хоть малейшей реакции Феликса на человеческое присутствие, уходила. И только один человек ни разу не покидал его, оставаясь с ним до самого конца. Бан Чан, измученный бесконечными ожиданиями, стоял напротив стекла палаты и не отводил глаз от Феликса, пытаясь уловить на его лице проблеск жизни, надежду, что покинула это мертвое тело. И даже голос отца, который призывал оставить мальчика в покое, не сломил настойчивость Бан Чана. Он ждал. Ждал и надеялся, что наступит время, когда эти чёртовы ремни будут сорваны, а он сможет вбежать в палату и обнять его, приложить ладонь к лицу и сказать: «ты не один. Теперь не один». - Ли Шиндэ и Ли Дана мертвы. - А дети? Что с ними? Бан старший замешкался. Он посмотрел на сына, который вот уже несколько часов стоит возле палаты Феликса, и нервно прикусил губу, отводя глаза в сторону от давящего чувства вины. - Сгорели заживо на чердаке. Дана пыталась спрятать их, но пожар распространился слишком быстро. Зрелище не для слабонервных. - Прекрасно. Возвращайся в Корею, у нас еще много работы. - Я собираюсь покинуть Трикомиссию, – мужчина вышел на улицу, закуривая чапман от возросшего напряжения, что в любой момент могло разорвать его по ту сторону вызова. - Неужели ты забыл наши принципы и клятвы, брат? Что с тобой? Смерть предателя настолько покоробила тебя? Неужели ты настолько слаб? - Ты все не так понял… - Я отказываюсь что либо слушать. Жду тебя. Пора начать новый этап нашей жизни. Жизни, к которой мы всегда стремились. Месяц спустя. Сеул. Республика Корея. Феликс, лишенный всякого энтузиазма, со страхом разглядывал через приоткрытое окно седана вооруженных мужчин в смокинге. Он неосознанно перетирал пальцы между собой, что уже стало дурной привычкой неврастеника. Феликс вздрогнул от неожиданности, когда водитель открыл ему дверь, протягивая руку. Неуверенно протянув свою руку в ответ, он на дрожащих ногах вышел во двор, осматривая виллу, что величественно возвышалась над столицей. Каштановые с чёрным отливом на солнечном свете волосы были аккуратно собраны в маленький хвостик. Рубашка с пришитым поверх кофейным жилетом вызывала раздражение в его теле, он постоянно поправлял её, стараясь не задеть бинты, наложенные на почти сошедшие ожоги. Все вокруг было чужим, вызывало отторжение, люди общались на неизвестном мальчику корейском языке, носились из одной части дома в другую, запуская бесконечный маховик под названием жизнь, и только садовник в возведенном собственноручно мире тишины и спокойствия состригал листья кустарников, придавая их кроне шаровидную форму, не обращая ни на кого внимания. Он потерял все, но в то же время приобрел что-то новое. Новый дом, новая семья. Предстояло начать всё с самого начала, снова научиться любить, снова научиться радоваться самым крошечным мелочам семейного счастья и уюта. Так он думал сейчас, не подозревая, что оказавшись за этими дверьми, навсегда станет узником чёрствого, и эгоистичного мира моральных ублюдков, мира, где деньги решают все, а без них ты не лучше мусора, мешающегося под ногами. - Welcome, young mister*, – склонил голову управляющий дома, приветствуя Феликса на английском языке без акцента, – you must be tired, I will order you to set the table. Но Феликс не слышал его, смотрел сквозь, на лестницу. Бан Чан улыбнулся Феликсу, непринужденно помахав новоиспечённому брату. После того, как врачи разрешили посещения, Феликс часто проводил время вместе с Бан Чаном. Он бережно перебирал его волосы и заплетал их, всегда спрашивая с необычной нежностью не больно ли ему? Он стал первым слушателем его игры на фортепиано, что специально привезли для Феликса прямо в больницу. Чувства, что испытал Бан Чан, незабываемы, поэтому пообещал поддерживать талант Феликса и его стремление к искусству. - Ещё чего! Пусть ждет ужина! Хотя видеть его с нами за одним столом слишком низко и омерзительно, – госпожа Бан разогнала слуг лишь одним взглядом, управляющий нервно сглотнул, коротко кивнул и ушел прочь, – так ты ребёнок Даны? Это смазливое личико, эти её лисьи глаза, – наклонилась к лицу Феликса, – так и хочется выцарапать. - Достаточно! – низким басом прогремел господин Бан, отрезвляя от гнева жену, – хватит говорить всякую чушь при детях, – посмотрел на сына, взглядом приказывая забрать Феликса с собой. - Ты видимо совсем с ума сошел! Этому мальчишке здесь не место! Да он всех нас… Мужчина отвесил внушительную пощечину жене, от чего она свалилась на пол. - Замолчи. Занимайся своими обязанностями. Не суй свой длинный нос, куда не следует. А если начнешь сплетничать и распускать нелепые слухи, что навредят ребёнку, я убью тебя, – переступил через жену, направляясь в свой кабинет. - К сожалению, комната еще не готова, поэтому временно поживёшь вместе со мной. Стой! Феликс резко остановился, сердце чуть не выпрыгнуло из груди. - Сними их, – помог Феликсу развязать шнурки Бан Чан, – никому не позволю нарушать установленные здесь правила. Даже тебе – стиснул зубы, – извини. - Так ты действительно следуешь самурайскому кодексу? - Отец говорит, что его постулаты и написанные в нём учения помогут стать мне лучше. Помогут стать человеком чести и справедливости, – прошел внутрь Бан Чан, присаживаясь в позе лотоса возле чайного столика, – в этом доме, конечно, все работники знают английский, но для нормальной, человеческой жизни необходимо выучить и корейский, я помогу тебе. - Это фортепиано... «Умирающий лебедь»… - Да, из редких фруктовых пород древесины. Я ненавижу, когда нарушают тишину, это мешает сконцентрироваться на более важных вещах, но пока ты здесь, можешь играть. Играть для меня, – усмехнулся под нос Бан Чан, удивляясь своему умению нарушать те нормы, которые сам же и создал в стенах этой комнаты. Феликс разрушил их, превратил банчанову гармонию в животрепещущий хаос, порядок в неразбериху, а непонятное чувство удручённости вырезал, казалось, навсегда. - Твоё ведь полное имя Кристофер? – подошел к инструменту Феликс, бережно проводя пальцами по крышке клавиш. - Верно. А что? - Я напишу произведение и назову его твоим именем, – улыбнулся Феликс, озаряя, словно солнце на мрачном небосклоне, до тошноты аккуратный и строгий японский интерьер банчановой комнаты. Все тревоги рассеивались, словно чьё-то бессовестное наваждение. С ним он снова чувствовал себя ребёнком, снова поверил в Питера Пэна из той книги в бордовом переплёте, освобождаясь на мгновение от чёрствости и жестокости. **** Феликс, погруженный в воцарившейся полумрак допросной, с нескрываемым отвращением рассматривал окружающую обстановку. Он расслабленно откинулся на спинку складного металлического стула, поправляя воротник чёрного пальто. Ему хорошо известно, как работают правоохранители, хорошо известно, как никому другому, что они сделают все, лишь бы сделать невиновного преступником, лишь бы красиво закончить дело, принимая очевидные улики за косвенные, а ложь за правду. Они легко из потенциальной жертвы сделают подозреваемого, достаточно надавить сверху и все пойдёт как по маслу. Офицер с ощутимой грубостью открыл дверь, ударяя ей об стену, и сел напротив Феликса, кидая на стол папку. - Господин Ли Ёнбок… - поджал губы мужчина, постукивая пальцами по столу, – как же наследника столь уважаемой семьи потянуло на азартные игры? – огорчённо вздохнул, пододвигаясь ближе, – вы, безусловно, жертва этих страшных событий, но вам ведь хорошо известно, что гражданам этой страны запрещено играть в азартные игры? – офицер открыл папку и разложил фотографии перед Феликсом, – возможно, если бы вы оступились один раз, я бы ограничился предупреждением… или мелким штрафом, – на фотографиях в разные промежутки времени Феликс находился за игральным столом. Где-то он испытывал эйфорию, где-то с нотками безумия во взгляде делал непостижимую ставку, а где-то, учтиво пожимая руку, принимал поражение, но огонь, что горел в его глазах, бушевал ярким, прекрасным пламенем блаженства, выдавая чувство радости и неподдельного восторга. – Но не в данной ситуации. Феликс рассматривал фотографии, заинтересованно, с искренним удивлением и неверием на лице, дотрагиваясь до них рукой. - Как же так? – прижал в страхе кулак ко рту, – Неужели это правда? – Феликс на выдохе обреченно опустил плечи и чуть-чуть сгорбился, мотая головой, на мгновение прикрывая глаза, – больные ублюдки, – офицер удивлённо вскинул бровями, а Феликс разразился истерическим смехом, – какие же вы идиоты! – Феликс продолжал смеяться, сгибаясь к коленям,а потом резко вытянулся, – простите, не выдержал этого абсурда. Поразительно. Просто превосходно! - Следите за словами, господин Ли Ёнбок! – подорвался с места, ударяя кулаком по столу – я вас, детишек с золотой ложкой, не первый год сажаю за решетку, и поверь, мне не составит труда сделать с тобой то же самое, – склонился над Феликсом, – это я тебе гарантирую. - Как же вас легко вывести из себя, господин офицер. Соблюдайте субординацию, иначе на скамье подсудимых окажусь не только я, – поддался вперёд Феликс, останавливаясь на уровне уха офицера, переходя на приторный шепот, – это я вам гарантирую, – откинулся обратно на спинку стула, скрещивая руки, – не волнуйтесь понапрасну. Ваши улики ничто. Мусор. Смотреть на то, как вы стараетесь, отдаете всего себя лишь бы найти преступников – сплошная услада для глаз. А все потому, что заранее знаешь исход этой трагедии в один никчёмный акт, вы неминуемо окажитесь в проигравших, но видя то, как вы барахтаетесь, – развёл руками Феликс – это вызывает восхищение, – демонстративно одарил аплодисментами, - ставки тем временем растут, и не знаешь, в какой момент всё взлетит на воздух, – облизнул пересохшие губы, – вы такой же игрок, как и все люди. Неинтересно. Скучно. Кроме победы вас абсолютно ничего не интересует. Это прискорбно. Стоит вам проиграть, и вы вспорите себе вены от отчаяния. - Достаточно. - Директор Кан Хан Джун! – офицер выпрямился и отточенным годами движениями отдал честь. - Как грубо, директор Кан, вы оборвали меня на самом интересном. Мать не учила вас хорошим манерам? Да у вас появилась еще одна звездочка, – завидно присвистнул Феликс, – поздравляю. - Заканчивай здесь, – не обращая внимания на Феликса, обратился к офицеру Хан Джун, – появились новые улики по делу. Феликс посмотрел на находящегося в замешательстве офицера, пожимая плечами и приподнимая брови до проявления морщин, типа: «Ну, что поделать, господин офицер, долг зовёт». И Феликс знал. Феликс предупреждал, что так и будет. Он поднялся со своего места и, остановившись в дверном проеме, помахав ему. - Goodbye. Forever, – улыбнулся Феликс, покидая допросную. - Товарищ полицейский! Я всего лишь простой официант, которого чуть не убили! – возмущению Чанбина не было предела, – а вы допрашиваете меня, словно какого-то преступника! Я жертва! Жертва! Сделайте с этим что-нибудь! – Со едва сдерживался. Устроенный им театр одного актера привлёк внимание всех находящихся в коридоре, а кто-то и вовсе выглядывал из-за двери своего кабинета, чтобы посмотреть на устроенное им представление. Минхо отстранённо сидел в стороне с гордо расправленными плечами. Он положил руки на колени и слегка нахмурился, что придавало толику сердитости его холодным и безразличным ко всему глазам. Наигранную истерику Чанбина Минхо воспринимал как надоедливое жужжание комара, который если не заткнётся, то будет расплющен по стенке. Лишь на мгновение он посмотрел в сторону Со, после чего снова без каких-либо эмоций отвёл взгляд, продолжая смиренно сгорать в ожидании. Он прибывал в полном замешательстве и неверии, слепо пошел за тем, кому был преданней пса, и чуть не отдал свою жизнь вникуда. Не такой он представлял себе чужую месть, участником которой невольно стал. Минхо благодарен за спасение своей жалкой жизни, но не настолько чтобы окончательно лишиться рассудка и творить сплошную ахинею. - Ничего не хочешь сказать? – обратился Минхо к подошедшему Феликсу. Но тот стоял истуканом. Феликс будто слышал как растягиваются его грудные мышцы от дыхания, как колотится его сердце. Губы незаметно для остальных подрагивали, а виски разрывало от пульсирующей боли осознания. Человек, обещавший ему весь мир, давший клятву защищать его, уничтожил, бессовестно растоптал остатки гордости и веру в справедливость, ставшая отныне недосягаемой. Оставив Минхо без ответа, Феликс в молчаливом забвении пошел, теряясь в нескончаемой петле коридоров. Улица встретила его неспокойно. Журналисты обступили Феликса плотной массой. - Скажите это правда?! - Акции фонда стремительно падают! - Прокомментируйте ситуацию! - Господин Ли Ёнбок! - Говорят совет директоров собирается выразить вам вотум недоверия! Что будете делать? Каждый заданный вопрос – удар под дых. Феликс обхватил себя руками, пытаясь скрыться от своей беспомощности. Тело неистово зудело. Кожа со старых шрамов слезает живьем и Феликс щас начнет вопить от боли. Пусть они все исчезнут. Исчезнут. Их здесь не должно быть. Не должно! Феликс схватился за голову, захлебываясь в бесконечных обрывках событий последних дней, всплывавших в сознании. Это конец. Лезвие, по которому он ходил, стало невыносимо острым. Кровь хлынула фонтаном, и не в силах больше удержаться Феликс стремительно летит вниз, распадаясь на расчлененные куски. Внезапно вспыхнувшая любовь к жизни яростно вцепилась в его шею до посинения, погружая на самое дно, где нет ни радости, ни счастья, лишь сплошная угнетающая темнота, не позволяющая сдохнуть окончательно. Начиналось специально подготовленное для него хождение по мукам. Он попятился назад, оказываясь в чужих руках. Длинные пальцы обхватили его талию, заменяя страх, боль и отчаяние приятной патокой. Феликс выдохнул с дрожью во всем теле. Саднящие раны на обломках феликсовой души покрылись цветами, источающими сладкий запах нектара. Хёнджин диким зверем навис над Феликсом, отгоняя стаю разъярённых стервятников. Его убийственный, выедающий все внутреннее содержимое взгляд выбивал из под ног почву, раздражающие щелчки и вспышки телекамер прекратились. Он топтал, разрывал и мучительно терзал, наслаждаясь их криками, которые будто стали слышны в этом прекрасном хёнджиновом театре без слов. Игра в нём настолько правдоподобна, что все понимали друг друга без надобности в конкретики. И журналисты отступили, постепенно покидая территорию Национального агентства. - Маленькая госпожа оказалась в опасности. Надеюсь ваш принц успел во время? – усмехнулся Хван, поправляя пальто Феликса, – обычно после такого следует поцелуй любви, ну или что то вроде того, – подмигнул Хёнджин. - Правда? – встал на цыпочки Феликс, практически соприкасаясь с губами Хёнджина, переходя на привычный для себя шепот, – всегда мечтал отдаться первому встречному холопу – приложил ладонь к лицу Хвана, – ты мой герой, – и послал воздушный поцелуй, мгновенно отстраняясь. - Что, даже шелкового платка не будет? Я разочарован. Феликс показал Хвану средний палец, прежде чем скрыться за дверью авентадора. - Интересно… как долго ты планируешь скрываться? – не отводил взгляда от белой бестии, что с визгом шин летела со двора агентства, – понравилось быть участником венецианской комедии? Твоя маска разоблачена. **** Ни секунды не прошло, чтобы Хан не думал о своих поступках. А вдруг кто-то увидел его? Вдруг сплетни о его недостойном поведении мощным ветреным потоком распространились в каждый уголок академии? И как только он отворачивается, его спину пронзают и ломают позвоночник жестокими насмешками и упрёками. Все попытки не поддаваться чужому мнению терпят крах. И как бы Хан не старался быть независимым от стереотипов, все равно волей не волей подчиняется им, не уважая себя ещё больше. Эта борьба с пониманием что хорошо, а что плохо, что важнее, а что является лишь второстепенной чушью, окончательно сводит Джисона с ума, не давая возможности вздохнуть спокойно. От хаоса в голове Хан не заметил, как играл мимо нот. Он старательно водил смычком по скрипке, грациозно изгибаясь всем телом. От перенапряжения на шее выступили вены, нервозность, в которую он в очередной раз загнался по глупости, рушила композицию. Без слёз смотреть было невозможно. Усиливающаяся апатия сжирала, жадно обгладывая разум, оставляя все самое плохое. Поистине яростная битва со своим «я». Эмоциональная, раздирающая, в какой-то степени самоотверженная, и не лишена омерзительной элегантности. Струна на скрипке порвалась. Джисон распахнул глаза, внезапно задыхаясь от нахлынувшей асфиксии, глотая свежий холодный воздух, вторгнувшейся в аудиторию через распахнутые окна. - Даже так, с кучей идиотских ошибок, твоя игра осталось прекрасной. Я чуть не умер, клянусь, – Сонхва облокотился об косяк, скрещивая руки на груди с отвратительным ухищрением на лице, – слышал Ёнбока повязали. Азартные игры? О чем он вообще только думал, – усмехнулся Пак, но даже под наигранным обликом шокированного не смог скрыть свое злорадство и маленькую, приятно обжигающую радость. - Не будь категоричным, – с досадой посмотрел на порванную струну Джисон, убирая скрипку в футляр, – с его нынешним положением все только и ждут падения в кучу навоза. - Эх, малыш, ты слишком сильно доверяешь ему. Это доверие выйдет боком, поверь. Семья господина Бана не те люди, которым стоит верить. - А тебе? – обернулся к Паку Джисон, что уселся на подоконник, откидываясь на стекло, проводя по нему пальцем – тебе стоит верить? - Малыш, ну что за нелепые вопросы? Мы же все таки друзья. - Друзья не водят спаивать в клуб и не смотрят за тем, как друг в состоянии аффекта закидывается наркотой. Сонхва соскочил с подоконника и обошел Хана со спины. - Но тебе ведь понравилось? Согласись, чувство свободы, та окрылённость, что ты испытал, – склонился над Джисоном Сонхва, – прекрасны. Признаюсь, что еще никогда не видел тебя таким уверенным, как там. Хан соглашался в подкорках подгнивающего сознания, но методы, которыми он достиг таких желанных для себя ощущений, ничтожны. Мягко сказать ущербные. Чем больше Джисон общался с Сонхва, тем больше попадал под влияние своих темных желаний, но почему то не считал его инициатором своего необычного перевоплощения. Им являлся совершенно другой, не находящийся в этих стенах человек. Пак лишь выполнял роль незначительной детали, а сам механизм находился далеко за пределами досягаемости Хана. - Не будь такой злюкой, малыш! Я же хотел как лучше! Но Джисон не слушал его. Никогда не знаешь, какие сюрпризы преподнесет жизнь. А Для Хана они вообще перестали быть чем то приятным. Все внимание было отдано чёрному мазерати, что стояло практически рядом с корпусом академии, откуда Сонхва и Джисон успели выйти, после небольшой словесной перепалки. Минхо, не замечая никого и ничего копался под капотом, находя это занятие куда более увлекательным, чем вдаваться в скучные подробности обыденной жизни. Его бесстрастный вид завлекал Хана пленительный забвением, которому он не в силах сопротивляться, да и особо не хотелось. Понять этого человека оказалось крайне сложным, но от того в Джисоне пробуждался невыносимый интерес и желание узнать больше, чем хотелось видеть на самом деле. - Почему не предупредил, что заедешь? – Сонхва повис на шее Минхо, не обращая на неодобрительные взгляды окружающих, – разве ты не должен… - Все разрешилось быстрее, чем я предполагал, – поспешил заткнуть Пака Минхо, завидев подошедшего Джисона, – ты ведь не забыл про сегодняшний вечер? - Нет, конечно! Хочу поскорее увидеть как они будут глотать пыль позади тебя, – робко примкнул к губам Минхо, получая в ответ более настырный поцелуй. - А твой друг? – уставился Минхо каким-то многообещающим взглядом на Хана, сжавшего лямку футляра на плече. - Похоже прошлый раз ему совершенно не понравился, – огорченно вздохнул Сонхва, – чувствую себя из-за этого виноватым. Вот гадство. - Не вини себя, ты ведь хотел как лучше, – демонстративно прижал к себе вплотную Пака, продолжая наблюдать за реакцией Джисона, получая удовольствие от своих же издевательств, – но я в любом случае предупреждал, что ничего хорошего не выйдет. Бесполезная трата времени. - Сонхва утрирует. Было забавно, – с пренебрежением ответил Джисон, как будто его ничуть не удивили, а скорее даже разочаровали из-за чрезмерного преувеличения тусклой вечеринки. Забавно. Эта игра, начинённая бесконечными препятствиями и вызовами, в которой победитель никогда не определиться, самое лучшее развлечение из всех, в котором участвовал Минхо. И почему Хан скрывает эту красоту? Эту невозмутимость? Эту недоступность? Неужели он настолько слеп, что не может увидеть на сколько одарён притягательной харизмой, лишенной эгоизма? Он уже принадлежит ему, даже если сейчас между ними прочная стена и клетка Джисона, прутья которой неизбежно начали деформироваться в нечто удивительное. - Так ты придешь? - Надеюсь, что в этот раз будет действительно что-то стоящее. - Малыш! – Сонхва накинулся на Хана, расцеловывая его лицо, – вот это я понимаю, нельзя делать выводы после первого раза! Вот только – скептически оглядел Джисона, – в таком виде не стоит там появляться, но ничего, мы этим займёмся, – оббежал парня, подталкивая его в спину, – тогда до встречи! Нам еще многое надо успеть сделать. **** - А вы себе не изменяете, господин председатель. Похоже старые привычки, как бы вы не пытались от них избавиться, все ещё преследуют вас, – Бан Чан расхаживал по гостиной, напоминавшей чем то залы парижского лувра, стены которого увешаны работами легендарных художников человечества, – поразительно, – завороженно всматривался в каждую деталь, в каждый мазок, оттачивая раздражительный звук каблуков гэта, – такая… непозволительная роскошь… для простого смертного. Согласитесь, выглядит странно? – провел пальцами по позолоченной поверхности рукояти меча, поправляя указательным рубиновый перстень, – захватывает дух, – встрепенулся Бан Чан. Кровь под ногами пачкала кончики каблуков. Трупы устилали путь Бан Чана, словно красная дорожка его личной славы. - За все приходится платить, все мы рано или поздно предстаем перед судом и держим ответ за свои грехи, – Бан Чан склонился над мужчиной, стоявшего на коленях и удерживаемого людьми с томпсонами на плечах, – как вы только выносите себя, председатель? – с необычайной нежностью убрал прядь волос с волос Джэ Ха, – почему вы молчите? – склонил голову на бок, продолжая мучительно терзать мужчину томным голосом. - К чему весь этот фарс? – осмелился посмотреть Джэ Ха в глаза пробудившегося дьявола, – ради чего так отчаянно борешься? - Нет, – выпрямился Бан Чан – это не борьба. Нет. Справедливость? Правосудие? – от удивления раскрыл рот, - Да. Да! Именно оно. Мне нравится это слово – правосудие, – сел на кожаный с коричневой обивкой диван, откидывая руку на его спинку, закидывая одну ногу на другую, – И так. Начнем переговоры. - Переговоры? Лев никогда не говорит с овцой. Он перегрызает ей шею, избавляя от предсмертной агонии. - Не обольщайтесь. Вы всего лишь неуклюжий пастырь этих овец. Настоящий лев – лучшее, что из себя представляют благородство и уважение из всех существующих определений, и вы точно не подходите по описанию ни к одному из них, – вздохнул Бан Чан, отрицательно мотая головой, сдавливая переносицу пальцами, – и все же не будьте так категоричны, ведь я хочу предложить вам искупление, – отмахнулся рукой, приказывая отойти своим людям, – всё-таки я «спас» вашу жизнь, наказал непослушных собак. Смотрите, какой я молодец. - Бойня в казино… Сымитировал предательство совета, устроил покушение, сфабриковал улики и выставил всех нас виновниками? – усмехнулся Джэ Ха – кажется, я совсем постарел, раз позволил обыграть себя мальчишке. Отец гордился бы тобой, – надрывисто, хрипло, с толикой желчи, словно выругался. - Вы мне подло льстите. Я лишь выполняю работу, которую мой отец не смог довести до ума. - Так ты… - Верно. Мой отпуск в Австралии прошел весьма интересно. Столько всего нового… - от переполнявших эмоций Бан Чан неконтролируемо потрясывал голенью закинутой сверху ногой – надеюсь и вы сможете слетать. Сиднейский оперный театр великолепен. Обязательно посетите его. Слышал… Ли Дана очень любила его? Ходила туда… вместе с сыном. Да что там. Ее боготворили. Как же не восхищаться главной пианисткой? – резко поднялся с дивана Бан Чан, – когда узнаешь правду, испытываешь такую невообразимую гамму чувств, что откинуться хочется от передоза эйфории. - Чего ты хочешь? - Верности. Абсолютной верности. Я помогу вам оказаться в Голубом доме. А взамен вы сделаете мне один скромный подарок, – пальцем постучал себя по виску, – голова премьер-министра. Вы ведь сможете подарить её? **** - Сколько нашли тел? – Хван облокотился об край стола, зажигая сигарету. - Семь. Множественные пулевые ранения. Причина смерти – кровопотеря, многочисленные повреждения внутренних органов, несовместимые с жизнью, – Сынмин раскладывал снимки изувеченных мужчин, – у одного даже головы нет. - Ничуть не меняется, –пробубнил под нос Хёнджин так, чтобы Ким не услышал, делая длительную затяжку. Он приоткрыл рот, окутывая свое лицо клубами дыма, сквозь которые виднелась его улыбка. Он словно чувствовал, как никотин издевательски распространяется по его телу, не хотя впитывается в кровь, не желая доставлять удовольствие – значит, Бетховен жив. Неужели пощадил его после совершенного предательства? – подумал про себя, с хрустом выгибая голову, расчесывая выпершую грудинно-ключично-сосцевидную мышцу пальцами. Между ними была зажата почти истлевшая сигарета, видимо одной опаленной ноги пеплом в том паршивом номере мотеля не хватило. - Как ты смог выбраться? – Сынмина разрывало от любопытства, от чего перехватывало дыхание. - Я притворился официантом. Официально устроился на работу по поддельным документам. Ты же знаешь меня, – ловкость рук и никакого мошенничества, – поджал губы Хёнджин, потрясывая в воздухе кистями. - Слишком просто, неужели там работает такая бездарность? – огорченно цокнул Ким, ожидая что-то в стиле голливудского фильма, – казино номер один, чёрт его дери. - Меня интересует другое, – кинул тлеющий окурок в стакан с водой Хван, – кто твой информатор? - Истинный профессионал никогда не раскрывает своих тайн, – подмигнул Ким. - Да мы прям как муж и жена. Не успел я высказаться по поводу этого неуловимого мстителя, так ты сразу начал действовать, – усмехнулся Хёнджин, – вот она, настоящая любовь – послал поцелуй Сынмину, на что со смехом получил в ответ средний палец, – будь осторожен, крошка, надеюсь ты доверился проверенному человеку. - Не переживай. Все под контролем. Или ты в серьёз думаешь, что меня так легко объебать? - Ну… - пожал плечами Хёнджин. - Ах, ты засранец. Теперь оглядывайся по сторонам и не ложись спать на бок, ни то откушу, – Сынмин недовольно фыркнул, скрещивая руки на груди. - Продолжай раскручиваться вокруг борделей и наркопритонов. То, что все лидеры кланов убиты, ничуть не меняет ситуации. Начнется междоусобица. Возможно мы сможем и найти всех пропавших девушек, живыми или мертвыми, не важно, по крайней мере сможем вернуть контроль над общественным мнением. На сколько удалось продвинуться? - Так как мы действуем в одиночку и не с одобрения начальства.. то.. будет куда больше по времени, чем могло бы выйти. Из тридцати четырёх точек за ночь смогли зачистить только одиннадцать. И это лишь самые мелкие из них. - Главное не дайте себя раскрыть. Вы же делаете всё, как я велел? - Да. Без каких-либо опознавательных знаков и символики пробираемся, травим гадов изнутри и анонимно докладываем в штаб. Парни знают, что делают и ради чего делают, не беспокойся, – одарил Хёнджина ободряющей улыбкой Ким, – как в прошлом уже не будет. - И всё-таки интересно: как ты выжил тогда? В этом аду. - Эх, это была самая прекрасная и одновременно ужасная пусанская ночь. Клянусь, никогда не ощущал так близко дыхание смерти. Не забываемое впечатление. Гляди, – Сынмин задрал тёмно-коричневый рукав рубашки по локоть, – аж мурашки по коже. До перестрелки мы разбились на команды, чтобы взять порт в клешни. Снаряды, что были на контейнерах, рванули прежде, чем мы смогли понять, меня взрывной волной выкинуло в море. Но.. - Но? – уставился Хёнджин на Кима, требуя всем видом незамедлительного продолжения. - Там кто-то был. На лодках. Два года назад. Пусан. Республика Корея. Сильнейший за последние десять лет циклон захватил Пусан, устанавливая свои порядки. Часть кварталов была обесточена, на город спустились сумерки. И только грозовые раскаты освещали улицы, на которых плыли вырванные с корнями кустарники, скамейки, велосипеды и самокаты, оборванные сильным ветром плакаты с рекламных стендов и афиш. Все смешалось в убийственный водоворот разрухи. Два вертолета, рассекая капли обрушившегося на Пусан ливня несущими винтами, постепенно приближались к порту. Угроза крушения была катастрофической, но приказ двигаться дальше, от которого зависел исход всей предстоящей операции, был превыше всего, превыше собственной жизни, так как от него зависела жизнь десяток, а то и тысяч гражданских лиц. Сынмин, свесив одну ногу, сидел на краю открытой двери вертолёта. В его ногах лежала М4, с оптического прицела которой стекала вода. Он вслушивался в звуки сирен, объявленной в городе, перебирая промокший, но все еще тлеющий, между зубов папирос. - Командир – обратился к Сынмину парень, лицо которого было закрыто противогазом, а волосы убраны на затылок, – позвольте побеспокоится за вас! Прошу, отодвиньтесь от края, это слишком опасно! – пытался перекричать закладывающий уши дождь и шум, издаваемый винтом вертолёта. - Отста-ань, – протянул Сынмин, – дай насладиться зрелищем. Чувствую себя актёром в главной роли перед финальной серией! - Командир! Разве операцию не должен был возглавить Хван… ой.. то есть Принц. - По неизвестным мне причинам, его усадили за решетку. Ведется какое то следствие. Как только мы закончим, – выкинул папирос в открытую дверь, – потребуем ответа, а если понадобится, разнесем там все, чтобы освободить его. - Внимание! Мы приближаемся к портовым складам! Приготовьтесь к высадке! - Парни! – с воодушевлением обратился к товарищам по команде Сынмин, – у нас всего час, чтобы справиться со всем. Так давайте же наведем шороху и немного повеселимся! Сынмин накинул M4 на плечо и спрыгнул вниз, хватаясь за верёвку. Следом за ним по очереди начали спускаться сослуживцы. Ким, практически не касаясь земли, словно кошка, приземлился вниз и включил режим ночного видения, встроенный в глазницы противогаза, скрываясь за контейнерами, стоявшими в ряд по три яруса. - Операция по ликвидации Кристофера Бан Чана начата. - Помните, у вас не больше часа – прохрипел мужской голос в рацию. - Да, директор. Парни, вы слышали? Приступаем. По меньшей мере вокруг Сынмина собралось десять человек. Он, жестикулируя пальцами, разбил товарищей на две группы, после чего они разошлись в разные стороны, разделив порт условно на две зоны возможного столкновения с противником. Штормовые сирены продолжали выть в городе, а дождь, казалось, усилился в сто крат. Но ничего не настораживало то, как подозрительно тихо было в порту. Ни одной живой души или хотя бы признак на ее присутствие. Сынмин вместе со своей группой осторожно, шаг за шагом, приближался к портовому терминалу. - Командир, да здесь контейнеры с оружием на миллиарды вон. Не удивительно, что Бан Чан решил лично проверить целостность грузов. Сынмин сделал несколько шагов вперёд после чего резко остановился, не слушая, что ему говорят. - Откуда они здесь? – стал рассматривать прожектора, которые начали появляться плотной массой на контейнерах под разным углом и на разных ярусах, чем ближе они продвигались вглубь порта, – их не должно быть здесь, это не правильно! Внезапно порт озарило сотнями вспышек на фоне города, лишенного электричества из-за непогоды. - Ложись! – Сынмин рванул в сторону, хватая одного из товарищей за руку за собой, уклоняясь от пуль. - Это засада! Нас ждали! - Держать строй! Приготовиться к бою! Было крайне трудно занять позицию из-за открытой местности терминала, освещенного со всех сторон прожекторами. Пули летели в разные стороны, яростно вгрызаясь во все, с чем соприкасались. Они дырявили контейнеры, нарушая целостность товаров, находящихся внутри. Сынмин выглянул из-за укладчика, точным выстрелом в головы забирая на тот свет в двоих, но, заметив в окне терминала гранатомёт, подскочил со своего места и прыгнул как можно дальше. Мощный взрыв выбил стекла из кабины водителя, а огненное зарево ударило горячим потоком в спину Кима. Он с ощутимой болью во всем теле завалился на землю. - У нас потери! Повторяю! У нас потери! Нам срочно требуется помощь! – рацию Сынмина разрывало на второй линии от другой команды, уши заложило от взрыва, а в глазах всё плыло и темнело, – повторяю, нам нужна помощь! - Вставайте! Ну же! – кто-то подбежал к Сынмину, помогая ему подняться, – нам нужно перегруппироваться! Чёрт, ваши ноги! – сквозь многочисленные дырки на штанах сочилась кровь, осколки гранат задели ноги Кима, лишая возможности ходить самостоятельно. - Щенок… - надавил на кнопку рации, – щенок вызывает штаб, приём… нам… нужна эвакуация… повторяю… нам нужна эвакуация... Сослуживец донёс на себе Сынмина к отступающей команде и они скрылись в глубине коридоров контейнеров. - Щенок вызывает штаб… приём.. - В чём дело, почему они не отвечают? Вдалеке все еще слышались автоматные очереди. Вторая группа яростно вела бой, пытаясь отходить. - Все, кто еще может сражаться, выдвигайтесь на помощь, – Сынмин простонал от невыносимой боли, ему наспех перебинтовывали голени, стараясь остановить кровотечение, – обеспечьте отход второй группы. Сваливаем отсюда. Наши дни. - Что было потом? Что с лодками? Прошу тебя, скажи, – Хёнджин впал в неконтролируемую истерику, душа ныла, отчаянно скреблась в закрытые двери, желая освободиться от беспощадной пытки. - Мы осуществили организованный отход, однако контейнеры, в которых, как мы предполагали, находилось оружие, на самом деле были напичканы взрывчаткой. - Как вы?... - Прожектора. Их свет падал чётко на расположение детонаторов в каждом контейнере. И когда, казалось, что мы почти выбрались, началось огненное шоу. Грузы начали взрываться одним за другим, порт в считанные секунды охватило заревом. Кого-то сразу захватило огнём, – губы Сынмина подрагивали, а голос становился все тише и тише от болезненного кома в горле, – а кого-то разнесло на куски. Единственным вариантом спасения было пробираться к пристани. К воде. Но когда мы вышли к нему, контейнеры, что стояли позади, взлетели на воздух, меня взрывной волной выкинуло в море. Из-за травмированных ног я не смог самостоятельно всплыть, да и сил практически не осталось, потерял слишком много крови. - Кто-то достал тебя из воды. - Ага. Единственное, что я помню, это расплывчатые фигуры двух водолазов, И парня. Там был парень. На катере. Я не смог разглядеть его лица, он скрывался за капюшоном, а из-за сраного дождя в глаза в принципе хер что-либо можно было увидеть. - Почему ты ничего не рассказывал раньше! - Потому что ты и не спрашивал! – накричал в ответ на Хвана Сынмин, больше не выдерживая его пиздастраданий, – ты был настолько раздавлен, настолько закрылся в себе, что даже не смог по нормальному навестить меня в госпитале - прикусил язык, - присылал эти ублюдские лилии и корзину фруктов. Мне хотелось надеть тебе её на голову. Хёнджин запрокинул шею, едва сдерживая слёзы. Хотелось взять пистолет и пробить мозги, или же схватить нож и прорезать улыбку от уха до уха. Тяжесть вины за погибших товарищей оказалась настолько велика, что Хван планирует расплачиваться за неё до конца жизни, пока не искупит её. - Прости. Конченый эгоист. Я и представить не мог, что тебе пришлось испытать. - Знаешь, иногда твой эгоизм и умение лезть на рожон застает наших врагов врасплох, – попытался успокоить Хвана Ким, но вышло, как обычно, херово, – вспомни дело в Тэгу. - Это была чистая случайность. - Ах, случайность? – чуть не засмеялся Сынмин, – да ты специально позволил себя схватить! Только так мы смогли узнать все уязвимые места. Еще и прикинулся тогда полумёртвым. Ты можешь обманывать кого угодно, Джинни, но я то знаю, как ты любишь все заслуги отдавать парням, отводя себе второстепенное значение. Ладно, давай не будем. Так что тебе удалось узнать? Человек в маске. Ты нашел его? В кармане брюк Хёнджина завибрировал телефон. Он, не спеша, докурил последнюю сигарету в упаковке, словно оставленную на очередной чёрный день, которых у него сотни на каждом часу, и достал его. Восторг, предвкушение, азарт – все эмоции смешались в унисон. Хван прикусил губу, вскидывая вверх брови. Тело горело, трепетало, зудело от того факта, что добыча сама идет в руки и вовсе не сопротивляется. - Кто это? – покосился Сынмин на Хёнджина, не понимая, что заставило его впасть в экстаз. - Пора немного поработать, начальство сильно волнуется. А ты говорил, что там работают одни бездарности, – покрутил телефон перед лицом Кима, – вот, учись. Сынмин, ничего не понимая, остался в гордом одиночестве, один на один с хаосом квартиры Хвана. **** Алая дымка текла по земле, обволакивая ноги молодых парней и девушек. Они растворялись в искусственно разогнанном тумане. Их силуэты, словно серийная съемка, мелькали в периодически возникающих белых вспышках подцветок. Они обступили несколько лаферрари, задыхаясь в тесноте прижатых тел, и танцевали. Их движения были никчёмными, никакого особого профессионализма, никакой связанности между собой. Они обрывались, оставались не законченными, и на этих обрывках рождались новые. Несколько девушек, в укороченных до ягодиц шортах и бикини, забрались на крыши машин и изящно изгибались всем телом, проводя по нему пальцами, утопая в подступающем возбуждении. Они не испытывали никакого дискомфорта, никакой скованности, никакого отвращения и презрения, наслаждаясь тем, как их одаривали десятки и мужских, и женских глаз. Тюнингованная в языках пламени тойота на боку объехала танцующих, издавая будоражащий рёв под капотом. Две девушки выглядывали из её окон, распивая сладкое мартини, двигая задницами в такт замедлившийся музыке. Где-то вдалеке раздавались радостные вскрики и свисты. Две галлардо практически одновременно пересекли черту финиша. Они объехали друг друга по кругу и закружились, одновременно очерчивая шинами круги, визг которых заглушал десятки голосов, после чего синхронно остановились напротив. Двери приподнялись, и девушка, стоявшая в толпе, рванула к водителю серебристой галлардо. Он жадно прижал ее к себе, целовал, прикусывая губы, срывая желанный стон с её губ, и водил пальцами по её бедрам. Однако гул сменялся шепотом, музыка гнетущей тишиной, а танцующие повсюду люди в брендовых шмотках вокруг итальянских спорткаров расступались при появлении в поле зрения черной мазерати с чудовищно голубым светом фар. Они безуспешно пытались заглянуть внутрь салона, тонировка стёкол мешала увидеть водителя. Но проявлять чрезмерную любопытность было последним невежеством, ведь каждый на подобной тусовке знает, кто это. Разве невозможно знать Ли Минхо, одного из ярых фанатов навороченных итальянских тачек и опытных уличных гонщиков столичных улиц? Он может отрицать сколько угодно, что является лишь любителем, что появляется в подобных местах, чтобы развеять скуку и непонятную никому, кроме него, обременённость. Его уже признали. Им уже восхищаются эти капризные детишки, у которых вместо мозгов деньги, разврат и дешёвые потаскухи. Колёса скрылись за красной дымкой, а мазерати словно плыла по её поверхности, как неутешительный вердикт для тех, кто осмелился сегодня бросить ей вызов. Но все это лишь второсортная чепуха. Сегодня он здесь не ради этого. Не ради очередной лёгкой победы. Сегодня всё намного сложнее, и не факт, что Ли сможет выйти победителем. Он уже ощущает себя проигравшим, уже чувствует свой крах, но все еще продолжает бороться, чтобы добиться своей цели. Добиться Хан Джисона. Минхо судорожно бегал глазами, пытаясь отыскать в толпе разодетых клоунов одного единственного лицемера, лишенного всякого вкуса. Но это и нравилось ему. Нравилось, что за этой серой оболочкой посредственности скрывается прекрасное создание, не подпускающего к своей красоте никого, даже самого себя. Минхо остановился около линии старта, вышел из мазерати, ловя на себе полные уважения взгляды. Кинув ключи подбежавшему к капоту механику, он, не обращая ни на кого внимания, впрочем, как и всегда, уверенно двинулся вперёд. Этот мятный запах одеколона невозможно ни с чем спутать, его невозможно забыть и выкинуть из головы. Он навсегда стал тем образом, который беспощадно разрывал Минхо изнутри, вдыхая новый глоток жизни, смешиваясь с ароматом свежевыпеченного медовика. - Не надоело носиться туда сюда? Что за ребячество. Минхо облегченно выдохнул после десятиминутной беготни и наконец-то услышал желанный голос. Обернувшись, он впал в лёгкое оцепенение и, словно голодный зверь, давясь избытком слюны, рассматривал Хана, хватаясь глазами за каждую его частичку. Кожаные штаны облегали талию, выделяя её контур, от чего у Минхо всякий раз сносит голову, а чёрная футболка оверсайз, с разрезанными руками, оголяя плечи, гармонировала с свисающей набекрень шелковой рубашкой оттенка бирюзы. Волосы цвета горького шоколада лишили Хана образа замарашки. Вместо этого перед Минхо стоял уверенный, дерзкий во взгляде парень, который смог сочетать в себе всё самое лучшее. Он хочет его. Нежно. Грязно. Везде и сразу. - Что ты сделал с тем бельчонком? – усмехнулся Ли, удерживая каждое мгновение и каждое сказанное слово Хану, как самое сокровенное. - Запер в клетке. На одну ночь. Пускай подумает о своем поведении. - Согласен, ему требовалась взбучка. Но не переусердствуй. Жалко терять этого очаровашку вот так. - Так значит гонщик? – вскинул брови Джисон, продолжая упиваться бессмысленной для остальных игрой взаимных подколов, но имевшей смысл для них с Минхо, – это впечатляет. Одеваешься как плешивый аристократ, ходишь в дорогие заведения, но при этом возишься в грязи и пылюке. Что дальше? Раз уж решил показать мне все места своей славы, то не тяни, хватит интриг. Это ведь твой план, – развёл руками Джисон, – показать мне всю эту дикость… эту… свободу, а потом затащить в постель и трахнуть? - Трахнуть, – не стал отрицать Минхо, одобрительно кивая, – но не только. Секс лишь будет прекрасным дополнением, вишенкой на торте нашего с тобой маразма. Все самое интересное еще впереди. Но об этом мы поговорим после гонки. - Много на себя берёшь. Сосредоточься, иначе я стану свидетелем твоего позора. - Ты пожалеешь об этих словах, когда увидишь, чем все закончится, – Минхо ухватился за серебряную цепочку на шее Хана и сорвал её, – это на удачу, – положил в карман, возвращаясь к линии старта. Джисон улыбнулся, от чего в ту же секунду удивился и снова вернул холодное, отталкивающее выражение своему лицу. Он наблюдал за происходящей суматохой стритрейсеров. Они приоткрыли свои капоты, выпячивая на показ самое ценное, и с гордо вздёрнутыми головами позволяли девчонкам натирать их тачки, купленные за деньги богатеньких мам и пап. Хан, ослепленный обилием дорогих спорткаров, прохаживался вдоль машин, словно рассматривал композиции в выставочном зале, те самые, которые ограждены от зрителей, к которым нельзя подходить и дотрагиваться. Всё для Джисона было в новинку, всё было незнакомым, одновременно пугающим и непозволительным, как сладкий мучительный сон. Он немного опешил, когда увидел чёрный корвет, стоявший изгоем от остальных в сторонке, а его хозяин удручённо облокотился об голую бетонную стену. Из густой каштановой шевелюры, закрывавшая лоб и верхние веки, торчала белокурая прядь волос. Один глаз был закрыт повязкой, а вместо дорогой серьги-каффы была обыкновенная кнопка и какая то безделушка, напоминавшая по своей форме колокольчик. - Боже мой, – сделал несколько глотков ирландского эля Сан, – это место один сплошной модный приговор. Папочка против не будет? - Ты недалеко ушел. Этот цвет тебе идет куда лучше, чем красный. - О-о, а твой, как бы ты не пытался, все равно не скроет твою правильность и непоколебимость во всём, – улыбнулся Сан, случайно обливая свою футболку элем, мокрая часть прилипла к его груди, очерчивая накаченные мышцы, – но тебе всё равно идет, правда, - ругнулся под нос, осматривая футболку, - извини, делать комплименты совершенно не моё. Сонхва тут шепнул, что ты играешь на скрипке? – достал портсигар из заднего кармана джинс, – хочу обязательно послушать. Говорят скрипка - состояние души, и когда человек играет на ней, то все его эмоции и чувства сразу становятся известны окружающим. Словно исповедь. Поразительно, что музыка может делать с людьми. Почему ты здесь? Не важно, я уже знаю. Минхо и тебя приворожил своим дьявольским обаянием. - Это не так. Всё немного иначе. Враньё. Хоть раз скажи правду, твою мать, Джисон. Хоть один раз в жизни сознайся в своих желаниях и истинных целях. - Этот мир слишком жестокий по отношению к таким праведникам как ты, – хмыкнул Сан, с презрением рассматривая Хана, – твоя честность, твоя бескорыстность, которая на хер никому не сдалась, станет твоей могилой, – закурил коричневый папирос, с улыбкой выпуская клубы дыма на волю, – твое стремление казаться сильным такое идиотское, вся твоя беспомощность и слабость так и лезет наружу, потому что твои принципы всего лишь обман, пустышка, – выкинул папирос в лужу Сан, отрываясь от холодной бетонной стены, – скажешь откуда я все это знаю? Твое выражение лица так и кричит всю правду о тебе. Мой тебе совет, найди то, что действительно принесёт тебе счастье, станет твоим личным раем. - А что приносит счастье тебе? Быть обдолбанным и валяться потом в собственном дерьме? Это ты называешь счастьем? Сан сжал кулаки и, оставив выпад Хана без ответа, сел в корвет, выруливая к старту. - О, малыш! – подбежал к Джисону Пак, приобнимая за плечо, – вижу Сан завладел твоим сердечком! Он был одет в белую рубашку без рукавов, тело обтягивал угольный корсет, переходящий в зауженные джоггеры, а руки были скрыты по локоть чёрными бархатными перчатками, яркий вызывающий макияж в сочетании с малиновой укладкой волос создавал образ утонченной и изысканной натуры. - Тогда поболей за него сейчас, гонка обещает быть невероятной! - Что за вздор? – пробубнил под нос Хан, скидывая с себя руку Сонхва. Джисон был в шаге от того, чтобы уйти отсюда. Однако он пообещал самому себе, что застанет момент, когда мазерати пересечет финишную черту, оставляя всех позади глотать её выхлопы. Этого хотел не толь он, этого хочет и Минхо, давший всем своим видом понять, что нуждается в нём, нуждается именно в его поддержке. Необъяснимая связь, которая между ними установилась практически с первого дня знакомства, не позволяла так легко избавиться от тех чувств, что ими двигали. Хан от недовольства стукнул себя несколько раз по плечу, решив сдержать негласное обещание, оставшись здесь до самого конца. Вместе с Сонхва они подошли к линии старта, где уже собралась огромная толпа, скандируя имена водил и выкрикивая слова поддержки тем, на кого поставили кучу бабок в этом заезде. Как только грид-гёрл оказалась перед машинами, четыре монстра взревели в едином унисоне. - Мы все любим добиваться своего! Но помните одно – девушка выставила палец, вздёргивая подбородок – главное… не попасться, – двигатели прогремели в знак согласия, – внимание… - она подняла вверх руки, облизывая пересохшие от красной помады губы, в улыбке поворачивая голову к зрителям, – марш! – и до упора нагнулась к земле. Мазерати за считанные секунды вырвалась вперёд, оставляя корвет и еще два спорткара итальянской марки позади. Минхо ловким движением переключил передачу. Стрелка на спидометре быстрыми темпами перевалила за двести и продолжала набирать обороты. Фары противников в зеркале заднего окна становились все мельче. Однако оказавшийся неожиданно впереди корвет вырвался на первом повороте вперед Минхо, издевательски мигая задними фарами. Но это лишь раззадорило Ли. Он не собирался соревноваться сегодня на полном серьёзе, в особенности против Сана, они не могут быть противниками, дружба между ними перевешивает всякую конкуренцию. Сегодня Минхо здесь исключительно ради одного человека, который всё-таки остался ждать, чтобы увидеть его триумф, который он хочет разделить с ним, пускай даже на расстоянии. Ли поравнялся с корветом уже на следующем крутом повороте. Им было плевать на то, кто из них победить, важно, что они испытывали сейчас, рассекая по столичным улицам вместе, разделяя кайф от бешеной скорости на двоих. Хан, наблюдая за стремительно приближающимся мазерати обхватил себя от дикого волнения руками, вцепившись пальцами чуть выше локтей. Все внутренности выворачивались наизнанку, а мысли были заняты лишь одним словом. Победа. Победа. Пускай он победит. Стоять на одном месте становилось невыносимо, тело начало покрываться потом и неприятно зудеть под одеждой. - Копы! Копы! Нас раскрыли! Поднялась паника, люди рванули со своих мест. Хан растеряно поглядывал по сторонам, не понимая, что происходит. Вдалеке сверкали с десяток красно-синих мигалок, а вой полицейских сирен нарастал. Волнение переросло в страх. Ноги предательски подкосились. Хан сделал несколько шагов, пытаясь пробраться сквозь разбегающуюся толпу зрителей, однако ощутил сильный удар с боку, от чего завалился на землю, сдирая на локтях кожу. Джисон был готов заплакать, таким беспомощным и максимально уязвимым он не чувствовал себя еще никогда. Надо было уходить, когда появилась возможность. Какого чёрта остался? Ради кого? Странного придурка, что переплачивает за заказы? Мазохиста, который наблюдал со стороны как тебя обжимает какой-то парень в клубе? Хотелось от безысходности драть на голове волосы. Хан почувствовал сильную хватку. Всё происходило молниеносно. Минхо схватил Джисона за запястье и побежал с ним к мазерати, сажая на переднее пассажирское. Не успевая сесть, он отточеным движением вывернул руль, делая полукруг в другую сторону от приближающихся полицейских машин, и, резко переключив между передачами, с визгом шин, рванул вперёд. Минхо, в надежде оторваться как можно скорее, велял между узкими улочками пригорода. Две полицейские машины попытались перекрыть ему движение, однако столкнулись между собой, а мазерати, поднявшись по деревянным балкам, перепрыгнула их, моргая фарами. Разбив полицейские ряды на части, Минхо вывернул на трассу вдавил в педаль со всей силы, что имелась, радостно вскрикивая от ударившего по мозгам адреналина. - Разве это не улёт? – расслабленно откинулся на сидение, немного снижая скорость, – боже, давно не испытывал таких чувств. Тебе нравится? Минхо посмотрел на Хана и его улыбка разлетелась на мелкие осколки, полосуя паскудный язык. Джисон закрыл уши и склонился к коленкам, трясясь от страха напуганным зверёнышем. Ли остановился у обочины, пытаясь коснуться Хана. - Не трогай меня! – оттолкнул Минхо, разъедая заплаканным лицом до костей, – зачем я вообще попытался что-то поменять в себе? Какого хера увязался за тобой! Да ты идиот, Хан Джисон, раз смог доверится какому то сумасшедшему проходимцу! Да я.. Минхо притянул Хана к себе, робко, словно неуверенный в себе подросток, поцеловал его, смахивая с щеки слезинку. - Прости меня, – аккуратно убрал с мокрого лба Хана локон, прижимаясь к его лицу своим, не встречая сопротивления, а скорее, наоборот, едва уловимую податливость. - Я хочу домой, – всхлипывал Джисон, позволяя Минхо и дальше находиться непозволительно близко к себе, утопая в тепле державших его мокрое лицо от слёз ладоней. Минхо кивнул несколько раз, от чего их носы тёрлись друг об друга, вызывая у них приятный мандраж во всем теле. **** Легкое безумие человека всегда приводит к прекрасным, одновременно с этим ужасным идеям. Играть с ним становится опасно, исход может оказаться непредсказуемым. И Феликс, находясь во власти таких идей, получает от жизни все самое лучшее, самое неземное и несравнимое ни с чем удовольствие. Видеть, как все твои враги рвут друг друга на куски, оказалось куда прозаичнее, чем Феликс мог себе представить. Он не хотел, чтобы все заканчивалось, не хотел объявлять антракт в собственной постановке, ведь кульминация всего еще была впереди. И чем ближе Феликс подбирался к ней, тем больше впадал в беспамятство от наслаждения. Говорят месть – блюдо, которое подается холодным. Но только не в случае с Феликсом. Он нагрел его до сотни тысяч градусов и теперь издевательски прыгает через нарастающий пожар, подкидывая в него все больше дров. - Господин, вы можете замерзнуть. Я принесу вам горячего чаю. - Не нужно, – потряс в воздухе стаканом виски, – ты столько лет служишь верой и правдой. И не надоело терпеть мои капризы? – Феликс распластался по краю бассейна, в котором уже несколько часов плавал обнаженным, наслаждаясь лучами уходящего заката и появлением полумесяца на небе. - Я просто смог понять вас. Не думал, что вы окажетесь столь сильными и стойкими в этом мире. - Ох, когда вспоминаю день нашего знакомства, хочется раздолбать все к чертям. “Это смазливое личико, эти её лисьи глаза – так и хочется выцарапать” – недовольно цокнул Феликс, – мразь. Дворецкий усмехнулся от того, как Феликс паясничал, цитируя слова госпожи Бан. Он склонился к парню, подливая ему из хрустального графина новую порцию виски в опустошенный стакан. Феликс же отстранился от бортика, ложась спиной на поверхность воды, пытаясь как можно дольше держать у себя в голове мелодию фортепиано, что играли для него на веранде особняка из кофейного мрамора в два этажа. Звуки трескавшихся в уличном камине дров ласкали слух Феликса, вызывая расслабленность в теле, которое уже давно окоченело от холодной воды, но это ничуть не мешало наслаждаться маленьким мирком богатея, частью которого он никогда не являлся, но смог стать его главным героем. Быть всеми желанным оказалось проще, чем Феликс мог предположить. Главное показывать остальным то, что они хотят видеть, говорить то, что они хотят слышать, и тогда все двери становятся открытыми, а ты для них становишься единственным и неоспоримым центром внимания и благородства. Они готовы боготворить, возносить тебя до небес, не замечая, как сами же душат себя, сами хоронят заживо, вставляя безымянным крест в крышку собственного надгробия. А ему лишь остается положить букет цветов, прочитать проповедь и идти дальше. - Он здесь. - Да ладно, – присвистнул Хван, толкая дворецкого, осматривая скромное в кавычках поместье Ли. - Знал, что тебе понравится, – улыбнулся Феликс, продолжая плескаться в бассейне на спине. - Вы правы. Так меня разве что встречают только в борделях, – сел на раскладное кресло Хёнджин, наблюдая за очарованной непринужденностью Феликса, за тем, как он грациозно, словно львица, изгибается хрупким худым телом, заманивая в очередную ловушку, в которую Хван теперь вряд ли попадёт, либо уже попал, просто не осознает еще до конца. - Поверь, это намного лучше, чем ты можешь себе представить. Феликс подплыл к бортику и вышел из воды, накидывая полупрозрачный вишнёвый халат с глубоким вырезом на шее. Хёнджин же продолжал смотреть, на мгновение задерживая взгляд на шрамах, что были на руках парня. - Вы всегда так делаете? - Что именно? - Принимаете в гостях работника казино, которого наняли, виляя перед ним голой задницей? – усмехнулся Хван, подмечая идеальный контур ягодиц Феликса, – я, конечно, не против, могу ублажить вас прямо сейчас, но боюсь, что вашим людям, которые охраняют это чудесное место, словно крепость, не понравится. - Эх, значит, сюрприз не удался, – Феликс сел напротив Хёнджина. - Ну, учитывая всё то убожество, что я увидел там, кое-что меня всё-таки смогло удивить. - И что же? – Феликс наклонился вперёд, заинтересованно склоняя голову к плечу, улыбаясь Хвану. - Например, ваша актерская игра. И то, как люди верят вам. Вы ведь могли выиграть, зачем подтасовали карты? Даже порвали для этого свой прелестный аксессуар на жилете, который, наверняка, измерялся несколькими жизнями этих богатеньких идиотов, – Хёнджин забрал стакан из рук Феликса, болтыхая в нём оранжевую жидкость, представляя, как сильно и приятно она обжигает его горло, – возможно, если бы дилер оказался полным лузером, то тасовка по-индийски для него действительно самый простой способ из всех. Но даже новички должны знать, что подобным образом можно подмешать карты в пользу игрока, – опустошил стакан, – а еще венецианская маска, сделанная на заказ. Прям одна сплошная комедия. - Правда действительно заключается в том, что все, как ты выразился, они лишь богатенькие идиоты. Они хотят пить дорогое вино, ездить в сопровождении шофера на напыщенные мероприятия затем, чтобы потешить своё самолюбие. Свою исключительность. Я всего лишь маленькая безобразная фея, что исполняет их желания. Разве в этом есть что то плохое? Приносить людям радость? Зато смотри, как они благодарят меня, – оглянулся оценивающим взглядом по сторонам. - Так это правда. Вот почему Хан Джун вытащил тебя, – перешел на неформальное общение Хван, – новая звездочка, и всё такое. Я два года пытался выследить тебя. Все наивно полагали, что вас девять. - Мне нравится. Наконец-то ты начинаешь соображать. Возможно зря я тебя недооценил, – выдохнул Феликс, откидываясь на шезлонг – жалко их всех, умерли такой страшной смертью. Кстати, а тебе понравился мой подарок? Нет ведь ничего ценнее, чем спасенная жизнь ближнего твоего. И правда, самая страшная и захватывающая пусанская ночь, которая только была. А главное, все в стиле голливуда, который так любит господин Ким, – рассмеялся Феликс, немного приподнимаясь в сидячее положение. - Что? – недоумённо выгнул брови Хван, боясь услышать то, во что поверить было крайне сложно. - «Я не смог разглядеть его лица. А из-за сраного дождя в глаза в принципе что-либо можно было увидеть». Ну а так? Видно хорошо? Да. Очень.