100 и 1 ситуация

то, как орочимару делал минет, не описать словами. ни единым прилагательным, кроме как, кабуто сам так выразился, глубоко вдыхая после оргазма, охуенно. это было охуенно. то, как он ритмично насаживался ртом на член якуши, обсасывал головку, скручивал язык у самого основания, проходился им по венкам, брал так глубоко, сдавливая стенками горла — вот, что значит охуенно. а добавь к этому длинные пальцы, легко скользящие внутри, сгибающиеся, трогающие простату — так под закрытыми веками вспыхивали искры; собственные пальцы впивались то в обивку дивана, то в свои же ноги, исполосывая их красным, то в чёрные локоны, не находя себе правильного места; горло драло протяжными громкими стонами наперебой с соскальзывающим именем орочимару. конечно, кабуто тоже пытался соответствовать уровню оральных ласк, который поставил его муж, но он был лишь иногда близок, хотя и сеннин своими покуливаниями, хриплыми «малыш» и румянцем на щеках — как обычно, почти никаких слов — говорил, что ему хорошо, якуши определено был не так охуеннен в этом. а почему? потому, что язык орочимару охуенен. кабуто сорвался на фальцет и кончил на лицо сеннина, изогнувшись. мужчина только довольно улыбнулся и вынул пальцы из ануса якуши. завязал и откинул в куда-то рядом только что снятый с них презерватив. — умница, мальчик мой, — орочимару дотянулся до салфеток на тумбе и аккуратно вытер ими свои щёки, бледные губы. быстро поцеловал кабуто в живот и оставил засос на внутренней стороне бедра. — пиздец, — тяжело выдохнул якуши. слегка подтянулся на руках повыше, запрокинув голову и оперевшись затылком о спинку дивана. — резонно, — усмехнулся орочимару, поглаживая мужа по ногам. кабуто, прикрыв глаза, захихикал слабо — насколько хватило воздуха. и вновь обмяк. — где ты так, черт возьми, научился? — всё дело в языке, любимый, и в умении им управлять, — орочимару пожал плечами, переплетая свой хвостик снова, ведь якуши в порыве чувств взлохматил его. — блять, женись на мне… — я уже. — охуенно. ненадолго повисла тишина, прерываемая рваными вздохами ирьенина. — слушай, орочи… — кабуто наконец нашёл силы и оторвал голову от спинки дивана. — чего, милый? — странный вопрос, который, наверное, должен был возникнуть раньше… орочимару поднял на кабуто свои янтарные глаза и вопросительно вскинул бровь. — насколько длинный твой язык? — не проверял, — мужчина вновь пожал плечами, — а с чего ты вдруг спросил? — странно, но я пиздец хочу его в себе почувствовать, — кабуто прикрыл веки, тяжело вздохнул. сошедший ранее румянец возвращался вновь, однако мозг, в который судорожно бился стыд, отказывался пускать его даже на порог, убаюканный возбуждением. — малыш, ты только что кончил. — в этом и смысл, орочи. ты минут десять елозил у меня в заднице пальцами, не помру, — усмехнулся якуши, тут же умоляюще глядя на мужа, — я правда хочу этого, пожалуйста. — ну раз ты так просишь, милый, — орочимару высунул свой язык и медленно приблизился к мышечному кольцу. широким слитным движением слизывая сладкую смазку. якуши задохнулся. орочимару исподлобья скользнул по кабуто огненно-желтым взглядом. столкнулся с желанием в глазах ирьенина и окончательно сдался: — я не могу тебе отказать. мужчина надавил на бёдра кабуто, разведя их пошире в стороны. и неторопливо, кивнув перед этим мужу и получив согласие ещё раз, аккуратно ввёл свой язык. внутри слегка расширил его и тронул чувствительную после первого оргазма простату. — ох блять! — кабуто вскрикнул и его вновь выгнуло. его голова сама вскинулась и уперлась затылком в спинку дивана. — господи! орочи-и-има-ах-ру! пальцы вновь утонули в чёрных локонах. орочимару хмыкнул довольно и покрепче вцепился ногтями в кожу бёдер кабуто, пресекая попытки отстраниться от него, глубже проник языком внутрь. челюсть слегка свело. якуши в руках мужчины задрожал мелко, подогнул пальцы на ногах. появилось жгучее желание свести бёдра вместе. однако только получил новую порцию оглушающего удовольствия, выгибаясь. — блять, орочи, трахни меня своим языком, о господи! — кабуто вновь застонал, когда длинная мышцы вновь начала извиваться в его теле, дав лишь несколько секунд на пару глубоких вздыманий груди. — это…ах… это даже лучше. мх! ощущается лучше члена-ах! несмотря на то, что почти весь язык находился сейчас в дрожащем и стонущем мужчине под ним, уже выпирая сквозь тонкую кожу, а челюсть сводило от каждого движения, слова орочимару звучали даже слишком отчётливо: — как пожелаешь, малыш, но достоинство своего члена я ещё отстою. мягкий смех кабуто потонул в новой волне громких стонов.