Багратиана

Впервые очутившись в блестящей имперской столице, юный Багратион оказался донельзя смущён. Балы, великосветские приёмы, шумный Голицынский дом — всё это казалось ему иным миром, живущим по своим правилам, которые далеко не каждый способен истолковать. Пётр стеснялся всего: своей дикой внешности, манер, сбивчивой речи. После стольких лет, проведённых на границе в кругу простых солдат и офицеров служивых, образ выражения мыслей, принятый в высшем свете, сбивал юношу с толку. А уж многозначные фразы, пересыпанные витиеватыми шпильками на языках просвещённой Европы, окончательно лишали его дара речи. Бойкий жизнелюбивый характер никак не мог пробиться сквозь скованность и отстранённость провинциального недоросля. И если бы не княжна Анна, его верная помощница в любых начинаниях, Петру вряд ли бы удалось освоиться так ловко и скоро. Выросшая в Петербурге, принятая высшим светом и обласканная его милостью, она уделяла младшему родственнику так много внимания, как только могла. Наедине они говорили обо всём на свете, делились историями собственных жизней: княжна рассказывала ему обо всех столичных заботах и потрясениях, он сам с грустной улыбкой вспоминал о родных степных просторах Кизляра. В присутствии старших они, позабыв о приличиях, то со смехом перешёптывались на грузинском, обсуждая очередного важного господина, наведавшегося с визитом к мужу его доброй подруги, то Анна в свою очередь мягко подталкивала робеющего юношу навстречу сверстникам, с любопытством присматривавшимся к новому лицу, столь внезапно объявившемуся на многих собраниях. Спустя пару недель Пётр уже завязывал знакомства самостоятельно. Благодаря мудрым наставлениям благодетельницы, её кратким, но ёмким урокам, он чувствовал себя всё более непринуждённо в петербургских салонах. Говорил отрывисто, прямо, выделяясь своей простодушной манерой даже среди заслуженных мастеров слова. Вся сия подготовка сполна пригодилась впоследствии: перед светлейшим князем, от представления которому тогда зависела вся его будущность, он не ударил в грязь лицом. И даже обратил на себя внимание всесильного Потёмкина в большей мере, чем мог рассчитывать прежде. Вскоре он покинул столицу в поисках славы, дабы спустя годы вернуться и быть принятым в общество на правах военного дарования, окружённого почётом и благоволением сильных мира сего. Что же до манеры излагать свои мысли, мало в ней что поменялось за минувшие годы. Русский язык стал для него родным ещё тогда, в Кизляре, славившемся пестротой нравов и многоголосием своих обитателей. Языки востока и юга никогда не сливались, не теряли собственной силы рядом с поселенцами севера, и Пётр воспринимал их наречие с равным вниманием и прилежностью. Со временем заняло оное в его жизни место заглавное, но никогда язык его деда, отца, матери — всего их обширного рода — не стал для него чужеродным иль неприемлемым. Он рос в его окружении, впитал его вместе с русским, и даже если последний нёс на себе певучий отзвук языка его предков, Багратиона сие обстоятельство беспокоило мало. Ведь именно в нём и заключалась вся его нехитрая суть.