***
Искра переполняющей радости мгновенно сверкнула в душе писателя: она растеклась тёплым одеянием, перекрывая собой застывшую тревогу. Яркий свет белой лампы хладнокровно ослепил глаза, рисуя до дрожи знакомый облик, издавая шум журчащей воды. Джон до последнего не верил, что видит перед собой Егора. Радостное состояние вмиг сменилось лёгкой неуверенностью, растворяясь в ярких пеленах: ноги двинулись вперёд, а руки развелись в стороны, готовясь заключить журналиста в крепкие объятия. — Я так испугался за тебя, — едва слышным голосом произнёс Джон, ощутив в горле сдавливающий ком эмоций. Он в ту же секунду вжался в грудь Егора трепетно бьющимся сердцем, обвив его спину холодными ладонями: он сжал в кулаках его футболку, устало прикрыл глаза и тихо выдохнул, чувствуя любимое тепло. В глубине души Джон боялся, что всё это всего лишь мираж, который снова сменится одинокой квартирой. — Джон, что случилось? — удивлённо спросил Егор, приложив ладони на спину писателя. Услышав родной голос, Джон лишь сильнее прижал к себе друга: он чувствовал, как всё тело окунулось в омут сладкого облегчения. Теперь всё было хорошо – Егор в целости и сохранности. Однако сообщение от неизвестного номер и изрезанная замочная скважина по-прежнему заставляли его заметно насторожиться. — Линч, г-где ты был всё это время? — дрожащим голосом прошептал Джон, всё ещё не веря в происходящее. В изумрудных глазах засияло неподдельное удивление и глубокое непонимание. Казалось, словно Линч не имел никакого понятия, о чём так нервно спрашивает писатель. Он лишь шумно выдохнул и тихо поставил на стол упавшую кастрюлю. — Ну как видишь, я снова целый день торчу дома: то за ноутбуком сижу, то стараюсь домашними делами заняться, — в его глазах сияла безмятежность. — Если совсем ничего по дому не делать, тогда точно грязью заросту. Его голос звучал спокойно и мелодично, словно медленно заводя в сладкий сон уставшее сознание. Однако от услышанного Джон не только не расслабился, но больше насторожился, понимая, что здесь что-то не так. Он почувствовал, как ноющее волнение вновь овладело им. — В смысле? — потрясённо пробормотал он, отойдя от Егора. — То есть ты сегодня с утра был дома? — Ну да, — в голосе слышалась уверенность. — А к чему такие вопросы? Всё нормально? Смотря в изумрудные глаза, Джон начинал отчётливо понимать, что журналист не знает о его утреннем визите, о звонках, и, кажется, о странном сообщении. Возможно, Егор и вовсе никуда не уезжал, что начало до глубины души раздражать Джона: он чувствовал себя обманутым собственным лучшим другом. — Значит ты решил так приколоться надо мной? — его голос делался грубым и твёрдым. — Ну чё, смешно было наблюдать за тем, как я за тебя волновался, придурок? От резких и неожиданных фраз спокойствие журналиста покрылось волной ответного раздражения и непонимания. Казалось, сейчас они снова готовы были вцепиться в души друг друга, раня их острыми когтями, чувствуя, как жжёт резанные раны. — Джон, какого чёрта ты орёшь на меня? — Да потому что ты поступил как де... — он внезапно оборвал себя на полуслове. — Неважно, но зачем так было делать? — Да что я сделал не так, мать твою? Ты можешь нормально объяснить? — начал повышать голос Егор, смотря ему прямо в глаза. — Конечно же это не ты сегодня не отвечал мне на звонки, это не ты написал мне грёбаное сообщение с левого номера, что ты якобы уехал и тебя не нужно беспокоить, — в голубых глазах сиял гнев. — Я сам себе всё это выдумал, действительно, и сам тебе эту замочную скважину испоганил, да? Джон продолжал взрываться переполняющей его злостью, переступая все границы и выговаривая обидные слова, которые никогда бы не произнёс в спокойном состоянии. Им полностью овладели эмоции, не позволяя мыслить разуму. — Что ты несёшь? — ошарашенно высказал Егор, нервно смотря на друга. — Какое мать твою сообщение? И да я не отвечал тебе на звонки, потому что мне было некогда, и с этой скважиной... — он внезапно смолк, будто вспоминая. — А-а это я ключи дома забыл и пытался инструментами открыть. — «Что? — с недоверием мысленно прошептал Джон. — Тогда какого хрена?» Внимательно посмотрев в глаза журналиста, писатель увидел лишь глубокое непонимание и необъятное удивление, которое полностью развеяло собой теорию, что Егор мог нагло лгать. Джон старался увидеть в них хоть каплю беспокойства или насмешки, однако в ответ находил лишь правду. Линч не имел понятия, о чём твердили его слова. — Н-но ты... — неловкая пауза. — Или кто-то написал мне сегодня утром, что ты уехал чёрт знает куда. Понимая, что на словах ничего не доказать, Джон нервно вынул из кармана телефон и начал быстро листать по сенсорному экрану, желая как можно скорее найти странное сообщение. — Джон, я был весь день дома, какое сообщение? — растерянно повторял Егор, не отводя взгляда в сторону. Как только на экране отразилось эхо утреннего визита, писатель в тот же миг облегчённо выдохнул и спешно протянул телефон журналисту. На мгновение он поверил, что сообщение ему всего лишь показалось. — Вот, смотри, — нервно начал он, — теперь, когда я показал тебе это сообщение, ты до сих пор будешь утверждать, что ничего не писал? Внимательно прочитав сообщение, Егор недоверчиво и как-то странно скривился в лице, словно о чём-то пристально размышляя. Казалось, он что-то знал об этом сообщении, однако выдавал себя за человека, который видит его впервые. Это позволяло заметно насторожиться, понимая всю странность происходящего. — Я понятия не имею, кто это написал, — спокойным голосом пояснял Линч. — Номер точно не мой. Может кто решил приколоться над тобой? Последние слова прозвучали с лёгким смехом, который сразу же заставил Джона заметно призадуматься и медленно забрать телефон назад. — Но, Линч... — Да не писал я тебе, говорю же, — с искренней улыбкой продолжал твердить Егор, едва касаясь ладонью спины писателя. Безмятежность в голосе близкого друга позволяла беспокойству отступить назад. Временами Джон чувствовал, что упускает что-то важное, однако в то же время ощущал хрупкую уверенность. — «Он дома, с ним всё в порядке, тогда какого чёрта я не могу успокоиться?» Однако эта мысль осталась в прошлом, как только в голове возникло громкое осознание: стоя на светлой кухне, со спокойствием смотря друг на друга, они позабыли о серьёзной ссоре. Казалось, Линч напрочь забыл, что днями ранее бросил горькие слова, говоря, что между ними всё кончено. Внимательно наблюдая за приятной безмятежностью, писатель лишь облегчённо вздохнул: он понимал, что лучше прояснить это сейчас, чем оставить недосказанным. — Ну что, мир? — уверенно спросил Джон, ожидая ответную положительную реакцию. — Но мы же не ссорились, — с лёгким удивлением в голосе произнёс Линч, убирая столовые приборы. В этот момент писатель слегка поменялся в лице, с удивлением посмотрев на журналиста. Он старался увидеть в его глазах искренность, которая была нужна в тот момент. — Ну... — неуверенно начал он. — В лесу, помнишь? Когда Лукас пропал, забыл что ли? — А-а, точно, — с неловкой улыбкой пробормотал Егор, нервно отведя взгляд в сторону. — Да, я уже и не держу на тебя зла. Опустило. Последнее слово прозвучало так холодно и мрачно, словно окунулось в ледяную воду, которая уничтожила собой тепло. Создавалось невольное впечатление, что Егор затаил свои настоящие эмоции где-то в глубине усталой души, выпуская наружу лишь ложь. Однако его спокойствие не позволяло тьме полностью затмить собой сознание: Джон верил ему, спрятав в себе глупые сомнения.***
Ночь полностью накрыла собой небо, не оставив на нём ни капли тусклого свечения: оно сделалось полностью чёрным, словно утонув в бесконечном мраке. Тишина ласково пробежалась по тёмным комнатам, успокаивая собой спящее сознание. После «примирения» Джон не поехал обратно в город, решив, что лучше остаться ночевать в доме журналиста. Оставив произошедшую ситуацию, он помог Егору прибрать оставшиеся вещи и предложил провести время за просмотром фильма. Так он решил утвердиться, что всё действительно в порядке. Однако скучное экранное сопровождение внезапно начало клонить писателя ко сну: удобно расположившись на диване, Джон и не заметил, как погрузился в беспокойный сон. «...Джон, помоги мне... Прошу тебя, не оставляй меня... Помоги... Ты мне нужен, Джон... Помоги мне, прошу... Помоги... Не оставляй, не оставляй... Я нуждаюсь в тебе, я нуждаюсь в тебе...» Призрачный шёпот пронзал холодом спящее сознание, заставляя испытать страшную тревогу и отчаяние: в груди чувствовалась давящая боль, дыхание становилось судорожным, веки нервно зажмурились, а ладони растерянно блуждали по дивану. Казалось, Джон вот-вот потрясённо откроет глаза, однако что-то неведомое не позволяло ему вырваться из тьмы. — Нет, пожалуйста, нет... Линч, не уходи, прошу тебя! — слова горьким шёпотом срывались с его уст. На последнем слове, таком пронзительном и болезненном, тело словно вышло из состояния паралича: почувствовав свободу, Джон распахнул глаза, спешно вскочил с дивана и начал нервно оглядываться по сторонам, словно ища в воздухе поддержку. Его глаза внезапно потемнели, как только в голову пришло страшное осознание – тёмная комната полностью пуста. — Что за чёрт? — нервно процедил он, невольно отходя назад. В этот момент всё сознание перевернулось вверх дном, позволяя кошмарному сну завладеть реальностью. Создавалось пугающее впечатление, что всё ранее – лишь неудачная шутка, которая позволила Джону на мгновение поверить в её искренность. Он с болью представлял, что находится в доме совершенно один, а Егор – всего лишь мираж его уставшего сознания. — Н-нет, это не может быть правдой, это просто невозможно, — начал хрупко подбадривать себя Джон. — Я точно виделся с ним, обнимал и... держал его за руку. Последние слова ввели его в ступор, как только сознание вспомнило, как его рука с теплотой коснулась ладони журналиста, – это произошло неосознанно и нежданно, однако Линч будто и вовсе не заметил внезапного прикосновения. В то время, когда в душе писателя играли искры нежности, в сердце журналиста отражался пугающий мрак. Однако мысль быстро позабылась, как только в нескольких метрах от гостиной комнаты послышались знакомые звуки: ящик неприятно и почти не слышно скрипнул. Облегчённо переведя дыхание, Джон обзавёлся надеждой, что Егор находится на кухне. — Ну и какого я снова запаниковал? — с недовольством на себя выругался Джон. — Хотя чего я удивляюсь: у меня что ни ситуация, то сразу паника. Только сейчас, внимательно оглядев диван, писатель заметил, что всё это время спал под тёплым одеялом. На его лице блеснула мягкая улыбка и после сразу же исчезла: какой-то странный громкий звук вновь разразил собой тишину. Казалось, Егор начинал что-то готовить почти в четыре часа утра. — И чего ему не спится? Опять наверное бессонницей страдает, — внимательно рассудил Джон, вспоминая жалобы близкого друга. Прислушиваясь к звонам посуды, он тихими шагами вышел из гостиной комнаты и уверенно двинулся в сторону кухни, подсвечивая себе путь фонариком телефона. Свет во всём доме был погашен, что несомненно настораживало Джона, позволяя страшным мыслям захватить всё ещё сонный разум. — Что он там решил умудриться приготовить в темноте? — глубокий вздох. — Это совсем на него не похоже. Да, он страдает бессонницей, но никогда не ел ночью и уж тем более не пошёл бы заниматься готовкой. Мысленно анализируя сложившуюся ситуацию, понимая, что здесь что-то не так, Джон аккуратно подошёл к дверному проёму и осторожно заглянул на кухню. Среди кромешней темноты он смог разглядеть лишь чёрный силуэт человека и чего-то изредка сияющее в его руке. Понимая, что Егор и вовсе не замечает его присутствия, Джон протянул руку к выключателю и зажёг яркий свет. Ослепив себя белым свечением, писатель сразу же зажмурился от ноющей боли в глазах. Он нервно прикрыл их ладонью, пытаясь привыкнуть к большой яркости. — Д-джон. Я думал, ты спишь... — потерянно и сухо, каким-то не своим голосом произнёс Егор. Услышав непривычное звучание, Джон в ту же секунду широко раскрыл глаза, боясь увидеть перед собой чужого человека. В голубых глазах отразился облик Егора: он был нездорово бледный, рассеянный и усталый – всё это можно было списать на бессонницу, с которой он не мог разобраться долгое время. Однако, как только Джон невольно взглянул на руки журналиста, на его лице выразился неподдельный испуг: в правой руке Егор держал кухонный нож, а на левом запястье разразилась резанная рана, из которой стекала тёмная кровь. Это подвергло Джона в небывалый шок, в котором сочетался кошмарный сон. — Линч, ты что творишь? — с криком процедил он, выражая смешанные эмоции необъятного испуга и злости. Спешно подойдя к Егору, Джон сразу же выхватил у него нож и отбросил в раковину: громкий треск заставив журналиста вздрогнуть от неожиданности. В изумрудных глазах сквозили страх и пустота, в которой не светился отблеск жизни. — Джон, это не то, что ты подумал, — начал оправдываться Линч, — я хотел отрезать хлеб, но из-за темноты случайно порезался... — Так какого чёрта ты не включил свет? — внезапно перебил писатель, пылая тревогой и злостью. — И ты никогда раньше не ел по ночам, тогда почему сейчас ты... Он внезапно смолк, как только к горлу подкрался страх неизвестности: он окутал его с головы до ног, не позволяя сдвинуться с места и успокоить бушующие эмоции. Вместо тёмно-красной крови по запястью стекала капля густой чёрной жидкости. — Л-линч, — с нервным смешком начал Джон, — что это? Ты сейчас снова прикалываешься надо мной? Почему... почему кровь чёрная? Испытывая неистовое волнение, он спешно схватил со стола белое полотенце и осторожно прижал его к кровоточащей ране. Он чувствовал, как сердце терзают пугающие сомнения, порождая собой неуверенность. Джон мысленно молился, чтобы всё это оказалось сном, однако понимал, что всё увиденное, – неподдельная реальность.***
— Я в порядке, — убедительно повторял Егор, лишь иногда зажмуривая глаза от резкой боли. Сев за кухонный стол, он пытался всеми силами убедить встревоженного писателя, что ничего страшного не произошло: он чувствовал лишь какое-то неприятное покалывание, которое заставляло нервно поджать губы. Всё казалось каким-то туманным и чужим, пока в его душе бушевал страшный холод. — Замолкни, просто молчи, — серьёзным голосом приказал Джон, спешно открывая перекись. После того, как он увидел перед собой «кровавую» картину, его сознание покрылось волной паники: не теряя ни секунды, он затянул полотенце на запястье Егора и судорожно схватил с верхней полки аптечку. Переживая внутридушевный кошмар, который не давал ему спокойно вдохнуть воздух, Джон сильно тревожился за состояние дорогого ему человека. Он боялся, что порез очень глубокий и мог задеть вену. Нервно вынимая из коробки бинты и другие лекарства, писатель время от времени обеспокоенно смотрел в изумрудные глаза: он боялся, что они внезапно закроются. Боялся из-за такой глупости навсегда потерять самого дорогого человека. — Но, Джон, со мной ничего страшного не случилось, — продолжал со спокойствием объяснять Егор. — Ага, да. Ты полоснул себя по руке – это по-твоему ничего страшного? — с нервным смешком высказал Джон, сдерживая в себе внутридушевный гнев. Наряду с глубоким волнением писатель испытывал раздражение: он искренне не понимал, почему Линч выключил свет во всём доме, оставив лишь звенящую тишину. Он нехотя наблюдал, как в голове трепещется жуткая мысль того, что Егор мог сделать это специально. Пылая в горьком омуте, Джон начал аккуратно разворачивать полотенце на запястье журналиста, чувствуя, как замирает собственное сердце. Вспоминая увиденную ранее черноту, он не хотел видеть её вновь. Ему было проще представить, что это всего лишь помутнение собственного сознания. — Я надеюсь, ты не пытался... — неловко начал Джон, ощущая, как дрожат холодные пальцы. — Как ты вообще мог о таком подумать? — с ярким удивлением перебил Егор. — Я же говорю, что просто порезался. Осторожно сняв с запястья полотенце, писатель с чувством необъятной тревоги взглянул на ярко выраженный порез. По его телу прокатился колющий холодок, как только в голубых глазах отразились чёрные пятна крови: они неприятно размазались по коже, окрасив её во мрак. Казалось, словно чернота медленно поглощала собой журналиста, тем самым морально ударяя по сердцу писателя: она словно пронзала его острым ножом, выворачивая наизнанку и превращая в сгусток неизвестности. Создавалось невольное впечатление, будто чёрная кровь перенимала облик нечто – того, что находилось за гранью понимания. — Л-линч, но почему... — нервно начал Джон, пытаясь не дать волю эмоциям выплеснуться наружу. — Это же ненормально, чёрт тебя возьми! Однако в ответ на повышенный тон голоса послышалось лишь немое молчание: оно в тот же миг сковало писателя в омут глубокой растерянности, в которой он находил лишь своё дыхание и непонимающий взгляд Егора. В голубых глазах заиграли искры животного страха, как только он прикоснулся к запястью близкого друга. Всё тело пронзилось пугающей пустотой, в которой Джон начинал терять самого себя, отдаваясь страшной неизвестности. Сознание спуталось, сделалось туманным и пустым.«Находясь глубокой ночью в тёмном доме, чувствуя холод и смятение, Джон с недоверием осознавал, что не ощущает пульса на запястье Егора»