***
Спокойствие покрылось необъятной чернотой, полностью затерявшись в густом омуте страха. По всему телу пробежались неприятные мурашки, заставляя сознание нервно блуждать из стороны в сторону, пока в горле застыл ком шокового состояния. Воспоминание мёртвой тишины раздирало бьющееся сердце, заставляя испытать страшное опустошение. Ощутив на холодных пальцах пугающую пустоту, Джон почувствовал, как весь внутренний мир с душераздирающим грохотом рухнул, оставив после себя потерянность. Перебинтовав порезанное запястье, он молча проводил Егора до спальной комнаты, пристально проследив, чтобы журналист лёг в кровать. Угнетающий ужас, испытанный минутами ранее, не смел оставлять писателя, заставив спешно скрыться в отдалённой комнате. Казалось, словно душа внезапно окунулась в ледяную воду, крепко сжалась и с пронзительным криком оглушила собой тревогу, которая так беспощадно раздирала её изнутри. Судорожное дыхание и жжение в груди не давали переосмыслить ситуацию, заставляя отчаянно бродить по комнате в надежде найти душевный покой. — С-сука, как такое возможно? — шёпот нервно срывался с подрагивающих губ. — Он же... Он не может быть мёртвым. Но тогда почему я не чувствую его пульса? Мрачные вопросы остро пронзали ночной холодный воздух, позволяя ощутить страшную тягость на душе. Всё словно медленно угасало, переставало иметь какой-либо смысл, кроме одного – наконец понять, что здесь происходит. — И когда я обрабатывал ему порез, то ни разу не заметил, чтобы он дёрнулся, хотя рана там была глубокая. Я даже хотел позвонить в скорую, но он наотрез отказался. Он словно чего-то боится, будто знает, что... — его голос потерянно смолк, выразив в себе опустошение. Находясь в запертом помещении, Джон не чувствовал себя в полной безопасности: он перестал доверять тишине и видеть в ней спокойствие. Теперь она казалось жуткой, чёрной и бесконечной, что так сильно било по сердцу парня. Он не мог найти покой, мысленно представляя, как агрессивно дёргается старая ручка двери. Ему казалось, словно Егор вот-вот гневно ворвётся в его комнату и оглушит его смертельным ударом, совершенно не осознавая собственных действий. Джон каждый раз нервно вздрагивал, будто слыша, как в тишине гуляют тяжёлые удары по хрупкой двери. Он словно медленно сходил с ума, чувствуя, как сознание погружается на самое мрачное дно. — М-мне нужно прекратить об этом думать, — пытался успокоить сам себя Джон. — Просто нужно забыться и утром на свежую голову всё переосмыслить. Может я что-то неправильно понял? Пытаясь взять себя в руки, он не мог понять, как смог упустить момент истошного молчания. Тревога и отчаяние полностью завладели его сознанием, не позволяя отступиться назад или убежать прочь от навязчивых мыслей, – всё было каким-то блеклым и чужим, сплетаясь в единый ком негативных эмоций. Они забрали собой былое спокойствие, не позволяя сомкнуть голубые глаза.***
Беспокойная ночь спешно сменилась алым рассветом, затерявшись в его ослепительно ярких пеленах. Золотистое солнце тихо пробежалось по горизонту и плавно взлетело вверх, задевая собой ещё спящие лесные просторы. Оно ласково прокатилось по небу, разгоняя собой кучевые облака, угрюмо смотрящие в приоткрытые окна тёмного дома. За время ночной тьмы писатель так и не смог погрузиться в сон: угрюмая тревога не смела отпустить его изнурённое сердце, оставляя за собой подавленное состояние. Лишь иногда, отпуская пугающие мысли, Джон неосознанно засыпал и в тот же миг со страхом вскакивал, слыша призрачный шёпот. — Я так больше не могу, — в его голосе слышалось бессильное отчаяние, пока голубые глаза устало смотрели в сторону сияющего окна. Затерявшись в жутком моменте прошедшей ночи, Джон не переставал терзать себя бесконечными мыслями: он чувствовал, как нервно бьётся сердце, понимал, как медленно оседает на самое дно темноты. Он старался держать себя в руках, не истерить и не позволять эмоциям взять над ним верх. Опасливо смотря на дверь, писатель вспоминал, как ночью с животным страхом громко захлопнул её, утверждая на эмоциях, что больше никогда не войдёт внутрь тусклых коридоров. Однако навязчивая идея, который час не оставляющая в покое, призрачно тянулась к ручке двери: она желала распахнуть перед собой пустой коридор и попасть в спальную комнату журналиста. — Я хочу убедиться, что это всего лишь злая шутка, — продолжал нервно шептать Джон. — Я не хочу верить, что всё это реальность. Линч... Он просто не мог... От последних слов в горле снова встал ком неуверенности. Желание избавиться от навязчивых страшных мыслей с каждой минутой лишь больше нарастало, перекрывая собой содрогающееся дыхание. Он хотел раз и навсегда покончить с горькими сомнениями, желая почувствовать на руке тёплое дыхание. — Я буду выглядеть полным идиотом, но я хочу зайти к нему в комнату и почувствовать его дыхание, — тихо размышлял Джон, не желая верить в жестокую реальность. Доверившись навязчивой идее, он тихо встал с дивана и неуверенными шагами побрёл в сторону выхода из запертой комнаты. Он слегка покачнулся в бок, как только голова внезапно закружилась, распространяя ноющую болью. — Ну да, мне ещё не хватало свалиться без сознания, — нервно проворчал Джон и тревожно усмехнулся: — И проснуться я могу уже связанным в каком-нибудь чёртовом подвале или вообще на том свете. Кто знает, кто или что находится рядом со мной. Я не уверен, что это Линч. Только сейчас писатель заметил собственное недоверие к Егору. Временами он считал, что перед ним совершенно другой человек или же нечто в образе близкого друга – от такой мысли по всему телу пробегались неприятные мурашки, а голова начинала болезненно гудеть. Пребывая в глубоких раздумьях, Джон и не заметил, как оказался у порога спальной комнаты. Дверь была слегка приоткрыта, означая беспокойный факт: Линч вновь куда-то выходил ночью, и все услышанные шаги и, возможно, стуки ему вовсе не показались. — Вот же дерьмо... — едва слышно процедил Джон, боясь увидеть перед собой страшную картину. Собирая всё волю в кулак, он старался пересилить себя и собственные эмоции, которые снова, словно ядовитые змеи, начали жалить собой утомлённое сознание. Тяжело вдыхая и выдыхая воздух, Джон боялся увидеть не Егора, а нечто, похожее на него. — «Да пошло оно всё!» Больше не в силах ощущать, как что-то безжалостно грызёт изнутри, он спешно распахнул дверь и уверенно вошёл внутрь тихой комнаты. Казалось, в этот момент разум полностью отключился, инстинкт самосохранения затерялся в прошлом, а в глазах блеснул гнев, позволивший сделать рискованный шаг. Нервно оглядывая небольшое светлое помещение, писатель сразу же перевёл взгляд на двуспальную кровать. Его встревоженное сердце вмиг успокоилось, стоило увидеть перед собой близкого человека. Егор умиротворённо спал в своей кровати, укрывшись мягким одеялом. — «Линч в комнате – это уже хорошо», — умиротворённо произнёс про себя Джон и тихо выдохнул. Увидев перед собой журналиста, он на миг позабыл о жутком волнении, которое всю ночь преследовало его призрачным одеянием. Джон начал не спеша подходить к кровати, внимательно всматриваясь в растрепавшиеся чёрные волосы и расслабленный взгляд Егора. Всё казалось необычайно спокойным и до дрожи любимым, заслоняя собой горящий страх. В этот момент в сердце засияла странная уверенность, что всё былое – лишь жуткий кошмар, произошедший наяву. Однако в глубине души Джон всё также горько понимал, что здесь что-то не так. — Надеюсь, как только я его дотронусь, то не разбужу его, — шёпотом произнёс он и затаил дыхание. Осторожно подойдя к постели, Джон молча склонился над Егором, стараясь не подавать лишних звуков и движений. Всё тело словно замерло, как только прохладная рука тихо потянулась к шее журналиста и с волнением дотронулась её. Его взгляд застыл в трепетном ожидании и вмиг пронзился омутом опустошения, как только пальцы вновь ощутили на себе звенящую тишину: она словно выгрызала собой спокойствие, поджигала его ярким пламенем и бросала в пустоту. — Твою ж мать... — нервно процедил Джон, чувствуя, как сердце опускается в омут немого крика. — У него нет ни пульса, ни дыхания, а э-это означает, что он мёртв. Н-но как, чёрт тебя возьми?! Всё ещё не веря в происходящее, писатель вновь поддался панике и начал судорожно искать пульс, пока душа разрывалась в горьком отчаянии. Он чувствовал на своих пальцах лишь холодное бледное тело, уже давно потерявшее жизненное дыхание. Однако Джон вмиг остановился, как только заметил на себе возмущённый взгляд. Изумрудные глаза смотрели на него с большим непониманием, сияя каким-то странным ярким отблеском, который ранее писатель никогда не замечал в своём друге. Его глаза будто стали стеклянными, готовясь в любой момент разбиться на осколки. — Л-линч? — испуганно пробормотал Джон и резко отпрянул назад: — Да какого чёрта ты... Твой пульс... Почему я ничего не чувствую?! Судорожно выдыхая воздух, он чувствовал, как сердце бешено бьётся в груди, а в сознании проносятся жуткие картины тишины. Он точно знал, что не ощущал пульса на шее близкого друга. — Джон, ты чего? — удивлённо произнёс Егор, слегка привстав на кровати. В изумрудных глазах сияло призрачное беспокойство, пронзающее странным холодом, от которого становилось необычайно жутко. Казалось, словно Линч не замечал ничего странного, лишь выражая во взгляде удивление. Однако оно было каким-то тусклым и пустым, будто сочетая в себе мёртвое затишье. — Почему у тебя нет пульса? — вновь нервно переспросил Джон. — К-как ты это делаешь, чёрт возьми? — Ты можешь нормально объяснить что случилось? — резко ответил Егор, показывая раздражение в голосе. — Зачем ты припёрся ко мне в комнату, смотрел на меня, да ещё и трогал меня за шею? — Да потому что я не понимаю, что с тобой происходит! — его голос сорвался на отчаянный крик. — И кровь... Она не может быть чёрной. И ты вчера даже не удивился всему этому. Какого... какого хрена ты такой спокойный? Находясь в спальной комнате, они растерянно смотрели друг на друга в томительном молчании. Внезапно ворвавшаяся тишина бродила по сердцу тяжёлыми шагами, словно готовясь глубоко втоптать его в землю. Создавалось невольное ощущение, что где-то рядом кроется страшная опасность, и Джон боялся, что ею является Егор. — Я не знаю о чём ты говоришь, — холодно произнёс Линч, пронзая взглядом пустоты. С каждой секундой писатель начинал отчётливо понимать, что сейчас нет смысла кричать, умолять и просить рассказать о чём-либо журналиста. Он чувствовал, что больше не может находиться в давящей атмосфере неизвестности – внезапно захотелось сбежать, уехать, укрыться. Он невольно осознавал, что видит перед собой другого человека. — Я думаю, нам стоит поговорить позже, — обеспокоенно пробормотал Джон и растерянно отвёл глаза в сторону. Не дожидаясь ответа, он быстро поднялся с кровати и устремился в сторону выхода из спальной комнаты. Волнительно выдыхая воздух, Джон пытался найти причину внезапного страха, который вцепился в него острыми иглами, распространяя в сердце пучину горьких сомнений. Хотелось как можно скорее покинуть помещение, неожиданно ставшее холодным, словно в нём обитала страшная неминуемая опасность.***
Спустившись на первый этаж, Джон спешно распахнул входную дверь и вышел за порог мрачной атмосферы. Прохладный утренний ветерок мягко пробежался по телу, касаясь нежными объятиями: они излучали собой лёгкое спокойствие, разливаясь в золотистых лучах солнца. В этот миг всё казалось необычайно спокойным, словно ранее ничего не происходило странного и необъяснимого, что так трепало измученное сердце: сбежав из давящей неизвестности, он наконец смог спокойно выдохнуть. Осознание жестокой реальности сильно изматывало его, не давая оставить позади сомнения. — Хоть где-то я могу перевести дух, — прошептал Джон, наслаждаясь каждым касанием утреннего рассвета. Неслышно отойдя в сторону, он устало сел на холодный стул и закрыл лицо руками, пытаясь привести в порядок собственные мысли. Понимание, что с Егором происходит что-то жуткое, не смело покинуть его сознание. Хотелось наконец прекратить пугающую тишину, засевшую глубоко в воспоминаниях. — Я не могу быть спокойным, пока не разберусь с этой чертовщиной, — уверенно произнёс он. — Ведь мне не может всё это казаться? У этого всего должно быть своё объяснение. Пытаясь найти причину всего происходящего, Джон ловил себя на мысли, что Егор может быть чем-то серьёзно болен, но скрывает это, чтобы не разводить панику. «Тебе лучше ничего не рассказывать, иначе ты сразу начинаешь паниковать» – эти твёрдые слова, сказанные журналистом две недели ранее, внезапно всплыли в воспоминаниях, тем самым подтверждая возникшую теорию. Однако в глубине души Джон чувствовал, что дело здесь совсем в ином: в чём-то неописуемо жутком и опасном. Тревожно перебирая самые нелепые мысли, писатель задумывался о том, что Егор может быть действительно чем-то заражён или находиться под влиянием неких сил. — Да здесь подойдёт любая теория, кроме смерти! — раздражённо процедил он. — Не может он быть мёртвым и в то же время вести себя так, как будто ничего не случилось. Каждый раз теряя надежду найти верный ответ, полностью растворяясь в глубине самых мрачных мыслей, Джон резко застыл на месте. Голубые глаза внезапно загорелись огнём последней надежды, руки потеплели, а паника начала медленно отступать назад. — Мы не общались с ним около недели, я не видел и ничего не знал о нём. Но Линч точно общался с Лили, а это значит... — глубокий вдох. — Мне стоит позвонить Лили. Может, она что-то знает об этом?***
Густые тёмные леса сменились привычным шумным городом, который в одно мгновение окунул писателя в атмосферу надоедливой суеты. Каждый раз оказываясь в бетонных просторах, он утомлённо вздыхал, понимая, что вновь возвращается в место бесконечных пробок. Обеспокоенный звонок заставил его вновь возвратиться в город, пока сердце тревожно билось в груди. Оказавшись у многоквартирного дома, Джон спешно вышел из машины и зашёл в прохладный подъезд. Пробегая мимо бетонных стен, он полностью погрузился в себя: он боялся, что одна из жутких теорий может оказаться правдой и навсегда разделить его жизнь на до и после. — Лили, но почему мы не могли поговорить об этом по телефону? — задался волнительным вопросом Джон, растерянно осматривая силуэт знакомой девушки. В его голубых глазах заострился страх неизвестности, который тягостно давил на сердце: сидя за кухонным столом, он обеспокоенно ожидал ответа, который не смог получить двумя часами ранее. Джон упорно пытался понять, почему Лили отказалась разговаривать по телефону и пригласила его к себе. Он замечал в этом что-то неистово странное и пугающее, что терзало душу необъятной тревогой. Однако в ответ последовал лишь томный вздох и напряжённое молчание. Казалось, словно девушка точно что-то знала, предполагала или подозревала, но не решалась озвучить собственные мысли. — Лили, ну не томи-и, — устало протянул Джон, не выдержав давящей тишины. — Или ты всё ещё дуешься на меня за Лукаса? Ну я же извинился. — Дело не в этом, — наконец тихо начала она. — Я тоже стала замечать за Егором что-то странное. Закончив с домашними делами, Лили села за стол, смотря на писателя задумчивым взглядом: в нём сочетались глубокое сомнение и волнение – в последний раз Джон видел это тогда, когда по собственной невнимательности упустил Лукаса. Временами, он по-прежнему испытывал стыд за неизъяснимую «потерю», оставившую неприятный отпечаток на сердце дорогих ему людей. — Ты хочешь сказать, что ты тоже не чувствовала его пульса? — несдержанно выразился Джон, широко раскрыв глаза. От таких резких и неожиданных слов Лили выразила на лице яркое удивление, вслед за которым последовал глубокий вздох и возмущённый взгляд. В её уставших глазах сияло недоверие и неприятная насмешка, которая сразу же заставила писателя невольно напрячься. — Джон, давай без шуток, — серьёзным голосом начала она. — Сейчас не самое подходящее время для твоего юмора. — Но это не шутка... — принялся утверждать он, чувствуя, как от волнения холодеют ладони. В глубине души Джон отчётливо осознавал, как могут глупо звучат собственные слова, за которыми скрывалась пелена испытанного шока: он хотел рассказать про жуткую тишину, однако каждый раз одёргивал себя от необдуманной искренности. Он точно знал, что Лили никогда бы не поверила его словам, похожим на безумный бред. — «Думаю, мне лучше промолчать – всё равно ничего не смогу сейчас доказать», — мысленно произнёс Джон, принимая собственное бессилие. Только сейчас, сидя на против друг друга, он начал замечать, как задумчивый взгляд Лили обеспокоенно смотрит в одну точку, словно пытаясь сосредоточится на чём-то неистово тяжёлом. От этого понимания Джон почувствовал, как волнение поразительным ударом усилилось в груди, а в голову вновь полезли страшные мысли. Они начали затмевать собой сознание, вновь уступая место панике. — Только не говори, что он чем-то болен, — потерянным голосом пробормотал Джон, чувствуя, как тело вновь пронзает холод. — С его здоровьем всё в порядке, — уверенно произнесла Лили, настороженно посмотрев на писателя. — Но после того, как вы поругались, Линч постоянно был нервным и обеспокоенным. Я думала, что всё дело в вашей ссоре, и именно поэтому он в таком подвешенном состоянии. Однако после я поняла, что это не так. Тяжело вздохнув, девушка внезапно замолчала. Казалось, она пыталась переосмыслить каждый момент, прежде чем рассказать об этом Джону. Её что-то неистово тревожило, и писатель отчётливо замечал это в её растерянных глазах. — Когда Линч приезжал к нам в гости, он был хмурым и подавленным. Он словно не спал вовсе, но когда я спрашивала его об этом, он всегда всё отрицал. И тогда меня насторожили постоянные звонки... — её голос становился тревожнее. — Кто-то постоянно звонил ему. Я помню, как Егор срывался на гневный крик, говорил, что не будет этим заниматься. Я даже пыталась что-нибудь узнать об этом, но всё закончилось ссорой. Я до сих пор не могу понять, почему он так резко изменился: его что-то тревожило, но он ни разу не поделился со мной своим переживанием. Каждое услышанное слово накрывало Джона тёмным мраком, в котором он вновь начинал терять себя: мысль, что Егор в последнее время стал более агрессивным и раздражительным, полностью подтвердила себя. Утопая в омуте страшной пустоты, писатель нехотя подкрался к осознанию, что в изнеможённом состоянии близкого друга виноват человек, постоянно тревожащий его звонками. И Джон осмелился точно предположить, кем мог являться настойчивый незнакомец. — А-а имя? Линч называл его имя? — судорожно произнёс он, пылая в нестерпимом ожидании. — Да, точно, — в её голосе послышалась уверенность. — Лэмптон. Он много раз называл это имя. В этот момент все эмоции внезапно стихли, словно утонув в бесконечном океане пустоты: они плавно растворились в его пеленах чёрными разводами, в которых сияла неистовое отчаяние. Однако оно вмиг страшно исказилось, приняв облик пылающего гнева, который начал безжалостно выжигать собой изнурённое сердце. Джон готов был принять всё что угодно, пережить всё, что только можно, но только не услышать от Лили ненавистное имя. — К-какого хрена?! — не сдержавшись, с громким криком выразился он. — Всё это время ему названивал этот конченый ублюдок, и Линч мне ни о чём не сказал? Почему?! Проснувшиеся эмоции гнева начали бить через край, переступая все возможные границы, позволяя срываться на повышенный тон голоса. Растерянным взглядом смотря на перепуганную девушку, Джон чувствовал, как кипит от злости и недопонимания собственная душа. Он хотел в тот же миг вернуться к Егору, наброситься на него с необдуманными обвинениями и вновь накалить отношения, вываливая глубокое негодование. — Джон, я то тут причём? — ответным повышенным голосом выразилась Лили. — Я сама ничего не знала, Линч ничего мне не рассказывал. Я и понятия не имею, кем является этот человек. Готовясь вновь опалить кухню призмой недопонимания, Джон внезапно застыл на месте, как только в кармане завибрировал телефон: он заставил его вновь насторожиться и с раздражением вынуть наружу. Однако весь пылающий гнев внезапно жутко зашипел, как только на него обрушились эмоции недоверия. Потерянно смотря в экран мобильного телефона, Джон принялся раз за разом перечитывать присланное сообщение. Он чувствовал, как от каждого слова, от каждой цифры всё тело окутывает страх, неизвестность и крик звенящей тишины. — Геолокация? — с насмешкой произнёс Джон. — Теперь левые номера рассылают геолокации? — он внезапно смолк и неистово насторожился: — Или... Там находится Линч?