when you were mine

      Джеймс находит это несколько поэтичным, как воспоминание о его первой и единственной любви все еще занимает место в его сознании после всех этих лет, и как это каким-то образом все еще умудряется вызывать улыбку на его губах время от времени.       Поэтично, а не пафосно, черт бы тебя побрал, Ремус.       Регулус был такой значимой частью его подростковой и юношеской жизни, что Джеймс не может забыть о нем, даже — и особенно — после того, как их отношения были так резко разорваны.       Воспоминания приходят и уходят, когда им вздумается, но каждый раз, когда Джеймс думает, что он ушел навсегда, он находит Регулуса в самых разных уголках своей повседневной жизни, например, в мелодии старой песни или в пачке карамельного попкорна, всегда выглядящего точно так же, как и тогда, когда они были молоды и влюблены.       И не то чтобы Джеймс совсем не видел его с тех пор, как они расстались, это было бы просто странно, учитывая, что Регулус появлялся в бесчисленных интервью, пресс-конференциях, новостях, утренних газетах, а его профиль в Instagram даже не является приватным…       Ну, может быть, Джеймс и в самом деле из кожи вон лез, чтобы быть в курсе жизни Регулуса, но нет никакой необходимости унижаться, перечисляя все способы, которыми ему удалось это сделать, ведь, в любом случае, Ремус с удовольствием следит за этим, чтобы ему самому не пришлось.       Он видел, что из себя представляет Регулус всё это время, это не пятнадцатый век, вот и все, что он пытается сказать.       Дело в том, что это не тот Регулус, который живет в воспоминаниях Джеймса. Этот Регулус остается восемнадцатилетним мальчишкой, который запрыгивал в старый универсал Джеймса в нескольких улицах от Блэк-мэнора и с улыбкой целовал его в губы, когда единственное, что им было нужно для счастья, это сумка, полная закусок, и плейлист, к которому Регулус не позволил бы Джеймсу приблизиться и на расстояние десяти футов.       Было бы проще, думает он, затаить горечь и обиду после тех дней, выбросить из памяти образ лица Регулуса, озаренного радостью в тот день, когда Джеймс подарил ему это дурацкое кольцо с дурацким обещанием однажды построить что-то, что продлится всю их жизнь, и заменить его размеренной улыбкой и пустым взглядом с фотографии, на которой семья Блэков объявила о помолвке с Барти Краучем-младшим всего пару лет спустя.       Но когда-то давно они пожертвовали бы всем миром ради поцелуя, и даже пытаться забыть об этом — значит проявлять неуважение к тем людям, которыми они когда-то были.       Поэтому он помнит Регулуса таким, каким тот заслуживает, чтобы его помнили: мягкие локоны на простынях и искусанные покрасневшие губы, зажимающие сигарету, которую он украл с прикроватной тумбочки Джеймса, бледная кожа, сверкающая под золотыми лучами солнца, проникающими в окно.       Но больше всего ему запомнилась нежность в глазах Регулуса, когда он улыбался Джеймсу, и это воспоминание почти выбило его из колеи, когда он открыл дверь и первое, что обнаружил по ту сторону, — это ледяной, равнодушный взгляд.              Теперь он точно понимает, что имел в виду Сириус.       Он — Регулус, но в то же время и нет.       В его розовых губах больше нет озорного изгиба, в серебряных глазах нет жизни; он кажется пустым, ожесточившимся, чего Джеймс и должен был ожидать, но почему-то не ожидал.       И Джеймс не знает, как к этому отнестись.       — Я могу стоять здесь хоть всю ночь, если ты хочешь продолжать пялиться на меня, Джеймс, — отрывисто говорит Регулус, — но я сильно сомневаюсь, что эти прекрасные джентльмены будут в восторге от этой идеи.       Что?       Он не заметил двух полицейских, которые стояли позади Регулуса и смотрели на Джеймса со странной смесью веселья и раздражения.       Джеймсу не нужно зеркало, чтобы понять, что он покраснел.       — Эм, — пробормотал он, — простите, я…       Заткнись.       Заткнись. Заткнись.       Джеймс отходит в сторону, глубоко вдыхая, и жестом приглашает их зайти внутрь.       Регулус одаривает его едкой улыбкой, проходя мимо, но Джеймс не упускает из виду, как быстро он снимает свои кроссовки и ставит их рядом с другой обувью у входа. Этот жест кажется одновременно знакомым и таким чужим, что по коже Джеймса бегут мурашки.       — Почему он в наручниках? — рявкает Сириус. Он в наручниках? Джеймс не заметил. О, черт… Ремус обязательно поиздевается над ним в следующий раз, когда они останутся наедине. — Он же не украдёт ваше оружие и не перестреляет нас всех…       — Сириус, — прерывает его муж, и в его тоне достаточно предупреждения, чтобы Сириус отступил. Ремус вежливо улыбается в их сторону. — Я уверен, что это просто ради протокола, верно?       Один из офицеров вздыхает.       — Да, боюсь, это ради протокола, — говорит он. — Так, давайте покончим с этим побыстрее, хорошо? Кто владелец дома?        — Это я.       Офицер просит Джеймса отойти в сторону, предположительно, чтобы держаться как можно дальше от Сириуса, в чем Джеймс его не винит, учитывая, что Сириус не ждет ни секунды, прежде чем начать приставать к другому офицеру по поводу этих чертовых наручников.       — Я полагаю, вам уже рассказали, что произойдет в течение следующих нескольких месяцев, да? — офицер спрашивает Джеймса, но не ждет ответа, прежде чем продолжить.       — Чтобы всем было ясно, мистер Блэк может…       И это все.       Джеймс ничего не слышит.       Точнее, он слышит, просто не слушает.       Он кивает, говорит «да» и «хорошо», когда считает нужным, и ему даже удается задавать вопрос то тут, то там, но ничего из этого не воспринимается его мозгом.                   Присутствие Регулуса слишком ощутимое, чтобы он мог его просто игнорировать, и Джеймс хотел бы иметь какой-то другой выход, кроме как зацикливаться на том, как с него снимают наручники, но у него его нет.       Единственное, что он может сделать, это смотреть, как Регулус потирает кожу на своих запястьях и благодарить офицера, даже не глядя на него. А затем он принимает безмолвное приглашение Ремуса сесть на диван, когда Сириус начинает бомбардировать офицера и выглядящего весьма нервно адвоката кучей вопросов, ответы на которые он, скорее всего, уже знает.       Это странно.       Все это странно.       Регулус не должен сидеть на его диване, с ужасным облегчением погружаясь в легкую беседу, которую предлагает ему Ремус, как будто ему тут самое место.       А Джеймс не должен разговаривать с этим полицейским о запретах и комендантском часе, о технических особенностях браслета на лодыжке, который Регулус, очевидно, носит, и обо всем остальном дерьме, о котором МакГонагалл уже говорила ему, желая быть где угодно, только не здесь, в своей собственной гостиной, проходя через это.       Это странно и дискомфортно, и это заставляет его снова и снова чувствовать себя ребенком, сидящим в кабинете Дамблдора с пакетом льда, прижатым к опухшему глазу после того, как кто-то назвал Регулуса оскорбительным словом, и ожидающим прихода родителей.       Должно быть, это сон, от которого он не может проснуться, и ему это не нравится. Ему не нравится, как его ручка скользит по документу, который его просят подписать, или как он бездумно хихикает над шуткой офицера о том, что он не взял с собой вместо бумаг одну из его книжек.       Единственное, что ему нравится, это то, что все быстро заканчивается, и офицеры с адвокатом уходят, даже если недавно вымытый пол теперь слегка испачкан их грязными следами.       К тому времени, когда Джеймс отрывает взгляд от закрытой двери и поворачивается к друзьям, Сириус уже помогает Ремусу встать на ноги.       Ремус благодарно улыбается Джеймсу, когда тот спешит вручить ему трость.       — Завтра мы принесем тебе как можно больше твоих вещей из хранилища, — говорит он Регулусу. — Есть ли что-то, что тебе нужно больше всего?       Регулус не теряет ни секунды, прежде чем ответить.       — Одежда, которая не выглядит так, будто ее достали из психиатрической лечебницы, — говорит он с мертвым лицом. — Я выгляжу так, будто нахожусь под наблюдением из-за суицидальных мыслей.       Сириус закатывает глаза в несколько театральной манере, что означает, что он изо всех сил пытается удержаться от слёз.       Снова.       — Ты выглядишь неприметно, Регулус. Чтоб тебя.       — Мы принесем, — вмешивается Ремус, резко дергая Сириуса за рукав. — Что еще тебе нужно? Твои книги?       На этот раз Регулус не кажется таким уж уверенным в своем ответе.       Он пожевал губу несколько мгновений, прежде чем посмотреть на Джеймса.       — Вообще-то, я хотел спросить у тебя, может ли Нокс остаться здесь? — интересуется он. — Если ты не хочешь из-за Гарри, то я тебя полностью понимаю. По крайней мере, я знаю, что он в безопасности, это то, о чем я больше всего забочусь.       Джеймсу приходится сдерживать улыбку, которая грозит появиться на его губах.       Когда Регулуса арестовали, первое, что сделал Сириус, это выяснил, где находится его кот, что заняло у него примерно полторы минуты, потому что он до ужаса страшен, и с тех пор они с Ремусом заботятся о нем.       Конечно, Гарри уже познакомился с ним.       И естественно, Джеймс пережил знатный террор, когда после этого забирал Гарри домой.       — Я абсолютно не против, — говорит он. — Гарри его любит. Просто учти, что он не оставит его в покое.       Регулус быстро кивает, его глаза почти неуловимо загораются.       — Никаких проблем, Нокс — очень нежная душа.       Джеймс знает.              В конце концов, это он подарил его Регулусу.       — Мы привезем его завтра, — выдохнул Сириус.       Этого достаточно, чтобы Ремус выпроводил их из дома под предлогом, что он плохо себя чувствует, что так и есть, но Джеймс — и, скорее всего, Регулус тоже — знает, что Ремусу нужно вывести Сириуса оттуда, чтобы тот мог проплакать всю дорогу домой, никому не мешая.       Вскоре они уходят.       Регулус и Джеймс молчат до тех пор, пока не перестают слышать машину, и еще несколько мучительных минут после этого.       — Хочешь макароны с сыром? — предлагает Джеймс, потому что тишина становится оглушительной.       Регулус поднимает бровь.       — Это все еще единственное, что Сириус умеет готовить?       — Ну, он также научился не поджигать пиццу в микроволновке.       Вздохнув, Регулус поднимается со своего места и направляется на кухню.       — Это что-то новенькое, — бормочет он. — Я бы съел что угодно. Умираю с голоду.       Джеймс бездумно следует за ним.       Какая-то его часть ожидала, что Регулус скажет, что он не голоден, но разве это не чертовски глупо? Вполне логично, что он голоден.       Регулус накладывает себе тарелку макарон с сыром, не удостоив Джеймса ни единым взглядом, двигаясь так, словно ему принадлежит земля, по которой он ходит, но, опять же, таким всегда был Регулус.       Почему же Джеймсу так некомфортно от такого ощущения узнавания?       После стольких лет должно было остаться что-то привычное, и хорошо быть осведомленным про своего гостя, не так ли?       Хотя, если подумать, Регулус вряд ли может считаться гостем, он больше похож на временного соседа по комнате, чем на кого-то другого.       Сосед по комнате.       От этого слова по позвоночнику Джеймса пробежала сильная дрожь.       Регулус и он теперь соседи по комнате.       Должен ли Джеймс оказать ему какой-нибудь теплый прием? Обнять?       Нет, не обнять, это невероятно, стратосферно глупо.       Или нет?       Может быть, объятия были бы идеальным способом показать Регулусу, что им не нужно чувствовать себя неловко, что они могут посмеяться над своими прошлыми отношениями и спокойно сосуществовать.       Но смогут ли они?       Джеймс тяжело сглотнул.       Существует ли какой-то этикет на этот счет, который он совершенно упускает из виду?       Он мог бы устроить Регулусу экскурсию по дому, чтобы разрядить обстановку, но это было бы излишне, или всё-таки это было бы вежливо?       Он так полон вопросов и так лишен каких-либо ответов.       И Регулус заметит, насколько он не в себе, если он не сделает что-нибудь, кроме как встанет у стойки и будет пялиться, как жуткий гад, пока Регулус ест…       Тарелки.       Посудомоечная машина все еще работает, но несколько тарелок с ужина уже собрались в небольшую кучку на углу раковины.       За всю свою жизнь Джеймс никогда не был так рад грязной посуде, как в этот момент, и он даже не надел ярко-розовые перчатки, которые купил на прошлой неделе, прежде чем погрузиться в мойку с мылом и губкой, которую, вероятно, скоро придется заменить.       Джеймс моет тарелки тщательно и медленно, гораздо медленнее, чем в любое другое время, но Регулус слишком занят поглощением своей еды, чтобы поднять на него глаза.       Или нет?       Смотрит ли Регулус на него?       Тарелка выскальзывает из его пальцев, и он едва успевает перехватить ее, прежде чем она разобьется о сушилку.       — Ты слишком громко думаешь, — вздыхает Регулус, заставляя Джеймса мгновенно обернуться, — это нервирует.       Нервирует?       Джеймс несколько раз открывает и закрывает рот, прежде чем найти слова.       — Прости, — произносит он. За что он вообще извиняется? — Это просто… ну, я имею в виду…       Регулус качает головой в сторону.       — Это странно, только если мы делаем это странным, ты так не думаешь?       Ну, если бы в распоряжении Джеймса было секретное зелье, позволяющее жить со своим бывшим парнем восемь месяцев, не делая это странным, он бы использовал его в тот самый момент, как Регулус переступил порог его проклятого дома.       — Наверное, — говорит он вместо этого, потому что, очевидно, за полчаса превратился из автора бестселлеров в дошкольника.       Регулус пожимает плечами.       — Тогда давай не будем делать это странным. Все просто.       Только это не так, но Джеймс не может возразить, не заикаясь и не запутываясь в собственных словах, поэтому он просто кивает в знак согласия.       — Хорошо, — говорит он Регулусу. — Давай не будем делать это странным.       Не говоря больше ни слова, Регулус начинает собирать свою посуду, но Джеймсу нужно немедленно вывести его из кухни.       — Я позабочусь об этом, — говорит он. — Просто ложись спать, ладно? Наверняка у тебя был долгий день.              Регулус смотрит на него все две секунды, прежде чем кивнуть.       — В какой комнате я буду жить?       — В моей старой комнате.       Джеймс солгал бы, если бы сказал, что это не был полностью обдуманный выбор с его стороны, но он такой маленький засранец.       Если у Регулуса и есть свое мнение на этот счет, то он его не показывает.       — Думаю, сначала я приму душ.       — Я оставил тебе одежду на кровати, если ты хочешь переодеться из… этого, — он указывает на скучный серый спортивный костюм Регулуса, который не может быть хуже оранжевого комбинезона, который ему пришлось носить в Азкабане, но все равно, он ужасен.       — Спасибо, — говорит Регулус. — И спасибо, что согласился сделать это. Я знаю, что это не идеальный вариант.       Джеймс пожимает плечами.       — Все что угодно для Сириуса.       Он не хотел, чтобы это прозвучало так холодно, и все же это произошло.       Однако Регулус не может держать на него зла, да и не похоже, чтобы он это делал.       — Спокойной ночи, Джеймс.       Позже эти три слова снова пришли к Джеймсу, когда он лежал в постели, уже после того, как стихли шум воды и возня в его старой комнате.       Спокойной ночи, Джеймс, сказал он, этот ублюдок.       Джеймс смеется.       Спокойной ночи.       Да, сегодня этого не случится.