when you were mine

      Регулус способен на множество плохих поступков, некоторые из которых, возможно, хуже других — несостоявшийся преступник и предатель занимают первое место в списке — но невоспитанным грубияном он не был никогда и никогда не будет одним из них, и именно поэтому он решает приготовить завтрак тем утром.       То есть, чтобы доказать свою точку зрения.       Кроме того, уже далеко за полдень, а Джеймс провел в спортзале достаточно времени, чтобы заставить Регулуса задуматься, не похитили ли его, и ему не только скучно, но и очень хочется есть, так что еще ему остается делать? Пойти и купить еды? Сидеть на заднице, пока Джеймс не решит появиться?       Да конечно.       Настроение у него с утра хорошее, и не только из-за обещания настоящей человеческой еды, но и потому, что до прошлой ночи он не спал полноценным сном целых пять месяцев.       Будь проклят Гораций и его ужасная привычка сотрясать двухъярусную кровать своими рыданиями.       Этот человек убил собственную жену, черт бы его побрал, неужели он рассчитывал провести остаток дней, валяясь в «Ритце»?       Из-за его отчаяния было чертовски неудобно.       — Надеюсь, твоя новая целка будет достаточно большой, чтобы выбить из тебя все дерьмо, Гораций, — бормочет про себя Регулус, копошась в поисках яиц и хлеба, чтобы приготовить французский тост.       Регулуса не должно удивлять, что Джеймс держит свою кухню в чистоте и хорошо оснащенной различными ингредиентами, некоторые из которых Регулус не узнает, а некоторые помнит довольно хорошо.       Остальная часть дома тоже не в полном беспорядке, как он и ожидал; она все такая же теплая, как и раньше, когда родители Джеймса были рядом, с тоннами картин и красочными гобеленами, придающими живописный вид, который Регулус находит весьма привлекательным.       Конечно, он должен был ожидать, что дом будет выглядеть именно так; Джеймс ведь ныне родитель собственного ребёнка.       Какая причудливая концепция.       Он был свидетелем того, как Джеймс, одетый в костюмчик с Пикачу, лупил Сириуса за последний кусок пиццы большее количество раз, чем он мог сосчитать, а теперь у этого человека есть сын, которого он должен воспитывать и учить хорошим манерам.       А времена-то меняются, хах?       Джеймс застает его за смазыванием сковороды маслом, и он даже не пытается скрыть довольно странное выражение лица, застывшее на его раздражающе точеных чертах.       Регулус хотел бы сказать, что он выглядит так, будто увидел привидение, но это не так; он выглядит так, будто наступил на собачье дерьмо и не может понять, откуда исходит запах.       Как мотивирует.       — Я готовлю французские тосты, — говорит ему Регулус, бросая на него незаинтересованный взгляд. Либо Джеймс принял душ в спортзале, либо на улице была гроза, которую Регулус не заметил.       Джеймс почесывает бороду, несколько раз открывает и закрывает рот, прежде чем какой-либо звук успевает вырваться наружу.       — Эм…       Неужели он не понимает, что выглядит полным идиотом, когда так делает?       — Может, я и преступник, но гость неплохой, — насмехается Регулус, протягивая ему щипцами кусок хрустящего бекона из индейки.       Джеймсу требуется целых десять секунд, чтобы среагировать и схватить его.       И это хорошо, потому что Регулус размышляет о том, не следовало ли ему просто броситься этим злосчастным куском и надеяться, что он поймает его ртом, но Джеймс, вероятно, был бы слишком занят инсультом, чтобы сделать это.       Неужели теперешнее его состояние растерянности и невосприимчивости будет преследовать их вовеки веков? Это на него отцовство так подействовало?       Обидно, Регулус надеялся прочувствовать немного старого обаяния Джеймса во время своего пребывания, но, очевидно, он застрял с куском дерева на следующие восемь месяцев.       — Кофе? — интересуется Джеймс.       Регулус щелкает языком.        — О, можешь не умолять о разрешении сделать мне кофе, Поттер.       После этого Джеймс чуть дольше чем нужно возится со шкафами, нечаянно выставляя себя дураком, и Регулусу приходится сдерживать сильное желание посмеяться над ним.       Нервничая, Джеймс может побить мировой рекорд по поведенческой неуклюжести, взять, к примеру, вчерашний вечер.       Джеймс, очевидно, думал, что поступает очень деликатно, занимая себя, пока Регулус уплетал свой ужин, которым он не особенно гордится, но после того, как последние пять месяцев он питался протухшими бобами, сухим хлебом и изотоником, напоминающим антифриз и по вкусу похожим на ноги, и без того хорошие макароны с сыром Сириуса были просто райским наслаждением.       На самом деле Регулус получал удовольствие от наблюдения за тем, как Джеймс роботизировано громко моет одни и те же тарелки дважды.       Просто восхитительно.       Джеймс повернулся к нему спиной, чтобы запустить кофеварку, и Регулус не может не заметить: его спина выглядит очень красиво в обтягивающей футболке, но его сильные руки выглядят еще лучше, когда тянутся, чтобы взять пару кружек из буфета.       Честно говоря, это довольно оскорбительно, насколько хорошо он держит себя в форме.       Регулус наблюдает за ним несколько минут, и это не потому, что он наслаждается видом, это действительно не так. Это было бы неуважительно.       Он просто хочет, чтобы Джеймс успокоился настолько, чтобы подумать, что он может обойтись без молчаливого завтрака, прежде чем снова заговорить.       — Твой малыш в школе? — прямо спрашивает Регулус.       — Да, — отвечает Джеймс, его лицо сразу же покрывается паникой. — Он… ах, да. В дошкольном учреждении.       Регулус задается вопросом, уже не в первый раз со вчерашнего дня, как этот человек продал столько чертовых книг.       — Ты забираешь его? — продолжает он, просто потому, что полон решимости получить связное предложение до того, как умрет от старости.       — Нет, Питер.       — Сколько ему лет?       — Питеру?       Какого хрена?       Регулусу приходится сделать паузу, чтобы собраться с мыслями.       — Нет, Гарри.       Джеймс в ужасе от собственной глупости поправляет очки, и его лицо приобретает нездоровый оттенок красноты.       — Ему четыре, — бормочет он. — Пять в июле.       — И я готов поспорить, что он может вести разговор более сложными предложениями, чем ты, — заключает Регулус.       На этот раз Джеймс кажется достаточно обиженным, чтобы ответить более уверенно.       — Эй, я не виноват, что все это чертовски странно, — резко отвечает он.       — Это странно, только если мы делаем это странным, — повторяет Регулус то, что он сказал прошлой ночью, потому что это правда.       Хотя он не так уверен в своей способности не делать это странным, но он достаточно уверен в своей способности притворяться.       Если Джеймс не будет продолжать вести себя так чертовски комично, то у него не останется другого выбора, кроме как продолжать делать это странным.       Джеймс поднимает бровь, когда Регулус ставит обе тарелки на стол.       — О, так это совсем не странно? — спрашивает Джеймс. — Завтракать вместе со своим бывшим после того, как вы не разговаривали последние шесть лет?       — Вообще-то, пять с половиной, — поправляет его Регулус. — Но кто считает?       — Ты, видимо.       Регулус закатывает глаза.       — Видишь? Это ты делаешь все странным. Если ты не заметил, Поттер, я прекрасно провожу здесь время. Лучше, чем в Азкабане, это уж точно.       Джеймс протягивает Регулусу его чашку кофе, вздыхая.       — Мне и в голову не пришло, что ты только что вышел из тюрьмы. Прости.       — За что? — спрашивает Регулус. — Просто расслабься, ладно? Я боюсь, что ты сейчас спонтанно загоришься.       — Я не…       — Да, да, ты собирался, — возражает Регулус. — Это всего лишь я, Джеймс.       Джеймс бросает на него извиняющийся взгляд, который Регулус не может расшифровать достаточно быстро, но когда он это делает, его желудок болезненно опускается.       Ох.       Джеймс ведет себя странно не потому, что Регулус — его бывший парень, нет; дело в том, что Регулус, сидящий за его столом, — не тот Регулус, которого он когда-то знал и любил, и это визуальное единство прошлого с незнакомцем, которым стал Регулус, является причиной его внутреннего смятения.              Регулус мог бы сказать ему, что он всё такой же, каким был всегда, но мало того что Джеймс в жизни не поверит ему, но и Регулус будет откровенно лгать.       Джеймс — тот самый Джеймс, которого он когда-то любил, но Регулус?       Ну, это неловко.       Он решает, что молчание — лучший вариант действий на данный момент, поэтому он ест и пьет, не произнося ни слова, делая все возможное, чтобы не замечать Джеймса по другую сторону стола.       Странно и немного расстраивает то, что Джеймс кажется более спокойным сейчас, учитывая, что Регулус хочет вылезти из собственной кожи и позволить кладовке позади поглотить его целиком.       Он как раз собирается подняться со своего места, чтобы бросить посуду в раковину, когда слышит скрежет ключей у входной двери и на секунду впадает в глупую панику, прежде чем раздается голос Ремуса.       — Это я, — говорит он, закрывая за собой дверь. — Надеюсь, все ведут себя прилично.       Регулус сморщился от этой шутки.       Неподходящее, совершенно неподходящее время.       Воистину ужасное время.       Мяу.       Регулусу требуется примерно полмиллисекунды, чтобы вскочить со своего места и подбежать к Ремусу, который выглядит так, будто изо всех сил пытается удержать черный клубок меха от того, чтобы вывернуться из его хватки.       Нокс замирает на месте, увидев Регулуса, и громко мяукает, прежде чем оттолкнуться от Ремуса и броситься прямо в объятия Регулуса.       Регулус с легкостью ловит его, смеясь, и поднимает мягкое маленькое лицо Нокса, чтобы расцеловать его до умопомрачения.       Знать, что Нокс в безопасности с Ремусом и Сириусом, — это одно, а держать его на руках спустя пять месяцев — совсем другое.       — Мой маленький малыш, — ворковал он. — Ты даже не представляешь, как я по тебе скучал.       Нокс жалобно мяукает, потираясь головой о лицо и шею Регулуса.       Он выглядит таким чертовски здоровым и пухлым, думает Регулус, и от него пахнет так, будто он только что принял ванну.       — Спасибо, что позаботился о нем, Ремус, — говорит ему Регулус, все еще держа Нокса так, словно они Голлум и его кольцо. — Спасибо тебе чертовски большое. Он хорошо себя вел?       Ремус дарит ему добрую улыбку.       — Нет проблем, с Ноксом все было просто замечательно, — говорит он и сигналит ключами от машины в сторону двери. — Моя машина полна твоей одежды, но работник хранилища не смог вместить и твои книги, так что мы попробуем привезти их завтра. Просто дай мне отдохнуть пять минут, чтобы я мог помочь тебе с…       — Ни за что, — быстро обрывает его Джеймс и заставляет его сесть в гостиной. Ремус закатывает глаза, но все равно опирается тростью о подлокотник.       — Ты ждешь здесь, и ты тоже оставайся внутри, — добавляет он, указывая на Регулуса. — В этот час мимо проезжают машины, и мы не хотим, чтобы кто-нибудь сказал, что видел тебя здесь. Я не хочу, чтобы сотня папарацци была в моем саду ещё до обеда.       О, значит, теперь он может говорить.       Регулус хмыкает, но Джеймс уходит прежде, чем он успевает возразить.       Он решает отнести коробки в свою комнату, отказываясь от помощи Ремуса каждый раз, когда тот предлагает ее, потому что последнее, чего он хочет, после того как Ремус был так добр к нему все эти последние несколько месяцев, — это чтобы он заболел из-за него.       На четвертой коробке Регулус начинает уставать, на шестой он начинает спрашивать себя, кто он — шопоголик или барахольщик, а на девятой он уже жалеет о каждом своем походе по магазинам, в результате которого у него осталось столько чертовых вещей.       Он уже не столько поднимает коробки, сколько тащит их, не раз спотыкаясь о собственные ноги.       — Это все? — спрашивает он с вершины лестницы.       Джеймс закрывает за ним дверь и кивает.       Этот варвар даже не выглядит усталым.       — Да, это все, — говорит он. — Нужна помощь?       Регулусу, на самом деле, нужна большая помощь, и, возможно, стакан воды с ломтиком лимона.       — Я в порядке, — Регулус останавливается на секунду, уже повернувшись спиной к Джеймсу. — Спасибо, — добавляет он как бы между прочим.       Джеймс бормочет что-то, чего Регулус не уловил, но это не важно, скорее всего, это что-то очень глупое.       — Сучка, — говорит Регулус Ноксу, когда видит, что тот мнет подушку своими крошечными лапками. — Разве ты не собираешься помочь мне разобраться с этим?       Но Нокс решает, что с него хватит, и закрывает глаза.       Везучий ублюдок.       Регулус бросает усталый взгляд на свои коробки.       По крайней мере, теперь он может носить свою собственную одежду, верно?       Не то чтобы толстовка и джоггеры, которые Джеймс одолжил ему, были плохими, потому что они закрывают уродливый браслет на лодыжке и вообще-то позволяют ему выглядеть хорошо, как будто он ходит в спортзал, но они висят свободно, и его задница выглядит жалко.       Но они не оранжевые.       И слава богу что не оранжевые.       Регулус не думает, что сможет носить оранжевое когда-либо еще.       Вопреки распространенному мнению, одиночество, дерьмовая еда и постоянная угроза насилия — это не самое страшное в тюрьме, нет; именно одежда и отсутствие средств по уходу за кожей делают тюрьму абсолютно худшим местом на Земле.       Его кожа словно сделана из наждачной бумаги после того, как он мыл ее брусковым мылом в течение последних пяти месяцев, и он уверен, что потребуется еще добрый месяц, прежде чем его локоны вновь обретут упругость, которую отобрал водянистый шампунь с подозрительным запахом отбеливателя.       Поэтому первым делом он находит коробку со своими драгоценными средствами по уходу за кожей и проводит следующие сорок пять минут, тщательно умываясь, отшелушивая и увлажняя кожу.       К концу процедур он уже не выглядит так, будто сделан из картона, так что, возможно, он сделал всё правильно.       Остальные части тела тоже нуждаются в спа, но это может подождать до вечера.       Сейчас ему нужно разобраться кое с чем другим.       Оказалось, что это гораздо проще, чем он думал; его одежда была упакована аккуратно и по отдельным секциям, что делает процесс развешивания и складывания гораздо быстрее и проще, чем это было бы в любом другом случае.       Ремус также принес ему его одежду еще со школы.       Коробки выглядят точно так же, как он оставил их много лет назад, только вещи немного переложены там, где Сириус, несомненно, доставал его школьные шмотки, чтобы предаться воспоминаниям и рыданиям, но Регулус не возится с ними слишком долго.       Вместо этого он задвигает их подальше в шкаф и накрывает полотенцем.       Регулус с удовольствием обнаруживает, что во всех коробках нет ни одного костюма, ни одной пары неудобных модных туфель.       Он не собирается спрашивать Сириуса, но если бы он это сделал, то, скорее всего, обнаружил бы, что они были странным образом утеряны или ужасно подпорчены где-то во время переезда.       Но его это не волнует настолько, чтобы спрашивать, поэтому он и не спрашивает.       К тому времени, когда он застилает кровать своими собственными простынями, он почти не узнает в этом помещении прежнюю комнату Джеймса.       Стены были ободраны и покрашены в теплый бежевый цвет, мебель совершенно другая, включая кровать, она ему не знакома, потому что он искал на ней отметины от падения Джеймса и Регулуса давным-давно.       Регулус не только не нашел их, но и обнаружил, что дыра, которую проделало изголовье кровати в стене, тоже была отремонтирована.       Он почти может притвориться, что это не та комната, в которой он проводил все летние сезоны.       Почти, потому что, если он закроет глаза, то легко перенесется в то время, когда все было проще.       Мать и отец любили проводить лето в своем летнем доме во Франции и всегда оставляли Сириуса и Регулуса в Лондоне. Конечно же, Джеймс, будучи Джеймсом, любил тащить их обоих к себе, чтобы провести лето со своей семьей. Ремус и Питер присоединялись к ним только на первую и последнюю неделю.       Из-за ряда странных и сложных спальных соглашений, на которые ушло слишком уж много времени, Джеймс и Регулус большую часть лета делили именно эту комнату.       Было ли это неловко? Нет, конечно, это не было мучительно неловко — делить постель с объектом своей безответной любви.       Однако все изменилось, когда Джеймс поцеловал Регулуса в ночь на его шестнадцатый день рождения; все последующее лето было всем, но никак не неловкостью.       Это было странно, но в то же время невероятно мило: исследовать тела друг друга глубокой ночью, когда все остальные спали, а потом дремать весь завтрак, посылая друг другу скрытые ухмылки и понимающие взгляды.       Даже когда Ремуса и Питера не было дома, Сириус имел довольно удобную привычку уходить с Юфимией по разным делам в течение дня, и поэтому у Регулуса и Джеймса было много времени, которое они могли проводить вместе.       Но летом 2015 года, прямо перед тем, как Регулус поступил в университет…       Регулус вздрагивает при одной мысли об этом.       Эффи и Монти оставили их одних на время поездки в Грецию, а на обратном пути их самолет просто… разбился.       Они должны были уехать на неделю. Они должны были вернуться в следующий понедельник. Но не вернулись.       Даже спустя столько лет думать о них больно, жгуче и горько, а думать о том, как все рухнуло после их смерти, еще хуже.       Регулус открывает глаза и садится прямо на кровати, прежде чем разрыдается.       Комната выглядит мрачной, без кучи плакатов, фотографий и гитары, которую Джеймс купил только для того, чтобы Регулус мог научить его играть.       В ней не хватает жизни.       Он смеется при мысли об этом.       Они были такими безнадежными идиотами тогда, не так ли? С надеждами, мечтами и обещаниями, но в целом, совершенно не имея ни малейшего представления о том, что с ними будет дальше.       Регулус повернулся и посмотрел на пластиковые контейнеры с надписью «Разное дерьмо», размышляя о том, сможет ли он оживить комнату, как-то украсив ее.       Возможно, он мог бы повесить несколько светящихся лампочек, которые, он уверен, должны быть где-то здесь, но он устал, и у него начинает болеть голова, так что он не будет этого делать, по крайней мере, сегодня.       Он падает обратно на кровать.       Часы на стене показывают 14:42.       Для обеда уже поздно, но, опять же, завтрак они съели довольно поздно, так что, возможно, он успеет вздремнуть до того, как снова проголодается.       Это было бы неплохо.       Он только начал дремать, когда в дверь постучали — нет, не постучали, а заколотили.       Регулус вскакивает на ноги в туманном ступоре, подпитываемом тупой болью в голове, усиленно моргает, пытаясь прийти в себя, и идет распахнуть дверь, прежде чем тот, кто находится по ту сторону, успеет ее выбить, но он еще не успел как следует разобраться в происходящем, когда совсем крошечный Джеймс схватил его в объятия, от которых он упал прямо на задницу.       — Дядя Реджи! — взволнованно восклицает Гарри, совершенно не заботясь о том, что он, возможно, только что разбил копчик Регулуса на куски.       Джеймс появляется в поле его зрения всего пару секунд спустя, выглядя довольно испуганным, как будто Регулус собирается каким-то образом съесть Гарри, как печенюшку.       Ну, если честно, Регулус в свое время проглотил немало братьев и сестер Гарри.       Однако он благодарен за то, что ему не довелось съесть этого маленького гремлина, который сейчас выжимает из него всю жизнь своими объятиями, потому что Гарри просто очарователен.       Регулус не может не обнять его в ответ, пытаясь занять более удобное положение, и Гарри крепче сжимает его.       — Привет, приятель, — мягко усмехается Регулус. — Ты, должно быть, Гарри.       Гарри отталкивается, лишь чтобы посмотреть на Регулуса, и пылко кивает, а затем снова стискивает его в объятиях.       Конечно, он уже видел фотографии Гарри, поэтому знает, что тот похож на своего отца. Но оказаться с ним лицом к лицу — это просто завораживающе.       У него и лохматая голова Джеймса с неукротимыми волнами, и красивый курносый нос, а сквозь пухлые детские черты лица уже проглядывает перспектива сильной челюсти. Единственное, что осталось в нем от матери, — это кристально чистые зеленые глаза, совершенно поразительные на фоне его бронзовой кожи.       Когда он вырастет, то станет щеголем, как и его отец.       — А ты — дядя Реджи, — говорит Гарри с суровой уверенностью, которую Регулус находит очаровательной. — Ты хорош в Mario Kart?       Будь проклят он и все его предки, если Драко не заставлял его играть в эту нечестивую игру по меньшей мере десять тысяч раз с тех пор, как научился брать в руки приставку. По крайней мере, он видел, как Нарцисса и Люциус тоже подвергались этой пытке.       — Я надеру твою маленькую задницу в Mario Kart, — торжественно заверяет его Регулус, и он убеждается, что обещание насилия четко написано на его лице.       Гарри лучится.       — Нет, — говорит он, — это я надеру тебе задницу.       — Не угрожай гостям, Гарри, — наставляет его Джеймс, быстро схватив Гарри, чтобы оттащить его.       Ему требуется всего несколько ловких рывков, чтобы оттащить Гарри от Регулуса, к большому неудовольствию Гарри.       Регулусу нравится этот ребенок.       Он ему очень нравится.       Прошла всего минута с тех пор, как он официально познакомился с ним, но он уже знает, что разорвет на куски любого, кто посмеет хоть пальцем тронуть его.       Но это же Гарри, напоминает он себе, все еще немного ошеломленный, и он уже давно решил, что любит его.       Регулус поднимается на ноги только для того, чтобы убедиться, что не сломал ни одной кости, чего он, к счастью, не сделал, и одаривает Гарри самодовольной ухмылкой.       — Ты можешь угрожать мне, когда твоего отца нет рядом, — говорит он ребенку. — Но я тоже могу угрожать тебе. И я чертовски хорош в этом.       Гарри прикрывает рот, шокированный сим предложением.       Значит, он уже перенял драматизм Сириуса, как мило.       Джеймс закатывает глаза.       — Почему все здесь отменяют мои правила? — выдыхает он, но не похоже, чтобы это мешало ему спать по ночам. — Ладно, Хаз, иди смотреть «Щенячий патруль» или что-нибудь ещё И больше никаких приставаний к дяде Реджи, по крайней мере, до обеда, понял?       Джеймс такой отец, думает Регулус, и эта мысль дергается в уголках его рта, но Регулус не позволяет ей превратиться в улыбку.       Гарри кивает, хотя и кажется недовольным, и не упускает возможности обнять Регулуса на короткое мгновение, прежде чем направиться к лестнице.       Только тогда Регулус замечает маленькую, злобную фигурку Питера, облокотившегося на перила.       Регулус выпрямляет спину, когда Питер медленно подходит к нему, засунув руки в карманы джинсов.       Он осторожно приподнимает бровь.       Питер кивает в задумчивости и на его верхней губе появляется намек на усмешку.       — Я не аттракцион фрик-шоу, Петтигрю, — говорит ему Регулус. — Но на этот раз я могу быть милым и позволить тебе сделать фотографию. Её можно сохранить надолго.       — Не утруждайся, — вздыхает Питер. — На тебя не так уж интересно смотреть, Блэк.       — Тогда почему ты все время так пялишься на меня?       — Потому что я не могу перебороть удивление, что Сириус не позволил тебе гнить в Азкабане, как я ожидал, но, думаю, он никогда не откажется от отчаянного благотворительного дела, верно?       Регулус хмурится.       Джеймс имеет наглость выглядеть абсолютно напуганным в течение пяти секунд, прежде чем Питер и Регулус разражаются смехом.       В мгновение ока Регулус сокращает пространство между ними и притягивает Питера к себе, чтобы обнять его, и если объятия Питера грозят сломать ему ребра, что ж, так тому и быть.       Регулусу это нужно, и он не стыдится этого. Он прошел через дерьмо за последние несколько месяцев, кто может винить его за то, что он нуждается в объятиях и потакает им?       — Хорошо, что ты здесь, — шепчет Питер близко к его уху.       Регулус обнимает его чуть крепче, но ничего не говорит.       Он вообще ничего не может сказать, когда Джеймс стоит так близко.       Они отстраняются друг от друга, чтобы мозг Джеймса мог передохнуть, потому что одному богу известно, сколько вещей одновременно он может обрабатывать, не перегружаясь и не замыкаясь.       — Пойдем, Лунатик готовит обед, — говорит ему Питер, протягивая руку. — Чем они тебя там кормили? Ты слишком худой, нам нужно запихнуть в тебя немного нормальной еды.       Регулус закатывает глаза, но позволяет тащить себя вниз по лестнице, не жалуясь.       — Конечно, бабуль.       Джеймс не успевает последовать за ними, как у него звонит телефон, и ему приходится отойти в сторону, чтобы ответить.       — Извините, мне нужно ответить, — хмуро бормочет он.       Как только он оказывается вне зоны слышимости, Питер слегка наклоняется к Регулусу и шепчет:       — Нам нужно о многом поговорить, верно?       — Что? О моем пятимесячном пребывании на гавайском курорте? — говорит Регулус, но останавливает их прямо перед тем, как они доходят до кухни, и поворачивается, чтобы посмотреть на Питера.       Регулус не произносит ни слова.       Ему это и не нужно.       Вместо этого он позволяет своим глазам сделать все, что он не может заставить себя говорить, и в ответ получает нежную улыбку.       — Я знаю, — тихо произносит Питер.       Взявшись за руки, они идут на кухню, где Ремус помешивает что-то в большой кастрюле, а Сириус невероятно помогает тем, что красит ногти на столе.       Регулус вздрагивает, но не позволяет себе задуматься над тем, почему именно все кажется и ощущается таким странным.       Ему здесь не место, он знает это, но трудно чувствовать себя неловко, когда так легко вспомнить, каково это было, когда он был здесь.       — Говорю тебе, Лунный Луч, — говорит Сириус Ремусу, вздыхая, — они такие низкопробные засранцы. Полная выставка из тридцати работ за полмиллиона? И я должен делить помещение с Локонсом? Ни единого шанса в аду.       Ремус хмыкает в знак согласия.       — Их галерея — говно, в любом случае. Предложение Доркас мне нравится гораздо, гораздо больше.       Только это заставляет Сириуса поднять голову.       — Скажи? — насмехается он. Его глаза видят Регулуса, когда тот садится, и он широко улыбается. — Рег! Слава богу, ты здесь, нам ужасно нужен был твой опыт.       — Ты рассматриваешь возможность совершения мошенничества?              Сириус выглядит так, будто обдумывает это, пока Ремус не закатывает глаза и не вмешивается.       — Нарежь это для меня, ладно? — объясняет он, протягивая Регулусу разделочную доску, несколько овощей и большой нож. — Он слишком занят покраской ногтей и тем, чтобы притворяться полезным.       Сириус даже не поднимает глаз, когда говорит:       — Есть жертвы, которые я должен приносить, чтобы быть красивым для своего мужа.       Питер берет кусок помидора, который Регулус только что отрезал, и бросает его прямо в голову Сириуса.       — Я уничтожу тебя, — пренебрежительно бормочет Сириус, закрывая свой черный лак для ногтей и отодвигая его в сторону.       — Для этого нужно подождать, пока ногти высохнут, — возражает Питер.       — Хочешь, я накрашу твои? Голубой цвет прекрасно подчеркнет твои глаза.       Питер кивает, пожимая плечами.       — Конечно, — говорит он. — Хотя я не уверен, надолго ли их хватит. Завтра на уроке я буду заниматься декоративно-прикладным искусством.       — Разве ты не учитель английского? — интересуется Регулус.       — Да, но я заменяю учителя рисования, пока она гоняется за своим мужем по всей Ирландии, чтобы заставить его подписать бумаги о разводе.       — Что ты вообще знаешь об искусстве? — фыркнул Ремус.       — Дерьмо. Вот всё то, что я знаю, — говорит Питер, — но она прислала мне довольно запутанную двадцатиминутную голосовуху с мероприятиями, запланированными на неделе. Я, правда, не понимаю, какое отношение к этому имеет мать ее мужа, но, думаю, суть я уловил.       Сириус выглядит так, будто собирается дать ему какой-нибудь полезный совет, хотя бы раз в жизни, когда Джеймс заходит на кухню со скрещенными на груди руками.       — Почему мне только что позвонили из школы Гарри и сказали, что какой-то сумасшедший заставил всех учителей и директора подписать договор о неразглашении.       Лицо Сириуса остается спокойным, когда он говорит.       — Я не знаю, Джеймс. Там полно чертовски сумасшедших людей.       — Да уж, чертовски сумасшедших, — насмехается Джеймс, опуская руки. Его это не забавляет, но зато забавляет Регулуса. — О чем ты, блядь, думал?       Сириус закатывает глаза.       — Дети много болтают, Джеймс. Мне нужно было убедиться, что учителя не проболтаются.       — Ты совсем рехнулся…       — Нет, это ты рехнулся, если думал, что я не собирался принять все меры предосторожности…       — Так вот что ты делал, когда отправил Ремуса одного забирать вещи Регулуса из хранилища?       — Ну и что, если так?       — Ты мог бы предупредить меня, прежде чем приводить МакГонагалл в школу моего сына, чтобы изводить чертов персонал!       — Ты хотел, чтобы я пошел туда один?       Все на кухне поворачиваются, чтобы посмотреть на него в ужасе, даже Регулус.       — Нет! — громко восклицает Джеймс. — Это еще хуже!       — Если вы двое не прекратите спорить, то я накормлю вас дерьмом! — говорит им обоим Ремус, угрожающе двигая ложкой.       Регулус отправляет в рот кусочек помидора.       — Тогда скажи своему мужу, чтобы он перестал быть таким чертовски нелепым!       — А ты скажи своему другу, чтобы он перестал так реагировать!       — Я не реагирую!       — Я не нелеп!       — Прекрати, ты испортишь эту чертову еду!       — Не могли бы вы перенести спор в другое место? — вмешивается Питер. — Гарри прямо там, в гостиной…       — Ты заткнись, этот придурок называет меня нелепым и ненормальным!       — Потому что ты, блядь, такой и есть!       — Я накормлю вас всех кошачьим дерьмом, если вы не заткнетесь нахрен!       Регулус знает, что никто не собирается побеждать.       Возможно, Ремус со своей деревянной ложкой, но не более того.       Он вздыхает.       Он единственный, кто изменился, не так ли? Он единственный, кто потерял ту искру, которая была у него в молодости, когда он мог вмешаться в их маленький спор и пригрозить им чем-то грубым и нелицеприятным, чтобы заставить их замолчать.       Джеймс, Сириус, Питер, Ремус — все они те же.       Старше, взрослее, с настоящими обязанностями, но все те же.       Один только Регулус прогнил изнутри.