Странно ли это, если Джеймсу очень нравится проводить время с Ремусом, когда тот болен? Потому что ему действительно нравится проводить время с Ремусом, когда он болен.
И не только потому, что это напоминает ему об их учебе в Хогвартсе и днях в университете, но и потому, что это дает ему ощущение, что он делает что-то полезное для своего друга, составляя ему компанию, когда он не может, или, скорее, Сириус не позволяет ему выйти на улицу.
Он хотел бы появиться на пороге их дома раньше, с шоколадками и какой-нибудь едой на вынос, но он знал, что им требовалось время для самих себя.
Кроме того, ему не очень нравится идея оставить Регулуса наедине с Гарри, и не потому, что он не доверяет Регулусу, он ему доверяет.Он доверяет Регулусу, как ни странно, даже после их глупой ссоры. Не то чтобы этот человек был осужден за похищение дошкольников, во всяком случае.
Но все же он не был до конца уверен, что Регулус хорошо справится с тем, чтобы полностью отвечать за Гарри дольше, чем на пару часов.
Однако после нескольких дней молчаливого наблюдения за их взаимодействием издалека и особенно после того, как он увидел, как легко Регулус справился с одной из редких вспышек вздорного характера Гарри и не дал ей перерасти в полноценную истерику без какого-либо вмешательства со стороны Джеймса, он решил, что Регулус может справиться с Гарри самостоятельно.
А если он получит дополнительный бонус в виде отсутствия необходимости делить дом с Регулусом в течение целого дня, то так еще лучше.
По правде говоря, он думает, что потихоньку сходит с ума, и, честно говоря, пребывание взаперти с Регулусом может сделать это с кем угодно.
Регулус, шатающийся по дому своими элегантными, ленивыми шагами; Регулус, устраивающийся повсюду на мебели в крохотных шортах, открывающих вид на татуировки, которые он коллекционировал на себе годами; Регулус и веснушки, расцветающие на его молочной коже от того, сколько времени он стал проводить под солнцем, даже когда он не работает, а просто читает книгу, лежа под глицинией; Регулус, роющийся в его ящиках и шкафах с ключами, которые он бессовестно украл у Джеймса; Регулус, спускающийся в полночь на кухню поохотиться за печенькой, едва удостаивает Джеймса презрительным взглядом.
Его тихое присутствие иногда так невыносимо громко, как будто он способен занять место в любой комнате и владеть им, просто существуя в ней, и это потрясающее ощущение — то, о чем Джеймс почти забыл за прошедшие годы.
Он где-то читал об этом, вспоминает он, в какой-то статье о его появлении на Met Gala пару лет назад, где и Регулус, и Сириус умудрились присутствовать, не глядя друг другу в глаза. В статье говорилось о том, что там были сотни знаменитостей, подиумных моделей и светских львиц самого высокого уровня, одетые в свои лучшие дизайнерские наряды, но как только Регулус и Барти переступили порог, все взгляды в зале сразу же обратились к ним.
Нет, не к ним, а
к нему.
Хотя Джеймс не может их за это винить.
Регулус похож на природный феномен, на который невозможно не смотреть, и теперь Джеймс чувствует себя так, как будто он застрял в своем собственном доме в компании человеческой реинкарнации северного сияния.
Сказать, что это нервирует — значит преуменьшить значение этого слова.
А еще хуже молчание.
Хуже всего то, что Джеймс даже не знает, что именно заставляет его вести себя так глупо, или что вообще его так разозлило.
Он злится так, что кажется, будто так и должно быть, учитывая, как бесстрастно Регулус относится к своему заключению, но разве поэтому он ведет себя так стервозно?
Возможно, Джеймсу просто
нужно добиться от Регулуса реакции, которая не ограничивается едкой ухмылкой или насмешливым поднятием бровей.
Однако сейчас он слишком занят, чтобы думать о Регулусе, лежа рядом с Ремусом на их с Сириусом кровати, слушая их спор о чем-то глупом, в который он, вероятно, не должен вмешиваться, но все равно вмешивается, потому что они всегда были такими. Единственное, что ему нужно для полноты ощущений, — это Питер, лежащий на их ногах и время от времени вклинивающийся в разговор со своими очень полезными комментариями.
Он считает, что Питер, в конце концов, достаточно натерпелся прошлой ночью. Теперь его очередь.
— …И он не позволяет мне и шагу ступить за пределы этого чертова сада!
Сириус сидит на краю кровати, скрестив руки на груди:
— Я оберегаю тебя, потому что люблю тебя!
—
Ты сводишь меня с ума, — возражает Ремус.
— Если бы я действительно хотел свести тебя с ума, я бы попросил твою мать присмотреть за тобой, — отвечает Сириус с победной ухмылкой на губах.
Джеймс натягивает гримасу.
— Низкий удар, приятель. Низкий удар.
Ремус выглядит совершенно потрясенным.
Хоуп Хауэлл, потому что она предпочла бы умереть, чем носить фамилию бывшего мужа, тем более что она снова вышла замуж, — удивительная женщина с невероятно интересными историями для разговоров, которые она пережила путешествуя по всему миру с Эммой, своей женой, которая печет превосходный бисквит королевы Виктории.
Вот только проблема в том, что у нее столько энергии, сколько может быть только у инструкторши по йоге, которая каждое утро ходит в минипоходы, и помимо этого, имеет тенденцию пылесосить каждый дюйм ковра, до которого может дотянуться, глубокой ночью.
После шестого раза, когда она разбудила их в безбожный час, на этот раз пересобирая кухню в предрассветные часы, Ремусу пришлось умолять Сириуса не приглашать ее больше никогда, тем более после того как он восстанавливается после болезненной процедуры.
Джеймс не может его винить.
— Пожалуйста, не зови ее, — шепчет Ремус тоненьким голосом.
— Все для тебя, Лунный Луч, — Сириус шевелит большой палец ноги Ремуса, что очень раздражает его мужа.
— Я тебя ненавижу, — бормочет Ремус, на мгновение закрывая глаза. — Джеймс, будь добр, останься со мной на несколько часов. Сириусу нужно встретиться с какими-то богатыми людьми по художественным вопросам, а он отказывается оставить меня одного или взять с собой, а единственная медсестра, которая ему нравится, уехала из города.
Сириус вздохнул,
— У меня встреча с художественным куратором музея в Дании, который хочет заказать несколько работ для постоянной экспозиции современного ренессанса, — объясняет он с укором. — Но я могу отложить это, пока тебе не станет лучше.
— Во-первых, я чувствую себя гораздо лучше, чем на прошлой неделе, — ворчит Ремус. — А во-вторых, нет, ты не можешь. Ты откладывал это достаточно долго, и они сказали, что им нужно увидеть тебя сейчас, Сириус. Люди проделали весь этот путь из Копенгагена, чтобы встретиться с тобой!
— Да брось ты, лететь всего два часа, — хмыкает Сириус, отмахиваясь. — Это лишь малая часть того времени, которое займет эта встреча. Олливандер — гений, да, но у него уходит полчаса на все эти приветственные реверансы. И он отказывается проводить любые встречи, которые не включают в себя обильный обед из трех блюд.
— Почему? — интересуется Джеймс.
— По его словам, ни один человек не может принять здравое решение на голодный желудок.
— Иди на свою встречу, Падс, — говорит ему Джеймс, ударяя его ногой. — Я останусь здесь.
Сириус раздумывает над этим, Джеймс видит это по тому, как он кусает внутреннюю сторону щеки и дергает за цепочку на шее.
— Кто присмотрит за Гарри?
— Регулус, — спокойно отвечает Джеймс. Странно, не правда ли? То, как это просто слетает с его языка, просто странно.
Регулус присмотрит за Гарри. Регулус, из всех людей, присматривает за Гарри. Его отвергнутый бывший парень присматривает за его сыном. Это звучит почти как шутка. Возможно, несколько месяцев назад это было бы самой уморительной шуткой, но сегодня это реальность, которую он не может избежать, — Сириус, приятель, звучит так, будто это действительно важно. А еще как огромный чек.
— Так и есть, — соглашается Ремус, бросая на Сириуса порицающий взгляд.
Сириус вскидывает руки в воздух, побежденный, но он совсем не выглядит счастливым.
— Хорошо, — сдается он. — Просто дайте мне переодеться во что-нибудь более скандальное, и я пойду. И ради всего святого, Сохатый, не позволяй ему выходить на улицу.
Поэтому, естественно, первое, о чем просит Ремус, как только Сириус уезжает, это помочь ему найти обувь.
— Мне нужно выбраться отсюда, пока я не выбросился из чертова окна, — говорит ему Ремус, уже свесив ноги с края кровати. — Я люблю Сириуса больше жизни, правда люблю, но с меня хватит этого дерьма. Он бы заставил меня нагадить в горшок, если бы я позволил. Мне нужен свежий воздух, и никто не может помешать мне его получить, Сохатый, даже ты со своими фантастическими мускулами не сможешь меня остановить.
Джеймс смеется, качая головой.
— Успокойся, приятель, я принесу тебе кроссовки. Не хочешь сначала переодеться?
Ремус бросает на него недовольный взгляд.
— Отвали.
— Хотя бы штаны, Лунатик, давай.
С неохотой Ремус соглашается, и Джеймс помогает ему облачиться в спортивные штаны, которые он считает достаточно приличными для выхода на улицу, легко балансируя между аккуратностью и осторожностью, потому что излишняя осторожность приведет к тому, что либо его укусят, либо он получит пощечину, а возможно, и то, и другое.
— Пошли уже, блин, — говорит Ремус и встает, повиснув на руке Джеймса.
Слава богу, Ремус такой же высокий, как он сам, потому что Джеймс не думает, что смог бы помочь ему спуститься по лестнице, приседая до роста Сириуса или, что еще хуже, Регулуса.
— Хочешь молочный коктейль? — интересуется Джеймс, застегивая ремень безопасности.
— Да, блядь, если я выпью еще один зеленый сок, клянусь, я превращусь в гребаного Халка.
Чтобы предотвратить нечто ужасное, Джеймсу не остается ничего другого, как отвезти Ремуса в его любимую забегаловку, которая, как они точно знают, является кошерной, и заказать им обоим полноценный, насыщенный обед (Сириус точно нахмурился бы) и несколько молочных коктейлей.
Он не может удержаться от смеха, когда Ремус откусывает огромный кусок от своего бургера, а его глаза от удовольствия закатываются почти внутрь черепа.
— Я когда-нибудь говорил тебе, как сильно я тебя люблю?
— Недостаточно, Лунатик.
— И я глубоко извиняюсь за это. Я чертовски сильно люблю тебя, — говорит ему Ремус, прежде чем одарить Джеймса раздражающей, понимающей ухмылкой. — После того как мы поедим, ты расскажешь мне, что взбрело в твою дурную голову.
— Ничего мне в голову не взбрело, — устало выдыхает Джеймс, — Я в порядке.
На самом деле, ему что-то взбрело в голову. И он не в порядке.
Ремус поднимает бровь.
— Да, конечно, приятель, а я оборотень. Давай ешь, а потом можешь рассказать мне, как именно ты облажался.
У Джеймса нет сил протестовать, поэтому он просто молча наслаждается своим бургером, а когда заканчивает, Ремус не ждет ни секунды, прежде чем словесно наброситься на него. Джеймс еще даже не добрался до своей картошки, черт возьми.
— Выкладывай, — призывает Ремус, зажимая соломинку своего молочного коктейля между губами.
Джеймс вздыхает.
Он рассказывает Ремусу
все. От установившегося между ними мира до того, как все рухнуло от одного простого вопроса.
Ремус слушает, не перебивая, кивает головой и поощрительно жестикулирует, когда Джеймс расстраивается, и к тому времени, как он заканчивает говорить, похоже, у Ремуса уже готов вердикт.
— …Что ты думаешь?
Ремус вздыхает, натягивая извиняющееся выражение лица.
— Прости, Джеймс, но я просто… я не думаю, что это имеет значение, если он так сказал, — говорит он Джеймсу, проглотив наггетс, грешно покрытый толстым слоем сырного соуса. Сириус морил Ремуса голодом? Кормил его овощами на пару и курицей, как сумасшедший. — Ты знаешь его лучше всех, так зачем принимать его слова за чистую монету. В самом лучшем случае он стервозный и злобный, и, в общем, ты вроде как загнал его в угол, приятель.
Джеймс не может лгать, Ремус в этом прав.
— А что, если он действительно это имеет в виду, Лунатик?
Ремус пожимает плечами.
— Я не верю в это, но даже если он действительно имел это в виду, то это все равно не имеет значения. Сириуса и Регулуса не воспитывали и не заботились о них так, как о нас, помнишь? Так что если он действительно имеет в виду то, что сказал о Сириусе, то так тому и быть. Мы поможем ему стать лучше, потому что он все еще член семьи, если ты не забыл, и мы оставили его достаточно надолго, ты так не думаешь?
— Наверное, ты прав, — признает Джеймс.
— Мне тоже было нелегко, Джеймс. Простить его, я имею в виду. Простить то, что он сделал с человеком, которого я люблю. Разве ты не думаешь, что я не хотел задушить его в первый же раз, когда Сириус пришел домой в слезах, потому что Регулус отказался от его помощи? Конечно, я хотел дать ему пощечину за то, что он снова обидел моего мужа. Но я не могу забыть, насколько извращенным и злым является то место, откуда они родом. Одному богу известно, какие у них до сих пор остались шрамы, доказывающие это. И сейчас я могу только радоваться, что он здесь, с нами, так долго, как смогу, — сурово говорит Ремус, но после некоторого молчания его черты смягчаются. — Я все еще помню, что он сделал с твоим сердцем, приятель. В каком состоянии ты был, когда он ушел… Мне было очень тяжело видеть тебя таким и знать, что я ничем не могу помочь. Ничего страшного, если тебе трудно простить его за это, я понимаю. До сих пор тебе не приходилось сталкиваться со своими чувствами по этому поводу.
Джеймс сдвигает очки на переносицу, вздыхая.
— Дело в том, что я не думаю, что есть что прощать, — говорит он Ремусу. — Он имел полное право уйти от нас, понимаешь? И то, что случилось со мной после этого, это моя вина, а не его.
Ремус медленно кивает.
— Ты все еще любишь его?
— Нет.
— Ну, это было быстро, — говорит он. — Я спрошу снова, на этот раз медленнее. Ты все еще любишь Регулуса Блэка, Джеймс?
— Нет, не люблю, — говорит Джеймс, и это ничто иное, как суровая правда. — Не думаешь ли ты, что с моей стороны было бы невероятно странно любить кого-то после того, как я шесть лет не обмолвился с ним ни единым словом? Я не могу любить того, кого не знаю, Ремус, и как бы я ни скучал по тем людям, которыми мы были, я не могу быть влюблен в воспоминания о чем-то столь далеком. Так что нет, я больше не люблю его.
— Тогда почему ты так расстроен из-за того, что он сказал? — удивляется Ремус.
Джеймс пожимает плечами.
— Наверное, я не могу забыть боль, Лунатик. Я стараюсь, очень, очень стараюсь. Но думать, что мы ничего не значили, что только я страдаю из-за всего, что мы потеряли, — это больно. А потом я вспоминаю Сириуса, уничтоженного из-за того, что Регулус сделал с ним, и мне становится еще хуже, когда я чувствую себя виноватым за то, что хранил этот секрет от Сириуса, и, в довершение всего, за то, что втянул тебя в это. Честно говоря, это сплошная каша из обиды и вины.
Ремус обреченно вздыхает.
— Если тебе от этого станет легче, ты не совсем втянул меня в это, — рассуждает он. — Я увидел, как вы двое сосётесь на моей постели, на моей собственной кровати, а потом ты был достаточно добр, чтобы напомнить мне о клятве крови, которую мы четверо дали, чтобы я не рассказал Сириусу. Хотя это не остановило меня от моих попыток.
И кто-то должен был дать Ремусу медаль за то, как упорно он пытался заставить Сириуса открыть глаза.
Весь первый год их отношений Ремус молча терзался своими подозрениями, отказываясь признать вопиющую правду, ведь если он ничего не знал, то и Сириусу нечего было рассказывать, верно?
Но, к несчастью для него, он наткнулся на правду, которой избегал, за несколько недель до их выпуска из Хогвартса.
После того рокового случая Ремус пытался всеми силами заставить Сириуса выяснить, что происходит, не говоря ни слова по этому поводу, и порой Джеймсу хотелось, чтобы Сириус просто все понял раз и навсегда, чтобы не быть все время на взводе, но этого просто не происходило, какой бы вопиюще очевидной и нелепой ни была ситуация.
Например, последняя попытка Ремуса в дни их учебы в Хогвартсе произошла всего через несколько мгновений после того, как Регулус и Джеймс ввалились в Большой зал со взъерошенными волосами и раскрасневшимися щеками, когда все студенты собрались на ежегодную церемонию вручения Кубка Хогвартса.
Как ни странно, именно Джеймс понял, что что-то не так.
— Рег! — Джеймс быстро позвал его и начал дергать за рукав свитера, — Рег!
— Уходи, — шипел на него Регулус, отбивая его руку. — Церемония вот-вот начнется. Найди какого-нибудь гриффиндорца и исчезни, пока Слизнорт не снял с тебя баллы!
Вдалеке виднелся Ремус, отчаянно тащивший Сириуса к ним.
Джеймс взял Регулуса за руку и просто потащил его за колонну.
— Мы перепутали галстуки, — отчаянно сказал он своему тогдашнему парню.
С его и без того бледного лица исчезла вся краска, когда его осенило осознание.
В безмолвной панике они начали дергать друг друга за галстуки и рубашки, пытаясь снять их, но не успели они закончить, как рядом с ними материализовался победоносно выглядящий Ремус с Сириусом наперевес.
— Вот они! — сказал Ремус Сириусу, торжествуя, жестикулируя в сторону пары, как гордый волшебник. — Сохатый, мы искали тебя повсюду, где ты был?
Джеймс отчаянно уставился на галстук, который Регулус так и не смог полностью снять.
— Я…
— Погодите-ка, почему вы носите галстуки друг друга? — медленно спросил Сириус, нахмурив брови.
Сердце Джеймса упало к его ногам.
— Дружище, послушай, пока ты не взбесился, позволь мне объяснить, как…
— Нет, я понял, — оборвал его Сириус. — Ты пытался заставить моего брата разыграть учителей. Серьезно, Джеймс, что с тобой не так? Если нас сегодня накажут, как мы сможем провернуть
ту штуку, для которой мы так долго заманивали на чердак летучих мышей?
— Точно, — произнес Регулус, даже не потрудившись в этот момент выглядеть встревоженным из-за летучих мышей, и спокойно протянул Джеймсу его галстук. — Это был бы хороший розыгрыш, правда, но твоя история с летучими мышами еще лучше.
— Ты рассказал ему о летучих мышах? — Сириус раздраженно хмыкнул. — Да ну тебя, честное слово. Давай я помогу, — сказал он Джеймсу, вставая на цыпочки, чтобы помочь ему с галстуком, высунув кончика языка от усердия, пока не получилось идеально, но когда он отпрянул, то снова нахмурился. — Регулус, ты, что, пытался сорвать с него галстук, пока он был в нем? Посмотри на его одежду! И посмотри на свою — о, черт, Ремус, ты в порядке? Быстро, давай отведем тебя к столу, ты выглядишь довольно раскрасневшимся. Тебе нужно немного воды и, возможно, глоток сливочного пива позже.
Забыв о них, Сириус обвил руку Ремуса и повел его к столу, болтая что-то о секретном проходе из кухни в Хогсмид, о котором ему рассказывал его дядя Альфард и который им так и не удалось опробовать, но который они должны исследовать, чтобы добавить его на карту перед выпуском.
Все это время Ремус смотрел на Джеймса и Регулуса через плечо с убийственным выражением в глазах.
Он усмехается, когда Ремус закатывает глаза и пинает его в шею.
— Это было блять ужасно, — простонал Ремус. — Уморительно, но ужасно. Как он не заметил? Вы были прямо у него под носом, Джеймс.
Джеймс пожимает плечами, вздыхает, когда его смех стихает, и на несколько мгновений сжимает руку Ремуса.
— Я очень сожалею обо всем этом, — говорит он, и он серьезно. — Я знаю, что это должно быть очень тяжело для тебя.
Ремус лишь слегка улыбается.
— Я не буду тебе врать, очень трудно скрывать это от Сириуса. Очень, очень трудно. И я снова и снова говорю себе, что это не мой секрет, что я поступаю как хороший друг, утаивая твое дерьмо, но поступаю ли я как хороший муж?
После этого Джеймс замолчал.
Он думал об этом и раньше, конечно думал, но было легче отодвинуть все это на второй план, когда Регулус был так далеко, особенно учитывая, что он провел все годы учебы во Франции вдали от них и не было ни малейшего шанса столкнуться с ним.
Тогда не было смысла разговаривать, не так ли?
— Я скажу ему, — заключил Джеймс. — Когда все закончится, я обещаю, что расскажу ему все. И я буду держать тебя подальше от этого, Лунатик, клянусь.
Ремус качает головой.
— Дружище, мы пойдем ко дну вместе.
— Как ты думаешь, почему Питер никогда ничего не говорил об этом? — спросил Джеймс, скрестив руки на столе. — Он никогда не говорит о Регулусе.
— Смеешься, что ли? — усмехается Ремус. — Он может быть могилой, когда хочет.
— Это только заставляет меня задаваться вопросом, о чем, блядь, он говорит с Регулусом каждый раз, когда заходит в гости.
Ремус приподнимает бровь:
— Питер навещал его?
Джеймс кивает, заглатывая кучу остывшей картошки.
— Несколько раз, — говорит он. — Ты помнишь, что раньше они были неразлучны? Потому что мы с Сириусом забыли.
Ремус кивает.
— Конечно я это помню. А ещё я помню, что ты тогда так ревновал его.
Джеймс закатывает глаза.
— Да, я помню такое, и это не входит в число моих самых выдающихся моментов.
— Думаешь? — Ремус усмехается, откинувшись на спинку стула. — Да ладно, приятель. Этот разговор только сбивает нас с толку. Поговори со мной о чем-нибудь другом, ладно? Как продвигается та новая книга?
На этот раз на губах Джеймса появилась искренняя улыбка.
— Мой издатель говорит, что она должна выйти где-то в конце этого года, — говорит он Ремусу. — Её почти не нужно редактировать, и она уйдёт в печать в кратчайшие сроки.
— Это чертовски здорово, приятель, я так рад за тебя! — Ремус тянется через стол и слегка пожимает ему руку. — Видишь? И хорошее дерьмо случается.
Хорошее дерьмо случается, действительно.
— Хочешь сходить в кино? — предлагает Джеймс, опуская свою пустую чашку. — У нас должно быть достаточно времени до возвращения Сириуса.
— Ты приглашаешь меня на свидание, Джеймс Поттер? — Ремус поморщился.
Джеймс торжественно кивает, поднимается со своего места и протягивает Ремусу руку.
— Миледи?
Ремус смеется достаточно громко, чтобы его услышал весь ресторан, прежде чем опереться на свою трость и взять руку Джеймса.
— Я хочу посмотреть нечто чертовски страшное.
— Я думаю, что фильм про Маппетов все ещё крутят.
— Да пошел ты.
❖
Когда они вернулись после не такого уж краткого шоппинга и поедания мороженого, была уже четверть восьмого.
Они расположились за столиком в саду, болтая о деталях предстоящей книги Джеймса, когда машина Сириуса послышалась на подъездной дорожке, а ему потребовалось несколько минут, чтобы зайти в дом.
Сириус, сердито разговаривающий по телефону, стал нормой в последние несколько месяцев, поэтому совсем не странно было видеть, как он хлопает дверью, крича на кого-то на другом конце линии, но он все еще слишком далеко, чтобы они могли понять, почему именно.
Однако, когда он подходит ближе, они могут очень четко различить беспокойство и чистый, ничем не прикрытый гнев, исходящий от его резких слов.
— …Ты всегда была чертовой сукой, но в этот раз превзошла себя, — шипит он, его лицо приобрело нездоровый оттенок красного. — Что? Нет, пошла ты, мне плевать на то, что, как ты думаешь, с тобой случилось, потому что ты не понимаешь — тебя даже наследства не лишили! Когда Сигнус умер, ты за год просадила семейные деньги, которые он тебе оставил, а потом использовала фамилию, чтобы попасть на кастинг в любой фильм, в котором хотела сниматься — не сравнивай себя со мной, у меня хронически больной муж, а у тебя беспородная плоскомордая псина! — хрипит Сириус, его отвращение становится все более очевидным с каждой секундой, когда он слушает собеседника, предположительно, Андромеду. — О, так теперь тебя волнует местонахождение твоей родной сестры…
Он замолкает, делает полшага по дорожке к столику в саду, за которым сидят Ремус и Джеймс, и просто чудо, что к этому моменту дым не валит у него из ушей. Его рука импульсивно комкает какие-то наверняка важные бумаги, и Джеймс вскакивает со своего места, чтобы забрать их. Сириус даже не смотрит на него.
— Конечно, блядь, я знаю, где Нарцисса! Она моя кузина, долбаная ты уродка! — резко кричит он, и это заставляет и Ремуса, и Джеймса слегка подпрыгнуть на своих местах. — У нее есть ребенок, с которым ты даже не знакома, потому что ты такая большая дрянь! Так что не смей больше сравнивать себя со мной, потому что я стоял в центре этого дерьмового шторма, делая все возможное, чтобы уберечь своего брата, найти жилье для Цисси и хорошего адвоката для Люциуса, а ты тем временем даже не позвонила Белле, своей родной сестре. Ей грозит пожизненное заключение, Андромеда — да, я в курсе, что она сумасшедшая, но знаешь что? Мы все такие! Безумие — это настоящая семейная реликвия, в отличие от тех чертовых драгоценностей, которыми ты так любишь щеголять!
Сириус доходит до стола, но не садится.
Его лицо становится болезненно белым, а глаза превращаются в лед в одно мгновение.
— На твоем месте я бы в следующий раз более тщательно подбирал слова, — предупреждает ее Сириус, и в его голосе нет ни намека на теплоту. Это грозный голос семейства Блэк, замечает Джеймс, по позвоночнику пробегает дрожь, голос, который Сириус использует нечасто, и о существовании которого Джеймс иногда забывает. Именно этот голос он использовал бы, сидя в своем кабинете, одетый в строгий костюм, если бы остался наследником. — Ты о моём младшем брате сейчас говоришь. Прошу прощения? Андромеда, дорогая моя кузина, ты — Блэк, ты знаешь угрозу, когда слышишь ее. Я не боюсь тебя, но вот тебе следует бояться меня. Так что сделай себе одолжение и вырежи имя моего брата из своего грязного рта раз и навсегда.
Он повесил трубку, пошатнувшись, и хлопнул телефоном о стол, упав на стул.
— Андромеда дала интервью Скиттер на ее дурацком канале YouTube, — говорит он им, прежде чем кто-то из них успевает спросить. — Я не хочу вдаваться во все мерзкие подробности, но если коротко, то она сказала, что Нарцисса осталась без кормильца теперь, когда Люциус за решеткой, что ей все равно, проведет ли Белла остаток жизни в Азкабане или в больнице Святого Мунго, и что я вообще не должен был помогать Регулусу. Потом она разразилась тирадой о том, почему ее семья для нее мертва, и все это она высидела с рубином стоимостью в двести тысяч фунтов, который когда-то принадлежал нашей бабушке, висящим у нее на шее.
Джеймс поднимает брови.
— Андромеда? — спрашивает он, просто чтобы убедиться, что все правильно понял. Концепция происходящего просто немного абстрактная. Последний раз он слышал об Андромеде, когда Сириус пошел с ней на премьеру ее последнего фильма. — Зачем ей это делать?
Сириус пожимает плечами, небрежно проверяя свой телефон, работает ли он еще.
Работает.
— Я ни хрена не понимаю, — устало говорит он. — Слава вскружила ей голову, я думаю? Она хотела оставаться на слуху? Что бы это ни было, к утру мы будем во всех СМИ. Опять.
— Я понимаю, почему она так относится к Беллатрисе. Она угрожала убить нас, а через месяц прислала дорогую бутылку шампанского и бриллиантовые запонки на нашу годовщину, — неуверенно рассуждает Ремус, — но Нарцисса? Она всегда была очень доброй, насколько это вообще возможно.
Да, Нарцисса добрая.
Джеймс вспомнил, что видел ее на приеме у Сириуса и Ремуса. Она и Люциус пробыли там всего несколько минут, чтобы поговорить с Ремусом и Сириусом наедине, дали им чек, и Нарцисса затем очень крепко обняла их обоих.
С Сириусом она тоже не разрывала контакта. Они слишком сильно любили друг друга, чтобы сделать это.
— Андромеда даже не позвонила ей, когда родился Драко, а Нарцисса почти умерла, — с горечью вспоминает Сириус и делает глубокий вдох. — Я не могу поверить, что она так себя ведет, так ханжески относится к страданиям собственной семьи. Неужели она не понимает, что мне тоже больно? И не только из-за Регулуса, но и из-за Цисси, и Беллы, и даже Люциуса, и бедного маленького Драко, скучающего по отцу. О, и теперь дядя Альфард винит себя за то, что переехал в Америку и позволил этому случиться, но он и шагу не хочет ступать в Британию. Какая часть всего этого дерьмового шоу делает ее такой счастливой?
После этого они молчат, прекрасно зная, что Сириус еще не закончил.
Через несколько мгновений лицо Сириуса немного искажается, он скрещивает руки на груди, серые глаза быстро наполняются слезами.
— К черту ее за то, что она говорила о Регулусе. Я не прощу ей этого, как бы сильно я ее ни любил. Все так строги к нему, СМИ, Андромеда, возможно, даже вы, но знаете что? Мне было бы наплевать в любом случае, — заявляет он, вытирая щеки насухо. — Никто лучше нас не знает того, что мы пережили. И я не оставлю его одного. Никогда больше.
Ремус и Джеймс обмениваются взглядами.
Джеймс знает, что ему не нужно ничего говорить по этому поводу, потому что тогда Ремус сделает то, что у него получается лучше всего: перенаправит гнев Сириуса в менее разрушительное место, прежде чем он успеет взорваться.
— Знаешь? Мы сегодня ходили за едой, — говорит он своему мужу с невинной ухмылкой, украшающей его губы.
Лицо Сириуса снова искажается, но на этот раз он выглядит не столько расстроенным, сколько взбешенным.
Джеймс тоже ухмыляется, уже готовясь к тому, что будет дальше.
— О, и в кино. Мы смотрели что-то про одержимость демонами. Довольно страшно, на самом деле. Тебе стоило пойти с нами. А мы не упоминали, что после этого пошли за мороженым?
❖
Вспоминает ли Джеймс эти разговоры, толкая тяжелую тележку по магазину B&Q, пока Регулус орёт на него через Facetime.
Он бы и хотел отвлечься, но на самом деле довольно трудно слушать собственные мысли, когда Регулус кричит о различиях между двумя видами почвы, которые, как ему кажется, он никогда не поймет.
В этот момент он находится на грани того, чтобы предложить Регулусу раз и навсегда обожраться этой чертовой землей.
— Черный или желтый мешок? — поспешно вмешивается Джеймс.
Регулус издает высокопарный вопль, проводя рукой по своим взъерошенным волосам,
— Красный мешок! Гребаный красный мешок!
— Так мог бы сказать это с самого начала! — прошипел Джеймс. — Что дальше?
Он тут же пожалел, что спросил, потому что теперь застрял перед стеллажом с семенами с раскалывающейся головой и раздраженным Регулусом, который говорит ему, что его интернет-соединение дерьмо.
Как будто это его вина, что в B&Q такой дерьмовый сигнал.
Импульсивно Джеймс бросает в тележку всего понемногу и спешит в отдел комнатных растений, пока не начал рвать на себе волосы, и если Регулусу есть что сказать по этому поводу, он может смело идти на хуй.
— Я хочу эти розы, — требует Регулус, приближаясь слишком близко к экрану. — Только не трогай их.
Джеймс хмурится.
— Не трогать их? Как понять — не трогай?
— Ты слышал меня, Джеймс Поттер. Не трогай растения, только горшки.
— Почему?
— Потому что ты их убиваешь! А теперь положи телефон на тележку так, чтобы я мог проследить за этим как следует.
Почему он вообще подчиняется этому? Он задает себе этот вопрос снова и снова, пока Регулус хвалит его за то, что он пересадил четвертое растение, не задев ни одного листочка.
— Как грамотно с твоей стороны, черт возьми, продолжай, — говорит Регулус, награждая его насмешливыми аплодисментами. — И розовую я тоже хочу. О, забудь, пусть будут все розовые. И желтые. Возможно, тебе стоит взять вторую тележку, потому что я вижу несколько пионов, которые мне нравятся. Подвези меня к ним поближе.
А Регулус вообще знает, сколько денег зарабатывает Джеймс? Потому что кажется, что знает.
И похоже, что он поставил перед собой цель просадить все его деньги.
Джеймс, честно говоря, не возражает, если только это означает, что Регулус будет как можно дольше держаться от него подальше.
— Нет! — кричит Регулус, расстроенный, и это пугает Джеймса настолько, что он чуть не роняет котелок, — Положи эту штуку на место!
Джеймсу хочется плакать:
— Что поставить на место?
По крайней мере, Сириус и Ремус забрали Гарри на выходные, думает он, так что тот не услышит, как его собственный отец душит дядю Реджи подушкой, когда вернется.
— Растение, Джеймс, гребаное растение! — продолжает он. — Ты тронул его и погубил своими убийственными для растений пальцами!
— Я не убиваю растения!
— Убиваешь!
— Я не виноват, что они вянут!
— Да, это ты, блядь, виноват в том, что мой двор и мой сад умирают, Джеймс!
Джеймс целенаправленно приближает к себе экран телефона, бросая взгляд на розы, и припечатывает:
— Ну, мои убийственные руки только что коснулись последней розовой розы, и я собираюсь купить ее тебе в любом случае, так что ты можешь либо применить обряд изгнания, а затем посадить ее, либо просто засунуть ее себе в…
— Ты можешь засунуть ее
себе в задницу, Поттер, с шипами, листками и всем остальным, — оборвал его Регулус.
Как ужасно зрело с его стороны.
Что-то более грубое и отвратительное грозило сорваться с его языка, когда он услышал чей-то смех позади себя, а когда обернулся, то увидел женщину средних лет, которая качала головой и смотрела на него с весельем в глазах.
— Брак — это американские горки, да? — спрашивает она с усмешкой. — Бесконечные препирательства между двумя людьми, которые любят друг друга, несмотря ни на что.
Джеймс может только пробормотать что-то бессмысленное в ответ, но она уходит прежде, чем он успевает найти связные слова, чтобы сформировать цельные предложения.
Ему никогда, никогда не удастся написать еще одну книгу, если он будет продолжать терять дар речи.
Почему она решила, что они женаты? Это полная чушь.
— Чего она хотела? — недоумевает Регулус, оставив iPad где-то на кухонном столе так, что он может кричать на Джеймса, сохраняя руки свободными, чтобы насыпать себе чипсов в тарелку.
— Что еще ты хочешь? — спрашивает Джеймс. — Я умру здесь, если мы не закончим в ближайшее время.
И ему действительно кажется, что он вот-вот умрет, когда он возвращается домой с машиной, набитой до отказа мешками с землей, семенами, всевозможными инструментами, которые, по настоянию Регулуса, были жизненно необходимы для ухода за садом, и, наконец, тридцатью восемью различными растениями в горшках. Ему пришлось играть в жесточайшую версию Тетриса, чтобы загрузить их в свой грязный багажник.
В довершение всего, он не уверен, что его пальцы не прокляты, так что он сделал все это, едва прикоснувшись к горшкам, к своему собственному позору. Может быть, суеверия Регулуса наконец-то подействовали на него.
Он не собирается просить Регулуса о помощи в разгрузке, даже если слишком устал и раздражен, чтобы сделать это самостоятельно, но Регулус сбегает по ступенькам еще до того, как он припарковывает машину.
— Открой! — говорит он Джеймсу, и тот нажимает кнопку на своих ключах, открывая багажник.
Регулус чуть ли не пищит от радости, когда видит все, что он выбрал, своими собственными глазами.
Все тело Джеймса расслабляется, и он не может удержаться от легкой усмешки над детским ликованием Регулуса.
Это заставляет его выглядеть моложе, в некотором смысле.
Нет, не моложе, говорит себе Джеймс, подходя к нему; это заставляет его выглядеть на свои годы.
Счастье, пусть даже эфемерное, убирает тень с его глаз и напряжение с губ, и на краткий миг Джеймс обнаруживает, что смотрит на Регулуса, который прыгал от радости, когда возвращался с фермерского рынка с его отцом, на того самого Регулуса, который целовал его маму в щеку, когда вбегал в дом босиком, и который был таким живым.
Это того стоило.
— Все твое, Рег, — говорит ему Джеймс, похлопывая по мешку с землей — Завтра я принесу тебе рулоны газона с фермерского рынка, те, что были в магазине, уродливы на вид.
Регулус поворачивается и смотрит на него с самой большой и яркой улыбкой, которую Джеймс когда-либо видел, с такой улыбкой, от которой у Джеймса немного слабели колени. Глаза Регулуса слегка блестят, когда его рука ложится на грудь Джеймса и он шепчет:
— Спасибо.
Это не вежливое спасибо, не саркастическое спасибо, не вынужденное спасибо.
Это настоящая благодарность, и она кратковременна, и это щекочущее прикосновение исчезло почти так же быстро, как и появилось, но Джеймсу этого достаточно.
Может быть, Ремус все-таки был прав.
— Не благодари меня, — говорит он, уже перекидывая через плечо мешок с землей, который, несомненно, слишком тяжел для Регулуса. — Это мой способ занять тебя, лишь бы ты перестал действовать мне на нервы. А теперь забирай растения в горшках, пока я не убил их, а ты не убил меня.
Регулус к тому времени уже прижимает несколько горшков к груди, и он насмехается над Джеймсом, но его лицо остается невозмутимым и спокойным.
— Как будто я собираюсь рисковать вернуться в Азкабан за то, что убил тебя, Поттер, — огрызается он.
Джеймс поднимает на него бровь.
— Не говори мне эту чушь, Блэк. Мы оба знаем, что ты достаточно умен, чтобы избежать наказания за убийство.
Регулус ничего не говорит, но ему это и не нужно, потому что злобная ухмылка на его губах говорит без слов.
Они быстро разгружают машину, чтобы не подвергать Регулуса риску быть замеченным кем-нибудь из прохожих, но сейчас выходные, и дорога остается совершенно пустынной, если не считать машины, едущей прочь от Лондона и углубляющейся в сельскую местность, но никто из них не обращает на это внимания.
В конце концов, сколько невысоких мужчин с вьющимися волосами может проживать в Британии? Определенно больше, чем один.
— Хочешь помогу? — спрашивает он Регулуса, как только заднее крыльцо его дома оказывается заваленным разнообразными садовыми принадлежностями. На мгновение Регулус выглядит обеспокоенным, поэтому Джеймс закатывает глаза. — Я обещаю не трогать растения.
— Хорошо, — соглашается Регулус после долгой, созерцательной минуты. — Ты можешь навести порядок в сарае. Там полно старых, ржавых инструментов, которые давно пора выбросить.
Джеймс указывает Регулусу на дорогу:
— После тебя.
Джеймс не знает, насколько ему это нравится и нравится ли вообще, но это лучше, чем все, что они делали последние несколько дней.
Или нет?
Хорошее настроение Регулуса — это не то, к чему он должен привыкать, он знает это, поэтому он осторожен, чтобы не зайти слишком далеко и не давить слишком сильно.
Ремус, по сути, был прав, да и Сириус тоже.
Все слишком строги к нему.
Регулус был едва ли взрослым, когда принимал те решения, которые принимал, и, кроме того, он не может идти на попятный, когда принимает их, они ужасно похожи в этом с Сириусом.
Почувствовав странное облегчение, Джеймс решает, что ему нравится заниматься уборкой сарая и выбрасывать все, что кажется ненужным, даже если эти вещи когда-то принадлежали его отцу.
Это не так болезненно, как должно быть, понимает он. И это не больно, потому что его отец никогда не любил беспорядок или испорченные вещи, он говорил, что это к несчастью, и если бы он все еще был рядом, он бы сразу выбросил весь сарай.
Выбросить все в мусорный мешок кажется хорошим способом почтить его память, лучшим, чем хранение этих вещей вечно, как это делал Джеймс до появления Регулуса.
Теперь, когда он думает об этом, весь проект Регулуса на заднем дворе — прекрасный способ почтить память отца, и еще лучше, если это сделает сам Регулус.
Его отец любил и обожал Регулуса до глубины души. Конечно, его отец любил и Сириуса, но он был чуть ближе к Регулусу, так же как Сириус был чуть ближе к его маме.
Однако Джеймс ничего не говорит по этому поводу и просто смотрит, как босой, испачканный землей, потный и с царапинами на коленях Регулус мастерски сдирает засохший газон и скатывает его в рулон.
Но все же он задается вопросом.
Помнит ли Регулус о его папе, когда работает? Помнит ли он вообще, насколько близки они были когда-то?
Помнит ли он, как его родители объявили Регулуса и Сириуса своими детьми и как Регулус после этого целый час рыдал на балконе?
Потому что Джеймс помнит.
И он может только надеяться, что Регулус помнит тоже.
