when you were mine

      Последние дни мая ускользают, как песок из пальцев Джеймса, а июньская жара наступает быстрее, чем когда-либо прежде.       К счастью для душевного спокойствия Джеймса, ношение Регулуса на руках после его маленького инцидента длилось всего пару дней, пока Регулус не счел себя готовым начать прыгать самостоятельно.       Оказалось, что Регулус умеет это делать гораздо хуже, чем он ожидал, и Джеймс даже не стал предлагать ему воспользоваться костылями, которые принес ему Сириус.       И это не потому, что он слишком беспокоился, что Регулус сломает ему коленные чашечки, если он это сделает.       После этого Джеймс обнаружил, что просто необходимо оказаться в нужном месте в нужное время, чтобы поймать Регулуса, когда тот, неизбежно, снова поскользнется.       Регулус снова стал ходить самостоятельно, поэтому Джеймсу не нужно постоянно быть начеку, гадая, когда же в следующий раз он услышит шум падения Регулуса и громкие ругательства вдалеке.       Почему его вообще это так волнует?       Он задавал себе этот вопрос снова и снова, пока он не перестал иметь смысл, и, вероятно, это было связано с тем, как завораживает быть так близко к Регулусу, достаточно близко, чтобы сладкий аромат его лосьона задерживался на его собственной одежде и следовал за ним, как призрак, весь день.       Не самая идеальная ситуация, но все уже позади, и Регулус вернулся к управлению домом Джеймса с полной подвижностью, даже если его шаг немного неровный и, может быть, только может быть, немного милый.       Черт бы тебя побрал, Регулус Блэк, думает Джеймс, вспомнив, что ему нужно купить для него еще несколько горшков с растениями, когда он будет отвозить Гарри в школу.       Он не может вспомнить, когда именно они решили, что Регулус является единственным владельцем его дома, его денег и его времени.       Впрочем, Джеймсу это не чуждо, и это не значит ничего, кроме того, что Регулус — полярная личность и делает то, для чего он был рожден, а именно: требует, нарушает и находит способы заставить Джеймса смеяться над тревожной работой своего темного разума.       К черту Регулуса, честное слово.       — Папочка, — зовет его Гарри, прерывая его в середине ежедневного сеанса ненависти и превозношения Регулуса.       — Да, Хаз?       Есть вещи, которые кажутся естественными, когда речь заходит о воспитании детей.       Например, легко объяснить ребенку, почему важно делиться, или почему он должен съесть все овощи во время ужина.       Когда Гарри спросил, что значит быть транссексуалом, Питер был рядом, чтобы избавить Джеймса от необходимости путаться в объяснениях, и в итоге Гарри узнал о гендере от самого адекватного человека, которого Джеймс только мог себе представить.       Было бы немного сложнее объяснить, почему у него нет бабушки и дедушки, но Джеймс и тут выкрутился, потому что Гарри загнал в угол Ремуса, а не его, а еще он загнал в угол Сириуса, чтобы спросить, что значит быть расистом.       Легкие вопросы, так или иначе, верно? То, на что он мог бы спокойно ответить.       — Почему мамочка никогда не приходит в гости?       Видите ли, на этот вопрос не так-то просто ответить.       Потому что она сука, не кажется самым подходящим способом ответить на него, так что Джеймсу требуется время, чтобы придумать что-нибудь менее, ну, знаете, оскорбительное для женщины, которая произвела его на свет.       — Она очень занята, милый, — говорит Джеймс Гарри, бросая на него взгляд через зеркало заднего вида, — Ты же знаешь, как дядя Бродяга бывает занят своими картинами? Ну, это вроде того, но она занята обучением таких детей, как ты.       Гарри не смотрит на него, а вместо этого смотрит вниз на своего нового плюшевого Человека-паука, которого Регулус заказал для него по его кредитной карте через его аккаунт Amazon Prime.       — Но дядя Бродяга постоянно навещает нас, даже когда он занят, — говорит он, вздыхая.       — Бывают разные виды занятости, понимаешь? — Джеймс объясняет с осторожностью. — Например, я занят очень много, но, в основном, по утрам, так что я могу провести время с тобой, когда ты приходишь домой. У твоей мамы есть работа, которая этого не позволяет.       Гарри снова кивает и прижимает плюшика к груди.       — Папочка, — тихо произносит он. — Я думаю, мамочка меня не любит.       Джеймс останавливается на красный свет немного резче, чем следовало бы, дрожь пробегает по спине, и он поворачивается на своем сиденье, чтобы как следует рассмотреть Гарри.       Его глаза слегка заслезились, и было бы трудно не заметить, как крепко он держится за своего плюшевого друга.       Джеймс сжимает челюсть.       Ни один ребенок не должен задаваться вопросом, любят ли его родители, особенно его ребенок.       Лили может идти в жопу, если уж на то пошло.       — Гарри, я хочу, чтобы ты кое-что понял, — говорит он, положив руку на колено сына. — Тот факт, что Лили не может быть рядом так часто, как нам бы хотелось, не означает, что она тебя не любит, ясно?       Ну, это ложь, потому что Лили явно находится рядом столько, сколько хочет.       — Хорошо, — пробормотал Гарри и посмотрел на Джеймса.       — Ты ведь знаешь, что я люблю тебя? — спрашивает он.       Гарри улыбается так, что все его лицо озаряет улыбка, которая, Джеймс уверен, досталась ему от его собственной матери, и которая всегда заставляет его вспоминать ее грязный юмор и ее непритворный, громкий смех. Джеймс не может дождаться, чтобы узнать, получил ли Гарри это тоже.       — Ты меня очень любишь, папочка. И я тебя очень люблю.       Его сердце немного теплеет, и этого достаточно, чтобы он смог пережить остаток пути до дошкольного учреждения Гарри.       Он старается обнять сына покрепче и поцеловать его беспорядочные волосы не менее десяти раз, прежде чем отправить его в класс, но его разум не может соединиться с телом на протяжении всей оставшейся дороги домой.       С неохотой он следит за тем, чтобы не прикасаться к растениям Регулуса пальцами, когда собирает их, и почти не замечает его дьявольского присутствия, кричащего на Джеймса по видеосвязи, пока он бродит по практически безлюдным проходам B&Q.       Почти.

❖

      Джеймс проводит остаток утра в оцепенении, убираясь в их с Гарри спальнях, а затем загружая стиральную машину — разумеется, с одеждой Регулуса, потому что он не собирается больше рисковать — пока Регулус молча пылесосит остальную часть дома.       После последнего видеозвонка с Нарциссой и Драко несколько дней назад Регулус выглядит измотанным, его руки слишком неуверенно обхватывают растения и цветы, его глаза жаждут чего-то, чего Джеймс не понимает, а может, и понимает.       Но всякий раз, когда он замечает, что Джеймс смотрит на него, он поднимает свои стены неимоверно высоко, его глаза застывают в одно мгновение.       Джеймс спросил его однажды, все ли с ним в порядке, потому что должно было что-то случиться, чтобы он начал так себя вести.       Регулус бросил на него взгляд, похожий на кинжал, и пробурчал:       — Все в полном порядке, Поттер.       Но сегодня он был ужасно тихим, Джеймс заметил это еще во время завтрака, и только один раз приставал к Джеймсу, чтобы напомнить ему о его растениях.       Тем не менее, Джеймс не беспокоит его, когда они убираются. Просто у него сейчас нет сил на препирательства.       Когда они заканчивают уборку, Джеймс без слов уносит свой ноутбук в гостиную в надежде сделать какую-нибудь работу, но, увы, это ему не удается.       Он все время возвращается к письму, которое Лили прислала ему несколько недель назад, и перечитывает его снова и снова, пока его пальцы не начинают болеть от очень многословного и красочного ответа, и тогда ему приходится отвернуться, чтобы не написать его.       Это полный бред.       Он выдыхает, поспешно закрывая ноутбук.       — Ты выглядишь обеспокоенным, — говорит ему Регулус. Он прислоняется к стене, ест хлопья прямо из коробки и смотрит на Джеймса с таким бескорыстным любопытством, которое Джеймс когда-то находил очень сексуальным.       Ключевое слово: когда-то.       В смысле: больше не находит.       — Я пытаюсь связаться с мамой Гарри уже хрен знает сколько времени, — устало объясняет он. — Мне нужно знать, когда она вернется в Лондон, чтобы я мог рассказать ей о тебе.       Регулус пробирается к дивану и толкает Джеймса ногами, чтобы усесться скрестив ноги на другом конце, не оставляя Джеймсу другого выбора, кроме как сесть, как приличное человеческое существо, а не слизень.       Когда он это делает, черные узоры на молочной коже Регулуса заставляют его смотреть на них немного дольше, чем он обычно это делает.       Его любимый рисунок, как он решил за последние несколько недель, это змея, обвивающая его икру, которая заканчивается прямо там, где начинается верхняя часть стопы.       Регулус — такой слизеринец.       — Где она?       Джеймсу приходится сделать глубокий вдох, прежде чем ответить:       — Лили — учительница, она работает в организации, которая предоставляет бесплатное образование нуждающимся детям, и я бы счел это потрясающим, если бы не тот факт, что она едва прислала мне письмо, прежде чем исчезнуть в Индии, и даже не навестила Гарри, чтобы попрощаться, — объясняет он. Он так долго избегал говорить, даже думать об этом, что даже не знал, насколько гневными будут его слова, пока они не изверглись из его рта. — Итак, есть две большие проблемы с этим…       — Кроме того факта, что она настоящая дрянь? — интересуется Регулус, приподняв бровь и все такое.       Джеймс не может возразить на это, не то чтобы он когда-либо говорил это при Гарри.       — К этому привыкаешь, вроде как, — говорит он. — Первая проблема в том, что у нее нет с собой телефона, потому что, видимо, она хочет быть настоящей частью общества. Мы все считаем, что это полная чушь. Вторая проблема в том, что она оставила мне номер телефона, по которому можно позвонить, и я уже пытался это сделать, но угадай, что?       Регулус размышляет над вопросом с минуту, прежде чем неуверенно спросить:       — Он не работает?       — О, он прекрасно работает, — насмехается Джеймс. — Я просто не понимаю ни черта из того, что говорит женщина, которая отвечает! Лили сказала в своем письме, цитирую, «ты должен понимать их лучше, чем я.» Женщина, которая отвечала, говорила на тамильском, Регулус. Чертов тамильский.       Регулусу не хватает порядочности скрыть свое веселье, чего Джеймс от него в первую очередь и не ожидал, и он просто разражается смехом.       — Какого хрена? — Регулус задыхается.       Джеймс усмехается на это, и бурлящий гнев в его нутре стихает до раздражения.       — И сейчас мой хинди более чем немного забыт, но я попробовал и на нём, когда понял, что они не понимают пенджаби. Поэтому меня соединили с человеком, который говорит на Бенгали, кажется? Но я не знаю и бенгальского, а урду и хинди очень похожи, но я все равно не понимаю урду, так что в итоге мы все кричали друг на друга на шести разных языках, пока я не остановился на повторении ее имени и надежде на лучшее. В этот момент они просто сдались и бросили трубку. Я попытался перезвонить, но, кажется, они заблокировали мой номер. И теперь я не знаю, как мне с ней связаться, потому что я не только должен рассказать ей о тебе, но ты видел, как Гарри спрашивал о ней в последнее время.       Регулус качает головой в сторону:        — Почему она просто не оставила его с тобой? — задается он вопросом. — Если она вообще не собиралась присутствовать, мне кажется, что заставлять Гарри проходить через это — просто жестоко.       — Хотел бы я знать ответ на этот вопрос, — вздыхает Джеймс. — Мы были очень молоды, когда родился Гарри. Возможно, мы просто не обдумали все как следует. Я был достаточно глуп, чтобы доверять ей, но, оглядываясь назад, я должен был догадаться, что это произойдет, когда она сказала, что единственный способ не отдавать Гарри на усыновление — это если я соглашусь подписать договор о полной опеке.       — Это действительно должно было вызвать некоторые подозрения.       — Да, я знаю. Но мне было девятнадцать, и я собирался стать отцом. Я был очень растерян и… — он остановился, слегка покачав головой. — Прости, я не хочу утомлять тебя до смерти подробностями.       Регулус подталкивает его ногой.       — Для чего ещё нужны бывшие, Поттер? — шутит он. — Кроме того, мне любопытно. Как тебе пришло в голову сделать ее беременной?       — Тебе ведь не нужно, чтобы я объяснял, как делаются дети, не так ли? — Джеймс приподнимает бровь. — Я не изменял тебе с ней, если ты об этом думаешь.       — Я знаю, что не изменял, — отмахнулся Регулус. — В тебе этого нет. Кроме того, я красивее.       Джеймс закатывает глаза, но не отрицает этого. Он даже не думает, что есть кто-то такой же красивый, как Регулус, в любом случае.       — Это была вечеринка в честь Хэллоуина, — вспоминает он, откинувшись на спинку дивана. — В то время я был в полном замешательстве. Я только что потерял родителей, потом мы с тобой расстались, а она… — Джеймс прервал себя, осознав, что он только что сказал. Черт возьми. — Мы оба были в очень плохом состоянии, вот что я пытаюсь сказать, и очень сильно пьяны в стельку. Я вроде как пытался забыть о том, что произошло той ночью, пока Сириус не разбудил меня однажды утром, вылив стакан холодной воды на лицо, и не начал орать про рыжих и тесты на беременность, а потом все это как снежный ком пошло дальше. Я признаю, что вначале у меня была не самая лучшая реакция, но после того, как я проникся этой идеей, я просто не мог от неё отказаться.       — Что ты имеешь в виду под не самой лучшей реакцией? — интересуется Регулус.       Джеймс вздыхает.       — Я провел добрых две недели после того, как Лили рассказала мне о своей беременности, напившись в стельку, ссорясь с друзьями из-за каждого мелкого неудобства, устраивая крики с Лили каждый раз, когда мы виделись… — Я останавливал себя от того, чтобы позвонить тебе, только чтобы слышать твой голос каждую секунду каждого дня. — Питер организовал собрание, ты можешь в это поверить? Сириус был слишком зол, чтобы мыслить здраво, а Ремус слишком опекал меня, поэтому Питер усадил нас всех и заставил принять ситуацию. Теперь, когда я вспоминаю об этом, он, вероятно, практиковался в чем-то, что видел на уроках психологии.       — Это сработало?       — Словно по волшебству, — усмехается он. — Я бы никогда и ни за что не смог сделать ничего из этого сам, понимаешь? Питер, Сириус и Ремус — единственная причина, по которой я вообще смог это сделать.       И это не что иное, как правда.       Никто толком не знал, как поменять подгузник или сделать срыгивание, поэтому после того, как Джеймс взял себя в руки и решил, что возьмет полную опеку над Гарри, Ремус взял на себя обязанность записать их на курсы по воспитанию детей.       Это, однако, вызвало множество странных взглядов.       — Ребята, мы его убьём, — победоносно объявил Сириус однажды очень нескромным шепотом.       — Мы его не убьём, — шипел на него Ремус. — Нам просто нужно научиться, как… ты его топишь!       Ремус потянул Сириуса за рукав, чтобы тот вытащил куклу из маленькой ванны, но на ее маленькой груди уже мигал красный огонек.       — Она сдохла! — Джеймс в ужасе закричал на него. — Ты и близко не подойдешь к моему ребенку, Сириус!       — Она не сдохла, Сохатый, ради всего святого, она просто… — вздохнул он, тряся куклу, чтобы красный огонек не пихал ему прямо в лицо свою неудачу. — Она сдохла. Но и твоя сдохла тоже, так что пошел ты.       Джеймс и Питер посмотрели вниз, с ужасом обнаружив, что их кукла тоже утонула.       — Черт, — пробормотал Питер, вытаскивая ее из мыльной воды. — И что мы теперь будем делать?       — Научимся делать это правильно, — сурово сказал им Ремус и достаточно сильно хлопнул их с Сириусом ребенка о стол, чтобы красная лампочка перестала агрессивно мигать.       — Так вот как мы должны были заставить его не плакать? — Джеймс изо всех сил старался не закричать на него. — Бить его об стол? Ты к нему и близко не подойдешь, Лунатик, я тебе говорю… Питер!       — Это прекратилось! Видишь? — он слегка потряс куклу, и, конечно, она прекратила плакать.       — Итак, никто не приближается к ребенку, кроме меня.       — О, отвали, ты чуть не задушил его одеялами, когда пытался завернуть! — обвинил его Ремус, показывая на мертвую куклу.       — Отстань, мать твою, откуда мне было знать, как туго ее надо было заворачивать?       — Я сказал тебе, что ей слишком туго, а ты отмахнулся от меня! — Питер надулся и ударил его куклой по голове достаточно сильно, чтобы Джеймс набрал в ладонь воды и выплеснул ее ему в лицо.       Питер выхватил ванну из его рук и ударил его ею еще раз, в то время как Сириус и Ремус отчаянно пытались заставить свою куклу снова включиться, делая ей искусственное дыхание.       Только тогда он понял, что все родители в классе смотрят на них в полном ужасе.       Вот они, четыре идиота, которые едва ли могли сойти за взрослых, ссорятся из-за кучи жутких кукол. Зрелище, конечно, было то еще.       Так что да, они были очень незрелыми молодыми людьми, и их, наверное, нельзя было подпускать к ребенку, но они приняли роль дядей близко к сердцу, и все они очень старались подготовиться к тому моменту, когда придет время.       И как только Гарри оказался рядом, они ни разу не пожаловались на то, что им приходится просыпаться посреди ночи, чтобы сменить подгузник или наполнить бутылочку.       Джеймс много раз просыпался от того, что Питер пел Гарри нежные колыбельные, Сириус шептал ему на ухо ласковые слова, а Ремус разговаривал с ним за пинтой пива, словно Гарри был взрослым человеком.       К тому времени, когда Гарри исполнилось три месяца, он уже посещал лекции, его укачивали на коленях посреди семинаров, качали в его детской коляске во время занятий, кормили на переменах и переодевали в школьных туалетах.       — И где была Лили во время всего этого? — интересуется Регулус.       Джеймс пожимает плечами.       — Она перевелась в Манчестер, — говорит он. — Она сказала, что это потому, что ей больше нравится их кампус, но мы все знали, что это потому, что она хотела быть как можно дальше от нас.       — Засранка.       «- Ну, в то время я вроде как понимал, — рассуждает Джеймс. — Ты не можешь себе представить, сколько взглядов мы получали, когда бегали по кампусу с ребенком, пристегнутым к груди.       Вскоре они составили расписание, кто в какой день и час будет брать Гарри, и быстро освоили искусство встречаться в центре кампуса, чтобы обменять Гарри на смузи или батончик мюсли, снять держатель для ребенка, а затем надеть его на кого-то другого с половиной сэндвича во рту, прежде чем бежать на занятия.       Гарри был таким хорошим ребенком, хотя и не плакал и не суетился часто; он как будто понимал, что делают его папочка и дяди, и хотел быть с ними поласковее.       Университет тоже отнесся к ним благосклонно и разрешил им продолжать их соглашение, особенно учитывая, что они знали о том, как Лили практически бросила Гарри вместе с Джеймсом. И студенты, и профессора помогали им, как могли.       — Питер в то время еще жил на родительское пособие, — рассказывает Джеймс Регулусу, — поэтому он присматривал за Гарри почти весь день, пока мы с Сириусом подрабатывали в кафе на территории кампуса. Ремусу было трудно иметь постоянную работу, но репетиторство было достаточно гибким для него, поэтому он занимался с людьми дома или по скайпу и присматривал за Гарри, когда у Питера были дневные занятия.       В общем, они справлялись.       Некоторые из них взяли на себя обязанности, которые даже не принадлежали им изначально, но они справились.       Лили, с другой стороны, почти не видела собственного сына.       Иногда она приезжала, но ненадолго, и быстро стало очевидно, что ее присутствие рядом было хуже, чем ее отсутствие вообще.       — Лили даже не удосужилась посмотреть на YouTube видео о том, как правильно менять подгузник. Она звонила нам в панике, потому что Гарри тошнило или он неудержимо плакал, а она не могла найти способ успокоить его. Любому из нас требовалось около десяти секунд, чтобы понять, в чем дело, а она всегда выглядела такой оскорбленной, что ей и в голову не приходило.       Однажды, когда Джеймс и Сириус устроились на странную работу бармена, а Ремус занялся репетиторством, Питеру пришлось сбегать в магазин за подгузниками и продуктами.       Когда Питер пришел и увидел Лили, разговаривающую по телефону с каким-то другом, он спросил ее, где Гарри, и Лили спокойно сказала ему, что оставила Гарри в ванной.       Питер по сей день говорит, что не знает, как он сдержался, чтобы не выбросить ее из окна.       Оказалось, что воды было недостаточно, чтобы Гарри утонул, но он уже свисал с края ванны, и Питеру удалось поймать его как раз вовремя.       Сириус приехал через несколько минут и обнаружил, что Питер с красным лицом прижимает Гарри к груди, а Лили тихо плачет на диване, и Питер был вынужден отправиться с Гарри на позднюю вечернюю прогулку, чтобы Сириус мог пятнадцать минут подряд кричать на Лили.       Когда Джеймс вернулся домой в тот вечер, его друзья орали друг на друга, а Лили нигде не было видно. Она больше никогда не нянчилась с ним.       Джеймс долгое время держал на нее обиду, но сейчас он достаточно взрослый, чтобы понять, что Лили просто не была готова ко всему этому.       — Итак, по сути, она была настроена на то, чтобы стать самой плохой матерью, какой только можно было быть, — говорит Регулус, предлагая Джеймсу Cheerio's.       — Дело не в этом, — вздыхает Джеймс и лезет в коробку, чтобы взять горсть хлопьев. — Рождение ребенка в столь юном возрасте сильно сказалось на ней, и, возможно, сказалось бы и на мне, если бы у меня не было такой блестящей системы поддержки. У нее такого не было. Ни у ее семьи, ни у ее близких друзей, во всяком случае.       Однако, когда они закончили университет, их соглашение пришлось расторгнуть: Ремус и Сириус женились, в конце концов, а Сириус начал продавать много картин богатым знакомым и старым друзьям семьи, поэтому ему нужно было жилье побольше с кабинетом, где он мог бы брызгать и распылять краски по своему усмотрению.       После этого Питер жил у Джеймса около года, пока не нашел себе хорошую работу преподавателя, которая позволила ему жить самостоятельно, а затем отправился на поиски собственного жилья.       К тому времени Альфард, любимый дядя Сириуса, помог Джеймсу с контактами для публикации «Разочарованного», первой книги Джеймса, так что он смог выжить самостоятельно вместе с Гарри.       — Так что да, для нас все сложилось хорошо. Даже отлично, — выдохнул Джеймс, приподняв очки. — Но она никогда не была частью всего этого. И в какой-то момент в течение того года после окончания школы мы пытались встречаться, потому что мне казалось, что это правильно для Гарри, но через некоторое время стало очевидно, что она хочет держать наши отношения отдельно от нашего ребенка, а я не мог ей этого дать, поэтому мы пошли разными путями.       Регулус откладывает коробку с хлопьями в сторону.       — Мне жаль, что Лили поступила ужасно, — говорит он. — Гарри — замечательный ребенок. И я говорю это не потому, что он твой, если бы он был дерьмом, я бы тебе сказал, потому что мы оба знаем, что есть дети, которые являются дерьмом, и мир был бы лучше, если бы они никогда не рождались. Но с Гарри приятно находиться рядом. Она тебе не нужна, Джеймс. Ты и сам прекрасно справляешься.       Джеймс немного краснеет, и ему приходится опустить глаза, чтобы скрыть это от Регулуса.       Это очень странно слышать из его уст, считает Джеймс, даже когда он провел последний месяц с небольшим, размышляя о том, как Регулус смотрит на его сына, как он улыбается и выполняет все желания Гарри, которые чаще всего исходят из кошелька Джеймса.       Все последние несколько лет он задавался вопросом, презирает ли Регулус, его собственнический, взрывной, немного одичавший Регулус, мысль о том, что у Джеймса есть ребенок.       Ремус всегда говорил, что он бы не потерпел, чтобы он так относился к тому, кого когда-то считал своей собственностью, ведь даже тогда он был единственным, кто разорвал отношения. Регулус всегда говорил, что если я не могу получить это, то никто другой не сможет, в конце концов.       Но не похоже, что он когда-либо чувствовал это.       Регулус, кажется, так спокойно относится к ситуации, что Джеймс не может не улыбнуться при мысли о том, что у маленького дьяволенка, которого он когда-то любил, вырастают рога и хвост.       — Спасибо, — бормочет Джеймс. — Я знаю, что она мне не нужна, но она нужна Гарри, понимаешь? И меньше всего я хочу, чтобы он когда-нибудь почувствовал, что его не любят, потому что это не так. Многие люди любят его. И я уверен, что Лили тоже, просто… просто по-другому. Недостаточно, возможно.       Регулус пожимает плечами, но на его губах появляется ехидная ухмылка.       — Знаешь, я не говорю ни на тамильском, ни на урду, ни на бенгальском, но я могу накричать на них по-французски, если хочешь, — предлагает он, и Джеймс смеется, даже не собираясь этого делать. — Мой итальянский в лучшем случае обрывочный, но я могу попробовать и на нём. Просто скажи слово, и они получат ругань всей своей жизни.       — Не стоит, но спасибо, — усмехается Джеймс вопреки его пожеланиям. — Ты, кстати, тоже выглядел обеспокоенным чем-то, — со знанием дела говорит он и подталкивает Регулуса ногой. — Что тебя так взволновало?       Регулус хмурится, но не отмахивается от него, как ожидал Джеймс.       — Сегодня день рождения Драко, — говорит он без всяких церемоний. — Я связался с ним и Нарциссой по видеосвязи сегодня утром, но этого… этого недостаточно, Джеймс. Этого недостаточно, если я не могу обнять его так, как мне хочется. А Нарцисса говорит, что Драко постоянно просит меня о встрече, но мы знаем, что стоит ей появиться на публике, как пресса сожрет ее заживо.       Джеймс бросает на него сочувственный взгляд.       — Мне жаль, — говорит он.       Ему не в диковинку, что пресса пожирает людей живьем, когда дело касается семьи Блэк.       Они действительно пытались выставить Джеймса за страстного любовника Сириуса после того, как их однажды видели за совместным ужином, а потом Сириус, вечный шоумен, сделал так, чтобы его видели с рукой на плечах Питера, прогуливающегося вдоль береговой линии.       Регулус пожимает плечами.        — Это к лучшему, я думаю. Я просто надеюсь, что скоро смогу их увидеть. Я скучаю по ним больше, чем по чему-либо другому, даже по этой чертовой яхте. А яхта мне чертовски нравилась, чтоб ты знал.       Джеймс слегка усмехается, качая головой.       Однако взгляд Регулуса устремлен куда-то вдаль, и забавная ухмылка на его губах даже не пытается достичь его глаз.       — Могу я спросить, как произошел арест? — прямо спрашивает Джеймс.       Регулус смотрит на него несколько долгих секунд, достаточных для того, чтобы Джеймс подумал, не перегнул ли он палку, но в итоге он просто подтягивает колени ближе к груди, а рука бездумно обхватывает мигающий монитор на лодыжке.       Джеймс не в первый раз задается вопросом, знает ли Регулус, как часто он прикасается к нему.       — Это куча деловой терминологии, в которую я не хочу сейчас вдаваться, но в основном то, как работала компания…       — Я не это имел в виду, Рег, — уточняет Джеймс, не только потому, что ему потребуется много объяснений, чтобы понять, но и потому, что это не имеет значения. — Я имел в виду для тебя и твоей семьи.       Регулус делает необычное выражение лица.       Замер, немного удивленный.       — Барти позвонил мне в ночь перед арестом, — говорит он после некоторого молчания. — Он сказал, что никто не должен был знать, но он не мог позволить мне пройти через это без предупреждения. Я сказал только Нарциссе и Люциусу, чтобы они могли подготовиться к встрече с Драко, и у меня едва хватило времени сделать один чертов звонок, прежде чем… — он останавливает себя, облизывая губы. — Больше всего я помню стресс и страх. Я помню, как провел всю ночь, приводя в порядок свои вещи, как личные, так и связанные с работой, и я… — И снова Регулус прерывает себя. — Я не думал, что выйду так быстро, Джеймс. Я никогда, никогда не думал, что это случится, даже после того, как Сириус вмешался. Но они были снисходительны ко мне, судья так сказал, потому что я молод и то, что я сделал, ничто по сравнению с тем, что сделали остальные, и потому что МакГонагалл убедила их, что я действовал под принуждением. Я думаю, он был снисходителен, потому что я хорошо дружу с Эммелиной Вэнс, его дочерью. Она была на Когтевране, помнишь?       — Да, она была милой девушкой. Я помню ее по углубленному курсу химии у Слизнорта.       Регулус кивает, медленно, и отводит руку от монитора.       — Для нас это было очень неожиданно, — вспоминает он с горькой усмешкой. — В один момент весь мир лежал у наших ног, а в следующий я уставился в потолок своей камеры. И единственное, о чем я мог думать: — Вот и все, вот так закончится моя жизнь, — Регулус продолжает смеяться, качая головой. — А потом я обнаружил, что сплю в старой спальне своего бывшего парня, представляешь? Один большой поворот сюжета за другим.       Джеймс слегка улыбается.        — Я ехал домой, когда Сириус позвонил мне и спросил, можешь ли ты остаться здесь.       — Представляю, как ты хотел сказать ему, чтобы он отвалил, — рассуждает он.       — Наверное, я все еще был немного обижен, — извиняюще возражает Джеймс. — Но все идет хорошо, я думаю. Лучше, чем я ожидал.       — А чего ты ожидал? — Регулус спросил, надув губы. — Ты думал, что я собираюсь провести последующие восемь месяцев в одиночестве, питаясь в темноте своей комнаты и ненавидя всех вас из самых глубин моего холодного, мертвого сердца?       Джеймс скорчил гримасу:        — Прости?       — Мы выросли, не так ли? — спросил он Джеймса, недоумевая. — Ты — отец, я — осужденный преступник, думаю, мы можем вести себя как взрослые.       Джеймс насмехается.        — Тебе нравится так говорить, да?       — А что ещё ты собираешься рассказать Лили обо мне? — Регулус стремительно избегает его вопроса.       — То есть, ну я должен, как только узнаю как связаться с ней. Я просто не знаю, как к этому подойти.       — У меня есть идея.       — Мне она не нравится.       — Ты даже не слышал ее, — обиженно произносит Регулус.       — Она включает в себя какую-то угрозу насилия?       Проходит несколько секунд, прежде чем Регулус отвечает.       — Раньше с тобой было веселее.       — Да, раньше и ты был не таким засранцем, — говорит ему Джеймс, усмехаясь, и поднимается с дивана. — Я собираюсь заехать за Гарри, а на обратном пути возьму немного китайской еды.       Регулус оживляется, сбрасывая ноги с дивана.       — Ты можешь зайти на почту и отправить кое-что для меня?       Джеймс пожимает плечами:       — Конечно.       Регулус поднимается на ноги и быстро, прихрамывая, бежит в свою комнату. Возвращается достаточно быстро, держа в руках два конверта, которые, как догадывается Джеймс, он, должно быть, когда-то взял в его кабинете, и передает их Джеймсу.       Один из них, как и ожидал Джеймс, адресован Люциусу, но он не узнает имя, написанное аккуратным скорописным почерком на другом конверте.       — Кто такой Гораций Янссен? — спрашивает он. Регулус еще не успел открыть рот, чтобы заговорить, как на него обрушивается осознание, и его глаза расширяются. — Гораций? Убивший свою жену Гораций?       Регулус скрещивает руки на груди.       — Знаешь, Гораций не любит, когда его определяют по этому ужасному происшествию, — резко сообщает он Джеймсу. — Он чувствителен, понимаешь? Ему нравится думать о себе как о человеке дела. И он знает все известные человеку стихи, как свои пять пальцев.       — Так ты написал ему письмо.       — Господи, Джеймс, я прожил с ним пять месяцев, я хочу знать, как у него дела, — ворчит Регулус, пиная ногой пол, как ребенок. — Ты отправишь его ради меня по почте или нет?       — А на марки то деньги есть? — шутит Джеймс, приподняв бровь.       Регулус одаривает его торжествующей, пожирающей дерьмо ухмылкой.       — Вообще-то, есть, — огрызается он, доставая из ниоткуда десятифунтовую купюру и протягивая ее Джеймсу.       Тот хмурится, смущенный.       — Мне действительно нужно перепрятать свои деньги на неотложные нужды в другое место, не так ли? — вздыхает он, выхватывая купюру из его пальцев.       Глаза Регулуса сверкают озорством.       — О, разумеется.