❖
Ладно, Регулусу не нужно пять часов, чтобы подготовиться. Всего лишь три. В свое оправдание он надел увлажняющую маску и, по наитию, решил достать из дальнего шкафа свою старую одежду. Это его день рождения, сказал себе Регулус, открывая первую коробку. Ему разрешается надеть то, что заставляет его чувствовать себя красивым. Особенно если это что-то окажется тем, что заставило бы мать впасть в ярость, если бы она увидела его в этом. И дело не в том, что футболки оверсайз и крутые носки не заставляют его чувствовать себя красивым, заметьте. Он красив абсолютно во всем, что носит. Но он не может отрицать, что есть вещи, которые приносят ему дополнительное счастье, когда он их надевает, например, комбинезон. О, он так любит комбинезоны, но мама всегда говорила, что в них он похож на фермера, и запрещала ему носить их в поместье. Он мог носить их у себя в Париже, конечно, мог; он мог наносить макияж, юбки и все остальное, что хотел, но в этом не было никакого смысла. Это только удручало его, когда ему приходилось выходить на публику в своих скучных, подходящих костюмах, когда единственное, что ему хотелось надеть, это пару сеток под рваные джинсы. Какое-то время казалось, что тень матери была достаточно грозной, чтобы достать его до самого Парижа, но Амброзию это не устраивало. Она не была согласна ни с чем из этого, и хотя она никогда не могла осуществить свою мечту превратить Регулуса в подиумную модель, какой была сама, она поощряла Регулуса исследовать его чувство моды в том направлении, которое одновременно делало его счастливым и при этом сильно задевало грань того, что мать считала бы приемлемым. Со слабой улыбкой на губах и замиранием сердца в груди, Регулус начинает доставать различные вещи, которые он не видел, кажется, десятилетия, но на самом деле, не больше нескольких лет. Он слегка усмехается, когда достает мягкую розовую блузку с маленькими клубничками, которую, как он помнит, купил в бутике в Хогсмиде, а затем светло-желтый свитер, который Эван подарил ему на Рождество и который он любил носить с джинсами с высокой талией и белыми кроссовками. Есть также куча разноцветных шорт, некоторые из них настолько короткие и обтягивающие, что он помнит, как ходил с Джеймсом, приклеенным к его боку, чтобы никто не смотрел на его задницу под его угрожающим взглядом. У него была привычка везде пришивать свои цветочки, верно? Регулус проводит пальцами по рельефным контурам маленькой маргаритки и задает себе вопрос, сохранилась ли у него такая особенность. Возможно, нет. Через некоторое время он достает лавандовый комбинезон, который Эффи подарила ему летом перед последним годом обучения в Хогвартсе. Он слегка вздрагивает при воспоминании о том, как надевал его во время поездки обратно в Хогвартс, когда махал друзьям на прощание из окна. Питер стоял впереди и ободряюще улыбался, что легко переводилось как «ты справишься, сучка», но это не скрывало грусти, омрачающей его глаза. Позади него Ремус помахал ему рукой, нахмурив брови от беспокойства, и положил руку на плечи Сириуса, который безуспешно пытался не заплакать. Эффи и Флимонт стояли в нескольких шагах от них, кивая ему в знак поддержки. Чуть поодаль стоял Джеймс. Джеймс смотрел на него с такой душевной болью, что Регулусу стало трудно дышать. Но комбинезон был не единственной одеждой Регулуса, вспоминает он, открывая свою шкатулку с драгоценностями, и сердце болезненно сжимается, когда он видит его. Это такая крошечная вещица, но она хранит в себе вес тысячи различных обещаний, которые он собственноручно нарушил и которые останутся нарушенными до конца времен. Регулус сжимает ее в кулак и подносит к груди. Он вспоминает, как улыбнулся Джеймсу, совершенно напуганному перспективой провести свой последний год в Хогвартсе без брата, парня и двух лучших друзей, и положил руку на окно как некую тщетную, детскую попытку прикоснуться к нему через стекло и расстояние. Но также и как способ напомнить Джеймсу, что на нем кольцо, которое он подарил Регулусу предыдущей ночью. — Что это значит? — спросил Регулус тогда тихим шепотом. — Это обещание, — сказал Джеймс, поцеловав его в костяшки пальцев, — что однажды мы построим что-то, что останется с нами на всю жизнь. Они были слишком молоды, слишком влюблены, и у Регулуса не было другого выхода, кроме как повалить его на землю, услышав эти слова, смеясь и плача и совершенно не обращая внимания на то, как обречена закончиться их история. Это простой серебряный перстенек с маленьким сердечком на нем, достаточно незаметный, чтобы носить его повсюду, но надевая его, он чувствовал… Регулус закрывает глаза, болезненно морщась от воспоминаний. Это кольцо заставляло его чувствовать, что мир вокруг него становился ярче, красочнее. Питер заметил кольцо тем утром, когда они шли на станцию, а Ремус притворился, что не подал виду. Эван тоже заметил перстень, как только сел рядом с ним в поезде, и поносил его за это всю дорогу до Хогвартса. И только год спустя ему пришлось вырвать кольцо из рук Регулуса в ту ночь, когда все пошло прахом.❖
Регулус спрыгивает с лестницы, когда слышит, как Питер и Гарри входят в дом. Он уже одет в свой лавандовый комбинезон и белую рубашку, которую он очень хотел бы надеть с крутыми ботинками, но вместо них он выбрал простые черные носки. И если он сделал лишний шаг и нанес на щеки слишком много румян, значит, так тому и быть. — С Ди раждением, дядя Реджи! — кричит Гарри, на полной скорости подбегая к нему с розовым плюшевым мишкой в одной руке. У Регулуса получается, действительно получается, потому что, когда Гарри прижимает его маленькое тело к своему, Регулус принимает это с легкостью, хихикая и позволяя Гарри сжимать его изо всех сил. — Это тебе, — говорит Гарри, не отпуская его, и протягивает ему плюшевого медведя с самой красивой улыбкой на губах. — Он розовый. Тебе нравится? Сердце Регулуса грозит растаять в луже, когда он принимает его из его рук. — Он прекрасен, Хаз, спасибо, — говорит он и говорит это от всего сердца. — Сколько тебе исполнилось? — Мне двадцать четыре года, — говорит ему Регулус громким шепотом. — Ты умеешь считать до двадцати четырех? Гарри не перестает улыбаться, качая головой. — Нет, — говорит он, отстраняясь от Регулуса. — Это значит, что ты очень, очень старый? — Это точно, Хаз, — комментирует Питер, закрывая за собой дверь. Регулус закатывает глаза. — Иди вымой руки, милый, — говорит он. — Можно мне мультики посмотреть? — интересуется Гарри. — Нет, сначала тебе нужно сделать домашнее задание, — говорит Джеймс с кухни. Регулус усмехается. — Конечно, ты можешь посмотреть мультики. Гарри не ждет ни минуты, прежде чем убежать, провозглашая что-то о том, что найдет Нокса и заставит его смотреть с ним «Собачий Патруль», и Регулус даже издалека слышит разочарованный вздох Джеймса. Питер забавно качает головой. — Глянь-ка на себя, весь при параде, имениннечек. — Ради тебя наряжался, — говорит Регулус и подмигивает ему. Питер смеется, крепко обнимает Регулуса и целует его в висок. Они едва отстраняются друг от друга, когда Питер протягивает ему что-то, о чем Регулус и не подозревал. Он сразу узнал брелок «fuck the patriarchy» из мерча Тейлор Свифт и подарочную карту своего любимого тату-салона. — Как только я верну свою машину, вот это будет на моих ключах, — говорит он Питеру, широко улыбаясь. — А это, думаю, на лодыжке. — Или ты можешь набить мое имя на своей красивой заднице, — говорит ему Питер. — Прекрати флиртовать с Регулусом и иди помоги мне! — кричит Джеймс. — Прости, Джеймс, но мне действительно не нравятся члены! — отвечает Питер, корча гримасу. Регулус фыркает от смеха. — Очень смешно, — говорит Джеймс. — Тащи сюда свою бледную задницу, или будешь есть кошачий корм. Питер глубокомысленно закатывает глаза, но тем не менее подчиняется, и Регулус идет за ним на кухню. — Хочешь, чтобы я приправил курицу? — Да, только постарайся не… — начинает говорить Джеймс, поворачиваясь к ним лицом, но слова быстро замирают на его губах. — О, э-э. Рег… привет. — Привет. — Извини, я имею в виду… ты… — Я.? — повторяет за ним Регулус. — Ты выглядишь, эм, хорошо… и, ах, да, — он прочистил горло. — Ты хорошо выглядишь. Лицо Регулуса словно горит, и он быстро заправляет прядь волос за ухо. К счастью, кто-то открывает входную дверь, и слышатся отчетливые шаги Ремуса. — И где же наш именинник? — поет он, просовывая голову на кухню. Регулус поднимает руку, и Ремус ярко улыбается ему. Он ставит торт на барную стойку и прислоняет свою трость к стене, а затем идет обнимать Регулуса. Регулус просто обожает объятия Ремуса. Они всегда такие теплые и радушные, думает он, пока Ремус слегка покачивает его из стороны в сторону. — Вот, я принес тебе это, — говорит Ремус, протягивая ему небольшой пакет с завязанной на нем ленточкой. Регулус не теряет времени и открывает его, и хихикает, разворачивая мятую рубашку на пуговицах с вышитым на кармане кактусом. — Какая чертовски красивая, — говорит он Ремусу. — Спасибо! — Ты бы видел некоторые вещи, которые нам прислали на дом, — хмыкает Ремус, садясь на стул, который придвинул для него Джеймс. — Кто-то прислал тебе ключи от чертова Бенца. — Черт, только не это, — простонал Регулус. — Это от дяди Люциуса, не так ли? Ремус кивает. — Хочешь, чтобы мы принесли кое-какие вещи? Регулус быстро качает головой, сморщив нос. — Только если что-то от моих друзей, на остальное мне наплевать. — Есть кое-что от Амброзии и Эвана, — вспоминает Ремус, когда Питер передает ему лук для нарезки, — и кое-что от Барти тоже. И еще несколько человек, которых, как я полагаю, ты не презираешь. Джеймс резко поднимает голову и отвлекается от того, что он помешивает на сковороде. — Барти прислал тебе подарок? — спрашивает он. — Разве он не твой бывший? — Регулус тоже твой бывший, и ты готовишь ему еду на день рождения, — замечает Питер. Джеймс становится причудливого оттенка красным, и он поворачивается обратно. — Это другое, — бормочет он. — Я живу с ним. Регулус подпирает подбородок кулаком. — Как мило, — мечтательно вздыхает он. — Два моих бывших дарят мне вещи на день рождения. Должно быть, это мой счастливый день. Ремус смеется и толкает его в бок, а Регулус хихикает, отталкивая Ремуса. — Пять фунтов, если ты скажешь это при Сириусе, — бросает ему Ремус. — Поднимаю до десяти, — усмехается Питер. — Вы двое невыносимы, — простонал Джеймс. Регулус понимает, что это первый раз, когда они обсуждают все это коллективно, и, судя по тому, что Питер говорил ему раньше, это также первый раз, когда он обсуждает ситуацию с кем-то, кроме него. Если быть до конца честным, Регулус не думает о том, чтобы рассказать Сириусу правду. Нет смысла делать это сейчас, не так ли? Это только создаст проблемы, а он не против унести этот секрет с собой в могилу. Если только Джеймс не сможет этого сделать, что весьма вероятно, и тогда у Регулуса не останется другого выбора, кроме как смириться с таким исходом. — Лунатик, какого хрена ты делаешь? — спрашивает Питер, нахмурившись. — Отдай мне этот лук, пока ты не отрубил себе палец, никчемный ты придурок. — У меня артрит, приятель, — отрезает Ремус, но тем не менее возвращает ему разделочную доску. — Это дерьмовое оправдание, — говорит он. — Вот, порежь вместо этого помидоры, их испортить ты не сможешь. — Хочешь, чтобы я нарезал лук? — спрашивает Регулус. — Нет, — быстро отвечают все трое. Ну что ж. Через пару минут кто-то звонит в дверь, и голос Сириуса прерывает их неспешную беседу. — Я забыл ключи! — кричит он. Регулус идет открывать ему дверь, пока Сириус не начал проявлять нетерпение, и тут же его встречают руки брата, обхватывающие его. Он застывает лишь на мгновение, прежде чем снова поддаться объятиям, выпустив весь воздух из легких. — С днем рождения, Реджи, — говорит ему Сириус, как только они отстраняются друг от друга, на его губах появляется неуверенная улыбка, и протягивает ему пакет, очень похожий на пакет Ремуса. Внутри он находит кучу разноцветных резинок, которые он определенно собирается использовать по назначению, и кое-что еще. Это маленькая иллюстрация с изображением милого лягушонка под красным грибом, укрывающегося от проливного дождя. — Ты помнишь его? — тихо спрашивает у него Сириус. Регулус кивает, глядя на него сверху. — Как я мог забыть о всех тех случаях, когда я чуть не потерял руку из-за этого проклятого одеяльца? Лицо Сириуса расплывается в ухмылке, и Регулус наблюдает, как он делает глубокий, облегченный вдох. Когда они были детьми, им каким-то образом попало в руки одеяло, на котором была точно такая же лягушка, и они оба хотели его. Нет, «хотели» — это мягко сказано. Они жаждали его. Поэтому они крали его друг у друга снова и снова, пока оно не потерялось где-то между Хогвартсом и поместьем, и они никогда не могли найти его, сколько бы… — Оно ведь не терялось, да? — Регулус вздыхает. Сириус пожимает плечами. — Потеря — это очень неудачное слово, тебе не кажется? Очень неконкретное слово с широким спектром… — Тебе лучше купить хорошую гребаную систему безопасности, сука, потому что как только я смогу выбраться отсюда, я разнесу твой дом на куски в поисках этого одеяла, — предупреждает его Регулус, но угроза в его словах, конечно, уменьшается из-за его неспособности сдержать улыбку на губах. — Спасибо, Сири. Мне очень нравится. И ему, в самом деле, нравится. Ему абсолютно точно нравится. — Ты кое-что упустил, — говорит ему Сириус, потянув за ожерелье безымянным пальцем. Слегка нахмурившись, Регулус роется в сумке, пока не натыкается на тонкий черный тюбик. Маленькая ухмылка тянется к уголку его губ. — Подводка для глаз? Сириус пожимает плечами, осторожничает, но все равно улыбается. — Тебе это очень хорошо удавалось когда-то. Я хочу посмотреть, не потерял ли ты сноровку. — Я могу подводить глаза даже во сне, — усмехается Регулус. Только никогда не в присутствии матери. — Докажи. Он разрывает зубами пластиковую обертку и откручивает колпачок, прежде чем расположиться перед декоративным зеркалом, но его руки останавливаются всего в паре дюймов от лица. Возможно, он не может сделать это во сне. Сколько времени прошло с тех пор, как он это делал? Три, четыре года? В худшем случае, он напортачит и смоет всё, верно? Сделав глубокий вдох, Регулус позволяет мышечной памяти делать свою работу быстрыми, короткими движениями, пока у него не получается четкая линия в самом уголке каждого глаза. Отходя от зеркала, он пару раз моргает, и на мгновение не узнает Регулуса, смотрящего на него. И это лучшее чувство, которое он испытывал черт знает сколько времени. Он поворачивается, чтобы посмотреть на Сириуса, подняв средний палец, и Сириус закатывает глаза. — Ты все ещё лучше меня в этом, — ворчит он. Регулус поднимает на него бровь. — Это ты обманом заставляешь меня снова делать тебе подводку, потому что ты бесполезен в этом деле? — Это сработало? Конечно, сработало. — Сядь, сейчас сделаю, — говорит он вместо этого, и Сириус сияет. Через несколько минут они заходят на кухню, хихикая над чем-то глупым, что только что сказал Сириус, и как только они заходят, все бросают на них не очень сдержанные взгляды. — Теперь вы снова похожи на близнецов, — вздыхает Джеймс. Питер дарит Регулусу дразнящую ухмылку и говорит: — Вот чего не хватало твоему уродливому лицу. — Эй, у Рега почти такое же уродливое лицо, как у моего мужа, прояви немного уважения, — говорит ему Ремус, и оба брата уже открыли рот, чтобы ответить, когда Джеймс вмешался. — Ты садись, а ты тащи свою задницу к раковине и начинай мыть посуду, — говорит он, но все еще смотрит на Регулуса тем странным взглядом, который лишает его дара речи. Хочет ли он все это обдумать? Нет, он совсем не хочет это обдумывать, решает он, садясь обратно. И не будет.❖
В такие дни легко забыть обо всем, что произошло, думает Регулус, когда они так легко смеются и шутят, поедая вкусную еду Джеймса, как в детстве. Они поют ему очень громко, очень неслаженно «С днем рождения», раскачиваясь, как пьяные матросы, а потом набивают свои рты изысканным тортом из красного бархата, пока в них не влезет еще кусочек. После этого они переходят на задний двор, чтобы погонять Гарри, и Регулус с удовольствием наблюдает за тем, как осторожно все они обращаются с его цветами и горшками. — Что это? — спрашивает его Сириус, когда остальные уходят покупать мороженое. Регулус поднимает взгляд от сигареты, которую он как раз собирался прикурить, и пожимает плечами. — Подарок Джеймса. — Он подарил тебе цветы? — интересуется его брат, почесывая кончиками своих острых акриловых ногтей определенное место за ушами Нокса. Регулус закатывает глаза так сильно, как только может, и выпускает дым через нос. — Да, Сириус, — огрызается он. — Джеймс, твой лучший друг, человек, который жил со мной последние пару месяцев, подарил мне цветы на день рождения, потому что я, оказывается, люблю цветы. — Он никогда не дарил никому из нас цветы, — бормочет Сириус. — Сильно ревнуешь? — Регулус насмехается и делает еще одну затяжку сигареты, после чего тушит ее о пепельницу. Ему нужно прекратить этот разговор, пока он не стал некомфортным. — Давай, переставай быть нелепым и помоги мне убраться на кухне, пока они не пришли. Сириус так и делает, не жалуясь, но не перестает бросать странные взгляды на цветочную композицию, пока не возвращаются остальные, и его внимание отвлекается на очень энергичного Гарри, требующего покататься на спине. Уже почти время ужина, и к этому моменту Регулус думает, что Сириус исчерпает место в своем телефоне из-за количества сделанных им фотографий и видео, но Сириус, кажется, ничуть не возражает, и Регулус тоже не возражает, даже если на большинстве из них он лыбится как идиот. Регулус пьет чай с Ремусом в гостиной, пока Сириус и Джеймс готовят ужин, а Питер помогает Гарри с домашним заданием. У него болят щеки от того, что он так много смеялся весь день, и Регулус не помнит, когда в последний раз он чувствовал себя так. — Ты хорошо проводишь время? — спрашивает его Ремус. Регулус делает рукой движение «так себе». — Не настолько круто, как в моей камере в Азкабане, но довольно близко, — он останавливается, делая резкий вдох. — Если честно, я не ожидал, что вы устроите для меня вечеринку по случаю дня рождения. — Это же твой день рождения, Рег, — говорит Ремус, медленно и, очевидно, сбитый с толку. — Мы всегда праздновали твой день рождения, когда были в Хогвартсе, почему мы должны оставить его незамеченным сейчас? — Ну, тогда все было по-другому, — замечает Регулус. — Я думал, что еще не достиг привилегий празднования дня рождения, вот и все. Ремус смотрит на него долгим, суровым взглядом. Заметка для себя: никогда больше не открывать рот, не обдумав свои слова по меньшей мере двадцать раз. — Ты когда-нибудь задумывался о том, что мы действительно хотим видеть тебя здесь, Рег? — спрашивает он, голос мягкий, но глаза остаются твердыми. — Все, даже Джеймс, рады твоему возвращению после всего этого времени. Регулус разочарованно вздыхает и ставит свою чашку обратно на стол. — Моему возвращению? — хмыкает он. — Вы не вернёте того меня, которого хотите, Ремус, и если будете продолжать ждать его появления, то разочаруетесь. Он не хотел, чтобы его слова прозвучали резко, и они не прозвучали, но он также не хотел, чтобы его голос прозвучал жалко и горько. Ремус мягко улыбается ему. — Знаешь, я думаю, что мы, люди, действительно переоцениваем свою способность меняться, — говорит он. — Мы думаем, что наш выбор меняет нас, но это не так. Они меняют то, как люди воспринимают нас, но то, что внутри, остается неизменным. Я думаю, что единственный способ измениться — это стать больше или меньше того, чем мы уже являемся. Регулус не знает, как именно реагировать на это, или почему он еще не убежал из комнаты, но было что-то в том, как Ремус произнес эти слова, какая-то уверенность, против которой Регулус не знает, как возразить. — И знаешь, откуда я знаю, что ты все тот же человек, что и раньше? — спрашивает Ремус после нескольких секунд молчания. — Не желаешь просветить меня? — пробормотал Регулус. — Потому что ты был мертв внутри в ту ночь, когда тебя привезли сюда, и я не думаю, что это было только из-за Азкабана, — объясняет он. — Что-то исчезло из твоих глаз — не смотри на меня так, Рег, ты прекрасно понимаешь, о чем я. — Я не понимаю, — настаивает Регулус, но он знает. И Ремус, должно быть, уже знает это, потому что он всегда был способен в мгновение ока раскусить любую чушь. Регулус сжимает челюсть. Он определенно не упустил это. — Ты можешь спорить сколько угодно, или злиться и набрасываться на меня, потому что именно так ты поступаешь, когда чувствуешь себя загнанным в клетку любым способом, в любом виде, но это только докажет мою правоту, — продолжает Ремус. — Так что посмотри мне в глаза и скажи, что Джеймс не делает тебя чертовски счастливым. — Ремус… — начинает говорить он. Он хотел сказать это как предупреждение, но получилось что-то вроде мольбы. Ремус улыбается. — Я думаю, он так на тебя влияет. Он делает тебя счастливым, и это может показаться чем-то незначительным и бессмысленным тому, кто тебя не знает, потому что многие вещи могут сделать тебя счастливым, верно? — говорит он, опираясь на трость. — Но я готов поспорить на свою задницу, что ничто не делает тебя таким счастливым, как он. Регулус сглатывает, отворачиваясь от него, но это еще хуже, потому что его взгляд падает на смеющегося Джеймса, танцующего с Сириусом под песню ABBA, которую он не совсем узнает, и про ужин уже все забывают. Джеймс делает его счастливым, это правда, но затем Регулус сделал нечто ужасное, что поставило под угрозу их с Гарри счастье, даже не подумав об этом дважды. Как всегда, Регулус взял все в свои руки и все испортил. — Ты должен быть благодарен, что нравишься мне, — шипит он на Ремуса, снова отгоняя эту мысль. Ремус бессовестно смеется и похлопывает себя по колену. — Ну разве я не везунчик?❖
Регулус больше не может этого делать. Он думал, что сможет, действительно смог, но не может, потому что Джеймс не только делает его счастливым, но и так, так чертовски мил с ним. Джеймс разрешил Регулусу жить под его крышей и покрывал все его нелепые расходы, он встречался с инспектором по надзору каждый раз, когда тот приходил с визитом, и отвечал на его вопросы с кропотливым терпением, и он был добр к Регулусу, когда тот был настолько далек от доброты, насколько это вообще возможно. Джеймс — очень, очень хороший человек, и Регулус знает, что все это закончится, когда он узнает правду. И он знает все, от чего отказывается. Он знает, что вполне возможно, что следующие шесть месяцев ему придется провести, запершись в своей спальне, вдали от Джеймса, вдали от Гарри и, возможно, от всех остальных, кроме Питера, потому что Питер — такой же ублюдок, как и он. Регулус даже не ожидал всего этого с самого начала, когда появился на пороге дома Джеймса в наручниках и злой на весь мир; он ожидал одиночества и пространства, а не принятия и терпения. Регулус получил гораздо больше, чем рассчитывал, и это его собственная вина, что он потерял все вот так, вернув Лили только для того, чтобы она в считанные минуты разбила сердце Гарри. Поэтому он говорит Джеймсу правду, потому что тот заслуживает меньшего. — Нам нужно поговорить, — говорит ему Регулус, когда все уходят домой и он укладывает Гарри в постель. Джеймс бросает на него вопросительный взгляд, когда тот достает из холодильника упаковку с оставшимся тортом и садится за стойку для завтрака. — О чем? Регулус садится напротив него, тяжело сглатывая. — Я кое-что сделал, и мне нужно признаться в этом. Джеймс откусывает кусок торта и медленно жует, кажется, в замешательстве, пока не проглатывает его и не качает головой в сторону. — Погоди, это по поводу того, что ты заставил Лили депортироваться обратно в Англию? — интересуется Джеймс. Регулус думает, что никогда еще его не лишали слов так быстро, как в этот момент. — Что? — прохрипел он, повалив плечи набок. — Как, блять, ты узнал об этом? Джеймс поднимает на него бровь и предлагает ему свою ложку. Регулус берет ее, хрупко, и цепляет кусок торта с большим количеством крем-чиза. Ему сейчас нужен сахар, честно говоря. А еще ему чертовски нужно выпить. — Может, потому что я тебя знаю? — предполагает Джеймс, недоумевая. — Я немного растерялся в начале всего этого дела, но ты был здесь, донимая меня до смерти последние два с половиной месяца, и этого достаточно, чтобы я понял, что происходит в твоей хорошенькой головке большую часть времени. — Хорошенькой? — смиренно произносит Регулус, набивая рот тортом. Джеймс насмехается, выхватывая ложку из его руки. — Неужели это единственное, что ты услышал, маленькая сучка? — Я также слышал, что ты заржавел. Джеймс немного подавился смехом и тяжело сглотнул, прежде чем заговорить снова, отрезая кусок торта и оставляя ложку, чтобы Регулус мог ее схватить. — Я к тому, — говорит он, — что я знаю тебя, Блэк, нравится тебе это или нет. И в тот вечер, когда ты спросил меня, есть ли у меня новости о ней, у тебя был такой взгляд. — Какой взгляд? — Взгляд, который всегда, всегда означает неприятности, — говорит ему Джеймс. — Каждый раз, когда ты так смотрел, я опасался за безопасность какой-нибудь бедной души, как в тот раз, когда какой-то пуффендуец обзывал меня, а ты обрил ему голову и брови прямо перед Святочным балом. Регулус вспоминает об этом, и ему приходится прятать ухмылку за большим куском торта. Странно, думает он, что некоторые вещи никогда не меняются. Он сделал бы все для Джеймса в семнадцать лет, и он сделает все для Джеймса в двадцать четыре. Это неудивительно, не так ли? Учитывая обстоятельства и все остальное. — Я не мог допустить, чтобы какой-то идиот оскорблял моего парня, — говорит он после некоторого молчания. — Это было не так уж и сложно, если подумать. — Вообще-то, — бормочет Джеймс, наклоняясь вперед, — ты так и не рассказал мне, как ты это сделал. Ухмылка Регулуса расширяется. — Мы с Эваном, возможно, подсыпали кое-что в его напиток, но это не точно. — Ты абсолютная угроза, — усмехается Джеймс. — Так ты не злишься из-за истории с Лили? — интересуется Регулус и прикусывает нижнюю губу. — Я хочу сказать, что… Я просто не мог стоять рядом и наблюдать, как ты вот так сходишь с ума. Я должен был что-то сделать, и мне очень, очень жаль, что я сначала не посоветовался с тобой. Я полностью понимаю, если ты злишься на меня из-за этого, я это заслужил. Джеймс наклоняет голову в сторону. — Как я могу злиться на тебя за то, что ты так заботишься о нас? — спрашивает он. — Я знаю, что твои методы немного резковаты — ай, к черту, твои методы ужасно радикальные, но они всегда были такими. И мне нужно было вернуть Лили в страну как можно скорее, так что. — Ну, это закончилось довольно неприятной ссорой и отказом от ребенка, так что… — Она собиралась сделать это рано или поздно, — отмахнулся от него Джеймс, пожимая плечами. — По крайней мере, все закончилось быстро, вот что меня волнует. Потому что если бы дело касалось только её, я бы гонялся за ней по всему миру, пока Гарри не закончил бы университет. Регулус вздохнул. — Наверное, ты прав. — Однако у меня вопрос, — говорит он, — неужели ты действительно послал за ней целый конвой, или ты просто настолько драматичен? — Конвой был моей идеей, но вертолеты предложил Амос, — быстро говорит Регулус. Глаза Джеймса расширились. — Ты послал вертолет? Так он не знал этого, да? — Вертолеты, во множественном числе, — поправляет он. — Какого хрена… — Всё или ничего, я так считаю, — отрезал Регулус. — Хочешь посмотреть видео? — Есть видео? Регулус пожимает плечами. — Амос прислал мне его в качестве сувенира. — Когда я отойду от шока, я бы с удовольствием посмотрел его, — говорит Джеймс. — Знаешь? Сначала я подумал, что ты собираешься ее убить, и даже думал, не стоит ли мне тебя остановить. Но в конце концов я решил, что ты просто собираешься вернуть ее в какой-то момент, поэтому я ничего не сказал. Регулус медленно пережевывает еще один кусок торта и облизывает губы, прежде чем снова открыть рот. — Одно твоё слово, — говорит он Джеймсу, опираясь на локти, — и она исчезнет навсегда. Взгляд Джеймса сужается. «Ты это серьезно?» Он спрашивает не потому, что хочет воспользоваться возможностью избавиться от нее, замечает Регулус, быстро. Джеймс оценивает его и его намерения. Регулус выпрямляет спину. — Конечно, серьезно, — огрызается он. — Я могу сделать так, чтобы она исчезла с лица земли и больше никогда не доставляла неудобств ни тебе, ни Гарри, если ты этого хочешь. Вообще-то он никогда не делал этого раньше. Убийство никогда не входило в список его преступлений, даже тех, за которые его не отдали под суд. Но он также прекрасно понимает, что отстранение Лили не даст ему спать по ночам, потому что, как говорил Сириус, половина его самого, в конце концов, происходит от Вальбурги Блэк. Если бы Джеймс попросил его, Лили не дожила бы до рассвета. Джеймс продолжает смотреть на него так, что Регулус не совсем понимает. Но к черту его, если он считает его чудовищем. Джеймс полюбил извращенную, безжалостную, темную сторону его самого все эти годы в прошлом, и он не может прийти в ужас при виде того, что, как он когда-то утверждал, любил так яростно. А если так, то он полный лицемер и… Уголок рта Джеймса скривляется в полуулыбке, и дыхание Регулуса сбивается. — Я безмерно ценю твое предложение, но я воздержусь от него, — говорит он Регулусу, с блеском в глазах, который Регулус не может расшифровать, и это начинает раздражать. Количество вещей, которые он не понимает в последнее время. Чертовски раздражает. — Но есть кое-что, что мне пригодится. — Все, что тебе нужно. — Я собираюсь работать с тем, кого порекомендовала МакГонагалл, чтобы убедиться, что Лили больше никогда не сблизится с Гарри, — говорит он Регулусу, — так что если я могу найти что-нибудь на неё… — Об этом, — прерывает его Регулус, — У меня есть частный детектив, который копается в каждом кусочке грязи, которую она может найти на Лили. Очевидно, ее семья имеет бизнес, который не выглядит таким уж филантропическим, особенно это касается ее сестры и ее кошмарного муженька. Не позднее августа ты будешь знать, сколько раз в день она срет. Джеймс выглядит положительно впечатленным, и ухмылка превращается в широкую улыбку. — Спасибо, Рег. Большое спасибо. Я серьезно. — Не благодари меня, — отмахивается Регулус, откидываясь на спинку стула. Джеймс продолжает так смотреть на него, наклонив голову набок и странно изогнув губы. Регулусу становится не по себе. — Если ты и дальше будешь так на меня смотреть, я проткну тебе глаз. Джеймс слегка качает головой. — Извини, просто мне трудно понять, что маленький енот, который оставляет на столе крошки и отказывается носить брюки, имеет реальную власть полностью запретить кому-то въезд в другую страну, — говорит он. — Ты похож на Перри из «Финеса и Ферба», который в свободное время борется с преступностью, а потом приходит домой и делает вид, что в его маленьком мозгу ничего не происходит, только вот ты совершаешь преступления, да еще и юридически двусмысленные. Регулус тупо уставился на него в течение нескольких секунд. — Ты только что сравнил меня с енотом и утконосом в одном предложении, а также назвал меня преступником, — говорит он, — должен ли я чувствовать себя оскорбленным или возбужденным? — Возможно, и то, и другое, — рассуждает Джеймс. — И, возможно, я должен быть немного зол из-за этого, понимаешь? Мне кажется, что я должен. — Но ты не можешь злиться на меня? Джеймс закатывает глаза. — Заткнись. Регулус покусывает внутреннюю сторону щеки, обдумывая варианты, и пожимает плечами. — Ты можешь дать мне пощечину, если хочешь, — предлагает он. — Или ты можешь ударить меня. Я не знаю, от чего тебе будет лучше. Джеймс, кажется, в ужасе от любого из этих вариантов. Просто чтобы прояснить ситуацию, он не в ужасе от предложения Регулуса убить Лили ради него, но он в ужасе от мысли ударить Регулуса? Какой противоречивый человек. — Я бы никогда не ударил тебя, — сурово говорит ему Джеймс. — Но я могу сделать это. Не колеблясь ни секунды, он облизывает свой палец, а затем засовывает его в ухо Регулуса. — Фу! — Регулус громко вскрикивает и отстраняется от него. — Это было чертовски отвратительно, что с тобой не так? — Много чего, вообще-то, хочешь список? — Отправь его Амосу, пожалуйста. В алфавитном порядке и по степени серьезности. Джеймс хихикает, и кажется, что он на мгновение задумался, пока не выдыхает с шумом. — Я солгал, знаешь? — говорит он Регулусу. — Когда я рассказывал тебе о том, как мы с Лили пытались стать парой для Гарри. Ну, я не совсем солгал. Я просто… я сильно преуменьшил правду. — Что ты имеешь в виду? — спрашивает Регулус, нахмурившись. — Лили и я, мы… мы встречались почти шесть месяцев. Регулусу требуется секунда, чтобы осознать то, что он только что услышал. — Подожди-ка, чего? — выдохнул он. — Полгода? Почему Питер никогда ничего не говорил? Вот же маленькая крыса… Вообще-то, Регулус просил его никогда не говорить на определенные темы, так что, возможно, это все-таки его вина. Пандора навещала их пару раз, Регулус помнит. И она упоминала о встрече с Лили, но Регулус попросил ее больше ничего ему не рассказывать. — Почти, — поправляет Джеймс. — Ты встречался с этой женщиной пять месяцев? — Ну, я встречался со злым гоблином более двух лет, так что это не так уж много, — шутит Джеймс. — Но да, мы встречались некоторое время. Я познакомился с ее семьей, с ее друзьями, мы ходили на свидания каждые выходные, и я действительно узнал ее довольно хорошо за это время. — Ха, — пробормотал Регулус, потому что не смог придумать ничего лучше. — На что были похожи эти отношения? — Ну, начнем с того, что она совершенно непредсказуема, — говорит Джеймс. — Я думал, что она такая сама по себе, и поэтому все было интересно, не знаешь, чего от нее ожидать. В один день она переставала отвечать на звонки, а на следующей неделе появлялась с сувенирами из импровизированной поездки в Мексику. И так и было поначалу. Захватывающе, весело и все такое. Но потом это начало разочаровывать, даже бесить. Так что да, мы прекратили отношения, потому что она хотела, чтобы мы отделились, ну, хотела нас отделить от Гарри, но также и потому, что я понял, что никогда, никогда не смогу влюбиться в нее. Просто не было никакого правдоподобного способа, чтобы это произошло, и я не мог продолжать в том же духе. — Поэтому ты порвал с ней. Джеймс кивает один раз. — Ага. И я думал, что я был причиной того, что она отдалилась, понимаешь? Что это из-за того, что я порвал с ней, она не могла оставаться рядом. Но потом я понял, что она такая, какая есть. Изменчивая, непостоянная, не умеющая держать слово, — усмехается он, с горечью и сожалением, и сердце Регулуса слегка щемит. — И когда она вернулась в тот день… о, забудь, я драматизирую. — Это не так, — успокаивает его Регулус. — Ты можешь рассказать мне все. — Все произошло так быстро, Рег, — наконец сказал Джеймс. — И я хотел сказать ей много вещей, но не смог. — Например? — Это глупо. — Это не глупо. Джеймс долго смотрит на него, прежде чем сдаться. — Я хотел сказать ей о том, как сильно она ранила Гарри, как он спрашивал о ней каждый божий день в течение последних нескольких месяцев. Я хотел сказать ей, что она была дерьмовой матерью и что ей следовало оставить нас в покое с самого начала. Я хотел сказать ей, что чувствую себя таким дураком, что даже встречался с ней когда-то, что думал, что могу влюбиться в нее, что думал, что мы могли бы растить Гарри вместе, потому что это могло бы закончиться так, так плохо. Даже хуже, чем сейчас. И я… я очень хотел наорать на нее, Рег, но мой язык был связан, и я не мог найти слов, чтобы передать, насколько сильно я презирал ее в тот момент. И теперь у меня все это здесь, застряло в груди и не выходит наружу, — говорит он с болью и гневом, а затем смотрит на Регулуса с извинением в темных глазах. — Прости, я же говорил тебе, что это глупо. Нет, Джеймс не глуп. Ни капельки. — Когда отец умер, — тихо говорит ему Регулус, — мне пришлось держать его за руку и слушать, как он говорил, что любит Сириуса и меня больше всего на свете, а на следующее утро мне пришлось стоять у его гроба и притворяться, что я плачу, потому что мне грустно, но это было не так. Я был в ярости, потому что у меня не хватило духу сказать ему, как ужасно он нас испортил, как я ненавидел его так же сильно, как и любил, потому что, хотя он и пальцем нас не трогал, он стоял в стороне и смотрел, как мать выбивает из нас всё живое дерьмо, а потом пытался подкупить нас, как будто его подарки сделают воду из душа менее жгучей. Все то, что я так и не смог сказать, пожирало меня заживо, Джеймс. Они впивались в мои внутренности каждый раз, когда кто-то подходил выразить мне свои соболезнования. Регулус замолкает, глядя на свои руки. Он сосредотачивается на том особенном белом шраме, идущем по его правой ладони, который он получил в тот раз, когда мама толкнула его об стол, и в отчаянной попытке устоять на ногах, антикварная русская ваза разбилась под его пальцами. Так получилось, что это была ее любимая грёбаная ваза. И она дала ему это понять затрещинами по лицу с каждой стороны, а потом еще одной, потому что его кровь испачкала ее безупречный мраморный пол. В тот вечер отец прислал ему ключи от красного «Бугатти», на котором он после поездил два раза, прежде чем решил, что ненавидит его. — Что ты с ними сделал? — интересуется Джеймс, одновременно любопытный и нежный. — Со словами, я имею в виду. — Если ты ждешь какого-то полезного ответа, то извини, но у меня его для тебя нет, — говорит Регулус. — Я просто был слишком горд, чтобы позволить ему так занимать мои мысли и мое время, и я решил, что он не стоит этой боли. И уж точно он не стоил бессонницы и сожалений. — Я не уверен, что я достаточно горд для этого. — Ты гордишься, — быстро заверил его Регулус. — Ты действительно гордишься. Но если тебе этого недостаточно, то пусть Гарри станет главной причиной, по которой ты решишь, что она не стоит твоей боли. И если тебе станет легче, подумай вот о чем: через тридцать лет, когда Гарри станет взрослым мужчиной с партнером и ребенком и вернется домой на Рождество, он придет домой к тебе, своему отцу и дядям, и она будет жаждать того, что есть у тебя, но она никогда не получит этого, потому что она облажалась, и сожалений о своем решении никогда не будет достаточно, чтобы повернуть время вспять. Джеймс молчит несколько секунд, пока не произносит. — Разве мы не должны прощать людей, которые нас обидели? — К черту, — насмехается Регулус. — Если человек считает, что его обидел какой-то ублюдок, то можно пожелать этому ублюдку самой худшей участи в мире. — Этому тебя Ремус научил? — спрашивает Джеймс. — Возможно, — отрывисто отвечает он. Возможно — значит, блять, абсолютно точно. И это, возможно, один из лучших советов, которые ему когда-либо давали, что быть большим человеком не всегда означает прощать и забывать. Иногда быть большим человеком означает отступить назад и наслаждаться шоу. Джеймс ухмыляется ему. — Знаешь что? Я чувствую себя лучше. И это гораздо больше успокаивает, чем всякая полезная чушь. Спасибо. — В любое время, Поттер, — говорит он с ухмылкой. — Вот для чего нужны бывшие парни. Джеймс выглядит так, будто хочет сказать что-то еще, но Регулус почти видит, как его мозг стирает предложение и начинает заново. — Думаю, я пойду спать, — выдыхает он. — Уже далеко за полночь. Однако Регулус хочет сказать еще кое-что. — Джеймс. Джеймс поднимает взгляд и встречается с ним взглядом, качая головой в сторону в немом вопросе. — Я не собираюсь становиться следующим человеком, который уйдет из жизни Гарри, — И это не вопрос, не просьба. — У него и так полно дядей, и, возможно, ему не нужен еще один, я это прекрасно понимаю, но мне плевать. Гарри — это не просто отвлекающий маневр, пока заканчивается мой арест. Я люблю этого ребенка, Джеймс, и у него всегда, всегда буду я, независимо от того, где я и что произойдет после этого, я намерен присутствовать в его жизни. Джеймс смотрит на него долгое, долгое мгновение, прежде чем прошептать: — Ты это серьезно? — Абсолютно, — говорит Регулус. — Я останусь. И я не имею в виду остаться здесь, в твоем доме, но я останусь, когда все закончится. Я собираюсь вернуться к своей прежней жизни, но это не значит, что я собираюсь исчезнуть. Я не думаю, что смогу это сделать, даже если захочу. Джеймс кивает, поджав губы, чтобы скрыть улыбку. Без слов Регулус поднимается со своего места, шепчет быстрое пожелание спокойной ночи и касается пальцами плеча Джеймса, уходя. — Рег, — окликает его Джеймс, быстро поднимаясь на ноги. Регулус поворачивается, чтобы посмотреть на него. — Джеймс. — Мы друзья? — Ты хочешь, чтобы мы ими были? — Я спрашиваю тебя. Регулус сглотнул. Друзья. Даже сейчас это слово кажется странным для их описания. Друзья. Были ли они когда-нибудь друзьями? Регулус не помнит ни одного момента в своей жизни, когда бы он не чувствовал себя неловко от этого слова. В самом начале он ненавидел Джеймса, потому что он украл его брата. Но потом он встретил мальчика, в тот первый день в Хогвартсе, когда Джеймс все еще говорил с изящным акцентом и еще не успел совершить свой внезапный скачок роста, и ненависть быстро сменилась увлечением, которое длилось годами, и поэтому это слово никогда не сидело у него на языке. Друзья. Годы шли, и когда они встречались, слово «друзья» казалось таким неполным, словно его было недостаточно, чтобы описать все то, что Джеймс заставлял его чувствовать. Потому что они не были друзьями, они были воздухом, который был необходим им, чтобы выжить. А потом все рухнуло, и они перестали быть чем-то. Итак, друзья. Друзья. Это стирает каждую частичку их совместной истории, той самой истории, ради которой Регулус когда-то сделал бы все, чтобы стереть со своей кожи. Но теперь он понимает, насколько абсурдно даже пытаться притворяться, будто этого никогда не было, будто их никогда не было. И так же абсурдно притворяться, что они могут быть тем, кем они никогда не были и никогда не будут. — Нет, — заключает Регулус. — Нет, я так не думаю. — Я тоже так не думаю, — говорит Джеймс. Регулус знает, что он понимает. Он знает Джеймса достаточно, чтобы понять, что он полностью и абсолютно понимает. И это нормально. Как они могут быть друзьями, если когда-то давно они были всем? Возможно, они смогут снова стать наперсниками, смогут делиться новыми воспоминаниями, смеяться, ссориться, мириться и курить на заднем дворе. Но они никогда, никогда не смогут быть друзьями.