when you were mine

      Регулусу нравится работать на заднем дворе, действительно нравится, он наслаждается тем, как методично и легко он это делает, какую нагрузку это ему дает.       Но последние пару недель единственное, что ему оставалось делать, это убирать листья, поливать растения — это становится скучным, ясно?       Становится очень, очень скучно.       Передний же двор, с другой стороны, все еще нуждается в большой работе.       — Люди ездят по этой дороге, Рег, — пытался возразить Джеймс вчера вечером после ужина, но Регулус был настроен решительно.       В конце концов, он бизнесмен.       Он заключал многомиллионные сделки за считанные минуты, потому что знает, как превратить слабости людей в ниточки и дергать за них, как кукловод.       Это то, что он умеет делать лучше всего, то, что привело его в Азкабан, то, чему Вальбурга и Орион Блэк обучали его с самого раннего возраста.       Делает ли это его чудовищем?       Возможно, да.       — Пожалуйста, — затянул он сладким голосом, не забыв невинно склонить голову набок. — Мне ску-у-у-учно. И дом находится примерно в трехстах метрах от дороги, в любом случае, я не узнаваем с такого расстояния!       — Ты измерял расстояние от дома до дороги что ли? — едко поинтересовался Джеймс.       Регулус только еще больше подсластил свою улыбку, пока Джеймс не сдался.       — Ладно. Составь список, и я поеду на фермерский рынок завтра утром.       Чертов кукловод, вот кто такой Регулус.       Но опять же, Джеймс сам виноват в том, что он слабый человек.       И поскольку сегодня Регулус проснулся с чувством глубокого благодушия, он ни разу не накричал на Джеймса, пока тот бродил по рынку в поисках всех необходимых продуктов, которые, по мнению Регулуса, были жизненно необходимы для благоустройства его сада.       Итак, после быстрого завтрака, состоявшего из масала-чая и нескольких восхитительных кексов с апельсиновой глазурью, которые Джеймс принес ему из неизвестной Регулусу пекарни, они готовы приступить к работе.       — Мы теперь разговариваем на нормальных условиях, так что ты будешь полезен, — предупреждает Регулус Джеймса, как только они заканчивают разгружать багажник нового Range Rover Джеймса. И какой же он хороший парень, думает Регулус, ведь он даже не пожаловался на почву и листья. — И я, наверное, пожалею об этом, но я научу тебя сажать вот это, — говорит он, указывая на розы, выстроившиеся у стены.       Улыбка Джеймса озаряет все его лицо.       — Правда?       Регулус кривит губы, чтобы не улыбнуться в ответ, но это бесполезно, и он находит это довольно неудобным.       — Правда.       — Так я типа могу… я могу их потрогать? — осторожно интересуется Джеймс. — Я уже несколько месяцев не трогал ни одного цветка.       Регулус закатывает глаза.       — Да трогал конечно.       — Я клянусь, что не трогал!       — Я не верю в это, — говорит Регулус, складывая руки на груди.       — Ты сказал мне не делать этого, и я не делал, — объясняет он. — Я не хотел, чтобы они завяли. Снова.       Регулус смотрит на него несколько мгновений, медленно моргая, но Джеймс не ломается.       О, так это действительно правда?       Сначала он хихикает, но смех быстро переходит в гогот.       Джеймс морщит лоб.       — Что смешного?       — Ты такой идиот! — Регулус смеется. — Я не могу поверить, что ты провел все это время, не прикоснувшись ни к одному цветку! Я же посадил их повсюду!       — Ты сказал мне, что я их погублю! — возражает Джеймс.       — Я просто вел себя как дрянь!       — Ты кричал на меня!       Регулус уже даже не пытается скрыть свое веселье.       — Подожди, а как же цветы, которые ты подарил мне на день рождения?       Джеймс закатывает глаза.       — Ну, если хочешь знать, — говорит он, — было чертовски трудно затащить тот букет в мою машину, не задев ни одного чертова цветка.       Боже милостивый, благослови душу этого бедняги.       Мысленный образ, который Джеймс только что представил ему, будет сопровождать Регулуса до последнего дня его жизни.       — О, Джеймс, — произносит он. — Ты слишком, слишком невинен для этого мира.       Джеймс открывает рот, готовый возразить ему, но Регулус бросает ему вызов, приподняв бровь, и Джеймс снова закрывает рот, щеки быстро краснеют.       — Скажи мне, что делать, — ворчит он.       Регулус вытирает глаза тыльной стороной ладони, изо всех сил стараясь не расхохотаться снова, и вместо этого хватает пару роз в горшках, чтобы они могли начать.       — Ты уверен, что я не убью их? — спрашивает Джеймс, как только Регулус объясняет ему, как далеко вниз нужно копать.       Без слов, Регулус берет руку Джеймса и нежно обхватывает одну из роз, и оставляет ее там на несколько мгновений.       — Видишь? Она не завяла и не умерла. Теперь тебе нужно вынуть ее из этого уродливого пластикового горшка. Надень перчатку, — инструктирует он, натягивая футболку, которая продолжает сползать с его плеча. — Так, теперь крепко держи его за стебель, а другой рукой крути горшок, пока не ослабишь его достаточно… осторожно!       — Прости! — Джеймс морщится и меняет угол наклона, чтобы не удавить бедное растение. — Вот так?       Регулус кивает, прикусывая нижнюю губу, когда Джеймс, наконец, вытаскивает растение из горшка.       Он подводит руки Джеймса к небольшой ямке, которую они сделали на земле, а затем инструктирует его, как засыпать пустые места землей.       Джеймс сидит, когда они закончили, и улыбается, явно довольный собой.       — Это было легко, — говорит он.       — Хочешь сделать следующий сам?       Джеймс быстро кивает, и он подтягивает следующий горшок ближе к себе.       Они продолжают делать это некоторое время, увлеченно болтая о домашних делах, пока не сажают дюжину роз, Регулус уверен, что к следующей весне они вырастут в прекрасные розовые кусты.       — Может быть, дело не в том, что я убиваю розы, — говорит ему Джеймс. — Может быть, меня просто нужно было правильно научить, как за ними ухаживать.       Регулус бросает в него шальную перчатку.       — Нет, у тебя было надлежащее обучение, тебе просто нужно быть внимательнее.       — В свою защиту скажу, — говорит Джеймс, бросая перчатку обратно, — когда папа пытался меня учить, я был слишком занят, обращая внимание на тебя, чтобы думать о растениях. Ты тогда здорово отвлекал.       Регулус внезапно очень рад, что летняя жара сделала его щеки красными, потому что так Джеймс не сможет узнать, как сильно он заставил Регулуса покраснеть.       — Только тогда? — шутит он, отталкивая Нокса в сторону, пока тот не начал царапать его ногу.       Джеймс отворачивается от него.       — Надеюсь, они не умрут, когда ты уедешь.       То, как сжимается сердце Регулуса при этих словах, довольно болезненно.       — Если тебе удастся их убить, я отрублю тебе пальцы.       Джеймс даже не отвечает, он просто улыбается Регулусу и предлагает ему бутылку с водой.       Он был таким с тех пор… с тех пор, как произошел инцидент, как теперь называет его Регулус, за неимением лучшего термина.       Сначала Регулус пытался сердиться из-за этого, срываясь каждый раз, когда Джеймс пытался быть хотя бы отдаленно любезным с ним.       Он даже разок попытался устроить ссору, чтобы Джеймс перестал быть таким добрым, но это ему не помогло, и в итоге он остался сидеть с Ноксом на диване и смотреть «Братца медвежонка», пока Джеймс готовил ему фирни, который Эффи делала по особым случаям.       После этого Регулус даже не смог притвориться, что сердится.       На следующий день Регулус попытался устроить новую ссору из-за того, что Джеймс не позволил ему помыть посуду, и тогда Джеймс решил стоять на своем.       — Может, хватит? — спросил он, не без злобы. — Я не опекаю тебя, Рег. Я забочусь о тебе, что и ты делал со мной, когда мне это было нужно. Но если ты действительно хочешь быть полезным, сделай попкорн, и мы сможем посмотреть Гордона Рамзи.       Регулус стоял так пару минут, подыскивая, что бы такого сказать, и краснея от ужаса, пока Джеймс не бросил на него очень недовольный взгляд, и у Регулуса не осталось другого выхода, кроме как засунуть пакет с попкорном в микроволновку.       С неохотой, конечно, и с блеском в глазах от начала до конца.       Даже сейчас, когда Регулусу явно намного лучше, Джеймс все еще нежен с ним.       Пробормотав «спасибо», Регулус хватает бутылку с водой, открывает ее и подносит к губам.       Футболка снова сползает с его плеча, но прежде чем он успевает натянуть ее обратно, пальцы Джеймса спускают ее еще ниже.       Регулус знает, на что смотрит Джеймс.       — Оно так и не прошло, — небрежно говорит он.       И Регулус никогда не хотел этого.       Это было напоминание о нежности Джеймса, о его теплых объятиях и ласковых словах, о том, как он успокаивал душу Регулуса своим бесконечным терпением.       Шрам не большой, но он, конечно, неровный, и это, вероятно, вина самого Регулуса, потому что он заставил Джеймса посмотреть в общей сложности два видео на YouTube, прежде чем отправить его за хирургической иглой и ниткой.       Регулус сидел на сиденье унитаза, пока Джеймс накладывал ему швы, вспоминает он, и по сей день он уверен, что Джеймс тыкал его пальцем все эти разы только для того, чтобы рассмешить его.       Это сработало.       Пальцы Джеймса приблизились к розовому шраму, но он почти сразу же отпрянул.       — Все в порядке, — говорит ему Регулус. — Ты можешь прикоснуться к нему.       Джеймс бросает на него вопросительный взгляд, и Регулус кивает.       Выдохнув, Джеймс снова поднимает руку, но на этот раз он позволяет своим пальцам провести по поврежденной коже.       Это очень красиво, думает Регулус, как насыщенная, смуглая кожа Джеймса контрастирует с его бледностью.       Джеймс прекрасен.       — Я не чувствую этого, знаешь? — пробормотал Регулус. — Это почти поэтично, не так ли? Как что-то, что причиняло такую боль, может исцелиться и онеметь.       Джеймс снова натягивает футболку Регулуса, немного смещаясь так, чтобы оказаться лицом к лицу с Регулусом.       — Я рад, что она в тюрьме, — заявляет он без особых церемоний, его слова пылают ненавистью. — И я знаю, что она в тюрьме за хренову тучу разных вещей, и что жестокое обращение с детьми даже не попадает в этот список, но все же. Надеюсь, она там сгниет.       Регулус наклоняет голову в сторону.       — Могу я открыть тебе секрет?       Точнее, секрет, делиться которым у него нет веских причин.       — Все, что захочешь.       — Я знаю, что теперь все изменилось, и я больше не в опасности, но здесь я чувствую себя в безопасности, — говорит он Джеймсу. — Как будто со мной ничего не может случиться, пока я здесь.       С тобой, хотел сказать Регулус, но не сказал, потому что он трус, а эти два слова слишком опасны, чтобы произносить их вслух.       Но это правда.       Дело не в том, как свет проникает сквозь шторы в гостиной, и не в том, как удобно знать, какая лестница будет скрипеть под его ногами, когда он каждое утро направляется на кухню, и не в саде, и не в чайнике, испачканном от приготовления чая изо дня в день.       Дело в Джеймсе.       Джеймс заставляет его чувствовать себя в безопасности.       — Может быть, потому что так и есть, — говорит Джеймс, в темных глазах блестит что-то среднее между открытием и воспоминанием. — Я обещал тебе однажды, что буду заботиться о тебе. И я держу это обещание.       Весь воздух разом покидает легкие Регулуса.       — Я не понимаю, — шепчет он, — почему ты так заботишься о человеке, который причинил тебе такую боль?       Джеймс пожимает плечами и молчит долгое мгновение.       О чем думает, Регулус не знает.       Он никогда не знает, куда исчезает Джеймс в те моменты, когда его зрачки расширяются, а губы приоткрываются, но Регулус знает, что чаще всего ему удается заглянуть в это неизвестное место, когда Джеймс возвращается.       — Иногда я задаюсь вопросом, — наконец говорит Джеймс, — что было бы, если бы ты пошел со мной в ту ночь?       Регулус тяжело сглатывает.       У него есть ответ на этот вопрос, ответ, который выходит далеко за рамки возможностей, мечтаний или чего-то еще, что затерялось где-то за Блэк-Мэнором.       И он отталкивает его.       — Если бы я пошел с тобой той ночью, Гарри бы здесь не было, — говорит он. — Так что оно того стоило, ты так не думаешь? Потому что теперь у нас есть Гарри… у тебя есть Гарри, я имею в виду.       Медленно, Джеймс кивает.       — Ты прав.       Регулус возвращает ему бутылку с водой.       — Я всегда прав.       Джеймс не успевает больше ничего сказать, потому что в этот момент на подъездную дорожку въезжает машина Сириуса.       Они обмениваются озадаченным взглядом.       — Я думал, что они вернутся только на следующей неделе, — бормочет Регулус, сердце бешено стучит в груди. — Они тебе звонили?       Джеймс качает головой.       Они оба встают с земли, смахивая с себя грязь, когда Сириус выходит из машины.       У Регулуса болезненно сжалось нутро.       Теперь они старше.       Они выросли и повзрослели, и они уже не те дети, которыми были в поместье Блэков.       Но когда Регулус видит лицо своего брата, ему кажется, что он может разрыдаться, если не будет достаточно осторожен.       Регулус ненавидит думать об этом, правда, но бывают моменты, когда он больше всего на свете желает, чтобы он мог сделать больше.       Все те времена, когда ради него Сириус принимал побои, а потом возвращался наверх с сухими глазами и поджатыми губами, а Регулус был достаточно невинен, чтобы поверить на́ слово, когда Сириус говорил, что ему не больно…       Слишком поздно собирать урожай сожалений, Регулус знает это слишком хорошо.       Слишком, слишком поздно.       Он не шевелится, пока Джеймс помогает Сириусу достать пару коробок из багажника его машины, пока они разговаривают тихими голосами, а затем обмениваются теплыми объятиями.       Когда Сириус поднимается по ступенькам, Регулус легко замечает его взъерошенный пучок и глубокие темные круги под красными глазами.       — Где Ремус? — спрашивает Регулус сам себя.       Сириус бросает на него странный, тяжелый взгляд и отвечает:       — Дома, отдыхает. Мы… я закончил раньше, картину.       Он продолжает волочить ноги до самой двери, но Регулус не двигается.       Джеймс останавливается, чтобы улыбнуться ему.       — Ты хочешь остаться здесь?       Регулус быстро качает головой и без лишних слов опережает Джеймса.       Он стоит на пороге кухни, пока Сириус достает из одной из коробок кучу контейнеров с замороженной едой.       — Это прислала Хоуп, — рассеянно бормочет он. — Большая часть заморожена, но… ах, вы можете разогреть суп с шариками из мацы на обед, а в другом контейнере есть латкес… черт, я забыл яблочное пюре, прости, я не знаю… о, оно здесь. А эти другие — для Питера, как думаешь, ты сможешь уместить их в морозилке, пока он не зайдет?       — Конечно, Падс.       Сириус не поднимает глаз, когда открывает другую коробку.       — Эмма, похоже, взялась за вязание. Она прислала это вам, чтобы вы носили, когда похолодает.       Он достает кучу свитеров, один для Гарри, один для Джеймса, один для Питера, и один…       — Для меня? — удивляется Регулус, делая шаг вперед.       Сириус кивает, на его губах появляется крошечная улыбка.       — Она сделала его очень пушистым, потому что я сказал ей, что ты легко замерзаешь.       Регулус берет лавандовый свитер и инстинктивно приближает его к своему лицу.       Он невероятно мягкий на ощупь, и от него смутно пахнет чем-то сладким и незнакомым.       Регулусу это нравится.       — Значит, они знают… — начинает спрашивать он и вздыхает. — Значит, они знают, что я здесь, да?       — Конечно, они знают, — мягко говорит ему Сириус. — Честно говоря, они давно хотели навестить, но мы с Ремусом решили, что сначала надо спросить у тебя.       Регулус закусывает нижнюю губу.       Хоуп замечательна, он это прекрасно знает, и Эмма тоже очень мила, и он уверен, что они будут очень добры к нему, если придут.       Но мысль о том, чтобы увидеть их прямо сейчас, заставляет его внутренности переворачиваться от беспокойства.       — Я не хочу никого видеть, пока эта штука не снимется, — твердо говорит он Сириусу. — Ни Хоуп, ни Эвана, ни Пандору, ни Эми — я не хочу никого видеть.       Сириус слегка хмурится, кажется, он обеспокоен.       — Даже Цисси?       Регулус вздыхает.       — Ну, может быть, Цисси, но это другое дело.       — Хорошо, — говорит Сириус. — Где Гарри?       — Питер отвез его на день рождения одного из детей Уизли, — объясняет Джеймс.       Сириус кивает, поигрывая своим ожерельем так, как он это делает, когда волнуется.        — Вы не против, если я побуду с вами? — спрашивает он. — Я не знаю, планировали ли вы что-то на сегодня или…       — Тебе никогда не нужно задавать этот вопрос, Падс, — прервал его Джеймс, положив руку ему на плечи. — Тебе всегда здесь рады. Всегда.       Сириус склоняется в объятиях Джеймса, улыбаясь, а затем поворачивается к Регулусу.       Его губы слегка подрагивают, но он ничего не говорит.       Регулус не двигается.       — Знаете что? — Джеймс вклинивается. — У нас заканчиваются продукты, мне нужно сходить в магазин.       Так, это был предлог, чтобы снова сесть за руль своей новой машины, он действительно беспокоится о продуктах или хочет оставить их в покое?       — Будь осторожен, — говорит ему Регулус, выходя из кухни. — И не забудь список!       Джеймс извиняюще улыбается ему, когда он оборачивается, чтобы взять список со стойки, и уходит.       Сириус следует за Регулусом в гостиную и садится рядом с ним на диван возле барной стойки.       Регулус глубоко выдыхает.       — Ты хочешь поговорить об этом? — спрашивает он у Сириуса.       Сириус качает головой.       — Не сегодня, — говорит он. — Но есть одна вещь, которую мне нужно, чтобы ты знал. Ты уже говорил с Амосом?       — Он звонил мне вчера раз десять, но я не брал трубку. А что?       Сириус облизывает губы, отводя взгляд.       — Всех уволили, — говорит он. — Людей, которые слили… это, ведущие, продюсер шоу — все уволены. Мне плевать на последствия и на то, что все будут считать нас монстрами. Я беру вину на себя.       Регулус действительно удивлен?       — Они все равно обвинят меня в этом, — шепчет он.       — Я им этого не позволю.       После этого они молчат целую минуту, и Регулус знает это, потому что он отсчитал шестьдесят три тика часов позади них.       — Почему Ремус остался дома? — наконец спрашивает Регулус.       Сириус подтягивает ноги под себя, пожимая плечами.       — Нам нужно было немного побыть наедине.       Звучит не очень хорошо, совсем не хорошо.       — Между вами что-то произошло? — не может не спросить он.       Сириус задумывается об этом на несколько мгновений.       — Не совсем, — бормочет он. — Иногда все складывается не так, как хотелось бы, я думаю.       Регулус поворачивается, хмурится и говорит:       — Вы… вы разводитесь? — очень маленьким, жалким голосом.       При этих словах глаза Сириуса широко раскрываются.       — Что? — прохрипел он, сжимая пальцы на своем ожерелье. — Нет! Конечно, нет, Рег! У нас было небольшое разногласие, если можно так сказать. Вот и все. Никакого развода. Боже, мы с тобой оба знаем, что я бы даже не смог вести связный разговор, если бы это случилось.       Регулус делает глубокий, облегченный вдох.       — Ты напугал меня, — пробормотал он. — Клянусь, вы двое — единственная причина, по которой я верю в любовь в наши дни.       Сириус одаривает его страдальческой улыбкой, кажущейся гораздо менее напряженной, чем раньше.       — Рег, — говорит он, — когда ты в браке, бывают моменты, когда случается дерьмо, и тебе нужно отойти, отдышаться, а потом поговорить. Пытаться исправить что-то немедленно — почти никогда не лучший вариант. Так бывает, и вы делаете это, потому что любите друг друга. А мы действительно очень любим друг друга, так что.       Регулус прижимает колени ближе к груди.       — С самого Хогвартса я знал, что вы поженитесь, — говорит он Сириусу. — Невозможно было представить тебя иначе, чем проводящим свою жизнь с Ремусом Люпином.       Изгиб губ Сириуса больше похож на открытую рану, чем на улыбку.       — Мы могли не пожениться, — тихо говорит он. — Я… я делал ему предложение три раза, прежде чем он согласился.       Регулус наклоняет голову в сторону.       — Правда?       — В первый раз он воспринял это как шутку, хотя на самом деле это было не так, — вспоминает Сириус, не глядя Регулусу в глаза, а просто уставившись в землю. — Во второй раз он сказал, что я сошел с ума, и после этого избегал этой темы любой ценой. В третий раз он откровенно сказал «нет». А в четвертый… — Сириус умолкает, и он резко сглатывает, прежде чем продолжить. — Четвертый случился в больнице, после того, как его почки отказали, и ему понадобился диализ. Это было… это было плохо. Это было чертовски страшно. Ему пришлось провести две недели в отделении интенсивной терапии, и нам с Питером пришлось потянуть за множество ниточек, чтобы я мог заходить к нему на несколько минут каждый день.       — Почему он согласился? — спросил Регулус, странно запыхавшись.       Сириус горько усмехается.       — Вопрос не в том, почему он согласился, Рег. Вопрос в том, почему он отказывал раньше, — говорит он. — Он не хотел жениться на мне, потому что не хотел быть для меня бременем. Бременем, ты можешь себе представить? Как будто я не люблю его больше самой жизни. Сейчас он так не думает, конечно, мы… мы ходили на терапию по отдельности и вместе, и это было замечательно для нас, но тогда у него был тяжелый период, и он был уверен, что только замедлит мое развитие. Поэтому я сделал предложение ему снова, мы плакали и спорили, я накричал на медсестру за то, что она нас прервала, но он вышел из больницы с чертовым кольцом, и мы поженились, как только закончили университет.       Дрожь, охватившая тело Регулуса, заставляет его неловко клацать зубами, но он не может остановить свое тело, чтобы сделать это снова, и снова.       Сириус больше ничего не говорит. Регулус тоже.       Он даже не думает, что может говорить сквозь комок в горле.       Регулус так много пропустил.       Пять с половиной лет взлетов и падений, борьбы и побед — боже, он скучал по всему.       Он пропустил, что Сириус и Ремус купили свой первый дом, Джеймс опубликовал свою первую книгу, а Питер получил свою первую работу учителя, но что они пропустили?       Ничего.       Ничего, потому что Регулус никогда не делал ничего достойного празднования.              Он закончил университет с ненавистной ему степенью по бизнесу, заключал сделки с мужчинами и женщинами, которых презирал, обручился с человеком, которого никогда по-настоящему не любил — и все это он отмечал дорогим шампанским и хорошо произнесенными речами, за которыми следовали сухие, лишенные эмоций аплодисменты и неприличные объятия, которые на следующее утро попадали на страницы светской хроники.       А потом был Сириус, который женился на любви всей своей жизни, в то время как Регулус напивался до чертиков в своем парижском пентхаусе, желая быть в Лондоне, обнимая своего брата и шурина, пока у него не отказали бы руки.       В идеальном мире он бы висел на руке Джеймса, когда они подписывали бумаги, а потом аплодировал и свистел им, когда они выходили из зала, сцепив ладони.       Потом они с Джеймсом танцевали бы всю ночь напролет на банкете, пьяные и влюбленные, и, может быть, они были бы следующими, кто знает?       Может быть, несколько недель спустя они бы поженились на импровизированной церемонии и заказали бы очень плохо подготовленный медовый месяц, чтобы отправиться туда, куда они могли бы забронировать свой первый рейс. Они бы вернулись загорелые и счастливые, и тогда, только тогда, мечта Регулуса сбылась бы.       — Регулус Поттер, рад познакомиться, — сказал бы он, пожимая руку какому-нибудь случайному идиоту.       И все было бы хорошо, навсегда, потому что у них был бы свой счастливый конец.       Но вместо этого он провел день свадьбы Сириуса и Ремуса, дуясь в собственных страданиях, выблевав пол-литра водки и рыдая в унитаз, когда очередное воспоминание ускользало от него.       Приглашение, которое прислал ему Сириус, до сих пор лежит на дне запертого сундука.       «Прости меня за то, что меня там не было», — хочет сказать Регулус, но не говорит, потому что вдруг ответ будет отрицательным?       Что, если Сириус не простит его?       Он снова смотрит на брата, на то, как его плечи словно поникли под тяжестью чего-то, чего Регулус не понимает.       И тогда Регулус решает, что не имеет значения, сможет ли Сириус когда-нибудь простить его, и захочет ли он вообще, потому что Сириус только что вернул своего брата, и Регулус готов сыграть роль, для которой он всегда был слишком молод, слишком наивен, слишком большой идиот.       — Я не знаю, что произошло в Уэльсе, — мягко говорит Регулус, — и ничего страшного, если ты не хочешь мне рассказывать. Но я… я просто хочу, чтобы ты знал, что я здесь для тебя, если тебе понадоблюсь.       Сириус отвечает ему натянутой улыбкой.       — Я в порядке, — шепчет он. — Все в порядке.       Но Регулусу не нужно быть гением, чтобы понять, что ничего не в порядке.       Он знает своего брата, знает, как дрожит его нижняя губа, как трепещут ресницы в попытке остановить слезы, уже захлестнувшие его глаза, от падения по щекам.       — Хочешь… — начинает спрашивать он, и слова застревают у него в горле на мгновение, прежде чем он выталкивает их наружу. — Хочешь обнимемся?       Сириус не отвечает, но Регулус недолго размышляет над этим, потому что спустя мгновение голова Сириуса прижимается к его плечу.       В детстве его всегда обнимал именно Сириус, уверяя его, что все будет хорошо, что жизнь не может причинять боль вечно.       Регулус мог прятаться в его объятиях часами напролет, пока душевная боль не утихала настолько, что он мог снова открыть глаза.       И теперь пришло время отплатить ему за это, думает он, обнимая брата.       — Прости меня, — пробормотал Сириус. — Я правда не… я просто… блять.       Регулус прижимается щекой к мягким волосам Сириуса и вздыхает.       — Мы не извиняемся за свои чувства, Сири.       Сириусу удается водянисто усмехнуться.       — Я знаю.       Регулус крепко обнимает его.       — Все будет хорошо, — говорит он, как Сириус снова и снова делал для него. — Я обещаю.

❖

      Джеймс уже давно вернулся из продуктового магазина, когда Сириус решает, что уже достаточно поздно для обеда, и начинает разогревать потрясающе пахнущий суп Хоуп.       Они втроем молчат, но это нормально.       Сириус кажется спокойнее, и Регулус тоже.       Регулус как раз готовит лимонад, когда за машиной Сириуса подъезжает машина Ремуса, и Регулус только успевает поднять глаза, как Сириус уже бежит к двери, а суп забыт на плите.       Бездумно, Регулус идет в гостиную, отодвигая шторы в сторону.       Он не может не смотреть, как его брат бежит к Ремусу и обнимает его за шею.       Регулус не должен смотреть на это, но он ничего не может с собой поделать.       Ремус тоже обхватывает Сириуса и прижимает поцелуй к его волосам.       Через несколько мгновений они отстраняются друг от друга, держась за руки и почти судорожно переговариваясь.       Неужели они когда-то выглядели так же?       Были ли они когда-нибудь так влюблены?       Регулус смотрит на порицающий взгляд Джеймса.       Ответ — да.       Это знание болезненно и, вероятно, всегда будет болезненным, но со временем он смирился с этим. Оно больше не выбивает воздух из его легких, по крайней мере, не так, как раньше.       И все же Регулусу требуется несколько глубоких вдохов, чтобы говорить с Джеймсом без запинок.       — Я рад за него, — шепчет он, прежде чем Джеймс успевает начать читать Регулусу лекцию о том, что он — любопытная сука. — Я знаю, иногда кажется, что я ненавижу его, но это не так, — продолжает он, и его голос срывается. — Я не ненавижу своего брата. И я так счастлив, что он проводит свою жизнь с кем-то, кто любит его так, как любит Ремус. Это все, о чем я когда-либо мог просить. Именно поэтому я смог провести все эти годы вдали от него. Потому что я знал, что его любят.       Джеймс смущенно улыбается Регулусу и обнимает его одной рукой.       Дрожал ли он раньше?       Он даже не замечал, пока не перестал.       — Я тоже рад за них, — говорит ему Джеймс. — И я рад, что все те разы, когда нам с Питером приходилось убегать из общежития в пижамах, в конце концов, того стоили.       Регулус не успевает прикрыть рот, как с его губ срывается презрительное хихиканье, но это заставляет Джеймса смеяться так, что Регулус не может заставить себя ненавидеть это.       — Ублюдок, — говорит он, отодвигаясь, чтобы шлепнуть Джеймса по руке.       — Мудак, — говорит Джеймс так, как можно было бы сказать гораздо более нежное слово. — Да ладно, Рег. Эти двое очень быстро срывают с друг друга одежду. Нам лучше пойти на кухню, пока мы не стали свидетелями того, чего нам очень не хочется быть.       Регулус бросает последний взгляд на окно, прежде чем уйти, но он не видит никого, кто бы занимался сексом.       Единственное, что он видит, это крепкий, здоровый брак, который всегда, всегда должен был быть.