when you were mine

      Джеймс любит думать о себе как о простом человеке.       Он находит счастье и удовлетворение в простых вещах, таких как закаты и рассветы, смех его сына, объятия друзей после того, как не видел их несколько дней, свежеприготовленный ужин.       Он также любит пиво. Он всегда был любителем пива, и никакие модные спиртные напитки никогда не могли сравниться с холодной пинтой «Гиннесса».       В последнее время он нашел еще одну вещь, которая скрашивает его дни: Регулус и Гарри проводящие время вместе, как они это делают прямо сейчас, строя неправильный дом из Lego перед телевизором, на котором показывают Собачий Патруль.       — Нет, милый, надо Ре-гу-лус.       Гарри кивает один раз.       — Ре-гу-лу.       — Ре-гу-лус, — терпеливо повторяет он.       — Ре-гу-лу.       Регулус вздыхает.       — Хорошо, давай попробуем вместе, да? Рееее-       — Реее-       — Гууу-       — Гууу-       — Лус.       — Лу.       Регулус смеется, качая головой, и бросает на Гарри порицающий взгляд.       — Ты же это специально делаешь, да?       Гарри хихикает, бессовестно кивает и говорит:       — Регулус, — просто потому что может.       — Ах, ты маленький…       — Язык, — вмешивается Джеймс, хихикая, и Регулус бросает в него шальную деталь Лего.       — Регулус, — хихикает Гарри, наконец, и, ну, произношение не самое лучшее, но, тем не менее, лицо Регулуса сияет. — Но Реджи мне нравится больше.       Регулус закатывает глаза.       — Подойдет все, кроме Регулу.       Гарри высовывает язык.       Регулус подражает ему.       Джеймсу удается запечатлеть этот момент с помощью быстрой фотографии, которую никто из них не заметил, возможно, потому что они были слишком заняты, корча друг другу рожи.       И это прекрасная фотография.       Гарри с его пухлыми щеками и высунутым крошечным язычком, его руки обхватывают странную конструкцию из Лего, которая, по мнению Джеймса, должна быть чем-то вроде пожарной лестницы, и Регулус с несколькими черными локонами, выбившимися из его пучка и упавшими на шею.       Признаться, трудно удержаться от того, чтобы не установить эту фотку в качестве фона телефона, но он определенно собирается вставить ее в рамку и разместить где-нибудь в доме.       Возможно, в своем кабинете.       — Кто заставляет тебя так улыбаться? — спрашивает Регулус, наклонив голову набок.       — Ты, — было бы правильным ответом, но Джеймс решает: — Кое-что глупое, что прислал Сириус.       Регулус не задает ему дальнейших вопросов, а вместо этого идет ставить еще один Лего на случайное место конструкции.       — Я голоден, — жалуется Гарри.       — Ты только что пообедал, — говорит ему Регулус. Гарри дуется, скрещивая руки на груди, и это все, что требуется Регулусу, чтобы уступить. — Хорошо, я сделаю тебе сэндвич.       — Я понял, ты продолжаешь строить эту… эту… — Джеймс прервался, и Регулус произнес «космическую станцию». — Эту твою удивительную космическую станцию. Выглядит потрясающе, кстати.       Гарри радостно хихикает, а лицо Регулуса озаряется.       — Это всё Хаз, — говорит он, ласково взъерошивая волосы Гарри. — Этот маленький гремлин настолько талантлив во всем, что я даже не знаю, как он это делает!       Гарри продолжает хихикать, прикрывая рот руками, и у Джеймса замирает сердце.       — Конечно, он берет пример со своего отца, — говорит Джеймс и наклоняется, чтобы крепко поцеловать Гарри, прежде чем направиться на кухню.       — Можно и мне тоже сэндвич? — Регулус кричит ему вслед.       — С двойным сыром?       — Если ты будешь так добр.       — Я тоже хочу с двойным сыром! — кричит Гарри.       — Два бутерброда с двойным сыром! — объявляет Джеймс, открывая холодильник.       Проходит совсем немного времени, и Гарри начинает болтать о новой книге о динозаврах, которую купил для него Ремус, и охотно отвечает на все вопросы Регулуса, даже если Джеймс не уверен в точности и расширении его знаний.       — Да ты у нас станешь палеонтологом, когда вырастешь, да? — спрашивает его Регулус.       Гарри смотрит на него, широко раскрыв глаза.       — Кем?       — Палеонтологом, милый, — повторяет Регулус, заметно умиляясь. — Они изучают останки, ты знаешь, что такое останки?       — Кости динозавров! — радостно восклицает Гарри.       Джеймс смотрит вверх, просто потому что хочет увидеть гордую улыбку, которая, он уверен, появится на лице Регулуса.       Так и происходит.       — Именно так, Хаз, какой ты умный! — восклицает он. — Но останки могут быть и многими другими вещами. Старыми камнями, насекомыми…       — Какашками, — добавляет Джеймс.       — Правда? — удивляется Гарри. — Существуют ли какашковые останки?       Регулус кивает.       — Очень, очень старые какашки. Динозавров.       Гарри открывает рот от удивления, прежде чем спросить, может ли моча тоже быть останком, и нежный смех Регулуса заставляет Джеймса вздрогнуть.       Лили не была такой.       Она не была терпелива с Гарри, как со своими учениками, не развлекала его вопросами или играми, как это делал Регулус.       Всякий раз, когда она приходила, чтобы провести время с Гарри, ей очень хотелось уйти, как только она чувствовала, что сделала достаточно, и в тех редких случаях, когда Джеймс позволял ей брать Гарри на ночь, проходил день или два, прежде чем Гарри возвращался к своей обычной жизни.       И Лили не плохой человек, понятно? Не плохой.       Джеймс знает ее достаточно, чтобы понять это.       Она просто… она не была предназначена для этого, и дело даже не в этом; дело в том, что Джеймс должен был понять это намного, намного раньше, чем он это сделал.       Он должен был прислушаться к своим друзьям, когда они советовали ему приложить больше усилий, пойти на терапию с Лили, чтобы они могли разобраться во всем вместе, а не принимать решения, крича друг на друга до тех пор, пока кому-то не пришлось бы вмешаться.       Он не стал бы обижаться на нее, если бы она решила уйти и притвориться, что той пьяной встречи на одну ночь вообще не было.       Но она причинила боль Гарри, и хотя Джеймс не готов простить ее за это, он искренне надеется, что она найдет свое счастье.       И он также надеется, что когда-нибудь она сможет снова покинуть Англию, когда Регулус разрешит ей это.       Джеймс достает немного салата из герметичного контейнера, который Регулус купил, увидев его на TikTok, и вздыхает.       Он прекрасно понимает, насколько это иррационально, понимаете? Он действительно понимает.       Но когда они пытаются убедить Гарри есть овощи или когда Регулус стоит на пороге, когда Джеймс уходит утром, чтобы отвести Гарри в школу, ему кажется, что…       Такое ощущение, что они делают это вместе.       И в такие моменты, как этот, Джеймсу приходится напоминать себе, что это не так, что это не то будущее, о котором они шепчутся в темноте ночи, и не об этом он думал, когда покупал это чертово кольцо обещания.       — Вот, держите, — говорит он, ставя тарелку с двумя сэндвичами на журнальный столик.       — Да! — восклицает Гарри, уже потянувшись за ним, но Регулус мягко кладет свою руку на руку Гарри, прежде чем тот успевает.       — Что мы говорим, когда кто-то оказывает нам услугу? — спрашивает он.       Рот Гарри складывается в форме буквы «о».       — Спасибо, Папочка, — говорит он Джеймсу. — Теперь ты скажи спасибо, дядя Реджи!       Регулус хихикает, наклоняясь вперед, чтобы взять нос Гарри между пальцами.       — Я как раз собирался! — говорит он и, не отпуская Гарри, поворачивается к Джеймсу. — Спасибо.       — На здоровье, — говорит Джеймс, пока Гарри пытается вырваться из хватки своего дяди Реджи.       Джеймс сидит и смотрит на документ, но не может заставить себя напечатать его.       Он собирается оставаться холостяком, пока Гарри не исполнится восемнадцать, не так ли?       На данный момент его стандарты слишком высоки, потому что как он может найти кого-то, кто любит Гарри, человека, которого Джеймс любит больше всего на свете, так же, как и Регулус?       Это практически невозможно, рассуждает он, пока Гарри начинает закрашивать татуировку на икре Регулуса оранжевым маркером, а Регулус хватает пульт, чтобы переключить канал.       — Гарри, — затягивает Джеймс, — ты спросил у Рега, можешь ли ты это сделать?       — Нет, — просто отвечает Гарри.       — Я не против, — быстро вмешивается Регулус. — Драко тоже любит это делать. Но с мелками. По крайней мере, маркером не больно.       — Когда я смогу встретиться с Драко? — интересуется Гарри, не поднимая глаз от своего абсолютного шедевра.       Джеймс прикусывает нижнюю губу.       Слова, ему нужно вставить слова в документ.       Сейчас.       Он должен выглядеть занятым.              Не смотри на меня, Хаз, пожалуйста, не смотри на меня прямо сейчас, думает он, начиная нанизывать бессвязное предложение об одиночестве и гостиничных номерах, которое, вероятно, не попадет в окончательный вариант.       Нет, точно не попадет, это полное дерьмо.       — Я не уверен, Хаз, — говорит ему Регулус, его голос стал намного тусклее, чем был раньше.       — Как ты думаешь, он захочет быть моим другом?       Регулус усмехается.       — Он уже твой друг, разве нет? Ты рассказываешь ему о динозаврах, он рассказывает тебе о космосе.       — А еще они по меньшей мере на час занимают экран каждый раз, когда ты позволяешь им сказать друг другу «привет», — добавляет Джеймс.       Регулус бросает в него еще одну деталь Лего, но Джеймс ловит ее в полете и бросает обратно в Регулуса.       Однако он не успевает поймать его, и тот попадает ему в лоб.       Джеймс едва успевает засмеяться, как целая башня Лего ударяет его в грудь, а затем несколько шальных Лего, которые Регулус находит на полу вокруг него.       — Мудак, — хихикает Джеймс.       — Язык! — восклицает Гарри, возмущаясь, и шлепает Регулуса ладонью по ноге. — Вам нужно убирать за собой, это не я разбросал Лего.       Рот Регулуса широко раскрывается, и он медленно поворачивается, чтобы посмотреть на Джеймса.       — Послушай его, он читает нам лекцию!       — Он научился этому от тебя, а не от меня, — насмехается Джеймс. — Я крутой отец.       — А я крутой дядя!       — Крутой, властный дядя, — говорит он. — Так ведь, Хаз?       Гарри кивает и бросает на Регулуса очень снисходительный взгляд.       — Этот надменный взгляд он подхватил от Питера, — считает нужным заметить Джеймс.       — О, я прекрасно знаю, — пробормотал Регулус. — Кстати о Питере, когда он заберет Гарри?       — Он должен быть здесь через час или около того.       — Более чем достаточно времени, чтобы ты принял душ, вонючий гремлин, — говорит Регулус Гарри, тыкая в его бока.       Гарри громко пискнул, фиолетовый маркер провел длинную линию по цветочной татуировке, и он упал боком на колени Регулуса.       — Я не вонючий! — заявляет он.       Регулус придвигает его ближе, чтобы он мог понюхать его волосы, и притворно охает.        — Ни слова больше, молодой человек, вас следует сейчас же искупать, — говорит он. — Ну, давай, поднимайся.       Гарри ворчит, но тем не менее подчиняется.       — Посмотри на это с хорошей стороны, — говорит ему Джеймс. — Твой дядя Хвостик поведёт тебя в кино!       Гарри кивает, все еще не выглядя очень довольным.       — Его сумка собрана? — спрашивает Регулус, и Джеймс качает головой.       — Нет, я займусь этим, пока ты собираешь его, мне просто нужно…       Регулус машет ему рукой.       — Я понял, тебе нужно писать, чтобы ты мог продолжать держать крышу над нашими головами, — говорит он, ухмыляясь.       — Мне не нужно брать с собой пижаму, — говорит ему Гарри, когда они начинают направляться к лестнице. — У дяди Хвостика есть моя драконья пижама в ящике.       — Правда? — спрашивает Регулус. — Это круто, у меня нет пижамы с драконом.       — Я могу одолжить тебе мою.       — Спасибо, милый, но я не думаю, что она подойдет.       — Он прав, — говорит Джеймс, не отрываясь от своего ноутбука. — Она будут ему слишком велика, Хаз.       Регулус бросает на Джеймса очень грязный взгляд.       — Ты прекрасно знаешь, куда засунуть свое мнение.       — Я вообще-то люблю наоборот, если вдруг ты забыл, — возражает Джеймс.       У Регулуса отвисает челюсть, но он не успевает сказать и слова, как Гарри начинает дергать его за руку, и ему ничего не остается, как броситься за ним.       Джеймс улыбается про себя.       В конце концов, ему нравится оставлять Регулуса потерявшим дар речи.       Возможно, будет лучше, если он закроет свой ноутбук, потому что сейчас он не думает, что сможет что-то написать.       Или, может быть, пора на время прекратить возиться с этой историей?       Писать об эмоциях, которых он не испытывает, никогда не было для него проблемой; это то, что делает автор — влезает в чужую шкуру и примеряет на себя их действия, какими бы ужасными или отвратительными они ни были.       Но уже давно он не может точно определить тягу, которая приходит вместе с одиночеством, то, что раньше приходило к нему так естественно, а теперь заставляет его пальцы зависать над клавиатурой, пытаясь найти слова, чтобы описать ту пустоту, которая когтями впивалась во внутренности его грудной клетки долгое время, пока не перестала.       Странно, да?       Может, это из-за погоды?       Джеймс не спеша убирается в гостиной, оставляя игрушки Гарри сложенными за диваном, а затем идет закидывать посуду в посудомоечную машину, бормоча быстрые извинения перед мамой, пока она работает.       Питер приходит к шести, и Гарри быстро спускается по лестнице, когда слышит, как Джеймс приветствует его из кухни, чуть не сбивая Питера с ног своей мощью, которой-не-было-и-трех-дней-до-пяти-лет.       Питер спотыкается, но Джеймсу удается удержать его в вертикальном положении, положив руку ему на спину.       — Осторожнее, Хаз, — усмехается Джеймс.       — Все в порядке, я счастлив быть снесенным эвоком, — говорит ему Питер. — Готов идти, Хаз?       — Да! — визжит Гарри. — Мы можем пойти в парк после фильма?       Питер слегка хмыкает.       — Я думаю, будет довольно поздно для похода в парк, милый, почему бы нам не пойти утром?       Гарри охотно кивает, все еще не отпуская Питера.       Регулус входит на кухню с сумкой Гарри, висящей у него на плече, и Джеймс не может удержаться от улыбки при виде этого образа.       Его футболка вся мокрая от помощи Гарри в ванной, пара кудряшек прилипла к лицу, а чернила от маркеров Гарри размазались разноцветными пятнами по ногам.       — Почему бы тебе не принять душ? — спрашивает Джеймс. — Сириус с Ремусом зайдут позже на ужин.       Регулус хмурится.       — А ты не останешься? — спрашивает он у Питера.       Питер качает головой и говорит:       — Мы с Хазом собираемся устроить мальчишник, — взъерошивая все еще влажные волосы Гарри, которые он отказывается стричь.       Джеймс догадывается, что это потому, что он хочет иметь длинные волосы, как у Регулуса, так что он не собирается больше утруждать себя расспросами.       — Мы не будем спать допоздна и будем обжираться сладостями! — объявляет Гарри, но получает подзатыльник от Питера, который бросает на него сердитый взгляд. — Извини!       Джеймс вздыхает.              — Питер…       — Джеймс… — затягивает Питер, протягивая Гарри свой телефон, чтобы он мог поиграть во что-нибудь, пока они разговаривают. Гарри с нетерпением берет его и запрыгивает на стул. — Твоя работа — заставлять его есть полезные продукты, а моя — гнобить его зубы сладостями.       — Пока ты даешь ему настоящий обед, а потом сладости, все в порядке, — рассуждает Регулус, подталкивая Джеймса локтем.       — Мы уже говорили об этом, — говорит ему Джеймс, но когда Регулус вообще слушает?       Регулус скрещивает руки на груди, задирая нос к Джеймсу.       — Да, мы говорили, — говорит он, — и я все еще думаю, что ты слишком придирчив, когда дело касается закусок.       — Я просто хочу, чтобы Гарри получал правильное питание, — возражает Джеймс.       — А я хочу, чтобы он наслаждался своим детством без стольких ограничений, — говорит Регулус сквозь стиснутые зубы. — Он начинает играть в футбол в сентябре, куда ещё здоровее? Он все равно вырастет и станет таким же чертовым бодибилдером, как ты.       — Дело не в этом, и ты это знаешь…       — Действительно ли я хочу присутствовать при этом споре? — задается вопросом Питер.              Гарри напрягает шею, чтобы посмотреть на него.       — Папочка всегда сдается, когда дядя Реджи начинает делать так… — он делает несколько очень преувеличенных, очень похожих на Регулуса движений руками, — поэтому дядя Реджи всегда побеждает.       Джеймс не знает, обижаться ему или забавляться.       Но он выбирает обиду, потому что Регулус отлично справляется с забавляющейся ролью.       — Что ж, ладно, пойду быстренько приму душ, — самодовольно говорит Регулус и проводит пальцами по волосам Гарри. — Будь умницей, да? И не засиживайся допоздна.       — Но у меня больше нет школы! — жалуется Гарри.       — Это неважно, — говорит он. — Увидимся завтра, милый. Я люблю тебя.       Регулус наклоняется, чтобы поцеловать макушку Гарри.       — А я не получу поцелуй? — спрашивает Питер, поднимая бровь.       Не жалуясь, Регулус крепко целует его в щеку.       Джеймс закатывает глаза.       — Снимите комнату, — говорит он, прежде чем успевает остановить себя, и Регулус шлепает его по животу, собираясь уходить.       Питер ухмыляется.       — Ревнуешь, что не получил поцелуй? — воркует он. — Я уверен, что он подарит тебе его, если ты попросишь.       Джеймс пытается ударить Питера по руке, но Питер оказывается проворнее и сжимает его кулак, бессовестно смеясь.       — Мне нравится, что прошло восемь лет, а ты все еще ревнуешь ко мне, — говорит Питер с этой невыносимой ухмылкой говноеда, которую он использует почти исключительно для того, чтобы раздражать Джеймса. — Он мой лучший друг, Джеймс. Возьми себя уже, блять, в руки.       Джеймс смотрит на Гарри, который слишком сосредоточен на своей игре, чтобы обращать на них внимание.       — Я взял, блять, — хмыкает он.       Ухмылка Питера становится снисходительной.       — Ну конечно.       Дверь спальни Регулуса наверху закрывается, и Джеймс делает глубокий вдох.       — У меня нет времени говорить тебе о том, как ты смешон, — говорит он Питеру. — Но мне нужно кое о чем поговорить с тобой и Гарри, пока вы не ушли.

      ❖

      Джеймс только что пришел к решению.       Если Регулус еще раз украдет у него сигареты, его пырнут из дома.       Ладно, ладно, это немного жестоко, и Регулус курит гораздо больше, чем Джеймс, так что обычно он не возражает, но сейчас ему нужна сигарета, чтобы успокоить нервы.       О, как он ненавидит прятать вещи.       — Рег, — зовет он из-за закрытой двери. — Ты уже вышел из душа?       — Да, а что?       — У тебя есть сигареты?       — Дай подумать… да, у меня осталась пара, дай мне минутку.       Джеймс ждет в тишине несколько мгновений, пока Регулус не заговорит снова.       — Ты можешь войти.       Фактически он знает, что Регулус только что вышел из душа и, скорее всего, только надел белье, прежде чем сказать Джеймсу зайти, поэтому Джеймс открывает дверь, точно зная, чего ожидать.       Вот только всё зря.       Регулус стоит к нему спиной, с волос еще капает вода из душа, и Джеймс отчетливо видит планеты и звезды, проходящие по его позвоночнику и останавливающиеся всего в паре дюймов над линией талии его обтягивающих черных трусов.       Великолепное зрелище, вот что такое Регулус.       — Они на тумбочке, — говорит ему Регулус, доставая из шкафа пару рубашек и кладя их рядом друг с другом. — Принеси их и перестань пялиться на мою задницу, будь так добр.       Вся кровь, которая уже прилила к телу Джеймса, за пару секунд приливает к его щекам.       Ну, блядь.       — Как будто ты не разглядываешь меня постоянно, — говорит он, и его руки останавливают все свои движения, когда его мозг, наконец, догоняет его язык.       Регулус смотрит на него через плечо, ухмыляясь.       — Справедливо.       Он поворачивается и начинает запрыгивать в джинсы, и в этот момент Джеймс видит это.       Нет, не татуировку в виде полумесяца на ребре, хотя она, безусловно, привлекает внимание, но не это заставляет Джеймса растеряться.       У Регулуса проколоты соски.       Что Джеймс вообще делает в комнате Регулуса?       Честно говоря, у него нет ни единой чертовой догадки, потому что единственное, на чем он может сосредоточиться, — это изящные серебряные кольца, украшающие розовые соски Регулуса.       Хм.       Регулус перемещается по комнате, делая хрен знает что, но Джеймса это не волнует.       Он просто… он задает себе важные вопросы, например, каково это — покрутить эти маленькие шарики языком? Поглаживать нежную кожу и тянуть зубами, пока Регулус не превратится в хнычущую кашу под ним, и у Джеймса не останется другого выбора, кроме как заставить его еще…       — Земля вызывает Джеймса, — усмехается Регулус, размахивая чем-то перед его лицом.       Что это?              Коробочка?       Ах, да, пачка сигарет, которую он хотел… подождите, зачем они ему вообще нужны?       Чтобы курить!       Он хочет курить!       Джеймс открывает рот, чтобы сказать «спасибо», как подобает порядочному человеку, но единственное, что ему удается, это произнести ряд слов, которые имеют для него смысл, но которые заставляют Регулуса нахмуриться в замешательстве на несколько мгновений, прежде чем это превратится в забаву.       Озорно ухмыляясь, Регулус отвечает что-то на быстром французском.       Джеймс хмурится.       — Я не… я не говорю по-французски, — произносит он.       Регулус поднимает на него брови.       — А я не говорю на пенджаби.       Румянец, покрывающий лицо Джеймса, становится аж до боли горячим.       Пенджаби.       Он говорил на пенджаби.       Какое интересное открытие он сделал; видимо, пирсинга сосков на красивых мужчинах достаточно, чтобы заставить его забыть английский.       Джеймс вздрагивает.       Это… это слишком.       Регулус с его татуировками, влажными локонами, спадающими на лицо, маленькими капельками воды, стекающими по его торсу, и проколотыми сосками…       Джеймс моргает, когда Регулус надевает свой топ, и точно так же, заклинание спадает.       Но палатка, растущая в его брюках, все равно не спадает, не сейчас, когда в его голове проносятся не совсем нежелательные образы.       — Я буду на заднем дворе, — бормочет он и исчезает, прежде чем Регулус успевает сказать что-то еще.       Он распахивает дверь с гораздо большей силой, чем намеревался, и Нокс бросается прямо в глицинию.       Джеймс закатывает глаза.       — Если ты застрянешь там, я тебя больше не спущу, — говорит он Ноксу, садясь на последнюю деревянную ступеньку, но действительно ли он это имеет в виду?       По крайней мере, теперь он один.       Он смотрит вниз на свою промежность, стиснув зубы.       Почему он до сих пор возбужденный?       Он — двадцатипятилетний мужчина, а не гормональный подросток, и все же он чувствует себя таковым снова и снова.       Учащенное сердцебиение, дрожь в руках, одышка, Регулус, который устраивает ему очень неуместный стояк — да, именно так он чувствовал себя в семнадцать.       Джеймс вставляет сигарету между губами и прикуривает ее быстрыми пальцами.       Хм.       Было бы очень легко просто вернуться в дом и, ну, решить эту проблему.       Быстро подрочить в уединенной ванной, не более того, просто выкинуть это чувство из головы и…       Нет.       Ни в коем случае.       Прошли годы с тех пор, как он поглаживал себя, мысленно представляя Регулуса Блэка, и он не собирается делать это снова теперь, когда этот Регулус Блэк живет в его собственном доме.       Так что нет, он не собирается засовывать руку в штаны и думать о бледной коже, на которой легко появляются синяки от его пальцев, о трепетных стонах, срывающихся с покусанных красных губ, и, очевидно, о пирсинге в сосках.       Бессмысленно он делает очередную затяжку сигареты.       Забавно, думает он, что эти пирсинг и татуировки — новые, а все остальное — нет.       Ни маленькие родинки, ни веснушки, усеявшие фарфоровую кожу, ни пупок.       Джеймс улыбается про себя, подавляя изнеженную усмешку.       Регулус, помнится, ненавидел, свой выпирающий пупок, но Джеймс всегда считал это самым очаровательным, что он когда-либо видел в своей жизни.       Он все еще ненавидит его?       Джеймс надеется, что нет, потому что он красивый.       Все в Регулусе красивое, правда, и, возможно, поэтому Джеймсу так трудно…       — Передай мне сигарету, — говорит Регулус, садясь сбоку, и Джеймс чуть не выпрыгивает из своей кожи.       Сигарета, которую он собирался поднести к губам, падает ему на ноги, выжигая маленькое черное пятно на ткани джинсов, и он громко ругается, когда поднимает ее обратно.       Регулус усмехается.       — Почему тебя так пугает пирсинг в сосках?       — А вот и нет, — быстро говорит Джеймс, снова поднимая сигарету, но Регулус тут же отталкивает его руку с встревоженным выражением лица.       Джеймс хмурится и смотрит вниз, обнаруживая, что собирался засунуть зажженный конец прямо себе в рот.       Ох.       Регулус поднимает на него бровь.       Джеймс вздыхает.       — Я просто… я не думал, что ты… что ты… ну, знаешь… я имею в виду… — он останавливает свои слова, делая глубокий вдох.       Он снова несет чушь.       А Регулус снова смеется над ним.       Блестяще.       — Мы с Эми купили их в Амстердаме, — говорит Регулус, вынимая сигарету из пальцев Джеймса и поднося ее к своим губам. — Как ты можешь себе представить, мы были под кайфом.       Джеймс усмехается, напряжение в его нутре ослабевает.       — Было больно? — интересуется он.       Регулус кивает, выдыхая струйку дыма.       — Было чертовски больно.       — Так зачем ты их сделал?       — Я подумал, что они будут выглядеть круто, — говорит ему Регулус, пожимая плечами. — И они выглядят, да же? Я был так рад, что все еще могу их носить после тех месяцев в Азкабане.       Джеймс кивает, и он уже открыл рот, чтобы сказать что-то еще, когда его осенило.       Вполне вероятно, что Барти уже поиграл с ними, верно?       Что-то дергается в животе, что-то тяжелое и нежелательное, что заставляет его сжать губы в плотную линию.       Неужели снова всплыл девятнадцати-летний-Джеймс?       Черт возьми, этот человек такой ревнивый ублюдок.       Джеймс облизывает губы, кивает и говорит:       — Да, они выглядят круто, — говорит он и решает, что разумнее всего сменить тему. — Я не знал, что у тебя есть татуировка на ребрах.       — Да, я сделал ее прямо перед арестом, — говорит Регулус с оттенком веселья в голосе и поднимает макушку, чтобы показать ему татуировку.       Но также… также пирсинг.       О, нет.       Только не это.       Регулус щелкает по оправе очков Джеймса.       — Смотри вверх, — предупреждает Регулус, но на его губах играет ухмылка.       Джеймс сглатывает и кивает, как глупый человек, которым он и является.       — Да, прости, я…», — прочищает он горло. — Я… это просто… отвлекает, и…       Регулус поднимает на него бровь.       — Отвлекает?       — Черт, прости, я не… я не хотел сказать, что это выглядит как-то жутко, Рег, я клянусь, я… — он прервал себя, потому что Регулус теперь смеется.       Это теперь их новая норма?       Джеймс теряется, а Регулус смеется над ним за это?       — Эй! — Джеймс протестует. — Я думал, ты собирался накричать на меня!       — С чего бы это? Я знаю, что я сексуальный, — насмехается Регулус. — А теперь дай мне закурить.       Джеймс предлагает ему последнюю оставшуюся сигарету и протягивает зажигалку.       Он должен быть раздражен тем, каким дерзким стал Регулус, действительно должен, но он не может перестать думать о той ночи, когда Регулус пришел к нему, о его жестком взгляде и горьком чувстве, остающемся после каждого сказанного им слова.       Джеймс помнит, как смотрел на Регулуса и спрашивал себя, что случилось с человеком, которого он любил, как упорно он пытался разглядеть того Регулуса, который, как он знал, скрывался под тщательно продуманным фасадом, и не получил в ответ ничего, кроме ненависти.       А теперь Регулус просыпается по утрам, стучит в дверь и требует, чтобы Джеймс завтракал с ним, потому что ему одиноко на кухне.       Боже, Джеймс боится признаться в этом, но он будет чертовски скучать по Регулусу, когда его больше не будет рядом.       Они будут продолжать встречаться, это правда, хотя бы ради Гарри, но что будет с ними?       Они не друзья и никогда ими не станут, оба это прекрасно понимают.       Так кто же они?       Что это такое?       Это ничто, вот что это такое.       А если они ничто, то что остановит Регулуса от того, чтобы никогда больше не смотреть в его сторону?       Потерять тебя во второй раз не может быть больнее, чем в первый, вспоминает он слова, сказанные в ту ужасную ночь, когда он стал причиной слез, наворачивающихся на глаза Регулуса.       Но сколько правды теперь осталось в этом злобном заявлении?       И была ли в нем вообще хоть какая-то правда?       — Я слышу, как вращаются шестеренки в твоем мозгу, — говорит Регулус, не глядя на него, и выпускает из носа струйку дыма. — О чем ты думаешь, Поттер?       — Варианты диалогов для книги, — бормочет Джеймс.       Регулус прислоняет голову к деревянным перилам.       — Оставь это на потом, у меня есть кое-какие сплетни.       Джеймс хихикает.       — Тогда продолжай, я слушаю.       — Пандора возвращается в Англию в январе. Видимо, она не хочет находиться рядом с тем психом, с которым развелась пару лет назад, Ксено.       — Ты говорил с ней?       Регулус покачал головой.       — Конечно, нет, мне рассказала Нарцисса.       Джеймс вздыхает.       — Я действительно думаю, что тебе стоит поговорить с Пандорой или Эваном, или, по крайней мере, с Эми. Они, должно быть, очень волнуются за тебя.       — Нарцисса и Сириус общаются с ними, думаю, этого должно быть достаточно, — отмахнулся Регулус. — Кроме того, они наверняка начнут задавать вопросы, особенно Эван, а он поймет, где я, за три секунды, просто по моему тону голоса. И он никогда не даст мне покоя, если узнает, что я застрял в доме моего бывшего на ближайшие четыре месяца.       Джеймс качает головой в сторону.       — Они все еще помнят меня?       Регулус смотрит на него с недоверием.       — Конечно, они помнят тебя, придурок, — говорит он. — Как они могут тебя не помнить? Мы вместе ходили в школу, ты забыл? Кроме того, я уверен, что им надоело слышать твое имя за то время, что они не давали мне свести себя с ума после того, как мы…       Он закрывает рот и поворачивается, чтобы посмотреть на Джеймса, в его глазах светятся только паника и сожаление, как будто он хотел бы взять свои слова обратно и проглотить их в один момент.       Но он не может.       Джеймс делает глубокий вдох.       Значит, Регулус не был… не был в порядке после разрыва.       Свести себя с ума после…       Регулус сводил себя с ума.       Что все это может значить для такого человека, как я?       Но это что-то значило.       То, что у них было, что-то значило, и он знал это, конечно, знал, но эти слова пробили дыру в сердце Джеймса, а он даже не заметил этого, и сейчас он чувствует, как она зашивается от одного предложения, которое так небрежно сорвалось с губ Регулуса.       — Рег…       — Не надо, — шипит Регулус, и Джеймс клянется, что видит, как каждый мускул на его лице твердеет и превращается в камень прямо на его глазах, но Регулус ничего не может поделать с красным пятном, покрывающим его щеки. — Я возвращаюсь в дом.       Нет.       Потому что если Регулус сейчас вернется в дом, Джеймс потеряет его на несколько дней, пока тот не решит снова опустить свои стены, и Джеймс не сможет этого вынести.       Ни сейчас, ни впредь.       Поэтому он отталкивается от лестницы и, не задумываясь, хватает Регулуса за запястье, и взгляд, который он получает в ответ, почти заставляет его сделать шаг назад.       Почти.       — Прости, — говорит ему Джеймс, и почему он так старается перевести дыхание? — Прости, ты просто… ты застал меня врасплох.       Регулус рычит, и его голос напряжен, когда он спрашивает:       — Почему?       Джеймс сглатывает.       — Ты никогда не говоришь об этом. Никогда.       — Я и не должен, — вырывается у Регулуса, слова пылают гневом. — Отпусти меня.       И Джеймс отпускает.       Но Регулус не уходит.       — Нет, ты не должен, — говорит Джеймс. — Но я хочу, чтобы ты это сделал. Только один раз. И я обещаю больше никогда не затрагивать эту тему.       Регулус сжимает челюсть и не упускает ни секунды, прежде чем выплюнуть:       — Хорошо.       Джеймс тоже не собирается терять времени.       Эти слова, эти осколки стекла, оставшиеся после их крушения — он держал их под языком шесть лет, слишком долго, думая, что время смягчит их острые края.       Но этого не произошло.       И он удивлен, что у него не пошла кровь изо рта, когда он наконец отпустил их.       — Мне было больно, когда ты ушел, понятно? Нет, боль — это еще не все, я чувствовал, что не смогу жить дальше без тебя, — признается он, его грудь вздымается от тяжести тех старых болей, которых, как он думал, больше нет. — Я не отличал день от ночи, потому что ты выбрал их, и это было единственное, о чем я мог думать, как ты мог выбрать их вместо меня, как ты… — он останавливается, когда напряжение в его голосе переходит в дрожь, но он не может остановиться сейчас, даже если Регулус смотрит на него так, словно готов в любую секунду вцепиться ему в горло, — как ты оставил меня той ночью, после того, как я умолял тебя остаться. Я знаю, что ты ни черта мне не должен, ты и сейчас не должен, но после всего, через что мы прошли, я заслуживал объяснений. И единственное, что ты сказал, это прости меня. Это были последние слова, которые ты мне сказал, Регулус. Прости меня. А потом ты ушел.       Регулус отшатывается, губы все еще нахмурены, но ещё не пытается уйти.       — Я не собираюсь объясняться перед…       — Я не прошу тебя об этом, — твердо говорит ему Джеймс.       — Нет, ты просишь меня повторить то, что я сказал раньше, — шипит Регулус. — Это то, о чем ты просишь, верно?       — Да.       Мышцы на лице Регулуса подергиваются, когда он говорит:       — Я сводил себя с ума, просто думая о тебе. Так что не верь ни на секунду, что мне не было больно, потому что мне было, — он делает дрожащий вдох. — Теперь ты можешь быть счастлив, Джеймс, потому что я страдал так же, как и ты. Это то, что ты надеялся услышать?       Пылающий гнев в глазах Регулуса, обида — Джеймс знает этот взгляд.       Он знает, что Регулусу сейчас больно.       Мысли об этом ранят его.       И Джеймс видит в этой боли свое отражение, прошлое и настоящее.       Нет, он не счастлив.       Это не то, чего он хочет для Регулуса, и никогда не было.       — Нет, — бормочет он, наконец. — Действительно нет. И мне так жаль, что я спросил, у меня не было на это права.       Регулус отступает назад.       Это та часть, где Регулус прячется в своей спальне на следующие несколько дней и выходит только для того, чтобы поиграть с Гарри или съесть разогретые остатки еды, когда думает, что Джеймс его не слышит?       Вот оно, не так ли? И никто не виноват, кроме…       Джеймс слегка подпрыгивает, когда раздается звонок в дверь, и тут его осеняет.       Регулус не сможет спрятаться в своей спальне, даже если захочет.       Этого не произойдет.       — Ты откроешь? — спрашивает он, с опасно учащенным сердцебиением. — Это, должно быть, Сириус и Ремус.       Регулус хмурится.       — А что, если нет?       — Я узнал звук машины Ремуса, — быстро объясняет Джеймс, почесывая затылок.       Он даже не слышал как эта чертова машина припарковалась.       Но это неважно.       Он точно знает, кто это.       — Верно, — говорит Регулус в пустоту, возвращаясь в дом.       Руки Джеймса дрожат, почему они дрожат?       Все было идеально спланировано.       Он выжидает пару секунд, достаточно, чтобы успокоить дыхание, и идет по следам Регулуса.       И в полной тишине наблюдает, как Регулус небрежно открывает дверь, только для того, чтобы окаменеть на месте от того, кого он обнаруживает по ту сторону.       Регулус прикрывает рот одной рукой.       Джеймс чувствует, как его сердце грозит вырваться из груди, когда Драко с визгом «Дядя Реджи!» бросается вперед и обхватывает своими маленькими ручками ноги Регулуса.       Регулус тут же падает на землю, прижимая Драко к своей груди, и его глаза наполняются слезами, когда он смотрит на Нарциссу.       Она мягко улыбается ему в ответ и опускается на колени рядом с ним.       — Мы тоже скучали по тебе, — шепчет Нарцисса, обнимая его лицо.       И когда по щеке Регулуса скатывается первая слеза, Джеймс разворачивается и уходит.       Формальности могут подождать.