when you were mine

      Джеймс не ожидал, что ему удастся что-то написать во время летних каникул Гарри, тем более с Нарциссой и Драко рядом, так почему же он вообще пытается это сделать?       Каждый раз, когда он открывает ноутбук, ему удается напечатать два-три предложения, прежде чем пятилетний ребенок умоляет его поиграть в Mario Kart, Регулус требует внимания или Нарцисса тайком уносит вино с его кухни.       В последнее время дом кажется таким живым: дети бегают по двору, взрослые разговаривают за столом на задней веранде, и Джеймс не может не чувствовать, как у него завязывается узел в горле, когда он вспоминает, как это было, когда он был в их возрасте, в Джаландхаре, как он проводил все лето, бегая по дому со своими кузенами, поедая манго из ящиков, которые его нани приносила с рынка, пока его родители, дяди и тети смеялись весь вечер.       А теперь… теперь он один из взрослых, и он тоже должен вести себя как взрослый.       Что включает в себя страшный разговор о чувствах с Питером.       Если бы они были пятилетними детьми, они бы решили этот вопрос, катаясь по грязи, пока один из них не начал бы плакать.       Не сказать что это самая плохая идея, которая когда-либо приходила Джеймсу в голову, учитывая все обстоятельства.       — Что именно тебя беспокоит? — спросил его Питер в тот день, пока Регулус принимал душ.       Джеймс скрестил руки на груди и строго посмотрел на него.       — Ты знаешь, что меня беспокоит.       Питер поднял на него бровь.       — Возможно, этот взгляд и действовал на хулиганов в Хогвартсе, но мы уже обнимались с покемонами, Джеймс Поттер. Ты не сможешь меня запугать.       — Я не пытаюсь тебя запугать.       — Нет, ты пытаешься игнорировать свои чувства, я чертовски хорошо это знаю, — надулся он. — И мы не можем вести разговор, если ты не озвучиваешь свои чувства, это так не работает.       Джеймс хотел сказать ему, что он не один из его учеников, что им не нужно разговаривать или выражать свои чувства, но Питер был его другом уже тринадцать лет, с тех пор, как его перевели в общежитие для мальчиков после того, как он начал свой социальный переход в начале второго курса, так что действительно ли Джеймс хотел рисковать их дружбой, сказав еще одну вещь, о которой он потом пожалеет?       Он с ужасом вспоминал, как взгляд Питера то ожесточался, то рассыпался под тяжестью его слов.       Джеймс уже много-много раз ссорился с Сириусом по самым незначительным поводам, у него было несколько разногласий с Ремусом, когда Гарри только появился, но Питер?       Каждый раз, когда кто-то из них срывался или злился, Питер легко разряжал обстановку, пока они не успокаивались настолько, чтобы поговорить, и, вероятно, именно благодаря этому он и получил работу преподавателя.       Джеймс сделал глубокий вдох.       — Хорошо, — произнес он. — Я не знаю, что меня беспокоит, ясно? Я не знаю. Просто беспокоит, и это чертовски нелогично, потому что я понимаю, что ты имеешь право поддерживать с ним контакт, но какая-то часть меня чувствует себя преданным, потому что ты знал, что между нами произошло, даже если ты ничего не говорил, и такое ощущение, что тебе наплевать на то, что мне больно. Все это не имеет смысла, я знаю это, мне не нужно, чтобы ты мне говорил.       Питер кивнул, глаза на мгновение погрузились в размышления.       — Твои чувства не обязательно должны иметь смысл, чтобы быть обоснованными. Но я хочу, чтобы ты понял, что я не мог отвернуться от него, Джеймс, — терпеливо объяснил он. — Я прошу прощения за то, что не сказал правду и задел твои чувства, но я не буду извиняться за то, что снова связался с Регом.       — Ты не должен ни за что извиняться, — выдохнул Джеймс, опустив руки по бокам. — Это я должен извиниться за то, что вел себя ужасно с тобой вчера, Пит. Я вел себя как гребаный мудак.       Питер пожал плечами, пренебрежительно махнув рукой.       — Все в порядке, я понимаю, — сказал он. — Ты все еще злишься на меня? Обижен?       — Нет, — сказал ему Джеймс. — Может быть, я никогда и не обижался. Я не знаю, что на меня нашло, думаю, я просто…       — Ревновал, — оборвал его Питер, со знающей ухмылкой изогнув уголок губ. — Ты ревновал, Сохатый. Все в порядке, ты можешь сказать это, я не скажу Регу.       Джеймс не смог побороть желание закатить глаза.       — Я не ревновал.       — Да, ты ревновал, — усмехнулся он. — Но все в порядке, нам не обязательно говорить об этом. Я просто хотел убедиться, что у нас все в порядке.       — Да, — заверил он Питера. — Могу я тебя кое о чем спросить?       — Конечно.       — Почему ты так долго не мог наладить с ним отношения? — поинтересовался он. — Вы были неразлучны, так почему вы ждали целых три года?       Питер натянуто улыбнулся, пожал плечами и сказал:       — Потому что не только твое сердце разбилось, когда он ушел.       А что оставалось сказать Джеймсу?       Ничего.       Он мог только смотреть на него и удивляться про себя, как сильно его ранил уход Регулуса и как мало Джеймса это волновало.       Но он не может найти достаточно веской причины, чтобы вытаскивать боль прошлого на поверхность сейчас, не тогда, когда жизнь стала такой простой и яркой, когда он может сидеть с Нарциссой Малфой, пить чай и обсуждать плюсы и минусы домашнего обучения их детей, не заботясь ни о чем на свете.       — Я бы не отказался от домашнего обучения Гарри, — говорит ей Джеймс, отставляя кружку.       Нарцисса беззастенчиво смеется над ним.       — Ты говоришь это сейчас, Джеймс, но я обещаю тебе, что как бы сильно ты ни любил своего ребенка, через месяц домашнего обучения ты начнешь пересматривать все свои жизненные решения.       Джеймс поворачивается и видит, как Гарри и Драко совершенно спокойно собирают замок Лего, а затем вспоминает крики вчерашнего утра, когда они испугались телевизионной рекламы и совершенно спятили.       — Поверю тебе на слово, — говорит он, наконец.       Нарцисса вздыхает.       — Я люблю Драко больше, чем себя, но я не приспособлена быть его учителем, — говорит она ему. — Раньше все было хорошо, потому что у нас была гувернантка, но я думаю, ему пойдёт на пользу ходить в настоящую школу. К тому же, я не могу дождаться того момента, когда он станет ещё чьей-то проблемой на шесть часов в день.       — Семь, — поправляет ее Джеймс, ухмыляясь, и ее глаза широко раскрываются.       — Семь часов в день? — повторила она, медленно. — Все время на себя?       Он пожимает плечами.       — Ну, твой дорогой кузен все равно поглощает каждую мою минуту.       Нарцисса делает глоток своего чая и ухмыляется.       — Жалуешься? Потому что не похоже, что тебя это сильно беспокоит.       — Твой папочка вернется из тюмы? — Гарри спрашивает Драко, и то, как Джеймс поперхнулся и расплескал свой чай, действительно смущает его.       — Гарри, тебе нельзя… — начинает говорить он, но Нарцисса успокаивающе кладет руку на его руку.       Не обращая на них внимания, Драко кивает.       — Моя мамочка говорит, что он вернется через несколько лет, — говорит он с улыбкой. — У тебя есть мамочка?       О, нет.              Гарри качает головой.       — У меня была мамочка, но она больше меня не хотела, — говорит он Драко.       То, как эти слова слетают с его губ, как будто его мать, отвернувшаяся от него после того, как не показывалась на глаза целых три месяца, не имеет никакого значения, заставляет Джеймса вздрогнуть и беззвучно проклинать Лили снова и снова.       Нарцисса поворачивается и смотрит на Джеймса, потрясенная.       — Почему? — интересуется Драко.       — Дядя Реджи сказал, что я пойму, когда стану старше, — бормочет он. — Но все в порядке, она была не очень хорошей.       — Гарри, — предупреждает его Джеймс, но действительно ли он это имеет в виду?       Дело в том, что Джеймс стремится к тому, чтобы Гарри вырос без ненависти к Лили.       Если Гарри решит облить ее дерьмом, когда станет достаточно взрослым, чтобы по-настоящему понять все, что произошло, Джеймс не станет его останавливать.       Но пока он предпочитает свести издевательства к минимуму.       Драко хмурится, затем поворачивается и смотрит на Нарциссу своими серыми глазами, полными детской тревоги, от которой у Джеймса болит сердце.       — Мамочка, — бормочет Драко, — можно я разрешу Гарри одалживать тебя, когда ему понадобится мама?       Джеймс думает, что это очень забавно, что у всех знакомых ему Блэков одинаковое недоуменное выражение лица: рот открыт, глаза широко распахнуты, брови наморщены в тот самый момент, когда они поворачиваются, чтобы посмотреть на ближайшего взрослого человека в поисках помощи.       Джеймс тоже не знает, что сказать, он еще совсем новичок, когда речь заходит о том, как быть родителем ребенка, которого совсем недавно бросили, поэтому ему остается только пожать плечами.       — Мне не кажется, что Гарри нужна мама, милый, — начинает она говорить мягким голосом. — У его отца более чем достаточно любви, чтобы дать ему ее, — Нарцисса опускается на колени рядом с ними и поглаживает большим пальцем лицо Гарри. — Но если я тебе когда-нибудь понадоблюсь, Гарри, я с радостью приду к тебе. Ты всегда, всегда можешь рассчитывать на меня.       Гарри широко улыбается ей и торжественно кивает.       — Спасибо, тетя Цисси. Я люблю вас!       Мягкая усмешка слетает с губ Нарциссы, и она наклоняется, чтобы поцеловать его в лоб.       Когда она отстраняется, Джеймс сильно удивляется, заметив, что на коже Гарри не осталось ни единого следа ее красной помады.       Впечатляет.       — Я тоже тебя люблю, Хаз, — говорит она ему.       — Можно нам поиграть в Mario Kart? — Драко спрашивает Джеймса. — Пожалуйста? — добавляет он, получив строгий взгляд от Нарциссы.       — Конечно, солнышко, но помни, что ужин скоро будет готов, — говорит Джеймс, но дети убегают еще до того, как он успевает договорить.       Нарцисса слегка качает головой в сторону.       — Мне жаль насчет мамы Гарри, — говорит она. — Рег рассказал мне достаточно, чтобы понять, что вам лучше без нее.       Джеймс откидывается на спинку дивана, шумно выдыхая, и пожимает плечами.       — Знаешь, все так говорят, но я боюсь того дня, когда она понадобится Гарри, а ее не будет рядом. Одному Богу известно, как много всего на свете, на что я не знаю ответа…       — Хорошо, что у тебя есть целая армия дядей и теть, готовых прийти на помощь, когда придет время, — говорит она ему. — И Рег.       — Разве он не в составе армии дядь?       Нарцисса одаривает его той характерной ухмылкой всех матерей, которую она довела до совершенства: ее губы слегка поджимаются в уголках, а глаза сужаются в полуприкрытые веки.       «Нет», — просто говорит она.       Джеймс действительно пытается придумать что-нибудь, чтобы опровергнуть явный подтекст в ее словах, но не только не находит ничего, но и быстро понимает, что не хочет этого.       Они впятером ведут какой-то праздный разговор во время ужина, а затем отправляются в гостиную смотреть «Дневники принцессы», что, очевидно, было идеей Нарциссы, а не Джеймса.       — Прошло слишком много лет с тех пор, как ты принуждал меня их смотреть, — говорит ему Регулус, когда они устраиваются на одном диване с миской попкорна между ними. — Ты не сможешь подкупить меня сейчас, понимаешь? Я делаю это по собственной воле.       — Разве это не хуже? — спросил Джеймс, забавляясь.       — Чем ты его подкупил? — интересуется Нарцисса, вскрывая зубами пачку Maltesers.       Регулус и Джеймс обмениваются взглядами, сдерживая смех, а Нарцисса на мгновение хмурится, прежде чем на нее обрушивается осознание.       — Мерзость, — бормочет она.       — Прости, — говорит ей Регулус, — я забыл, ты же заказала Драко на Etsy.       — Будь осторожен, иначе ты можешь выйти из этого дома комедиантом, — говорит она, отводя сладости от Драко, который пытается выхватить их у нее из рук.       — Шшшш! — Гарри сердито останавливает их, прижав палец к губам. — Фильм вот-вот начнется.       Нарцисса поднимает брови, а затем что-то подписывает на языке жестов Регулусу, который только закатывает глаза в ответ.       — Что она сказала? — Джеймс шепчет близко к его уху.       — Она спросила меня, уверен ли я, что он не мой, — весело хмыкает Регулус, затем передает Джеймсу миску с попкорном, чтобы тот мог прислониться головой к руке Джеймса.       Возможно, именно внезапный прилив адреналина побуждает его обнять Регулуса за плечи без какого-либо плана или ожиданий.       Джеймс не удивляется, когда Регулус сворачивается в клубок и прижимается к его боку, или когда он обнаруживает, что не может разобрать ни слова из всего фильма.       Единственное, что его удивляет, это то, что к концу фильма Драко и Гарри в основном спят, полулежа друг на друге, но опять же, они не спали допоздна и прыгали как кролики большую часть последних нескольких дней, неудивительно, что они так устали.       — Посмотри на них, — нежно шепчет Регулус. — Они очаровательны.       — Идеальны для фотографии, — добавляет Нарцисса, как будто она уже не сделала по меньшей мере тридцать снимков с момента начала фильма. — Я могу отнести их в его комнату, если вы хотите досмотреть…       — Я сам, — прерывает ее Регулус, быстро высвобождаясь из объятий Джеймса.       Однако он не может держать зла на Регулуса, даже когда его внезапное отсутствие заставляет Джеймса почувствовать очень специфическое одиночество, которого он не чувствовал уже очень давно.       Это не то одиночество, которое он топил в алкоголе все прошлые годы, а то, которое можно успокоить одним лишь проблеском улыбки Регулуса.       Надо записать эту мысль, пока она не оказалась в мусорной корзине.       Регулус прижимает Драко к своему телу так осторожно, как только может, и поворачивается, чтобы нежно поцеловать его в макушку.       Драко немного ерзает на месте, пыхтит, но держит глаза закрытыми.       — Я скоро вернусь за Гарри, — шепчет он.       — О, все в порядке, Рег, — говорит Джеймс, — я могу…       — Нет, — обрывает его Регулус, резко вскинув глаза. — Я сам. Не смей вставать с дивана, Поттер.       Нарцисса хихикает.       — Возможно, тебе следовало стать учителем, а не преступником, милый.       — Ты с ума сошла? — насмехается он. — Я ненавижу чужих детей.       — Это и есть чужие дети, — считает нужным заметить Джеймс.       Регулус бросает на него презрительный взгляд.       — Нет, это мои.       Драко снова ворчит и произносит очень мягкое «потише», прежде чем спрятать лицо в ложбинке на шее Регулуса.       — Видишь? — Нарцисса спрашивает Джеймса, проводя пальцами по волосам спящего Гарри. — Они все его.       Джеймс усмехается.       Возможно, так и есть.       Возможно, оба его.

❖

      Иногда Джеймс задумывается, смущает его или умиляет то, как быстро он уступает Регулусу во всем.       Ремус, наверное, сказал бы, что то, как Джеймс вскакивает со своего места, чтобы начать готовить бутерброды с огурцами, когда Регулус выглядывает из окна кухни и говорит:       — Я думаю, погода хороша для пикника, — на самом деле, смущает.       И судя по тому, как забавно смотрит на него Нарцисса, он не сомневается, что она думает точно так же, но, похоже, решила оставить свои мысли при себе.       — Тебе помочь с бутербродами? — спросила она его вместо этого.       — Да, это было бы… — начинает говорить Джеймс, но Регулус прерывает его довольно поспешным: — Ни в коем случае, ты хочешь, чтобы у нас было пищевое отравление?       Нарцисса насмехается над ним.       — Ты ведь понимаешь, что последние восемь месяцев я готовила для Драко в одиночку?       — Ты, наверное, кормила его одними вафлями, — говорит Регулус. — Можешь принести одеяло, чашки и все остальное, но не трогай еду.       — Ты опять ведешь себя как дрянь? — спрашивает Джеймс. — Как с цветами?       — Ты и с ним так поступал? — недоверчиво произносит она.       Регулус скрещивает руки на груди.       — Возможно.       Нарцисса поворачивается к Джеймсу, обвиняюще указывая пальцем на Регулуса.       — Он запретил мне прикасаться к розам в нашем собственном саду, — говорит она. — И самое ужасное во всем этом то, что я пошла и сорвала одну розу, и знаешь, что произошло?              — Весь куст высох! — восклицает Регулус, прежде чем Джеймс успевает вставить хоть слово. — Весь куст!       — Никто никогда не убедит меня, что ты ничего с ней не сделал, — шипит она. — Всё не могло просто засохнуть за пару недель…              — Ну, а она, блять, высохла, и тебе лучше не…       — Это черта Блэков такая? — вмешался Джеймс, доставая из холодильника охапку продуктов. — Обострять проблему, пока кто-нибудь не ударит?       — Заткнись, — говорят они оба.       Джеймс поднимает руки в знак поражения.       — Где одеяло? — интересуется Нарцисса.       — На нижней полке шкафа рядом с моей комнатой, — говорит ей Регулус.       Нарцисса берет из кладовой пару пакетов печенья для Драко и Гарри, чтобы они могли перекусить, пока смотрят мультфильмы, и когда она уходит, Регулус поворачивается к Джеймсу с нижней губой, зажатой между зубами.       — Мне жаль, что тебе приходится терпеть нас, — говорит он. — Я знаю, что с нами может быть сложно, особенно когда Сириус тоже рядом.       Джеймс смеется, вспоминая, как пару дней назад Сириус повалил Регулуса с крыльца из-за мармеладок, и они скатились с травянистого холма, пока Нарцисса ела эти самые мармеладки и записывала их на телефон.       — Заставь его истечь кровью, Сири! — кричала она.       — Я и близко не подойду к этим двоим, — предупредил Ремус. — У одного из них теперь есть когти.       — Они будут в порядке, — сказал Питер, а затем вздрогнул, когда Регулус впился зубами в предплечье Сириуса, и Сириус вскрикнул. — А может, и нет.       По крайней мере, дети уже спали, и им не пришлось наблюдать, как Сириус тащит за ногу кричащего Регулуса через дорогу.       — Мне нравится ваша энергия, которую вы приносите в дом, — говорит ему Джеймс и откладывает нож в сторону, когда заканчивает резать огурец на ломтики. — Так и не скажешь мне, почему ты избегал меня в день рождения Гарри?       Регулус краснеет под его пристальным взглядом, но его губы украшает ухмылка, когда он говорит:       — Как бы тебе хотелось узнать, да?       Джеймс вздыхает.       — Судя по тому, как он смотрел на тебя раньше, — сказал Сириус в тот день сквозь стиснутые зубы, — он, вероятно, просто взволнован. Это ужасающая концепция, но я уважаю тебя и хочу, чтобы вы оба были счастливы.       — Тогда почему ты смотришь на Джеймса так, словно хочешь проткнуть его ложкой, которую ты только что схватил без всякой причины? — удивилась Нарцисса.       Наверное, потому что Сириус действительно хочет его зарезать, подумал Джеймс, но решил, что будет лучше, если он промолчит и надежно вклинится между Ремусом и Питером.       Если Регулус избегает его по этой причине, то так тому и быть, Джеймс не собирается жаловаться, он ведь все равно не замечал откровенного пристального взгляда Регулуса.       Неужели и Джеймс выглядел так в тот день, когда увидел пирсинг сосков Регулуса, который теперь занимает не менее сорока процентов его ежедневных мыслей?       Неудивительно, что Регулуса это так забавляло.       В защиту Джеймса можно сказать, что он не ожидал появления этих пирсингов, так же как и не ожидал, что Регулус ни с того ни с сего решит сделать себе маникюр.       Он вздрагивает при одной мысли об этом.       Возможно, несколько недель назад он был бы в аду и вернулся обратно из-за своих желаний, но сейчас он не испытывает никаких противоречий.       Поэтому, когда Регулус запрыгивает на стойку рядом с ним и скрещивает одну свою красивую голую ногу с другой, Джеймс не ужасается тому, как закипает его кровь.       Регулус берет кусок арбуза с контейнера, который он только что вытащил из холодильника, и Джеймс следит взглядом за тем, как Регулус засовывает его в рот, а затем вытирает остатки сока подушечкой большого пальца.       Он не может не задаться вопросом, как бы выглядели эти тонкие пальцы, обхватывающие его член, красивые розовые губы и теплый рот, как это было раньше, когда Джеймс держал Регулуса за затылок и трахал его горло?       — Мне очень нравятся твои ногти, — рассеянно говорит он.       Регулус улыбается, ущипнув его за щеку.       — Они острые, видишь?       Достаточно острые, чтобы драть и царапать его спину? Возможно.       — Теперь я боюсь, что в следующий раз, когда ты рассердишься на меня, я потеряю глаз, — бормочет он.       — Тогда не зли меня, — возразил Регулус, отдергивая руку.       — Не хочешь научиться делать их сам? — интересуется Джеймс. — Материалы можно купить на «Амазоне».       И продолжать сводить меня с ума ими следующие несколько месяцев.       Регулус пожимает плечами, заправляя прядь волос за ухо.       — Я не уверен, что у меня достаточно навыков для этого.       — Разве у них нет этих жутких пластиковых рук, на которых можно тренироваться?       — Ну, да.       — Тогда возьми и их, — просто сказал он.       Регулус на мгновение задумывается, затем кивает, но вместо того, чтобы сказать что-нибудь еще по этому поводу, он берет сэндвич с тарелки и откусывает от него, прежде чем Джеймс успевает попытаться отнять его у него.       Джеймс вздыхает, сдерживая улыбку.       — Ты такой надоедливый.       Они достаточно близко, чтобы Джеймс мог рассмотреть крошечные веснушки, расцветающие на губах Регулуса и на его веках, и разве он не самое красивое существо, которое Джеймс когда-либо видел?       — Нужно больше сливочного сыра, — решает Регулус, спустя несколько мгновений.       Джеймс закатывает глаза и просто берет пальцем сливочный сыр и размазывает его по кончику носа Регулуса.       Регулус обиженно надувается, вытирает нос одной рукой и шлепает его другой.        — Дрянь, — усмехается он.       Джеймс берет еще кусочек сливочного сыра, но прежде чем он успевает приблизиться к лицу Регулуса, тот ловит его запястье и без всякого предупреждения берет палец Джеймса в рот.       Ох.       О, хорошо.       Он не ожидал, что это произойдет, но теперь его мысли полностью ушли в ощущения горячего языка Регулуса, вылизывающего его, нежного скрежета его зубов и мягкости его румяных губ, когда скользкий палец Джеймса выскользнул из его рта.       Джеймс издал придыхательный вздох.       Вот Регулус делает то, что у него получается лучше всего, заставляя Джеймса снова и снова чувствовать себя подростком.       Но он уже не подросток, и если бы он сделал с Регулусом все то, что умеет делать сейчас…       — Разнервничался, Поттер? — спрашивает Регулус, ухмыляясь, как дьявол, в которого, как Джеймс знает, он может превратиться при правильных словах и прикосновениях.       Джеймс на мгновение прикусывает внутреннюю сторону щеки.       — Не совсем, нет, — говорит он. — Просто я никогда не думал, что буду благословлен этим зрелищем снова.       С ярко-красными щеками Регулус вызывающе поднимает подбородок.       — А я никогда не думал, что у меня во рту снова будут твои пальцы, — говорит он Джеймсу, — и все же мы здесь.       Джеймс усмехается, положив обе руки на стойку по обе стороны от бедер Регулуса.       Некоторые вещи просто никогда не меняются, и это одна из них.       — Ты целуешься с дядей Реджи? — интересуется Гарри, вбегая на кухню.       Нет, Джеймс точно не целовался с дядей Реджи, Джеймс флиртовал с дядей Реджи, а это два совершенно разных понятия, и теперь Джеймс отталкивает дядю Реджи на целых три метра.       Как грубо с его стороны.       — Твой папа целовался с дядей Реджи, — шепчет Драко ему на ухо, и Гарри охотно кивает.       Регулус проводит рукой по своему покрасневшему лицу.       — Черт, — бормочет он про себя. — Нет, мы не целовались…       — Вы целовались! — восклицает Гарри. — Я видел это!       — Я тоже видел!       — Что ты видел? — спрашивает Нарцисса, появляясь позади них с одеялом в одной руке и бутылкой белого вина в другой.       — Ничего, — быстро отвечают Джеймс и Регулус, но это не останавливает детей.       — Папочка целовал дядю Реджи! — радостно говорит Гарри. — Драко тоже это видел!       Драко подпрыгивает на своем месте, кивая.       — Да, они целовались! Как ты и папа!       Черт.       Нарцисса поднимает брови, кивает и идет искать штопор в ящике.       — Молодчины, — говорит она. — Я выпью за это.       — Мы не целовались! — хрипит Регулус. — Мы просто… просто…       — Стояли очень близко, — заканчивает за него Джеймс. — Разговаривали, я имею в виду. И стояли очень близко.       — Но мы видели, как вы целовались! — скулит Гарри.       — Мы не целовались, Хаз.       — Но вы целовались, — настаивает Драко.       Джеймс делает глубокий вдох.       — Мы действительно не целовались, ясно? — говорит он. — Я клянусь, что не целовались.       Гарри ворчит, берет Драко за руку и тащит его на задний двор.       Ни один из них не выглядит счастливым, но они не единственные.       И это должно быть пугающим открытием, когда ему хочется наклониться и поцеловать надутые губы Регулуса до тех пор, пока он не останется бездыханным и взволнованным под его кончиками пальцев, но это не так. Это совсем не страшно.       — Так вы действительно не целовались? — спрашивает Нарцисса, мастерски откупоривая бутылку вина. — Это так скучно, я пришла сюда, ожидая хотя бы немного драмы, а пока что вы не дали мне ничего, кроме тоскующих взглядов и Джеймса, который смотрит на твою задницу.       — Я не…       — Да, ты смотришь, — затягивает она, закатывая глаза, и идет брать бокал из шкафа, до которого Регулус никогда не сможет дотянуться. — Вина?       Регулус вздыхает.       — Ты же знаешь, что мне нельзя пить.       — Жаль, а как насчет тебя, Джеймс?       Он мог бы выпить бокал вина, но когда рядом Регулус, он предпочитает полностью избегать алкоголя, поэтому он отказывается жестом руки, как бы говоря: «Я пас, спасибо».       Нарцисса пожимает плечами самым элегантным способом, который Джеймс когда-либо видел в своей жизни, и он действительно задается вопросом, является ли самообладание Блэков генетическим, потому что даже Драко, кажется, унаследовал его, а ему всего пять лет.       — Мне больше достанется, — решает она, направляясь к выходу. — Не забудьте бутерброды с огурцами.       Джеймс предлагает Регулусу руку, в которой он определенно не нуждается, чтобы спуститься со стойки, но Регулус все равно принимает ее.       Неплохой способ начать день, думает он, приступая к приготовлению лимонада.       Позже ему придется побеседовать с Гарри о том, что, по его мнению, он видел, но он перейдет этот мост, когда доберется до него.       Джеймс выходит через несколько минут и, спускаясь по ступенькам, застает Регулуса, презрительно смотрящего на бокал вина Нарциссы.       — Разве ты не ненавидишь белое вино? — спрашивает Джеймс. — Я отчетливо помню, как ты ненавидел белое вино.       — И до сих пор ненавидит.       — Я просто очень хочу выпить, — ворчит Регулус.       — Можно мне тоже вина? — спрашивает Гарри, наклонив голову набок.       — Я разрешу тебе пить вино, когда тебе будет пятнадцать, милый, — говорит она. — Возьми пока Рибену.       Она протягивает им обоим по коробке сока, и они не ждут ни секунды, прежде чем отправиться гоняться за Ноксом вокруг разросшейся глицинии.       — Пятнадцать? — Регулус насмехается над ней: — Ты хуже всех, я сказал шестнадцать.       — А я сказал восемнадцать, — вклинивается Джеймс.       Двое Блэков бросают на него презрительный взгляд, а затем снова поворачиваются друг к другу.       — Пятнадцать — вполне разумный возраст для вина, — возражает она.              — Ты говоришь прямо как дядя Сигнус, — простонал Регулус.       — Ты неблагодарный ублюдок, — шипит она, сузив на него глаза, — ты говоришь о моем отце!       — Не волнуйся, разговоры о нем не воскресят его из мертвых, чтобы украсть твое вино, как он украл вино твоей матери, — говорит ей Регулус.       Нарцисса смеется над этим.       — Тебе лучше быть осторожным, иначе она вернется, чтобы попытаться украсть твоего мужчину, — говорит она. — Джеймс был бы как раз в ее вкусе.       Ну, теперь это просто ужасает.       — Я бы никогда не заглянул в этот переулок, — говорит Джеймс, и Нарцисса чуть не выплевывает свой напиток.       — Не в тот переулок! — Регулус смеется. — Ты горяч и молод, она бы сбросила свои трусики, как только ты вошел в дверь — да, Цисса, я прекрасно понимаю, что речь идет о твоей матери.       — Это семейная черта Блэков — ненавидеть своих родителей?       Нарцисса пожимает плечами.       — Только когда те ужасны.       — Кстати, о родителях, — говорит Регулус. — Помнишь, как твоя мама сидела здесь с нами и разукрашивала нас хной?       Джеймс слегка вздрагивает.       — Вообще-то, это мехенди.       Регулус закрывает рот рукой, его глаза расширяются.       — Черт, извини.       — А в чем разница между ними? — интересуется Нарцисса.       — Мехенди происходит от санскрита, а хна — от арабского, поэтому в Индии мы называем это мехенди, — объясняет он. — В Пакистане используют оба этих названия как взаимозаменяемые.       — Рег уже показывал мне фотографии, — говорит она. — Твоя мама была очень талантлива.       Джеймс улыбается ей, немного грустно.       — Да, была. Она научила меня, но я не настолько талантлив, как она.       — А ты бы раскрасил мою? — быстро спрашивает Регулус. — Не обязательно сейчас, но когда-нибудь?       — Вообще-то у меня есть несколько конусов, — говорит Джеймс. — Я могу сделать это прямо сейчас, если хочешь, использовать солнце по максимуму.       — А ты бы сделал и мне тоже? — спрашивает его Нарцисса. — Я никогда не делала этого раньше.       Джеймс кивает, беря сэндвич с тарелки.       — Конечно, — говорит он, а затем поворачивается к Регулусу. — Но только если ты пойдешь за конусами, мне лень вставать.       Регулус вздыхает.       — Где они?       — В нижнем ящике моего комода.       Лишенный выбора, Регулус поднимается на ноги и направляется обратно в дом.       Джеймс не ждет ни минуты, прежде чем достать запасной стакан и налить в него немного вина Нарциссы.       Нарцисса лукаво улыбается ему.       — Ты такой предатель.       — Эй, я заслуживаю выпивать время от времени.       — И я полагаю, что ты не ходишь пить, потому что предпочел бы остаться дома с надоедливым миньоном, да? — интересуется она, а затем хмыкает. — Интересно, с чего бы это?       — Сейчас у меня гораздо больше самосознания, чем несколько недель назад, так что ты не ставишь меня в тупик так часто, как тебе кажется, — говорит он ей.       — За это, — усмехается Нарцисса, в ее глазах тепло, которого Джеймс раньше не замечал.       Джеймс стучит своим пластиковым стаканчиком о ее стакан и выпивает остаток вина, прежде чем Регулус выходит из дома.       Нарцисса не упускает ни секунды, прежде чем взять его пустой стакан и отбросить его подальше.       Они улыбаются друг другу, когда Регулус садится обратно и передает Джеймсу конусы и ножницы.       — Я гостья, поэтому я первая, — говорит Нарцисса, ставя свой пустой стакан на одеяло.       Регулус хмурится.       — Я тоже гость!       Нарцисса закатывает на него глаза.       — Ты на волосок от того, чтобы твое имя было написано в Священном Писании, — насмехается она, — так что я иду первой. Кыш.       — Дрянь.       — От дряни и слышу.       И поскольку Джеймс не хочет видеть, как далеко эти двое могут зайти, он решает, что лучше начать рисовать мехенди на Нарциссе прямо в эту же секунду.       — Итак, поскольку ты впервые делаешь мехенди, я думаю, мы должны сделать его относительно простым, — говорит он ей, осторожно срезая ножницами кончик конуса. — Как далеко вверх ты хочешь?       Нарцисса на мгновение задумалась.       — До середины предплечья, — решает она и протягивает Джеймсу руку.       Джеймс кладет руку Нарциссы на колено, чтобы хорошенько рассмотреть ее холст, как это делала его мама, и решает начать с ее пальцев.       Признаться, у него немного не хватает практики, но он делал это для своих друзей всего несколько месяцев назад, так что несложно отвлечься от разговора Нарциссы и Регулуса и начать набирать ритм.       Он рисует несколько лоз на ее пальцах и большой цветок на тыльной стороне руки, затем цветочки поменьше, подальше от запястья, и заполняет оставшуюся часть предплечья лозами и листьями, ставя несколько точек тут и там.       Закончив, он старается повторить рисунок на другой руке, но это легче сказать, чем сделать.       И каждую минуту, проведенную за этим занятием, Джеймс принимает сознательное решение ощущать присутствие родителей рядом с собой, как бы больно ему ни было. Разве не странно, что мы так стараемся пережить боль от потери человека, что в какой-то момент воспоминания о нем начинают расплываться?       Так он думает о своей маме, о ее сияющей коже и звонком смехе, о том, как его отец кусал губы, чтобы не рассмеяться над ужасно неуместными шутками, которые она отпускала в самых неподходящих местах.       А еще он думает о своем отце, о его резком свисте, когда он поливал свои растения и обрывал листья, о том, как он брал Регулуса с собой на фермерский рынок по утрам в воскресенье и возвращался с самыми красочными растениями и горшками.       — Готово, — говорит он, после того как заполнил последний лепесток на руке Нарциссы. — Тебе нравится?       Нарцисса двигает руками с открытым ртом, кивая.       — Великолепно, — вздыхает она. — Мне так нравится, спасибо!       — Теперь наступает самая трудная часть, — говорит ей Джеймс. — Ты должна полчаса посидеть на солнце и ждать, пока он высохнет.       Глаза Нарциссы широко раскрываются, ее изумление быстро переходит в ужас.       — На солнце? — заикается она. — Джеймс, я не нанесла крем от загара, я сгорю…       — Как трагично, — прервал ее Регулус, втискиваясь между ними. — Моя очередь.       — Но я не могу…       — С тобой все будет хорошо, — затягивает он, — а теперь иди.       Нарцисса щурит глаза на Регулуса, но все равно идет садиться на солнце, выглядя абсолютно несчастной.       По крайней мере, дети спешат посидеть с ней и составить ей компанию, пока сохнет ее мехенди.       — Дай угадаю, — говорит он Регулусу, — до локтей и с разнообразием цветов.       Регулус улыбается ему, кладя руку на ногу Джеймса.       — Ты так хорошо меня знаешь.       — Конечно, знаю.       Джеймс разворачивает руку Регулуса, чтобы начать работать над его ладошкой, но на этот раз единственный человек, о котором он может думать, сидит рядом с ним.       И когда они вот так, так близко друг к другу, Джеймс не может не спросить себя, были ли годы, проведенные ими в разлуке, реальными.       Он рисует безымянные цветы на ладонях Регулуса и виноградные лозы, спускающиеся по его пальцам, точно так же, как он делал это с Нарциссой, но он продолжает, пока не доходит до локтей Регулуса. Затем он возвращается, чтобы добавить еще несколько вихрей, отполировать несколько границ, и, закончив, откидывается назад, чтобы Регулус мог увидеть готовый результат.       Регулус смотрит на его руки с нежным взглядом и вспоминающей улыбкой на губах.       — Прямо как у твоей мамы, — шепчет он.       — Но не так хорошо.       — Для меня этого достаточно, — говорит Регулус, поднимая на него глаза. — Спасибо, Джейми.       Джейми.       Сколько раз Регулус должен назвать его так, чтобы сердце Джеймса перестало трепетать, когда он это слышит?       Джеймс улыбается ему в ответ, возможно, немного застенчиво, и только тогда он замечает, что Нарциссы и детей нигде не видно.       — Где они?       — Они ушли в дом минут сорок назад, — усмехается Регулус. — Разве ты не заметил?       Джеймс качает головой.       — Не совсем, нет.       — Ты можешь научить меня, как это делается? — робко спрашивает Регулус. — Ты, конечно, можешь сказать «нет», но, пожалуйста, скажи «да».       Когда Джеймс мог сказать Регулусу «нет»?       — Конечно, после того, как ты отмоешься, — говорит он, поднимаясь на ноги. — Давай отвезем тебя в солнечное место, давай.       — Погоди секунду, мне нужно придумать, как встать и не наделать беспорядка, — бормочет Регулус, прикусив внутренний уголок губы.       Хорошо, что Регулусу не нужно беспокоиться о чем-то столь несущественном, когда у него есть Джеймс, чтобы взять все в свои руки.       Он подходит к Регулусу, наклоняется, обхватывает его рукой за талию и под коленями и без труда поднимает его.       Регулус удивленно вскрикивает.       — Джеймс! — хихикает он, стараясь держать руки подальше от его одежды.       — Я просто помогаю, — возражает Джеймс и укладывает Регулуса на траву в нескольких метрах от одеяла.       Резинка Регулуса спадает с его головы окончательно, и его кудри, как занавес, падают на лицо.       — Посмотри, что ты наделал! — жалуется он, все еще смеясь, и изо всех сил отдувает волосы от глаз.       Джеймс подхватывает упавшую резинку.       — Можно? — спрашивает он.       Регулус на мгновение склоняет голову набок, сомневаясь, но когда он понимает, о чем просит Джеймс, он кивает, поворачиваясь на свое место.       Джеймс несколько мгновений расчесывает пальцами мягкие темные локоны Регулуса, он никогда раньше не делал пучок, но тысячи раз видел, как это делают Регулус и Сириус, поэтому он закручивает волосы Регулуса так аккуратно, как только может, а затем завязывает их с помощью пучка в нечто, очень похожее на то, что делают они.       Когда Регулус поворачивается обратно, Джеймс замечает прядку волос, упавшую на лицо.       — Ты пропустил одну, — говорит Регулус.       Джеймс заправляет его за ухо, костяшками пальцев слегка касаясь линии челюсти Регулуса.       — Ты действительно прекрасен, — шепчет он бездумно.       — Тебе не надоело это повторять? — спрашивает Регулус, но Джеймс знает Регулуса лучше, чем кто-либо другой, поэтому он не замечает, как сильно Регулус старается не улыбаться.       — Совсем нет.       Регулус дарит ему последнюю очаровательную улыбку, после чего кладет голову на колени Джеймса и закрывает глаза.       Влюбиться в Регулуса в семнадцать лет — все равно, что получить удар кулаком в живот.       Это было резко, бурно, и от силы этого чувства у него несколько дней подряд перехватывало дыхание.       Прошло восемь лет, а Джеймс до сих пор с пугающей ясностью помнит тот самый момент, когда это произошло.       Это случилось в последнюю ночь майского промежуточного семестра, когда студенты из четырех факультетов решили провести свое воскресенье, гуляя вокруг Гремучей Ивы.       В тот вечер Регулус сиял, обгоревший на солнце и покрытый карамельными веснушками, и фыркал от смеха над импровизированной выходкой Ремуса и Питера над Сириусом, в результате которой они втроем уткнулись лицом в озеро.       Джеймс смотрел на него и думал, что звезды, украшающие небо над их головами, не имеют ничего общего с озорным блеском в глазах Регулуса, когда он повернулся к Джеймсу и спросил:       — О чем ты думаешь, Поттер? — с его очаровательной улыбкой, которая была и остается способной превратить Джеймса в марионетку.       В тот момент Джеймс влюбился в него.       И, возможно, дрожь, которая заставляла его кости трястись до самого рассвета, должна была стать достаточным предупреждением о том, что их любовь разрушится и оставит его в ловушке под обломками того, что когда-то было.       Влюбиться в Регулуса в двадцать пять лет было похоже на засыпание.       Если быть честным, он не знает точно, когда это началось, но это должно было быть где-то между поеданием французских тостов по утрам в хаотичном порядке и поздними ночами, проведенными за повторным просмотром старых мультфильмов.       А может быть, это произошло на заднем крыльце, за несколькими сигаретами и несколькими разговорами, в которых они открыли свои сердца и обнажили их, чтобы другой увидел их снова после всех лет, проведенных в разлуке.       Но когда он смотрит на спокойное выражение лица Регулуса, он думает, что вполне возможно, что это произошло прямо здесь, среди травы и свисающих лоз глицинии.       Регулус открывает глаза, уголок его рта кривится в любопытной ухмылке, которой он одаривает Джеймса прямо перед тем, как спросить:       — О чем ты думаешь, Поттер?       Джеймс проводит языком по губам и пожимает плечами, не обращая внимания на чувство старое, знакомое, от которого дрожь пробирает до костей.       Влюбиться в Регулуса было похоже на засыпание, но любить Регулуса похоже на сон.