❖
Это правда, то, что он сказал раньше. Джеймс прекрасен. Это единственное слово, которое приходит Регулусу на ум в этот момент. Регулус улыбается вопреки его лучшим пожеланиям, но как он может не улыбаться, когда Джеймс проводит кончиком языка мимо губ, рисуя мехенди на руках Питера, настолько сосредоточенно, что позади него мог бы упасть метеор, а он бы даже не вздрогнул? Прекрасно. — По правилам я обязан попросить тебя перестать так смотреть на Джеймса, — говорит ему Сириус, прищурив глаза. Регулус поднимает бровь. — Ты не можешь контролировать, на кого мне смотреть. — Конечно, могу, — говорит Сириус. — Так что прекращай. — Нет, это ты перестань вести себя как придурок, — хмурится он и поспешно толкает Сириуса в бок. Сириус готовится к ответному удару. Без лишних слов он толкает Регулуса к деревянным перилам, и Регулусу едва удается удержаться от того, чтобы не перевалиться через них и не упасть на траву. — Дрочила, — хрипит Сириус. Регулус чувствует, как все его лицо кипит от гнева. — Чертов говнюк, — бормочет он и не дает Сириусу шанса отреагировать, прежде чем наброситься на него. К сожалению, Регулус не успевает впиться ногтями в лицо Сириуса, потому что кто-то встает между ними. — Нет, — говорит Ремус. — Вы можете убивать друг друга, только когда детей нет рядом, — добавляет он, указывая на Гарри и Драко, которые лежат на одеяле для пикника, играя с куклой и Ти-Рексом. Нарцисса пожимает плечами. — Они более разумны, чем эти двое, в любом случае, я сомневаюсь, что они это заметят, — говорит она. — Из-за чего вы ссорились? — Мы не ссорились, — шипит он, — Сириус меня раздражал! — Ты смотрел на Джеймса в очень непристойной манере! — Я не виноват, что твой лучший друг — ходячий дилф, — усмехается Регулус, скрещивая руки на груди. Сириус притворно охает, услышав это. — Пожалуйста, больше никогда не повторяй этих слов. — ДИЛФ означает «папочка, которого я хотел бы трахнуть», так что ты фактически признаешь, что хотел бы переспать с Джеймсом, — рассуждает Нарцисса, занимая место за столом. — Справедливо, я считаю. Регулус жалеет, что не взвесил свои слова более тщательно, потому что сейчас Сириус делает самое отвратительное выражение лица, которое Регулус когда-либо видел на нем. — Фу, пожалуйста, заткнись. — Лунатик! — Питер зовет его, когда он подходит к ним. — Твоя очередь! Ремус усмехается и не теряет ни секунды, прежде чем повернуться к ним спиной и спуститься по ступенькам. — Удачи, — говорит он, дважды похлопывая Питера по плечу. Не обращая внимания, Питер садится на ступеньки, чтобы его мехенди высохло. — Чем мы тут мучаем Сириуса? — Тем, что Рег хочет переспать с Джеймсом, — просто отвечает Нарцисса. Сириус издает очень высокопарное ворчание в то же время, когда Регулус закатывает глаза. — Я никогда не говорил, что… — Ты сказал, что он ДИЛФ, что означает… — начинает Нарцисса, — «папочка, которого я бы хотел трахнуть», — хором говорят она и Питер, а затем обмениваются понимающей улыбкой. — Я просто дразнил Сириуса! Нарцисса закатывает глаза и идет, чтобы дать Сириусу подзатыльник. — Как будто ты бы не переспал с Джеймсом, лицемер. Глаза Сириуса широко раскрываются. — Чтоб ты знала, я замужний мужчина, Нарцисса, — насмехается он, в его словах нет ни капли юмора. — Я тоже замужняя женщина, и я бы переспала с Джеймсом, — говорит она ему, пожимая плечами. Регулус поворачивает голову и смотрит на нее. Питер ухмыляется. — Я натурал, и я бы переспал с Джеймсом когда угодно, если честно. Что-то шевелится в нутре Регулуса, что-то нежеланное и тревожное, что хочет схватить Джеймса и запереть его в шкафу подальше от посторонних глаз. Джеймс — не кусок мяса, на который можно пялиться, в нем гораздо больше, чем его внешность, и Регулус не позволит никому говорить о нем в таком тоне, даже если этот кто-то окажется его кузиной или лучшим другом. — Прекратите, — огрызнулся он. — Вы двое… — Регулус обрывает себя со вздохом, когда Нарцисса прикрывает рот рукой, чтобы не рассмеяться. Питер даже не беспокоится. — Пытаемся добиться от тебя реакции? — предлагает она. — Да, пытаемся. И это сработало. — Видел бы ты свое лицо! — гогочет Питер. — Боги, лучше бы я сфотографировал! Сириус, должно быть, уже не так зол, потому что он усмехается и закатывает глаза, прежде чем сказать: — Ревность тебе не к лицу, Рег. Регулус хотел бы пойти и зарыться лицом в сад, но это испортит его макияж, поэтому он предпочитает занять место за столом и смотреть на них, пока они смеются. Он сам себя закопал, не так ли? Нокс прыгает к нему на колени, уткнувшись лицом в живот Регулуса. — Ну, хоть ты не смеешься надо мной, — говорит он Ноксу, почесывая мягкое место за ушами. — Это только потому, что он не может говорить, приятель, — говорит Питер. Сириус уходит через несколько минут, чтобы помочь Джеймсу с мехенди для детей, все еще хихикая, когда Драко и Гарри перетягивают каждую из его рук, а Регулус не упускает возможности бросить шальную зажигалку ему в голову. Он промахивается, но, по крайней мере, он попытался. Нарцисса дожидается, пока Сириус уйдет, прежде чем снова заговорить. — Ты планируешь когда-нибудь рассказать ему? — интересуется она, не без злобы. Ну вот. Регулус пожимает плечами. — Вообще-то нет, — говорит он, перемещая Нокса так, что прижимает его к груди, как ребенка. Ни Нарцисса, ни Питер больше ничего не говорят, лишь бросают на него странные взгляды, и Регулус вздыхает. — Я только что вернул своего брата, ясно? Я не горю желанием признаваться ему в том, как мы лгали ему в лицо последние восемь лет только потому, что были парочкой тру́сов. И я не хочу, чтобы у кого-то были неприятности. — Я не против небольших неприятностей, — говорит ему Питер с утешительной улыбкой. — В любом случае, это никогда не было моим секретом. Регулус скрещивает руки на столешнице. — Мне жаль, что я поставил вас с Ремусом в такое ужасное положение. — Ремус сделал это сам, зайдя в общежитие в очень неудачный момент, — говорит он, пожимая плечами. Нарцисса наклоняет голову в сторону. — Как ты вообще узнал? — Я понял, что что-то происходит, когда Джеймс наконец-то перестал смотреть на меня так, словно хотел свернуть мне шею каждый раз, когда я оказывался в трех футах от Рега, — объясняет Питер. — Как романтично, — ехидничает Нарцисса, но затем она бросает на Регулуса взгляд, который буквально кричит мама-лучше-знает, и который будет сниться Драко в кошмарах, когда он станет подростком. — Я думаю, что ты все-таки должен рассказать Сириусу. Особенно учитывая обстоятельства. — Какие обстоятельства? — Он прикидывается дурачком, — говорит Питер, откинувшись на ступеньки с закрытыми глазами. — Он прекрасно понимает, о чем ты говоришь, но ему нужно, чтобы ты прямо признала это. Регулус обиженно смотрит на него. — Я не прикидываюсь… — Ты должен рассказать Сириусу о том, что произошло, прежде чем начинать новые отношения с Джеймсом, — твердо заявляет она. Голос Регулуса слабеет, когда он произносит: — Мы не собираемся начинать новые отношения. Питер и Нарцисса обмениваются взглядами, прежде чем разразиться смехом, и Регулус едва сдерживает желание присоединиться к ним.❖
Их последний совместный ужин оказывается не таким грустным, как думал Регулус, в основном потому, что Гарри и Драко испытывают кошмарный скачок сахара в крови и прыгают на всех подряд последние пару часов. Нокс, похоже, сегодня не в терпеливом настроении, потому что при первой же возможности он решил выскочить из дома и залезть на глицинию. Джеймс сможет спустить его позже. И хотя Регулус обожает своих племянников и хочет извлечь максимум пользы из последних нескольких часов, проведенных с ними, он также знает, что ему с Сириусом нужно поговорить с Нарциссой, для чего Гарри и Драко нужно хорошенько развлечь. Поэтому, когда Ремус предлагает им поиграть с детьми в Mario Kart, Сириус использует это как возможность заявить, что ему до смерти хочется закурить, и тащит Нарциссу на улицу, а Регулус идет следом. За последние пару недель они уже несколько раз встречались с адвокатами, так что они сидят на улице с кипой документов и папок, чтобы в последний раз пересмотреть их и обсудить вместе. После бесконечно утомительного получаса Нарцисса со вздохом бросает папку на стол и подгибает босые ноги под себя. — Это моя последняя ночь здесь, — говорит она им, звуча как побежденная. — Я не хочу провести ее так. Регулус кивает, отстраняясь от своего документа. Если быть честным, он мало что помнит о своих юридических курсах. Большинство из того, что он знает, приходит из опыта, а это значит, что его просмотр этих бумаг не поможет ни Люциусу, ни Беллатрисе. Нарцисса тянется за своим бокалом вина, но обнаруживает, что он пуст, а когда она собирается налить себе еще, Сириус кладет руку на ее предплечье и осторожно отводит ее от бутылки. — Цисса, — говорит он с суровым выражением лица. — Тебе нужно взять себя в руки. Кто-то должен дать Сириусу награду за то, что он такой чертовски аккуратный, думает Регулус. На верхушке пьедестала, с золотой медалькой и все такое. Брови Нарциссы чуть не взлетели до линии волос. — Прошу прощения? — Запивать свой завтрак, обед и ужин — не самый правильный способ справиться с ситуацией, и ты это знаешь. — Не будь лицемером, Сириус, — выплюнула она, с презрением глядя на него. — Я не раз видела, как ты в одиночку выпивал полбутылки шампанского. — Я пью, потому что мне весело быть пьяным, а не потому, что у меня депрессия. Регулус узнает слишком много себя в том, как Нарцисса выпрямляет спину, как черты ее лица становятся все тверже, а верхняя губа опускается в хмурое выражение, готовясь к удару. — Цисса, — вмешивается Регулус. — Сириус не это имел в виду, хорошо? Мы просто обеспокоены. — Обеспокоены? — насмехается она. — О чем вы можете беспокоиться? — О тебе, — просто сказал Сириус. — Мы беспокоимся о тебе. Ты думаешь, что мы не заметили, как много ты пьешь? Счета за твои продуктовые покупки приходят на мой счет, Нарцисса, черт возьми. Нарцисса отшатнулась в кресле и скрестила руки на груди. — Не секрет, что я всегда наслаждалась бокалом-другим вина. Регулус вздохнул и потянулся за бутылкой. Как он и ожидал, она наполовину пуста. — Это не бокал или два, — говорит он, и когда она снова открывает рот, чтобы заговорить, Регулус продолжает. — Я знаю, ты думаешь, что это не наша проблема, но это так. Драко — наш племянник, и мы вправе беспокоиться о нем. Ты не хуже нас знаешь, как быстро это может выйти из-под контроля. Глаза Нарциссы превратились в лед. — Поставляю Вас в известность, что Драко совершенно… — Мы не хотим, чтобы ты превратилась в своего отца, — резко обрывает ее Сириус, и все краски исчезают с ее лица в считанные секунды. Регулус проводит пальцами по волосам. Да, Сириус. Вот именно так и надо поступать. Нижняя губа Нарциссы дрожит, когда она пытается придумать, что сказать, но слова не идут у нее с языка. Она снова закрывает рот, тяжело сглатывая. Взгляд Сириуса смягчается. — Прости меня, — говорит он. — Мне действительно жаль, я не должен был так говорить… — Нет, — прерывает его Нарцисса. — Нет, ты прав. Я… я не… Боже, что я делаю? — бормочет она, ее грудь вздымается и опускается, когда она пытается и не может перевести дыхание. — Ты в порядке, Цисси? — тихо спрашивает Регулус. Устремив взгляд куда-то на стол перед ними, Нарцисса качает головой. — Но я должна быть в порядке, — говорит она, и ее голос грозит упасть, когда она продолжает. — Ради моего сына. Ради моего мужа. Ради моей сестры. Ради вас. Горло Регулуса завязывается в узел. — Единственный человек, ради которого ты должна быть сильной, это Драко, — говорит ей Сириус. — Ты взваливаешь на свои плечи слишком много груза, и тебе нужно отпустить его, пока он не сломал тебя. Нарцисса снова качает головой, на этот раз более пылко, и слезы, застывшие в уголках ее глаз, блестят золотом под светом крыльца. Она сжимает челюсти точно так же, как это делает Сириус, когда пытается сдержать слезы, ее пальцы скручиваются в крепкие кулаки. Это сходство заставляет Регулуса дрожать. Что это за зеркальное отражение Блэков друг в друге? Медленно, Регулус разжимает ее пальцы и обнаруживает четыре пореза в форме полумесяца на ладони. Они не выглядят свежими. Почему он не замечал их раньше? Нарцисса издала дрожащий вздох. — Вы знаете, каково это… — задыхается она, — сказать своему сыну, что его отец и крестный сидят в тюрьме? Смотреть ему в глаза и говорить, что не знаешь, когда он сможет увидеть их снова? Нет. Регулус понятия не имеет, и Сириус тоже. — Драко было четыре года, и мне пришлось объяснять ему, что значит быть в тюрьме, — продолжает Нарцисса, по-прежнему не глядя на них, — и что плохие поступки, которые вы совершили, не делают вас плохими людьми. Это было самое трудное. — На мгновение она замолкает, словно собираясь с силами, чтобы продолжить. — Единственное, о чем он говорил неделями, это о пони, которого Белла собиралась подарить ему на Рождество, и мне пришлось усадить его и сказать, что никакого пони не будет. Не то чтобы его особо заботил этот чертов пони. Регулус хочет придвинуться к ней поближе, но боится, что если он подойдет к ней так близко, она закроется и не станет с ними разговаривать. Вот что чувствует Джеймс, когда Регулус позволяет ему увидеть свою более уязвимую сторону? Боится даже приблизиться к нему? — Помнишь, как Люциус убедил меня уйти из компании сразу после рождения Драко? — спрашивает она Регулуса, и он кивает. — Ты не послушал, когда он пытался убедить тебя попытать счастья в другом месте. Тогда я не понималa, насколько серьезной была ситуация. Но теперь понимаю. Регулус дрожит при одной мысли об этом. — Я просто хочу, чтобы ты знал, — сказал он Регулусу всего за пару месяцев до его выпуска, — у тебя есть множество вариантов, из которых ты можешь выбирать. Black Industries — лишь один из них. — Если бы я не знал тебя лучше, я бы подумал, что ты хочешь, чтобы я был как можно дальше от компании, — пошутил Регулус. — Да ладно, Люциус. Будь честен. Есть ли что-то, о чем ты мне не договариваешь? — Ничего такого, о чем бы ты еще не знал, — сказал он, откинувшись на спинку стула. — Я не хочу, чтобы ты пачкал руки, Регулус. Вот и все. — Ты сделал это, когда женился на Циссе, не так ли? Люциус закатил глаза, на его обычно невыразительном лице появилась ухмылка. — Видишь ли, это другое. Я сделал это, потому что тогда был влюбленным идиотом. — Тогда был? — усмехнулся Регулус. — И сейчас такой же, — поправила его Нарцисса, и рассмеялась над тем, как уши Люциуса окрасились в светло-розовый цвет. Сегодня она не смеется. Она смотрит на Регулуса, слезы цепляются за ресницы в последней попытке не скатиться по покрасневшим щекам. — Как ты это делаешь? — хрупко спрашивает Нарцисса. — Как тебе удается не ломаться каждую секунду дня? Ты был в Азкабане, Регулус. Ты мог сгнить там, а тебя выпустили, и ты в порядке. Как ты это делаешь? Возможно, было бы лучше, если бы он попытался солгать, думает Регулус. Возможно, ложь не приблизит его к правде, которой он избегал, как чумы, все последние месяцы. — Я не знаю, — вот что он должен ей сказать. — Я понятия не имею. — Но он не может. Он устал лгать. Лгать себе и лгать другим. — У меня есть Джеймс, — говорит он, и тяжесть этих четырех слов исчезает из его груди, позволяя ему глубоко вдохнуть раз и навсегда. У Регулуса есть Джеймс. Это чистая правда. У него есть надежные руки Джеймса, которые держат его на месте, когда он чувствует, что разваливается на части, и если бы их не было, Регулус давно бы рассыпался. Понимающий взгляд Сириуса больше не беспокоит его. Нарцисса лишь наполовину улыбается ему с нежностью. — Конечно, есть, — говорит она. — Также помогает то, что ты ненавидишь Беллатрису, не так ли? Это снимает часть бремени. — Я не ненавижу Беллу, — быстро говорит Регулус. — Я никогда не мог ее ненавидеть. Она была… жестока с нами, когда мы росли. Но она и любила нас по-своему. Беллатриса всегда была жесткой и отстраненной, слишком строгой и непоколебимой, но Регулус всегда замечал, как смягчался ее голос, когда она говорила с кем-то из них. А потом появился Драко. Регулус не видел настоящей улыбки на ее лице до того момента, пока она не взяла в руки крошечный сверток одеял и прядь почти белых волос. — Даже отец не прикрывал нас, когда мы лажали, а Белла прикрывала, — вспоминает Сириус. — Я никогда не забуду тот случай, когда я напился на Новый год, а Белла каким-то образом сама дотащила меня до моей комнаты. Она никогда бы в этом не призналась, но я отчетливо помню, как она сняла с меня туфли и назвала меня тупым болваном. Нарцисса усмехается, смотрит на мехенди на своих руках, и одинокая слеза скатывается по переносице, зацепившись за верхнюю губу. Она вытирает ее тыльной стороной ладони. — Белла вырастила нас, — произносит Нарцисса. — Энди и меня, я имею в виду. Со всеми ее недостатками, а Бог знает, что их у нее предостаточно, она вырастила нас. И, возможно, Энди — Андромеда, — поправляет она себя, как будто это слово обожгло ей язык, — не помнит всего того, что Беллатриса сделала для нее — всего того, что мы сделали для нее, потому что если бы она помнила, то вырезала бы наши имена из своего поганого рта раз и навсегда. Я не разговаривала с ней восемь лет. Восемь чертовых лет. И все же у нее хватает наглости — при первой же возможности встать перед камерой и рассказать всему миру, как сильно она жалеет, что приходится нам родственницей. Сириус опускает взгляд, и Регулусу становится трудно сглотнуть из-за узла в горле. Сколько лет он собирался прожить, не разговаривая с братом, если бы его не арестовали? Семь, восемь, пятнадцать, двадцать? Будет ли он лежать на смертном одре с последними словами, которые они сказали друг другу, воспроизводя их в памяти снова и снова, пока они не растворятся в небытии? — Я люблю тебя, — всхлипывал Сириус, когда понял, что уже ничего не сможет сказать, чтобы заставить Регулуса пойти с ним. — Неважно, где мы находимся и что будет после этого, ты всегда будешь моим младшим братом. Никогда не забывай об этом. Никогда. Регулус крепко обнял его, зубы стучали друг о друга. — Я тоже тебя люблю, — прошептал он. — Беги, пока они не поняли, что тебя нет, Сири. Беги и не оглядывайся. Для Сириуса это был конец. Но для Регулуса это было только начало. Беги и не оглядывайся. Даже спустя столько лет, Регулус знает, что если бы это были последние слова, которые он сказал своему брату, он мог бы жить с ними. Не оглядывайся. Он мог бы умереть с ними. — Я не забывал, — промолвил Регулус, удерживая взгляд брата, хотя его зрение начало затуманиваться. — Я бы не стал и половиной того человека, которым являюсь сегодня, если бы не вы двое, и я всегда буду благодарен вам за это. Губы Сириуса растягиваются в жалкой попытке улыбнуться, глаза застилают слезы, но он не произносит ни слова. Нарцисса берет руку Регулуса между своими, ее нижняя губа зажата между зубами. — Простите меня за то, что я не сделала больше, — бормочет она. — Я должна была сделать больше, но не сделала. — Не говори так, — произносит Сириус. — Не говори так, Цисси. Ты была не намного старше нас, ты ничего не могла сделать… — Нарцисса прерывает его, положив руку на его запястье и покачав головой. — Драко так напоминает мне тебя, когда ты был в его возрасте, — с трудом выговаривает она ему. — Ты закатывал истерики, требовал внимания и раскрывал все секреты в считанные секунды. К тому времени, как ты уехал в Хогвартс, от этого ничего не осталось, Сири. Ничего. И я никогда не прощу себе, что позволила этому случиться. Ты… ты был слишком мал, чтобы быть таким сильным. Есть что-то совершенно детское в том, как лицо Сириуса напрягается, маленькие капельки разочарования и гнева наконец-то вырываются на свободу и стекают по его лицу. — Это была не твоя вина, — с запалом уверяет он. — Ты ни в чем не виновата. — Тогда почему у меня такое чувство? — спрашивает она, тусклая, разбитая и невозможно маленькая. — Почему мне кажется, что я вас подвела? — Потому что у нас были дерьмовые родители, которые заставляли нас чувствовать себя виноватыми за допущенные ими ошибки, — говорит ей Регулус. — Мы сделали то, что должны были сделать, чтобы выбраться из Дома на пл. Гриммо целыми и невредимыми. Слова вылетают из его рта прежде, чем он успевает их остановить, и Нарцисса поворачивается к нему с дрожащей нижней губой. — Мне жаль, — пробормотал он. — Прости, Цисса, я забыл… — Все в порядке, Реджи, — выдыхает она. — Это была шутка. Шутка, которая, даже спустя столько лет, заставляет ее глаза затуманиваться от чувства вины. Регулус не помнит, насколько юными они были, когда услышали, как Нарцисса и Беллатриса назвали Блэк-Мэнор Домом на пл. Гриммо, но одно Регулус знает точно — они были слишком малы, чтобы понять, как работает игра слов. Мрачное, старое место. Вот что это значило. Блэк-Мэнор был ничем иным, как мрачным, старым местом. И, возможно, они не понимали, но мама понимала. Регулус никогда не забудет выражение лица Нарциссы после того, как мать дважды дала ей пощечину и велела держать свои безвкусные шутки при себе, или как расширились от ужаса ее глаза, когда она посмотрела на них, своих младших кузенов, и поняла, как дорого им обошлась ее шутка. — Что значит безвкусные? — задался вопросом Регулус в тот день, когда тыльная сторона его рук все еще болела, но он не может точно вспомнить ответ Нарциссы, да и был ли он вообще. С годами они шутили на эту тему, и Регулус уже забыл, с чего все началось. И только когда он произнес слова «Дом на пл. Гриммо» при Драко, и Нарцисса накричала на него, пока Люциусу не пришлось вмешаться, он вспомнил. О, Цисси. Возможно, Сириус был слишком мал, чтобы быть таким сильным, но Регулус мог сказать то же самое о Нарциссе. Она всегда была рядом, всегда была готова обнять и улыбнуться, когда ее собственные родители убивали сами себя понемногу, а ее сестры отдалялись друг от друга все дальше и дальше, как бы она ни старалась удержать их троих вместе. Нарцисса отдавала и отдавала, и все же ее руки всегда оставались пустыми. Вполне возможно, полагает Регулус, что Нарцисса умеет читать их мысли, потому что ее рот нежно изгибается, когда она вытирает большим пальцем влагу на его щеках. Регулус не может удержаться, чтобы не прикоснуться к ней. — Ты даже не представляешь, — произносит она, — как я счастлива видеть вас двоих, снова вцепившихся друг в друга. Я знаю, что наша семья превратилась в дерьмо, ясно? Я знаю, что все в полном беспорядке. Но теперь мы здесь. И я не собираюсь отпускать ни одного из вас в ближайшее время. Сириус издал придыхательный смешок. — О, иди сюда, — бормочет он, притягивая Нарциссу к себе одной рукой, а свободной тянет за рубашку Регулуса, пока тот не оказывается на коленях у обоих и не падает лицом на грудь Сириуса. — Сириус! — восклицает он, фыркая, но даже не пытается вырваться из их объятий. Нарцисса смеется, когда Сириус прижимает поцелуй к макушке каждого из них и крепко обнимает их. Первый раз Сириус обнял его после того, как они воссоединились, в тот вечер, когда он пришел рассказать ему о приговоре Люциуса. Регулус все это время держал глаза открытыми, потому что ему страшно хотелось закрыть их и вернуться в Блэк-Мэнор, в то время, когда он думал, что его кошмар будет длиться вечность и день. Но сегодня он позволил себе закрыть глаза. И он никуда не уходит. Он все еще дома, в объятиях двух людей, которых он любит больше всего на свете. Все хорошо. С ними все будет хорошо.❖
Дом кажется пустым теперь, когда Драко и Нарцисса уехали. Возможно, именно поэтому Регулус сидел снаружи в саду с тех пор, как машина Сириуса уехала, а Драко махал им из окна, улыбаясь во весь рот, совершенно не подозревая о том, что всего за час до этого он всего несколькими словами разбил сердце Регулуса. — Ты знаешь, что дядя Пит собирается переехать жить к нам? — спросил Драко, не переставая цепляться за шею Джеймса изо всех сил. Они сидели в гостиной, съев гораздо больше бирьяни, чем следовало, и Ремус с Питером решили, что неплохо было бы сбегать в Сейнсбери за мороженым на десерт. Регулус усмехнулся. — Он останется с вами всего на несколько дней, дорогой. Драко пожал плечами, не беспокоясь. — Он собирается отвезти меня в Диснейленд, потому что мама не может. — Правда? — спросил Джеймс, и Драко кивнул. По первоначальному плану с ними должны были поехать Ремус и Сириус, но у них и так было достаточно обязательств в Лондоне, поэтому Джеймс предложил Питеру поехать с ними на несколько дней, чтобы облегчить Драко переезд. — Могу я открыть вам секрет? — спросил Драко тихим голосом. Регулус кивнул. — Ты можешь рассказать нам все, что угодно. — Я скучаю по папе. Получить пощечину по лицу было бы, наверное, не так больно. — Я знаю, — проговорил Регулус, преодолевая комок в горле, и погладил мягкую щеку Драко кончиком пальца. — Я тоже скучаю по нему, милый. Драко оглянулся, чтобы убедиться, что Нарцисса все еще на кухне и моет посуду, а Сириус в это время помогал Гарри переодеться в футболку, на которой не было инея, прежде чем снова заговорить. — Мама часто плачет, когда думает, что я сплю, — сказал он им. — Я думаю, она скучает по папе. Джеймс уставился на Регулуса с разинутым ртом. Регулус не знал, как бороться с дрожью, охватившей его тело всего за пару секунд, и ему пришлось резко вдохнуть, чтобы взять себя в руки. Но когда он открыл рот, с его губ не слетело ни единого слова. — Возможно, так и есть, — мягко сказал Джеймс Драко. — Как насчет того, чтобы в следующий раз, когда ты увидишь ее плачущей, подойти к ней и крепко обнять? Я думаю, это заставит ее почувствовать себя намного лучше, а? Драко старательно кивнул, но когда он повернулся, чтобы посмотреть на Регулуса, его брови нахмурились. — Ты собираешься плакать? — спросил он. — Я могу тебя обнять, — он поднял руки, не оставляя места для сомнений. Регулус издал слабый смешок и просто обхватил крошечную фигурку Драко, притянув его достаточно близко, чтобы поцеловать его в светлые волосы. — Я люблю тебя, понятно? — сказал он Драко, запретив себе плакать в его присутствии. — Я люблю тебя, твоя мама любит тебя, и твой папа любит тебя. Он любит тебя больше всего на свете, Драко. Никогда не забывай об этом. — Дядя Реджи, а десять лет — это долго? — Нет, — быстро заверил его Регулус, хотя он чувствовал горечь лжи на своем языке. — Нет, это вовсе не долго. Десять лет — это вечность, подумал он, затягиваясь сигаретой. Драко не нужно это знать. — Можно я посижу здесь? — спрашивает Джеймс. Регулус просто поглаживает место рядом с собой. — Я не научил Гарри играть на гитаре, — бормочет он. — Не думаю, что он чему-то научился, когда я пятьдесят семь тысяч раз сыграл «Little Things». — Я не думаю, что ты сможешь сыграть эту песню еще когда-нибудь, а? , — Джеймс усмехается. — Я жалею, что вообще ее выучил, — шутит он, потому что это не так. Его дети стоят всех этих ‘your hand fits in mine like it’s made just for me…’, которые ему пришлось пережить за последние пару недель. — Ты переживаешь, что он никогда не найдет себе пару, если ты не научишь его играть? Регулус усмехается. — Ты издеваешься надо мной? Он — твое отражение, Поттер. Ему не нужны никакие уловки, чтобы найти себе пару. — Это ты так хочешь сказать, что считаешь меня симпатичным? — интересуется Джеймс. — О, отвали, — фыркает Регулус, протягивая ему сигарету из пачки. Джеймс молча прикуривает и кладет зажигалку между ними. Мирно и знакомо. Вот что значит сидеть здесь с Джеймсом. — Так вот чем мы теперь занимаемся? - Регулус говорит шепотом, чтобы не мешать самому существованию звезд над головой или травы, колючей от подошв ног. — Мы сидим снаружи и вспоминаем о чем угодно? — Думаю, да, — шепчет Джеймс в ответ. — Но мне это нравится. Мне нравится наша рутина. — Мне тоже нравится, — решает он и делает глубокий вдох. — Джеймс? — Да? — Ты помнишь что-нибудь хорошее о Лили? Джеймс поворачивается и смотрит на него, слегка нахмурившись, но Регулус не отрывает взгляда от свежескошенных травинок. — Почему ты спрашиваешь? — интересуется он, и Регулус пожимает плечами. Джеймс молчит несколько мгновений, пока не произносит. — Она всегда знала, где найти лучшую еду. Это был ее природный талант. Слова звучат неприятно для слуха Регулуса. — Правда? Джеймс кивает. — Правда, однажды в Испании я получил пищевое отравление из-за ее помощи, но это уже не важно, — вспоминает он с легкой усмешкой. Регулус улыбается ему. — Это не похоже на веселье. — Это была хорошая поездка, учитывая все обстоятельства, — продолжает он. — С Лили было весело находиться рядом, при правильных обстоятельствах. Она очень хорошо запоминала мелкие детали и мелочи, которые я упоминал, что было кошмаром во время споров, но это также означало, что она дарила очень продуманные подарки. Ты видел фигурку мустанга в моем кабинете? — Регулус кивает. — Она подарила ее мне, потому что я как-то упомянул, что это была машина моей мечты, когда я был ребенком. Грудь Регулуса болезненно сжимается. — Это было очень заботливо с ее стороны. — Так и было, — соглашается Джеймс. — Она также отдавала много своих денег на благотворительность и бездомным людям на улице. И я знаю, что это минимум того, что следует ожидать от человека, но Лили разговаривала с ними, как с родными людьми, понимаешь? Она иногда покупала кофе или бутерброды для парней возле станции и сидела с ними, чтобы поболтать. Регулус никогда бы так не поступил. Он, не моргнув глазом, дал бы каждому встречному бездомному сто фунтов, но ему и в голову не пришло бы посидеть с ними и поговорить. Возможно, у Регулуса не хватало моральных устоев, чтобы осудить ее, в конце концов, или запретить ей въезд в Индию. В выражении лица Джеймса мелькает от нежности до горечи, когда он говорит: — Она продинамила меня со свадьбой твоего брата, представляешь? Регулус хмурится. Питер никогда не упоминал об этом. Ну, он даже не упомянул, что Джеймс и Лили встречались в какой-то момент, но это так или иначе на совести Регулуса. — Зачем ей это делать? — спрашивает он, выдыхая облако дыма через нос. Джеймс пожимает плечами. — Она сказала, что забыла, но я думаю, что она не смогла справиться с тем уровнем обязательств, который означало пойти со мной на ту свадьбу, — объясняет он. — И если честно, я рад, что она так и не появилась, потому что, по крайней мере, ее нет ни на одной из фотографий. Сириус все равно ненавидит ее до глубины души. Регулус сглатывает, мучительно. Его тоже нет ни на одной из фотографий. — Кого ты привел вместо нее? Джеймс усмехается. — Как оказалось, Питер компенсирует блестящую пару на свадьбе. У нас даже были гармонирующие галстуки, но это только потому, что мы были шаферами. Регулус закатывает глаза. — Вы, должно быть, были отличной парой. — Мы выглядели потрясающе, — уверяет Джеймс, и Регулус никак не может понять, говорит ли он правду, потому что он никогда не просил показать фотографии, и никто не предлагал. — Есть какая-то особая причина, по которой ты хотел поговорить о Лили? — Думаю, я хочу написать Беллатрисе письмо, — пробормотал он и решил, что устал достаточно, чтобы позволить себе лечь на спину. Мать ударила бы его за это по лицу, думает Регулус, и старается как можно глубже погрузить пальцы ног в траву. Джеймс присоединяется к нему, не упуская ни секунды. — Что ты хочешь ей сказать? — Я не уверен. И он также не хочет думать об этом сейчас, поэтому и не думает. Звезды, сияющие над их головами, похожи на тысячи светлячков, нахально подмигивающих им издалека. Регулус мог бы заснуть прямо здесь, убаюканный в объятиях Морфея симфонией, которую сверчки и совы старательно сочиняют специально для них двоих. Как я смогу покинуть этот дом? Как я оставлю Джеймса? — Это та часть, где ты рассказываешь мне о звездах? — интересуется Джеймс, мягко возвращая Регулуса в реальность. — Ты хочешь, чтобы я рассказал тебе о звездах? — спрашивает он, и Джеймс кивает. — Хорошо, — говорит Регулус, возвращая взгляд к небу, и указывает указательным пальцем на запад. — Видишь вон те звезды? — Да. — Это Большая Медведица, — говорит ему Регулус. — Легенда гласит, что Дионисий переоделся смертным, потому что скрывался от разгневанных богов, и стал пекарем в Битоле. Там он встретил Талию, молочницу, прекрасную македонскую женщину. Говорят, это была любовь с первого взгляда. — Не бывает любви с первого взгляда, — пробормотал Джеймс. — Конечно, бывает, — насмехается он. — Талия была безумно красива, и Дионисий влюбился в нее с первого взгляда. А теперь заткнись и внимай. Джеймс вздыхает. — Ладно, продолжай. Регулус улыбается, хотя Джеймс его не видит. — Вскоре они стали любовниками, и когда Ариадна, законная жена Дионисия, узнала об их романе, она была не в восторге от этого, — рассказывает он Джеймсу. — Поэтому она похитила Талию и поместила ее в Лабиринт Минотавра. Талия так и не смогла найти выход. — Она умерла там? — Что из того, что она так и не смогла найти выход, тебе непонятно? — Регулус закатил глаза. — Но да, она умерла, и Дионисий превратил ее в созвездие, чтобы всякий раз, когда он смотрел на небо, он вспоминал о ней. И чтобы Ариадна тоже вспоминала о его предательстве. — Что с греческими богами, которые превращают людей, умерших по их вине, в случайные вещи не так? — удивляется Джеймс. — Как Аполлон и Гиацинт. Регулус пожимает плечами. — Это немного романтично, не так ли? — Да, наверное, да. Они лежат так близко, думает Регулус, поворачивая голову в сторону. Так, так близко. Какой у Джеймса красивый профиль. Его густые ресницы и еще более густые брови, дуга носа, крошечный шрам на верхней губе, оставшийся после того несчастного случая на футболе много лет назад, его недавно подстриженная борода… Регулус — счастливый человек, ему действительно повезло, потому что он снова и снова получает возможность наблюдать за идеальным Джеймсом вблизи. — Джейми. Джеймс поворачивается, чтобы встретить его взгляд. — Реджи. — Я должен рассказать тебе один секрет. Слегка нахмурившись, Джеймс спрашивает: — Что это? Регулус сжимает губы в попытке не рассмеяться, но это бесполезно, потому что он все равно фыркает от смеха. — Я просто вытащил всю эту историю из своей задницы, — задыхается он. — Я понятия не имею, что это за созвездие, и созвездие ли это вообще. Это Сириус у нас слащавый романтик, который вызубрил все об астрономии. Джеймс смотрит на него, совершенно лишенный каких-либо эмоций, а Регулус смеется над ним, прислонившись к плечу Джеймса. — Ты такая гребаная дрянь, — бормочет Джеймс, но Регулус видит, как забава дергается в уголках его губ. — Правда? — спрашивает он. — Или ты просто слишком доверчивый? Прямо как со швейцарскими шоколадками. — Отстань от меня, маленькая сучка, — усмехается Джеймс, отталкивая его, и голова Регулуса ударяется о траву. — Ой! — хнычет он, но не перестает смеяться, даже когда выражение лица Джеймса переходит в полную панику. — Черт, извини, — быстро говорит он, полностью поворачиваясь на бок, чтобы положить руку под голову Регулуса. — Ты в порядке? Регулус кивает и повторяет позу Джеймса. — Я в порядке, — говорит он, когда его смех начинает стихать. — Прости, я просто люблю выводить тебя из себя. Джеймс одаривает его одной из своих очаровательных улыбок. — И ты чертовски хорош в этом, — он заправляет прядь волос за ухо Регулуса, а Регулус не дурак. Он знает, что Джеймс сделал это только для того, чтобы прикоснуться к его лицу. — К счастью для тебя, я знаю ровно две вещи об астрономии. — Да? — Регулус на мгновение прикусил губу. — Научи меня. — Там луна, — говорит Джеймс, не отрывая взгляда от глаз Регулуса, когда тот неопределенным жестом показывает на небо. — А в апреле и мае можно увидеть Льва, то есть то место, где ты находишься. Регулус прикусывает нижнюю губу. — Сердце льва, — пробормотал он. — Раньше я ненавидел свое имя, знаешь? — Я помню. — Конечно, помнишь, — выдыхает он. — Я считал его слишком странным. И на каждой вечеринке всегда идет спор о твердом «г» против мягкого «дж», когда речь заходит о Реге и Реджи. Если честно, мне на это наплевать. Джеймс слегка хмыкает. — Мне нравится твое имя. Оно тебе подходит, — говорит он Регулусу и проводит кончиком языка по губам, прежде чем прошептать: — Маленький король. То, как Джеймс произносит эти слова, что-то делает с Регулусом, что-то непоправимое и ужасающее, что заставляет его задыхаться. Мой маленький король. Чувствует ли Джеймс, как в этот момент его сердце бьется о ребра? Возможно, Регулус должен поступить как разумный человек и отойти подальше, чтобы Джеймс не заметил… О, ради всего святого, что с того? Что если Джеймс поймет, как сильно Регулус хочет притянуть его к себе и без раздумий поглотить его губы? Неужели будет так плохо, если Джеймс узнает, что он — объект самых сокровенных, самых диких желаний Регулуса? Регулусу уже все равно. Мой маленький король. Регулус никогда не забудет, как эти три слова срывались с губ Джеймса, когда он втрахивал Регулуса в матрас, как он отпускал все запреты, гоняясь за собственным освобождением, обхватив рукой член, а другой впиваясь когтями в спину Джеймса. Мой маленький король. Это заставляло Регулуса чувствовать себя сильным, любимым и желанным одновременно. И до сих пор. Столько лет спустя, но все еще чувствуется. Что за жестокую игру ты затеял со мной, Джеймс Поттер? Ухмылка, появившаяся на губах Джеймса, в мгновение ока поставила бы на колени самого дьявола. — Думаю, нам стоит вернуться в дом, — говорит он Джеймсу. Взгляд Джеймса слегка замирает, и нет, нет, нет, это не то, чего хотел Регулус. — Ты устал? — смущенно спрашивает он. Регулус быстро качает головой. — Я просто голоден, — лжет он. В глазах Джеймса снова появляется блеск, и Регулус улыбается. По правде говоря, если они останутся здесь еще на минуту, у Регулуса не останется другого выбора, кроме как сдаться и выцеловать Джеймса. А он не может этого сделать. По крайней мере, не сегодня. Не тогда, когда его разум и сердце так колотятся. Не сейчас, когда у него нет времени, чтобы осознать тот факт, что «возможно» — это реальность, возможность того, что, как он думал, уже давно ускользнуло от него. Пока Регулус запрыгивает на стойку и ждет, пока Джеймс разогреет в микроволновке бирьяни, он не может не вспомнить свою первую неделю здесь, обиду, проникающую в каждое слово Джеймса, опасение, с которым он смотрел на Регулуса, словно ожидая, что тот снова разобьет ему сердце. Смог бы он разбить сердце Джеймса еще раз, даже если бы захотел? Возможно, тогда нет, но сейчас может. Джеймс исцелился, Регулус знает это, потому что он знает значение каждого движения, слова и улыбки Джеймса. Джеймс исцелился, и сделал это великолепно. В его взгляде нет ничего, кроме искры боли, которая, по мнению Регулуса, никак не связана с их прошлым; это мерцающая боль тоски, которую Регулус узнал бы за милю. Зеркало, подумал Регулус. Так оно и есть, зеркало, и в нем Регулус видит правду, с которой он боролся не месяцы, а годы подряд. Но сегодня, когда рядом с ним сидит Джеймс и рассказывает о тонкостях письма на печатной машинке, а не на компьютере, пока они едят остатки бирьяни, эта правда неизбежна. Регулус понимает это сейчас, как никогда раньше. Все те годы, что прошли — Джеймс оставался в боли, но Регулус? Регулус оставался в любви.