❖
После нескольких часов, проведенных взаперти в своей спальне, Регулус решает, что он не сердится, но и не грустит. На мгновение он задумывается о том, так ли выглядит поражение, но это не оно. Регулус знает поражение как свои пять пальцев. Он вздыхает. Что с ним стало? Когда-то Регулус был другим. Не так давно ему не приходилось беспокоиться о том, что бывшие возлюбленные вернутся, чтобы преследовать его, или что дети будут обзывать его именами, которых он не заслужил. Регулус провел последние несколько лет, встречаясь со знаменитостями и дизайнерами, путешествуя по всему миру, строя прекрасные отношения с человеком, который мог бы дать ему прекрасную жизнь, если бы Регулус позволил ему это, звеня бокалами с шампанским с мужчинами и женщинами, которые делали все возможное, чтобы угодить ему, потому что боялись самого звука его имени. — Регулус Блэк, — с издевкой шепчет он и хихикает. — Регулус Блэк. Все, что он хотел, он получал. Одного его имени было достаточно, чтобы сдвинуть горы. И все же чаще всего ночью он сидел на краю кровати, набирая номер телефона брата, нависая пальцем над кнопкой вызова, пока экран не становился черным. Возможно, это ложь. Регулус всегда был кем-то другим. Возможно, он всегда был таким — немного грустным, немного жалким, немного слишком влюбленным в Джеймса, мать его, Поттера. Иногда трудно понять, как вещи могут оставаться теми же самыми и в то же время быть совершенно другими. Папа. Регулус закрывает глаза. Не думай об этом. Папа, папа, папа. Перестань думать об этом. Папа. Откуда у Гарри вообще взялась эта идея? Ладно, это глупый вопрос. Это правда, то, что Регулус сказал Джеймсу. Последние четыре месяца он вел себя с Гарри как родитель, и, возможно, ему следовало держаться на расстоянии, но, по правде говоря, Регулус любил Гарри каждой частичкой своей души с того самого момента, как впервые взглянул на него, поэтому, когда Гарри впервые повалил его на землю, у Регулуса не было другого выхода, кроме как отдать всю свою жизнь на его волю. Регулус любит Джеймса, ему не больно признаваться себе в этом сейчас, но Гарри… любовь, которую он испытывает к Гарри, не имеет себе равных. Это заставляет его улыбаться, зная, что ради этого ребенка он готов поджечь весь мир. — Папа, — бормочет он себе под нос. Па. Так Регулус называл своего отца — па. Воспоминания о тех годах смутные, но он помнит, как лицо отца озарялось счастьем, когда Регулус хватался за его бороду, хихикал и повторял «па» снова и снова, потому что это заставляло отца улыбаться. Однако вскоре па заменил отец. Мать позаботилась об этом. Думать о ней легче, чем о нем, в основном потому, что Регулус не испытывает ни малейшей любви к Вальбурге Блэк. Отец хранит что-то теплое, что-то, о чем он все еще может вспоминать с нежностью, если отодвинет тени. — Я любил его так же сильно, как и ненавидел, — сказал он однажды Джеймсу, но это ложь. Регулус любил своего отца, своего па. Именно его отсутствие хребта он ненавидел. Его склонность пытаться купить счастье Регулуса подарками и каждый раз терпеть неудачу. Невысказанные извинения, затуманивающие его глаза после того, как мать била по лицу Сириуса или Регулуса, а иногда даже Нарциссу. Спустя несколько недель после того, как все рухнуло, отец впервые навестил его в Париже. Когда Регулус открыл дверь и обнаружил его стоящим снаружи, он полностью ожидал, что отец вложит ему в руку ключи от «Феррари», но этого не произошло. — Прости меня, — вот что он сказал, и Регулус рассмеялся, потому что это было последнее, что он когда-либо говорил Джеймсу. Прости меня. Отец не понял, да Регулус и не ожидал, что он поймет. Лишь несколько лет спустя это были последние слова, которые отец сказал ему. Прости меня. Регулус открывает глаза, тяжело сглатывая. Он должен встретиться с Джеймсом, думает он. Он должен объяснить, что с ним все в порядке, что это была просто глупая выходка, и он не виноват… Но он не может. Не сейчас, когда он рискует столкнуться с Гарри. Регулус не знает, что бы он сделал с собой, если бы Гарри окликнул его — причем дважды за один день. А тут еще и тот факт, что он только что разболтал один из своих самых больших секретов перед Джеймсом, не заботясь ни о чем на свете. Почему это так важно? Джеймс не должен удивляться, а Регулус не должен чувствовать себя таким униженным, каким он себя сейчас явно чувствует. Джеймс никогда бы не осудил его за слабости, особенно если самая большая из них — Гарри. Тем не менее, Регулус решает, что будет лучше, если он останется один до конца дня, и поэтому он развлекает себя тем, что переставляет свой гардероб так тихо, как только может, чтобы не привлечь внимание Гарри. Регулус привык к одиночеству, но теперь часы тянутся медленно, почти мучительно, и к тому времени, когда наступает темнота ночи, Регулус начинает жалеть о своем решении. Встретиться с Джеймсом было бы легче, чем скучать по нему. После того, как он свернул белье по методу Мари Кондо, о котором недавно говорил Ремус, раздается стук в дверь. Сердце Регулуса пропустило удар, когда раздался голос Джеймса. — Ты голоден? — Нет, — лжет он. Тишина. Тишина. Тишина. — Я оставил тебе ужин снаружи, если ты захочешь, — говорит Джеймс. Раздается грохот, пауза, а затем: — Прости. Тишина. Регулус прислоняется головой к стене. Что я сделал с нами? Он закрывает глаза. Была причина. Иногда он забывает, что была причина, потому что легче забыть, чем жить с постоянным напоминанием о том, что его заставили сделать. Регулус выжидает несколько мгновений, прежде чем открыть дверь. На другой стороне он находит перевернутую миску, а под ней — чашку масала-чая и пару кусочков медового тоста. Регулус вздыхает, опускаясь перед тарелкой. У него не хватает сил отнести ее в свою комнату, а еще он не хочет, чтобы его кровать была усыпана крошками, так что сойдет и пол. Дело даже не в том, что он голоден, потому что он не голоден, но Джеймс сделал это для него, и Регулус не собирается позволить этому пропасть. — Джеймс дал тебе ужин? — спрашивает он Нокса, входя в спальню. Если бы кошки умели пожимать плечами, Нокс бы пожал плечами, как бы говоря Регулусу: да, Джеймс дал ему ужин, и нет, он не против получить еще. Регулус смахнул шальной лепесток глицинии с головы Нокса, шумно выдохнул и откусил кусочек тоста. Что он здесь делает, когда дверь Джеймса находится прямо напротив? Опасно, напомнил он себе, принимать решения, когда он так устал. Но от чего устал? От того, чтобы посмотреть правде в глаза? Регулус вздыхает. Что если… Нет, нет, это не вариант. Регулус делает глоток чая, пытаясь отогнать эту мысль, но она никуда не уходит. Что, если он раз и навсегда избавится от всего этого? Больше никаких секретов, никаких вопросов, никакого чувства вины. Но самое главное, Джеймс больше не будет думать, что Регулус не любит его больше всего на свете. Что вообще можно потерять? Ничего. Ничего, кроме нескольких кирпичей, оставшихся от той стены, что когда-то возвышалась между ними. Регулус пытается найти причину, но единственное, что он находит, это слова, которые Джеймс сказал ему несколько недель назад и которые до сих пор иногда эхом отдаются между стенами его сознания в самые неудобные моменты. Я не отличал день от ночи, потому что ты выбрал их, и это было единственное, о чем я мог думать, как ты выбрал их вместо меня, как ты… как ты оставил меня той ночью, после того как я умолял тебя остаться. Бездумно, Регулус поднимается на ноги. Разумно ли это решение? Было бы легко сказать себе, что это не так, что это самое худшее решение, которое он мог принять, но как правда может быть хуже той лжи, в которую он позволял Джеймсу верить последние шесть лет? Его шаги гулко стучат по деревянному полу, когда он подходит к спальне Джеймса и кладет руку на ручку, давая себе последний шанс пожалеть о своем решении. Вдох, выдох. Ничего. Он медленно поворачивает ручку и входит в темную спальню. Джеймс лежит на боку и листает телефон, но вскоре он поворачивается и смотрит на Регулуса так очаровательно, как он это делает, когда не надевает очки. Регулус закрывает за ним дверь. Джеймс ничего не говорит, когда Регулус подходит к его кровати и, совершенно без приглашения, забирается под одеяло и кладет свою голову на подушку рядом с головой Джеймса. Лунного света, проникающего через окно, достаточно, чтобы Регулус смог разглядеть очертания лица Джеймса, нежное любопытство, расцветающее в его взгляде. Джеймс должен знать, что человек, которого Гарри решил называть папой, не чудовище. А Регулус так долго гнулся, что ему давно пора сломаться. — Я не жалею, что ушел, — шепчет он, словно звук собственного голоса может лишить его храбрости, которую дала ему эта ночь. — Я жалею, что причинил тебе боль и причинил боль моему брату, но я не жалею, что ушел. — Регулус… — В ночь перед побегом Сириуса, — вспоминает Регулус, — мама подслушала, как он пытался убедить меня пойти с ним. Поэтому она дождалась, пока все лягут спать, и позвала меня в свой кабинет. Она сказала мне, что только у одного из нас будет возможность уйти, ни за что у обоих. И есть два человека, которые могут поплатиться за последствия наших действий. Ты и Ремус. Джеймс нахмурился. — Как она узнала… — Я не знаю, — говорит он. — Но она знала все, что имело значение, а это значит, что она знала, как сильно она может навредить мне, причинив боль тебе, и как сильно она может навредить Сириусу, — Регулус остановился на мгновение, — причинив боль Ремусу. Джеймс ничего не говорит. Регулус и не ожидал этого. — После всех тех случаев, когда Сириус жертвовал своим счастьем и благополучием в пользу моего, самое меньшее, что я мог сделать, это дать ему возможность уйти из нашей семьи, из компании, и я прекрасно понимаю, что мои методы были жестокими, но я сделал то, что должен был сделать, — бормочет он, немного слишком отчаянно. — Так что я выбрал его. И я выбрал тебя. Я выбрал тебя единственным способом, которым я знал, как это сделать. Он надеялся, что со временем у них все будет хорошо, что боль, которую причинил им Регулус, когда-нибудь исчезнет в далеких воспоминаниях. Но этого не произошло. Боль все еще была там, когда Питер появился на его пороге с бутылкой вина в руке, боль все еще была там, когда Сириус впервые встретился с ним в Азкабане, боль все еще была там, когда Ремус пытался уговорить его принять их помощь, боль все еще была там, когда Джеймс открыл дверь, чтобы найти его в наручниках и побежденным. И эта боль не утихает, когда Регулус снова открывает рот. — Я засыпал на лекциях, потому что ночами смотрел в потолок, мечтая оказаться здесь, с тобой, — говорит он Джеймсу. — Вот почему я знал, что не смогу жить дальше, никогда не увидев Гарри своими глазами. И я думал, что знаю, насколько глубокой может быть боль от разбитого сердца, но это было не так. В ту ночь я выпил так много водки, что Эван был убежден, что они должны отвести меня в реанимацию. Когда мысли Регулуса уносятся к Барти, он решает, что разумнее было бы закрыть рот, но ему нужно выпустить все наружу раз и навсегда. Регулус смеется, горько и устало. — Я влюбился в Барти, потому что он напоминал мне тебя, — признается он, — и расстался с ним, потому что он не был тобой. Как же это жалко и хреново. — Это не так, — тихо говорит Джеймс. — О, но это так, — хихикает он. — Это довольно забавно, на самом деле, когда я впервые увидел его улыбку, я уловил проблеск тебя и держался за него изо всех сил. — Правда? Регулус кивает, небрежно. — Ты знаешь, чем закончилась эта история, ты знаешь, чем она закончилась. Все знают. Это просто история о жалости к себе и страданиях, не стоит к ней возвращаться. Регулус не позволяет себе зацикливаться на молчании Джеймса. Он не может. Молчание может означать многое, и сейчас он не готов раскрывать все возможности. Однако это длится недолго, потому что через несколько секунд Джеймс спрашивает, очень мягко: — Могу я прикоснуться к тебе? — Всегда, — отвечает Регулус, не задумываясь. Когда Джеймс притягивает его к себе, Регулус выпускает весь воздух из легких, зарывается лицом в шею Джеймса, а ноги быстро переплетаются друг с другом. Джеймс прижимает поцелуй к его волосам. Регулус хотел бы быть достаточно смелым, чтобы позволить своим губам пройтись по шее Джеймса, но это не так. Сегодня он был достаточно храбр. — Останься, — шепчет Джеймс, — пожалуйста? Регулус прижимается лицом к его шее, шумно выдыхая. — Тебе даже не нужно просить.❖
Когда Регулус открыл глаза на следующее утро, Джеймса нигде не было видно, а кровать казалась невероятно холодной без Джеймса, который согревал ее. Джеймс ничего не сказал, но Регулус и не нуждался в этом. Между ними не осталось места для дополнительных признаний. Регулус забрел на кухню, привлеченный запахом аниса и кардамона, и увидел Джеймса, переворачивающего блинчик на сковороде, которая, по мнению Регулуса, уже не в лучшем состоянии, но которую Джеймс отказывается выбрасывать, сколько бы они ни спорили по этому поводу. В последний раз Регулус даже заставил Сириуса встать на его сторону. — Ты бросил меня, — прохрипел он. Джеймс вскидывает голову, в его глазах появляется удивление, но вскоре оно сменяется на что-то более мягкое. — Прости, — говорит он, пока Регулус отпивает глоток чая из его кружки. — Я действительно не хотел выколоть тебе глаз своим членом первым делом утром. Регулус почти выплевывает чай обратно в кружку, и ему приходится дважды кашлянуть, прежде чем заговорить снова. — Обычно я глотаю, — шутит он, вытирая подбородок тыльной стороной ладони. — Видимо, у меня недостаток практики в последнее время. Джеймс хихикает. — Я заметил, — говорит он и заправляет прядь волос за ухо Регулуса. — Я не знал, будет ли тебе некомфортно просыпаться рядом со мной, поэтому решил, что лучше оставить тебя ненадолго одного. — Ты никогда не заставишь меня чувствовать себя некомфортно, — поспешил сказать Регулус. Со смущенной улыбкой на губах Джеймс идет переворачивать свой блинчик. Если ему с трудом удается отцепить его от сковороды, Регулус делает вид, что не замечает. Пока что. — Реджи? — говорит Джеймс после долгого мгновения. — Джейми? — Спасибо тебе, — говорит он Регулусу, — за то, что доверил мне то, что ты рассказал прошлой ночью. Ты не должен был делиться этим со мной, но ты поделился, и я понятия не имею, что сказать тебе без… — Все в порядке, — вмешался Регулус, махнув на него рукой. — Нам не обязательно говорить об этом. Джеймс кивает, нижняя губа зажата между зубами. — Хорошо, — бормочет он. — Мы не обязаны говорить об этом, если ты не хочешь. Регулус закатывает глаза. — Ты хочешь поговорить об этом, не так ли? — Ты можешь хотя бы притвориться, что я не настолько предсказуем? — Я могу читать тебя как открытую книгу. Джеймс вздохнул. — Мне жаль, — говорит он Регулусу. — Это все, что я хочу сказать, Рег. Мне жаль. Прости, что меня не было рядом, когда ты нуждался во мне. Если бы я знал, как обстоят дела, я бы… — Пришел бы в кабинет матери и встретился с ней лицом к лицу? — предлагает Регулус. — Да, я знаю. Именно поэтому я держал рот на замке. Твой недостаток контроля над импульсами мог привести к тому, что ты погибнешь, Джеймс. И если бы она посмела дотронуться до тебя… — он прервал себя, глубоко вдохнув. Я бы убил ее. Джеймс коснулся подбородка Регулуса костяшкой пальца. — К сожалению, должен сообщить тебе, маленький король, — говорит он, ухмыляясь уголком рта, — я не единственный, у кого отсутствует контроль над импульсами. Регулус не ехидничает и не смеется, но прежде чем он успевает ответить, Гарри входит в кухню, вытирая сон с глаз тыльной стороной ладони. — Доброе утро, милый, — говорит Регулус, голос становится невероятно мягким. Гарри бросается обхватить ноги Регулуса. — Добое уто, папа! — пищит он. — Добое уто, папочка! И снова Гарри удается сбить дыхание одним лишь словом. Но когда Регулус идет напомнить Джеймсу, чтобы тот продолжал наливать смесь для блинов на свою жалкую сковородку, он понимает, что что-то пошло не так. Это видно по тому, как улыбка спадает с его губ, по складке на брови, по тому, как он смотрит на Регулуса в течение доли секунды, прежде чем извиниться и покинуть кухню, чтобы ответить на звонок, которого Регулус не слышал. Он возвращается почти через десять минут, но даже тогда он не встречает взгляд Регулуса. Внезапная смена обстановки не успокаивает тревогу, уже поселившуюся в желудке Регулуса. Он даже не может удалиться в свою спальню, чтобы спокойно дуться, потому что, как только их неловкий завтрак закончился, Гарри требует посмотреть с ним мультфильм, а Джеймс бормочет невразумительное оправдание, прежде чем исчезнуть в своем кабинете. Джеймс не игнорирует Регулуса, не совсем. Он избегает Регулуса, что совсем другое, но не менее болезненное. После странно молчаливого ужина Регулус решает, что настала его очередь загнать Джеймса в угол, поэтому он старается дождаться, пока Джеймс отчистит пригоревший рис от запеканки, чтобы подойти к нему. — Мы можем поговорить? Джеймс кивает, но не поднимает глаз. — О чем? — О Гарри, — говорит он, потому что это единственное, что сейчас имеет для него значение. — Что мы будем делать? Джеймс молчит несколько мгновений. — Я не знаю, Рег, — вздыхает он. — Можем ли мы… можешь ли ты дать мне пару дней, чтобы подумать об этом? Регулус не хочет давать ему пару дней на размышление. Он хочет разобраться с этим сегодня, не завтра, не через пару дней. Но если Джеймс может быть терпелив с ним, тогда он может быть терпелив с Джеймсом. — Хорошо, — произносит он сквозь стиснутые зубы. В эту ночь Регулус спит в своей постели, убеждая себя, что утром все вернется на круги своя, что это просто Джеймс делает то, что умеет лучше всего: переживает из-за чего-то, что сделал Регулус. Проблема в том, что Регулус не знает наверняка, что именно он сделал. Все было хорошо, пока не стало плохо. Когда наступает утро, Регулус быстро обнаруживает, что ничего не пришло в норму. Джеймс избегает кухни, пока Регулус готовит завтрак, и к полудню Регулус начинает раздражаться все больше и больше. Тот, кто сказал, что терпение — это добродетель, наверняка никогда не встречал Джеймса Поттера. — Это глупо, — бормочет Регулус про себя, заканчивая собирать сумку Гарри для ночевки. — Я знаю слова поплохее, — самодовольно говорит Гарри. Регулус ухмыляется. — Ты имеешь в виду слова похуже? — спрашивает он, и Гарри кивает. — Тогда давай, продемонстрируй мне. — Только если ты пообещаешь не говорить папочке. — Я клянусь своей жизнью. Гарри бросает настороженный взгляд на дверь, прежде чем сказать: — На днях Рон назвал Перси куском дерьма. Мать говорила, что смех поощряет неподобающее поведение, поэтому, конечно, Регулус смеется. — Что сказал Перси? — Он назвал Рона как-то странно, я не помню, а потом Рон сказал Перси, что их мама его не любит, и Перси начал плакать, — вспоминает Гарри, хихикая. Регулус задыхается. Это очень плохие слова, — говорит он, но веселье в его голосе выдает его. — Ты знаешь еще какие-нибудь плохие слова? Гарри на мгновение задумывается, а затем улыбается. — Сука! — объявляет он с гордостью. — Дядя Бродяга — сука! Регулус сейчас может только гоготать. — Да, мой брат — настоящая сука, ты не ошибся. — Ты можешь научить меня большему? — Я научу тебя всем им еще через несколько лет. Глаза Гарри широко раскрылись. — Всем? — Всем, — повторил Регулус. — Но если ты когда-нибудь расскажешь своему отцу, я наполню все твои ботинки грязью. Гарри пожимает плечами. — Я даже не люблю носить обувь. — В таком случае я бы приклеил твои ноги к обуви, — хмыкает Регулус, и Гарри обиженно вздыхает. В дверь стучат, и Джеймс ждет, пока Гарри даст ему разрешение войти, прежде чем войти. — Готов? — спрашивает он. Гарри хихикает, прикрывая рот рукой. Регулус подмигивает ему. — Готов, — говорит он и бросает сумку Гарри в сторону Джеймса. Если Джеймс не собирается беспокоиться о манерах сегодня, то Регулус тоже не собирается. Джеймс вешает сумку Гарри на плечо, одаривая Регулуса еще одним из своих странных, оценивающих взглядов. — О чем вы двое говорили? Гарри пожимает плечами. — Не твое дело, — просто говорит он. Выражение лица Джеймса ничуть не смягчается. — Гарри… — Не твое дело, — резко повторил Регулус. Как будто он когда-нибудь позволит Джеймсу ругать Гарри в его присутствии. Джеймс закатывает глаза. — Он собирается стать твоим клоном, — говорит он Регулусу. — Я не уверен, насколько мне это нравится. — Тебе должно повезти, что Гарри берет пример с меня, — хмыкает Регулус. — Я хочу быть похожим на папу! — возражает Гарри. Джеймс открывает рот, чтобы что-то сказать, но тут же закрывает его. Регулус вызывающе поднимает на него брови, как будто его сердце не забилось в груди при звуке этого слова, прозвучавшего из уст Гарри. — Давай, Хаз, нам пора идти, — наконец говорит Джеймс. — Ты же знаешь, Молли не любит, когда мы опаздываем. Гарри взволнованно кивает и спрыгивает с кровати, выбегая из комнаты. — Осторожнее! — кричат они оба. Регулус быстро встает между Джеймсом и дверью. — Ты в порядке? — интересуется он. Джеймс пожимает плечами, явно ища выход. — Конечно, я в порядке. — Тогда почему ты ведешь себя странно? — Не веду. Регулус медленно кивает. — Посмотри мне в глаза. Джеймс хмурится, возится с ремешком на сумке Гарри. — Зачем? — Потому что я прошу тебя об этом. Вздохнув, Джеймс смотрит на него. К его чести, ему удается выдержать взгляд Регулуса в течение пяти секунд, прежде чем он бормочет что-то об опоздании и, протиснувшись мимо Регулуса, убегает из комнаты Гарри. О, ради всего святого. Регулус следует за ним, захлопывая дверь на выходе. — Прекрати игнорировать меня… — Я не игнорирую тебя! — Ты избегаешь меня! — Это чушь… — Язык! — Гарри вмешивается снизу. — Большое спасибо, Хаз, — ворчит Джеймс. — Клянусь Богом, я примотаю тебя скотчем к стулу, если ты не будешь со мной разговаривать… Джеймс насмешливо хмыкает. — Хотел бы я посмотреть, как ты попытаешься, — говорит он и просто поднимает Гарри на ноги, чтобы вынести его на улицу. Гарри смеется, подтягиваясь, пока не оказывается висящим на шее Джеймса, как обезьяна. — А теперь беги! Регулусу приходится напоминать себе, что он сильно раздражен, и он не может смеяться над несчастным выражением глаз Джеймса, когда Гарри пинает его в бедро, чтобы заставить идти быстрее. — Тебе повезло, что я так сильно тебя люблю, — говорит Джеймс Гарри, потерпев поражение. Регулус догоняет их, чтобы поцеловать Гарри в щеку, и если бы Джеймс не вел себя как такой засранец, он бы тоже получил поцелуй. — Веди себя хорошо, ладно? — говорит он. — Ешь все, что тебе положат на тарелку, а когда закончишь, не забудь сказать Молли, как тебе понравилась ее еда. — А если мне не понравится? Джеймс хихикает. — Тогда ты врешь и говоришь ей, что это было вкусно. — Но ты же говорил, что врать это плохо. — Давай оставим этот разговор на потом, хорошо? — предлагает Регулус. Гарри вздыхает. — Хорошо, — говорит он и наклоняется в сторону, чтобы крепко поцеловать Регулуса в щеку, чуть не вырвавшись при этом из хватки отца. — Пока-пока, папа! Регулус не будет паниковать, когда Гарри здесь, ясно? Он и не собирается. И поскольку он взрослый человек, он улыбается Гарри и приглаживает его волосы. — Помни, что бы ни делали близнецы… — делай наоборот, — устало произносит Гарри, когда Джеймс открывает дверь машины. — Я вернусь через несколько минут, — говорит он Регулусу, как только Гарри как следует пристегнут в кресле. — Вернешься? — насмехается он. — Меня не удивит, если ты проведешь ночь в отеле, чтобы избежать меня. — Это была бы неплохая идея, — пробормотал Джеймс. Регулус прищуривает на него глаза. — Espèce de connard, — процедил он. — Mein vi tuhanu pyaar ker da han, — насмешливо отвечает Джеймс. Регулус не знает, что это значит, поэтому он добавляет «salop», просто так. Гарри машет Регулусу из окна, когда они отъезжают, и Регулус машет в ответ. Когда он закрывает дверь и прислоняется к ней спиной, Регулус думает, стоит ли ему паниковать теперь, когда он один, но действительно ли он хочет этого? Папа, похоже, теперь в порядке вещей, и пока Джеймс не решит благословить его нормальным разговором, паниковать бесполезно. Поэтому Регулус собирается делать то, что у него получается лучше всего — игнорировать свои чувства до тех пор, пока внешняя сила не заставит его противостоять им. И поскольку он не ожидает, что Джеймс вернется в ближайшее время, Регулус принимает душ не спеша. Он не пытается вытеснить Джеймса из головы, когда его рука неизбежно проходит по животу и обхватывает его член. Существует лишь столько постыдных дрочек, сколько их может быть, прежде чем они станут просто дрочкой, и ласкать себя, мысленно представляя Джеймса, — это часть рутины Регулуса на данный момент. Его собственные пальцы внутри него не ощущаются так, как пальцы Джеймса или Барти, но Регулус в конце концов благодарит свои счастливые звезды за то, что он дома один, потому что протяжный крик, сорвавшийся с его губ, когда он кончил, не остался бы незамеченным. Чувствуя себя гораздо более расслабленным, чем час назад, Регулус разогревает остатки обеда и садится за кухонный стол. Нокс запрыгивает на стул рядом с ним, склонив голову набок. — Я не собираюсь давать тебе ветчину, — говорит ему Регулус, и Нокс умоляюще мяукает. — Я сказал «нет». Все еще мяукая, Нокс трется головой о руку Регулуса. — Ладно, — вздыхает он и идет за парой кусков ветчины из холодильника. — Теперь скажи «пожалуйста». Нокс моргнул один раз, и Регулус решил, что это лучшее, что он может получить, поэтому он позволяет Ноксу взять закуску из его пальцев, прежде чем спрыгнуть на землю и потребовать, чтобы Регулус открыл для него заднюю дверь. — Требовательная маленькая дрянь, — бормочет он, пока Нокс бежит к своей драгоценной глицинии. Уже половина девятого, когда Джеймс возвращается с довольно невинным выражением лица, закрывая за собой дверь почти слишком осторожно. — Повезло мне, — ехидничает Регулус, откладывая свой экземпляр «Тысячи и одной ночи». — Я не ожидал, что ты вернешься так рано. — Я просто поехал покататься, Рег. Регулус встает с дивана. — Чтобы избежать меня. Джеймс скрещивает руки на груди, глядя в пол. — Может быть. — Ты невероятен, — бормочет он и, проталкиваясь мимо Джеймса, направляется к лестнице. — Реджи, подожди… — Нет, тебе не удастся выкрутиться с помощью Реджи, — ворчит он, не оглядываясь, но Джеймс все равно идет за ним. — Я понимаю, ладно? Эта история с Гарри — неожиданная и запутанная, но ты ведешь себя как ебаная дрянь… — Ты можешь дать мне сказать? Регулус повернулся, чтобы встретиться с измученным взглядом Джеймса. — Не перебивай меня, когда я с тобой разговариваю, — шипит он. — Ну, тогда продолжай, ты только что назвал меня дрянью. — Потому что ты ведешь себя как дрянь! — А ты ведешь себя как сука! — Только потому, что ты меня игнорируешь! — Я не игнорировал тебя! — Тогда что ты делал? — требует Регулус. — Ты отшивал меня каждый раз, когда я пытался поговорить с тобой за последние пару дней, и в последний раз, когда я проверял, у кого были проблемы с общением, так это у тебя, а не у меня! Не говоря уже о том, что Регулус обнажил свое сердце и душу ради Джеймса, и вот что он получил в ответ. Жить здесь слишком сложно, слишком запутанно. Ему следовало просто остаться в Азкабане. Джеймс останавливает дверь, прежде чем Регулус успевает закрыть ее перед его носом. Регулус толкает его сильнее, но безрезультатно. — Уходи, — простонал он, со всей силы толкая дверь. — Уходи. Нахуй. Отсюююююда! — Ты все так усложняешь, — сетует Джеймс. С высокопарным ворчанием Регулус отходит от двери. — Что тебе нужно? — Мне нужно, чтобы ты успокоился, и мы могли сесть и поговорить… — Не смей говорить мне успокоиться, Джеймс Поттер… — Знаешь что? — Джеймс вмешивается, поднимая руки в знак поражения. — Я игнорировал тебя, ясно? Я игнорировал. И мне жаль. Теперь давай закончим на этом и поговорим об этом завтра, когда мы оба успокоимся, потому что это не тот разговор, который я хочу вести, когда ты кричишь на меня. Регулус скрестил руки на груди. — Я спокоен. Говори. Джеймс прислонился к утеплителю, вздыхая. — Ты не спокоен. Гнев бурлит внутри тела Регулуса, краснеют щеки, уши и колючки в уголках глаз. — Объясни мне, как я должен оставаться спокойным, когда твой сын называет меня папой, я срываюсь и рассказываю тебе все свои самые сокровенные тайны, а потом ты следующие пару дней убегаешь от меня? — Регулус сплюнул. — Разве ты не видишь, как это больно? Джеймс долго смотрит на Регулуса и кивает. — Теперь я понимаю, да, — извиняюще говорит он. — Я не знал, что это может так прозвучать. — Конечно, не понимал, — насмехается Регулус. — Как насчет того, чтобы сказать мне правду раз и навсегда, а? Ты испугался из-за того, что я тебе сказал, и теперь ты не хочешь, чтобы Гарри называл меня папой. — Это далеко от истины, — заверил его Джеймс. — Тогда почему ты заставляешь меня чувствовать себя так? — спрашивает он, делая шаг вперед. — Я понял, я облажался, мне не следовало приезжать сюда в первую очередь, и я не должен был начинать вести себя так, будто вы двое — моя семья, потому что это не так… — Рег… — Хватит меня перебивать! — Перестань кричать на меня! — Я не кричу на тебя! — Регулус кричит, затем опускает руки по бокам. — Ладно, я кричал, извини. Джеймс проводит рукой по волосам. — Ты чертовски прав, я вышел из себя, — признает он. — Я думал, что смогу сохранить спокойствие после того, что ты мне сказал, но потом Гарри снова назвал тебя папой, и ты выглядел таким чертовски счастливым, и я не смог сохранить спокойствие. Не тогда, когда мы становимся семьей, Регулус. — Да, я это прекрасно понимаю, — хмыкнул он. — А теперь, если это все, что ты хотел мне сказать, то, пожалуйста, оставь меня в покое. — Подожди, — быстро говорит Джеймс. — Мне кажется, я знаю, как это решить. Регулус хмурится. — Что ты имеешь в виду? — То что, Гарри, называет тебя папой, я думаю, что могу все исправить, — объясняет он. — Ну, не исправить, потому что исправлять нечего, но я думаю, что знаю, как все разрешить. — Я весь внимание, — говорит Регулус, сложив руки на груди. — Как нам все разрешить, как ты говоришь? — Я имею в виду, я не вижу, в чем проблема, кроме того, что ты не являешься отцом Гарри, — говорит он. — Если Гарри называет тебя папой, и ты действительно его папа, тогда не о чем беспокоиться, верно? Регулус щурит на него глаза. — Да, Джеймс, именно так все и работает, — произносит он. — Поздравляю, ты все понял. Джеймс стонет. — Ты не слушаешь. — Ты ничего не объясняешь! — Я пытаюсь! — Ну, пытайся лучше! Джеймс делает глубокий вдох. — Я пытаюсь сказать, почему бы тебе не сделать это со мной? — Сделать это с тобой? — повторил Регулус. — Что это вообще значит? — Это, — повторяет Джеймс, указывая на себя, а затем на Регулуса, как будто это все объясняет. Это ничего не объясняет. Джеймс смотрит ему в глаза всего одно мгновение, прежде чем что-то в нем ломается. — Я влюблен в тебя, — прорывается у него в голове. О. Регулус моргает. — Прошу прощения? — продолжает он, красноречиво. — Я влюблен в тебя, Регулус Блэк, — повторяет Джеймс. — Это может быть твой дом, это может быть твоя семья, я… я могу быть твоим, если ты этого хочешь. Регулус ничего не говорит. Джеймс тоже ничего не говорит. Довольно странно, что первое, что вырывается изо рта Регулуса после того, что кажется вечностью, но не может быть дольше, чем несколько секунд, это хихиканье. Торжественное выражение Джеймса сменяется недоверием, когда высокий звук перерастает в полноценный смех, но Регулус ничего не может с этим поделать. Конечно, он снова в этом доме, снова в этой спальне, и Джеймс влюблен в него. Конечно же, это его история. Должно быть, какое-то извращенное божество дергает за ниточки, чтобы такое дерьмо случилось, потому что, если посмотреть на это в перспективе, все это даже отдаленно не нормально. — А теперь ты смеешься, — вздыхает Джеймс. — С какой стати ты смеешься? Регулус держится одной рукой за живот, а другой хватается за бицепс Джеймса. — Прости, — задыхается он. — Прости, я не над тобой смеюсь, честное слово, просто… Как он может объяснить Джеймсу, что не может перестать смеяться, потому что его жизнь — это чертова шутка? Когда он поднимает глаза, то видит, что уголки губ Джеймса загибаются к его щекам, а раскаты смеха сотрясают его плечи. Они оба сейчас смеются, руки Джеймса обхватывают талию Регулуса, как будто они принадлежат ему, как будто Регулус принадлежит ему. — Я люблю тебя, — говорит ему Регулус, с трудом переводя дыхание. — Я чертовски люблю тебя. С этими словами, все еще задерживающимися на его губах и кончике языка, Регулус хватает Джеймса за футболку и прижимает его к себе для поцелуя.