Birds of a Feather

      Одним из городов, лежавших на их пути в горы, где жили друзья-не-маги Нейт, являлся Карнус, знаменитый своими термальными источниками. Группа быстро пришла к согласию сделать остановку подлиннее и потратить несколько часов на посещение этой достопримечательности: во-первых, путешествие не включало в себя обычную комфортную инфраструктуру для поддержания личной гигиены, во-вторых, всем нужна была возможность отвлечься и расслабиться.       Прошлым вечером за ужином Кингу собрался с духом и поделился происшествием многовековой давности, которая и сдружила их с Нейт. Тогда, спустя почти два столетия после того, как «Четверо одолели Тиамат», он начал постепенно терять контроль над своей драконьей стороной. Началось всё короткими, но очевидными потерями самоконтроля, когда он уже был в драконьей ипостаси, из-за которых он понятия не имел о собственных действиях в эти отрезки времени, а закончилось неспособностью подавить дракона, рвущегося наружу. С каждым днём Кингу всё больше и больше терял себя, как личность, в чудовище, живущем внутри него.       Идти ему было некуда и близких у него не было, так что отчаянье вынудило его обратиться к Нейт прежде, чем Четверо бы узнали об этом и придумали что-нибудь вроде пожизненного заключения на реке Хубур. Она считалась самым ясным разумом, который этот мир когда-либо знал, и Кингу отважился попросить её о помощи, в итоге будучи глубоко удивлённым, что она без раздумий согласилась хотя бы попытаться его спасти: знание было для Нейт самым важным, и она увидела возможность извлечь множество уроков из этой уникальной ситуации невзирая на риск. В итоге Кингу обратился в дракона даже без амулета, который он отдал Нейт на хранение, чтобы избегать обращения.       Нейт осталась один на один с яростным чудищем, созданным самой Тиамат, чтобы он генералом вёл в бой её армию ануннаки. В последние минуты в сознании Кингу рассказал ей всё, что сам знал, о своей природе и объяснил, как его убить, если она не совладает с ситуацией: смерть была выбором куда более привлекательным, чем оказаться в руках Четверых или скитаться по свету как монстр, цель которого – уничтожать всё живое на земле. Оставив без внимания простое решение проблемы, Нейт сумела создать укромное убежище для дракона, где он никому бы не смог причинить вред, даже самому себе, взяла амулет и встретилась с ним лицом к лицу, слушая Хаос как мелодию и проникая в его сознание.       При всём её красноречии Нейт не могла объяснить словами, что именно она сделала, поскольку то было не физическим или умственным трудом, а совместной работой её сознания и магии. Тогда она впервые применила контроль энергии, который, как она и Шамаш установили позже, является продвинутой формой магии огня. Ниточка за ниточкой, Нейт разобрала клетку внутри разума Кингу, в которой и содержался дракон, и создала новую, усмирила чудище и уговорила его войти внутрь. К её большому удивлению, это сработало.       Кингу очнулся несколько дней спустя в резиденции Нейт в Латтаре, сгорая от лихорадки и будучи предельно слабым. Остаться в живых он не ожидал, но ещё сильнее его удивила забота Нейт: ни разу в жизни Кингу не воспринимали как кого-то, нуждающегося в заботе и помощи, он никогда и не выставлял себя таковым, потому ситуация для него была до дикости необычной. Что ещё важнее, чтобы сохранять происходящее в секрете, она всё делала самостоятельно, хотя у неё было достаточно прислуги и она легко могла нанять ещё при желании. Нейт была единственной, кто входил в его комнату и видел его слабым, уязвимым и медленно восстанавливающимся.       Когда он наконец смог мыслить ясно, Нейт рассказала ему обо всём, что он пропустил, и вернула ему амулет прежде, чем Кингу вообще о нём вспомнил. Это было до того поразительным и трогательным жестом для него: когда Тиамат бросила его на произвол судьбы и ушла, Четверо одолели его и отобрали амулет, заковали в цепи на крохотном острове на реке Хубур и оставили гнить на десятилетия, пока он не придумал способ выторговать амулет и свободу в обмен на ритуал, который позволил бы им жить вечно. В этот раз он добровольно отдал амулет и объяснил, как убить его даже в драконьей форме, но оказалось, что Нейт ценит его жизнь достаточно, чтобы спасти, она по собственной воле принесла клятву хранить в секрете это происшествие и знания, что ей достались. Без какой-либо личной выгоды, лишь её доброе сердце и эмпатия, какой Кингу не встречал ни до, ни после.       Рассказать эту историю было нужно, чтобы все в команде знали, что он вновь может потерять над собой контроль подобным образом и превратиться в опасного монстра, которого Кингу сам так сильно ненавидел. С момента пробуждения Тиамат он слышал, как она зовёт его всё громче и громче, дракон внутри него рвался к хозяйке, казалось, он вот-вот разорвёт его грудную клетку изнутри, а потому Кингу не рисковал даже прикасаться к амулету и попросил Нейт хранить его у себя в самый первый день в Латтаре пару недель назад.       В случае, если он снова утратит контроль и растворится в своей драконьей половине, если риск будет слишком велик, Кингу открыто, в присутствии всей её семьи попросил Нейт убить его без сомнений, поскольку на стороне Тиамат он принесёт лишь разруху и смерть в мир, который они пытаются спасти. Понимая мотив Кингу, стоящий за этими словами, Нейт пообещала исполнить его волю.       После этого сложного разговора всем семи членам группы действительно нужно было что-то, способное поднять им настроение, поэтому визит в термальные источники Карнуса являлся прекрасной возможностью.       Поскольку входы для мужчин и женщин находились в противоположных концах огромного дворца, разделились они на площади перед парадным фасадом. Нейт на время вверила сыну амулет Кингу: в случае опасности тому нужна была возможность немедленно обратиться в дракона, а забег через всё здание и вторжение в женскую половину были ни к чему. В отличие от Ияра, Ниалла Хаос никогда не касался, и он даже не был к нему чувствителен.       Внутри было весьма многолюдно, поскольку термальные источники посещали не только странники вроде них, но и местные жители, однако деньги Нейт предоставили четверым девушкам укромный и светлый купальный зал со всеми удобствами в личное пользование. Энея развлекала себя, представляя, как Кингу и Ниалл едва не подрались за честь выкупить подобный зал для них в противоположной половине дворца – сомневаться в том, что у них тоже не было особого желания провести в толпе несколько часов, не приходилось. Никкаль и Су шутили о том, что жизнь с Энеей и Нейт балует их во всех возможным проявлениях и что они могут всерьёз привыкнуть к этому.       Возможность помыться под обычным душем уже казалась воплощением всех мечт после нескольких дней походной жизни, особенно в незнании, когда подобная роскошь представится им в следующий раз: из соображений секретности и экономии времени Энея пролагала их путь, предусматривая лишь короткие остановки в дневное время в городах на их пути, чтобы пополнять запасы, но никак не ночёвки в гостиницах или нечто подобное. Во время косметических процедур, предоставляемых умелыми мастерицами термальных источников, все четверо в основном молчали, сосредоточившись на собственном расслаблении, да и чтобы не дать обслуживающим их женщинам ни единой идеи о том, кто они четверо есть.       Уже в аккуратной квадратной купальне, высеченной из камня и наполненной пузырящейся горячей и солёной водой, они могли устроиться поудобнее и поболтать о жизни. Подземное помещение было тёмным и уединённым, единственными источниками света были свечи, стоящие в эдикулах в стенах, и свечение, исходящее от кристаллов, выращенных в углах купальни, окрашивающее воду в светло-бирюзовый. Наличие обслуживающего персонала не требовалось, а потому их оставили одних. Нейт, Энея, Никкаль и Су, полностью обнажённые, с волосами, подвязанными в высокие пучки, заняли каждая одну сторону квадратной купальни, чтобы видеть друг друга, погрузились в воду по шею и приступили к разговору.       В какой-то момент беседа коснулась тем любви и всего подобного. Никкаль использовала свой черёд, чтобы пожаловаться на Нанну, который пытался её «завоевать» последние пару лет и неизменное «нет» с её стороны понимал как побуждение быть настойчивей. Всем четверым это напомнило о мрачной стороне принадлежности к женскому полу, которая никогда не оставляет тебя, даже если ты занята своими делами и не делаешь ничего, чтобы привлечь подобного рода внимание от какого-нибудь случайного парня.       - Для тебя подобное когда-либо было проблемой? – осторожно поинтересовалась Ника, глядя на Нею, сидящую на противоположной стороне купальни. Усомнившись в постановке вопроса, уточнила: - В твоих одиночных путешествиях. Думается мне, это весьма рискованно.       - Придурков везде хватает, - пожала плечами Энея. – Но я всегда с подобным хорошо справлялась. Напомню, к тому моменту, как я начала путешествовать одна, у меня уже было моё «особое зрение», а потому подкрасться ко мне невозможно вне зависимости от намерений. До тех пор я всегда странствовала с Ниаллом, а вы знаете, как это работает: этот отвратительный тип мужчин уважает других лиц мужского пола куда больше, чем они когда-либо смогли уважать девичий отказ.       Младшие девушки мрачно усмехнулись, припоминая, сколько раз откровенная ложь о том, что у них уже есть молодой человек, мгновенно избавляла их от нежелательного внимания надоедливых парней. Если это не помогало, они всегда могли обратиться за помощью к братьям, а позже, уже в академии – к Ияру или Ниаллу. Работало безотказно. В самом крайнем случае Никкаль и Су могли за себя постоять.       Нейт заметила на себе короткие любопытные взгляды девочек и не смогла бы отрицать, что женщины невольно приобретают подобный опыт в течение всей жизни, а интенсивность и критичность зависят лишь от статуса в обществе и собственной удачи.       - И я не стала исключением, - призналась Нейт после короткого раздумия. – Случаи сексуального домогательства какой-либо степени я уже давно перестала считать, а прямых попыток изнасилования на моём счету семь.       - Как кто-либо – я даже не говорю в общем об идее изнасиловать кого-то – мог додуматься до попытки взять силой тебя? Тебя! – глаза Ники были широко распахнуты в неверии. – Ты Легендарная Нейт, известная как один из величайших воинов, каких мир знавал!       - Идея покорить и забрать что-то, что им не принадлежит, для некоторых людей слишком привлекательна, поэтому они рискнули всем и получили по заслугам. На четверых из них я оставила весьма явные отметины, - женщина хмуро усмехнулась и подняла правую ладонь над поверхностью воды, разжигая в ней маленькое пламя. – Я обожгла их лица таким образом, чтобы они не могли полностью скрыть ожог, который увидят все, и чтобы каждый раз, смотрясь в зеркало, они помнили, что наделали. Двоих я убила собственными руками. Ещё одного убил Шамаш: это был его генерал.       - Чтобы отомстить за тебя и твою честь? – тихо предположила Су.       - Не только. У Шамаша весьма гибкие и сомнительные представления о морали, но даже он знает, что всему есть придел. Даже в военное время, неизменно несущее расцвет жестокости, нашей армии категорически запрещено насилие над женщинами и детьми. Он никогда не позволил бы ни одному солдату или офицеру армии Пяти выйти сухими из воды даже за одну только попытку. Трибунал предусматривает лишь одно наказание – смертный приговор.       Её спутницы усмехнулись в ответ на замечание Су о том, что они не привыкли слышать о хороших сторонах Шамаша.       - С Нинхурсаг и близостью, которую я с ней разделяла, не сравнится никто, но он мой второй самый близкий друг за всю мою жизнь, - Нейт грустно улыбнулась. – Веками, всякий раз, когда я присутствовала в военных лагерях, перед моим приездом Шамаш собирал всех мужчин и давал короткую, но крайне доступную для понимания речь о том, что он лично убьёт любого, кто только попытается причинить мне вред, приставать ко мне или меня оскорбить. Дело было не только в личных сантиментах: зачастую я была единственной женщиной в лагере, и он не хотел, чтобы я переживала о своей безопасности среди наших собственных солдат, когда мы уже воюем с врагом.       - Тот генерал решил, что может стать исключением?       - Именно. Представьте, какой ужасной была его смерть.       Даже много веков спустя Нейт ясно помнила то красноватое закатное небо, летний воздух, заполненный ароматами трав, и мощное мужское тело, вжимающее её в землю на окраине военного лагеря, его рука, пахнущая железом и зажимающая ей рот, в то время как она сама, совершенно шокированная, пыталась отбиться от кого-то, кого знала не одно десятилетие и кому доверяла. Вторая его рука, рвущая ремень её брюк и забирающаяся ей под одежду, его наглая ухмылка и безумный взгляд хищника.       А потом был крик – абсолютно безумный и полный ярости рёв Шамаша, который появился из ниоткуда и всем телом набросился на собственного генерала, тем самым спихивая его с Нейт. Ей не было дела до того, что теперь станется с её несбывшимся насильником, она просто подскочила на ноги и бросилась прочь, игнорируя окружающий их отряд, с которым Шамаш занимался последние несколько часов на тренировочном поле. Жар пламени, преисполненный боли вопль и звук ломающихся костей за её спиной дал ей достаточно подсказок о том, что было дальше.       Менее, чем через час, Шамаш обнаружил Нейт в маленьком шатре, где стояли полевые кровати для них двоих, который прилегал к огромному шатру штаба, в котором они двое проводили почти всё время меж битв и тренировок. Иногда Нейт ночевала в палатках с другими женщинами, если таковым случалось иметься в лагере, или с лекарями, но не менее привычным для неё было ночевать в личном шатре Шамаша, и он высоко это ценил: их отношения были исключительно платоническими, но ему льстило, что она доверяет ему и что он достаточно ей нравится, чтобы делить с ним личное пространство.       - Здравствуй, - неуверенно и осторожно Шамаш вошёл в малый шатёр, дождавшись её позволения, и остановился на пороге. – Как ты?       Нейт уже сменила одежду, умылась и теперь занимала себя простым ручным трудом – проводила инвентаризацию последней доставки писчих принадлежностей для лагеря, которую запихнули к ним в шатёр на первое время. Она лишь разочарованно посмотрела ему в глаза в качестве ответа и ничего не сказала, но Шамаш почувствовал, что разочарованна она не его действиями, а самим происшествием.       - Мне так жаль, - тихо сказал мужчина с предельной искренностью. – Этого никогда не должно было случиться. Он мёртв. Я приказал солдатам кремировать останки и развеять прах этой ночью.       Покачав головой, женщина прикрыла глаза:       - Спасибо. За то что спас меня.       - К счастью, отряд отвратительно справлялся с сегодняшней тренировкой, и я завершил её раньше, - Шамаш блекло усмехнулся, удивляясь тому, что больше не чувствует ярости и злости – на смену им пришло опустошающее осознание произошедшего. – Тебе что-нибудь нужно? Если немедленно хочешь уехать, я лично провожу тебя до ближайшего безопасного поселения. Или хочешь подождать до восхода солнца?       - Я остаюсь в лагере, - Нейт, казалось, даже удивилась его предположению. – У меня нет настоящих причин уезжать, да я и не хочу.       - Ладно, - легко принял её позицию Повелитель, подавляя собственное беспокойство о ней. Она в состоянии самостоятельно принимать решения. – Будет лучше, если я перееду в другую палатку, чтобы ты могла чувствовать себя в безопасности и побыть одна. Я пошлю слуг забрать мои вещи отсюда в течение вечера.       Это предположение удивило Нейт ещё больше, поэтому она отложила заточенные перья для письма в сторону, поднялась со своей простой полевой кровати и подошла к нему, так и стоящему на входе.       - Тебе нет необходимости делать и это. Я по-прежнему не прочь делить этот шатёр с тобой.       Видя лёгкое замешательство на его лице, женщина взяла его руку в свою и бережно сжала его пальцы:       - Шамаш, - Нейт позвала его по имени. – Я тебе доверяю. Несмотря на обстоятельства нашей первой встречи и то, что я регулярно отклоняю твои ухаживания, я знаю, что ты никогда не причинишь мне вреда и не сделаешь ничего, чтобы доставить мне неудобства. Я чувствую себя в безопасности, будучи рядом с тобой.       Для Шамаша это было настолько неожиданным признанием, что он просто смотрел на неё какое-то время, широко распахнув глаза и обдумывая её слова. Учитывая, что Нейт была военным советником Пяти, а он был главнокомандующим армией, их совместная работа основывалась на безграничном доверии и взаимном уважении – то были не новости. Но знать, что Нейт доверяет ему на личном уровне, было огромной честью. Шамаша всё устраивало в том, что у него было всего несколько близких людей, и он активно старался не казаться дружелюбным, у неё вообще никого – насколько ему было известно – не было, и осознание, что она доверяет ему быть близко к ней, чувствовалось более чем замечательно.       - Нейт, твоя дружба никогда не была для меня каким-то утешительным призом, - он наконец нашёл слова, глядя в опаловые глаза перед ним. – Это честь для меня, и я клянусь, что всегда буду делать всё, чтобы ты была в безопасности и в порядке.       Желание обнять Нейт, спрятать в своих сильных руках, тем самым подтверждая собственные слова, было велико, но обстоятельства к этому вообще не располагали, поэтому Шамаш чуть изменил положение собственной ладони и окутал руку женщины подобно кокону. Её руки были значительно меньше его, а кожа всё ещё была мягкой и шелковистой, хоть на ней уже появилось несколько небольших ссадин и мозолей, которыми Нейт обзаводилась всякий раз, когда квота физического труда превышала норму её повседневной жизни.       - У меня ещё есть некоторые дела, - сказал Шамаш, нехотя отпуская её ладонь. – Стража расставлена по периметру шатра, скажи им, если тебе что-либо понадобится, пока я не вернусь.       - Хорошо, - согласилась Нейт. – Мне не хотелось бы выходить отсюда до завтрашнего утра. Не возражаешь поужинать здесь?       Шамаш согласился с едва заметной тёплой усмешкой:       - Разумеется. Я прикажу подать нам ужин в большем шатре.       Так всё и было, и она выбрала его – того, кто всегда был рядом и на чьё плечо она всегда могла опереться. С кем чувствовала себя в безопасности и как дома даже во время войн и сражений, в военных лагерях, в самой настоящей глуши в самую отвратительную погоду, какую только можно себе вообразить. Кто вместе с ней присутствовал на бесконечных важных, но до того скучных и надоедливых совещаниях министров. Кто разбирался с утомительной бюрократией, сидя за одним столом с ней и так же молча страдая. Кому она нравилась – кто любил её, даже когда она была уставшей и раздражённой, когда злилась, когда ей было больно, когда она была с ним несогласна, когда была покрыта сажей, грязью и кровью, вымотавшейся после сражения. Шамаш всегда был честен насчёт того, кто он есть и что предлагает. Он пользовался парадным входом и выходом её имения, а не калиткой в саду, а в её спальню входил и выходил через дверь, а не через окно.       Потому отношения с ним были такими особенными для неё в сравнении с, к примеру, тем же Кингу. Любить её в свете эскапизма и свободы было просто, притворяясь, что не существует ни Пятерых, ни чего-либо с ними связанного, зовя её по выдуманному имени и подыгрывая биографии, которую она себе сочинила. Шамаш любил её в повседневной жизни, когда она была Легендарной Нейт, и ему не претило быть частью её реальности, будучи окружённым её достижениями, ради которых она столь усердно трудилась и которые подтверждали, что она звезда всей человеческой расы.       Когда обстоятельства располагали, впервые в жизни Нейт открыто признала свою любовную связь. С Шамашем. Когда платоническая линия была пересечена, они договорились хранить это в секрете и наслаждаться уединением, позже позволили их узкому кругу близких к Пяти людей узнать об их отношениях. Что касается всех остальных, Шамаш пообещал, что ни словом, ни взглядом, ни делом не скомпрометирует её при посторонних: у Нейт была репутация и имидж влиятельной женщины-одиночки, свободной от земных сантиментов.       Несколько десятилетий спустя, когда Нейт решилась на репродукцию, Шамаш по многим критериям стал идеальным кандидатом на роль отца её ребёнка. У него уже было несколько детей, ей довелось познакомиться с некоторыми из них и с их матерями, и в целом можно было утверждать, что его никогда особенно не волновали собственные потомки, если они не были выдающимися в чём-либо – для Нейт это было положительным качеством, поскольку она не хотела ввязываться в что-либо подобное традиционной семье. И всё-таки, когда до этого дошло, Шамаш сумел стать прекрасным партнёром и замечательным отцом, не покушаясь на её независимость.       Когда Нейт поинтересовалась у него, не хотел бы он принять участие в подобном совместном проекте, Шамаш согласился сразу, принял её условия и, понимая, что его представления о деторождении ограничиваются весьма базовыми знаниями, попросил у неё список литературы по теме, чтобы в точности знать, через что ей придётся пройти – это помогло ему ни разу не предположить, что Нейт будет делать что-то лёгкое и ей не будет нужно особое внимание и забота. С самой первой попытки зачатия он обращался с ней как с вазой из самого тонкого хрусталя.       Терпение не было сильной стороной Шамаша, а потому для него это тоже было не лучшим временем жизни: невозможно было знать, удачной ли была попытка зачатия, пока не пройдёт несколько недель, не было никаких гарантий, что им не придётся пытаться снова и что всё будет в порядке. Даже когда у них всё получилось, непосредственного рождения ребёнка нужно было ждать ещё девять месяцев. Видя, насколько ему не всё равно, Нейт легко заподозрила, что он будет принимать весьма активное участие в жизни их общего потомка, и подтверждение тому было весьма забавным – однажды в беседе она напомнила ему, что беременна его ребёнком, Шамаш кратко обдумал эти слова и поправил её: «Мы беременны нашим ребёнком».       С тех пор как она объявила ему о своей беременности Шамаш стал навещать её чаще – раз в две-три недели, подстраивая под это свои обязанности Повелителя. Они и раньше регулярно обменивались письмами, но теперь он каждый день находил пару минут, чтобы написать Нейт записку и спросить, как она и всё ли в порядке. На время последних двух месяцев беременности Шамаш поселился в её поместье, чтобы наверняка быть рядом, когда бы их ребёнок ни решил появиться на свет, и чтобы просто быть рядом с Нейт, поддерживать её и помогать с чем угодно, пусть даже с самыми простыми вещами вроде поднятия упавшего карандаша с пола. Нинхурсаг учила их обоих уходу за новорожденными детьми: Ниалл к тому времени уже родился, а потому и практиковаться они могли активно. До самого рождения Энни он не отходил от Нейт дальше соседней комнаты.       Те последние два месяца они всё время были рядом. Шамаш помогал ей принимать ванну, мыл ей голову, сушил и заплетал её волосы, помогал надевать и снимать одежду и обувь, осыпал комплиментами и желал так же сильно, как до беременности, носил на руках, когда она позволяла, делал ей массажи, ухаживал за ней, купал в заботе и ласке – делал всё, чтобы она чувствовала себя самой прекрасной и любимой женщиной на свете. Подобный уровень близости и интимности Нейт испытывала лишь с ним в те часы, дни и недели, когда казалось, что в этом мире существуют лишь они двое и их ещё нерождённый ребёнок.       Когда она рожала, Шамаш был рядом, держал её за руку, отвлекал от боли, поил водой и вытирал пот с её лица. Он ухаживал за ней, пока она восстанавливалась после родов. Он остался с ними ещё на пару месяцев, пока Нейт, Нинхурсаг и штат их прислуги не приноровились ухаживать за двумя младенцами одновременно. Он безгранично и безусловно любил Энни с момента её рождения.       Прошлое, что она разделила с ним, было настолько значительным, что Шамаш никогда не покидал её сердца, даже когда она ненавидела его сильнее всего и в лицо назвала лживым предателем. В дни, которые она безотрывно проводила за работой, и ночи, когда она спала одна в своей постели, он оставался у неё в костях и отказывался уходить.       Никкаль и Су воспользовались шансом прикрыть своё любопытство практичным поводом, а потому немного расспросили Нейт о её опыте касательно Шамаша и того, чего от него ожидать, если он и вправду присоединится к команде. В какой-то момент Ника задумчиво вздохнула:       - Не представляю, как сильно ревновал Энлиль. Насколько нам довелось знать, у него с Шамашем была такая красивая настоящая любовь. Энлиль даже пожертвовал половину своей жизни, чтобы его оживить. Будь я на его месте, мне бы было очень больно знать, как вы с Неей ему дороги – я бы даже не была уверена, выбрал бы он меня, если бы ему пришлось выбирать.       - Сердце Шамаша достаточно большое для двух великих историй любви одновременно, - усмехнулась Нейт. – Он любил Энлиля, правда любил. Но когда дело касается любви, в итоге смысл имеет лишь то, любишь ли ты человека достаточно или нет. Энлиль был его верным спутником многие века, но Шамаш не пожалел его хоть немного, когда речь зашла обо мне.       - Ты обо всём том хаосе, случившемся после битвы? – предположила Су.       - Нет, об общей ситуации между нами тремя, - ответила женщина, осторожно выбирая слова. – Более полутора веков Энлиль, взаимно на дух меня не перенося, не беспокоился о чувствах Шамаша ко мне из-за моей репутации. Когда мы стали любовниками, мы сохраняли это в секрете несколько месяцев, пока я и Нина не решили, что из стратегических соображений мне стоит открыто признать этот роман. Одним днём мы с Шамашем вернулись в Ур из удалённого военного городка ради важного приёма в Зиккурате для людей, близких к Пяти. Буквально с корабля на бал. В определённый момент вечера единственная бретелька моего платья порвалась, обнажая мои ключицы и чуть пониже. Нина там тоже была, а в её присутствии незапланированные случайности редко имели место быть. Все, включая Энлиля, увидели свежие засосы на моей коже. Все видели, как Шамаш на них посмотрел. Все знали, что мы с Шамашем провели последние четыре дня, путешествуя только вдвоём. Вечер продолжился, но этот секрет стал достоянием нашей маленькой общественности.       - Энлилю, должно быть, ужасно было об этом узнать в окружении толпы, - подумалось Никкаль, когда она представила себя на его месте. – Соль ему в рану прямо втёрли.       - И тем не менее наш роман длится уже несколько веков с одним лишь двадцатипятилетним перерывом. За неделю до Церемонии Шамаш оставил Энлиля в Уре с Ияром и приехал в Латтару, чтобы повидаться со мной и попрощаться на случай, если ритуал не сработает. Энлиль знал наверняка, куда он уехал. Мы провели наедине три дня, только я и он. Когда ему нужно было уезжать, я проводила его до конюшни, мы поцеловались на прощание, и Шамаш вернулся к своей миссии по спасению жизни Энлиля. Хотя, думается мне, тот больше оценил бы, если бы он просто прекратил видеться со мной.       Правда заключалась в том, что Нейт уже давно приняла решение и к тому моменту, как Шамаш прибыл в её имение, она уже активно помогала своим детям добыть давно утраченный амулет и вернуть его Кингу. Её активное планирование и изящные махинации были противовесом немыслимым усилиям, приложенным Шамашем, чтобы Церемония состоялась. Нейт прекрасно знала, что скорее всего он физически не выживет без Энлиля.       Никто не должен был узнать, как долго и отчаянно она плакала в своей комнате тем утром после отбытия Шамаша: её близнецовое пламя, которое она собиралась погасить собственными руками. Не только Лихы была принесена ею в жертву, как фигура в шахматной партии, в попытке остановить пробуждение Тиамат. В момент истины сердце Нейт было достаточно каменным, а разум – холодным, чтобы правильно расставить приоритеты и пожертвовать даже кем-то настолько дорогим для неё ради всеобщего блага.       - В этом и особенность Шамаша, как личности: он даст тебе более чем достаточно поводов его ненавидеть, - Нейт решила подвести итог этой дискуссии. – Но настоящие проблемы начинаются, когда ты любишь его, и он любит тебя в ответ.       Энея дёрнулась как от удара и запрокинула голову назад, уставившись взглядом в тёмный свод купальни. Из её распахнутых глаз потекли слёзы, когда она произнесла тихим, дрожащим голосом:       - Я так сильно скучаю по своему папе…       Су и Нейт смотрели на неё с искренним сочувствием, но Никкаль осознала, что вместе со слезами вытекают и воспоминания Неи – девушка уже была свидетелем подобному несколько раз, с Кингу. Будучи куда более чувствительной к Хаосу, Ника легко смогла сконцентрироваться и «прислушаться» к энергии, не сумев удержаться от вторжения в память Энеи, не зная, почувствует ли она это.       В одно мгновение перед глазами Никкаль появился размытый ландшафт, который она сразу же узнала – это была дорожка от особняка Нейт к конюшне.       - Папа! – со стороны дома раздался восторженный детский голосок, побуждая Нику обернуться, чтобы узнать, кому он принадлежит.       Сцена становилась чётче, и она увидела маленькую девочку – лет шести-семи, не более – со сверкающими голубыми глазами и заплетёнными в тугие косы чёрными волосами, бегущую в сторону конюшни. Её простая одежда для тренировок намекала, что в это время дня она обычно упражнялась. Никкаль улыбнулась в бескрайнем обожании, осознав, что этот ребёнок – Нея.       - Пап, смотри! – малышка подпрыгнула на бегу и исполнила один из классических приёмов магии огня так безупречно, что Ника не удивилась бы, увидев появление пламени, хотя её подруга всю свою жизнь была магом земли.       Вместо этого девочка запустила вперёд один из камней покрупнее, обозначающих границу дорожки. Никкаль проследила за траекторией и заметила высокую мощную фигуру в чёрном дорожном костюме, стремительно приближавшуюся со стороны конюшни. В воспоминании почти трёхсотлетней давности Шамаш выглядел так же, как и в настоящее время, лишь его волосы были немного длиннее, чем девушке помнилось. Улыбаясь, Повелитель с лёгкостью увернулся от прекрасно нацеленного булыжника, поймал дочь, когда она вбежала в его объятия, поднял и невысоко подкинул её, тут же снова ловя и крепко прижимая к своей груди, явно радуясь воссоединению не меньше неё.       - Привет, Энни, - раздался его низкий голос. – Я так сильно по тебе скучал, родная моя. Похоже, ты выучила пару новых приёмов…       Сцена померкла, превращаясь в хаотичную мешанину из других воспоминаний, заполонивших разум Энеи в настоящем, когда она подумала о своём отце и позволила себе коснуться того, что пыталась больше не помнить с момента роковой битвы. Силуэты и пейзажи, полностью размытые, едва различимые, мелькали перед глазами Никкаль, пока её сердце наполнялось тем, что Энея так ясно ощущала со дня своего появления на свет – чувство, что она самая лучшая и самая любимая маленькая принцесса во всём их огромном мире.       Ника грустно нахмурилась, припомнив, как в день их знакомства Нея сказала, что она «трофейный ребёнок» для Шамаша из-за её матери, Легендарной Нейт. Это была ложь. Хоть само по себе это было значимой деталью, но никак не настоящей причиной тому, что Шамаш так хорошо с ней обращался и мог простить ей абсолютно всё. Вообще нет.       Там, за огромной пропастью, до того, как вверх по их семейному древу побежала трещина, между ними была любовь – там было так много любви.       Энея категорически отказалась говорить на эту тему, и Никкаль мудро решила отложить признание в том, что увидела её воспоминания, до лучших времён. В конце концов её личную жизнь всегда уважали, и девушке хотелось по крайней мере дать Нее знать, что воспоминания могут сбегать через Хаос.       Вскоре всем четверым показалось, что они провели в горячей купальне идеальное количество времени, поэтому они лениво стали собираться на выход. Остальные трое уже встали со своих мест, когда Су посмотрела на них тяжёлым взглядом, наполненным горечью. Нетрудно было догадаться, что ей нужно было рассказать что-то важное, о чём не заговоришь в любой момент, поэтому Нейт, Нея и Ника медленно опустились обратно на свои места, глядя на неё и стараясь не издать ни звука.       Су закрыла глаза и нарушила молчание:       - Когда мне было девять, меня изнасиловали.       Последовавшая тишина была оглушающей даже несмотря на пузырящуюся воду в каменной купальне. Время замерло, пока все четверо пытались осознать эти слова и то, насколько ужасающим было это признание.       - Мне так жаль, - прошептала Нейт, соскальзывая со своего сиденья и опускаясь на колени на грубый каменный пол купальни перед Су, аккуратно беря руки девочки в свои. – Маленькая моя…       Не имея ничего против Ники и Энеи, подсевших ближе, чтобы её обнять с обеих сторон, девушка продолжила тихим, дрожащим голосом:       - Это случилось в один из последних дней маминой жизни. Шимун остался с ней дома, а я пошла за водой к колодцу, был вечер. Компания парней-подростков, наших соседей, ещё была на улице. Они заметили меня, что-то крикнули из их обычных придирок, но я проигнорировала их и просто пошла к колодцу. Думала, что они в кои-то веки оставят меня в покое. Один из них, лет двенадцать или тринадцать ему было – ненамного больше, чем моему брату тогда, пошёл вслед за мной, набросился сзади и оттащил в кусты у дороги. Я кричала и плакала, пыталась отбиться от него, но мне на помощь никто не пришёл. Он повалил меня на землю и… сделал… это, говоря о том, что скоро мне придётся торговать телом, чтобы прокормить себя и брата…       Громко всхлипывая, с отрешённым взглядом в её голубых глазах, Су, казалось, больше и не замечала присутствия своих спутниц, явно намереваясь довести рассказ до конца:       - Когда он закончил, он просто бросил меня там, на земле. Я… Мне нужно было возвращаться домой. Я даже принесла воды… Это я тогда оберегала Шимуна, а не он меня, а мама была в агонии, поэтому я ничего им не сказала и продолжила делать всё, что надо было сделать. Я проплакала всю ночь. Я плакала каждую ночь в течение многих лет, но никому не рассказывала об этом, потому что некому мне было рассказывать… Мама вскоре умерла, а нас с Шимуном отвезли в Дом Детей… Я не знаю, как мне удалось не забеременеть тогда, скорее всего из-за того, что у меня до тринадцати лет месячных не было.       Растворяясь в беспросветном мраке того, что пришлось пережить этой любящей и заботливой девочке, Энея погрузилась в транс, в то время как её мама и Ника куда активнее утешали Су. Мир был так жесток к ней, но она всё равно сумела справиться вопреки горю, отчаянью, несправедливости и событий, которые сломали бы большинство людей. Она была всего лишь ребёнком. Она не должна была быть выносливой и сильной, она должна была быть в безопасности, окружённая любовью и заботой. Су была всего лишь ребёнком, у которого детство отобрали самыми страшными путями.       Вновь Нея вспомнила о том, какой везучей и привилегированной она была всю свою жизнь, и вновь ей хотелось найти способ повернуть время вспять и уберечь Су, Никки и их братьев от вещей, которые не должны были случиться ни с одним ребёнком. Подходя к вопросу с реализмом, впрочем, она знала, что прошлое изменить не сможет, но сделает всё, чтобы их будущее было светлым и счастливым.       Эти мысли вели её к Ияру, чьи ранние, человеческие годы были немного лучше, но всё равно оставили его с достаточным количеством психологических травм. Когда им с Ниаллом впервые довелось провести с ним продолжительный отрезок времени, в какой-то момент пришлось объяснить Ияру, что они пригласили его, как равного спутника, и ему не нужно их развлекать, прислуживать им или быть готовым к использованию в целях привнесения разнообразия в их постель. Как Энея тогда сказала, достаточно того, что Ияр спит с её отцом: маги старались не смешивать любовников между поколениями семьи.       Слухи, гуляющие в их обществе высшего класса магов, о полной разврата и извращений личной жизни Повелителей Огня и Воздуха не миновали и Энею, хотя она бы предпочла не знать таких подробностей о своём папе. По этой причине вскоре после начала её дружбы с Ияром она осторожно уточнила, является ли он по собственному желанию и согласию не только их бардом, но и любовником. Не изменяя себе, Ияр отшутился, заверил её, что всё в порядке и что его жизнь ещё никогда не была так хороша. Девушка всё же сказала, напомнила ему, что он не обязан делать что-либо, если не хочет, но оставила эту тему и самостоятельно больше никогда бы к ней не вернулась.       Шли годы, дружба Ияра с Ниаллом и Энеей крепла вопреки всему, хоть он и попросил держать её в секрете ото всех, кроме их мам: он стеснялся своего статуса по сравнению с их и не хотел, чтобы Шамаш и Энлиль знали о самых искренних и ценных чувствах, что он взрастил в своём сердце, к Энее и Ниаллу – к его лучшим друзьям и самым близким людям, которые у него когда-либо были.       Одной ночью, что они втроём провели, напиваясь, Ияр сумел в первый и единственный раз поведать о том, что ему пришлось пережить в подростковом возрасте – изнасилованиями то назвать было сложно, скорее ситуациями, в которых его согласие было тёмных оттенков серого. Его талант был несомненным и безграничным, но многие богатые и влиятельные люди были не прочь видеть хорошенького молодого барда у себя в постели. Сам Ияр видел это не торговлей своим телом, а возможностью убедить своих разнообразных покровителей и покровительниц не передумать на его счёт. Некоторые научили его искусству занятий любовью, другие – подчинению, терпению, послушному принятию ласк и нахождению удовольствия в боли.       У Энеи были весьма скверные подозрения о том, что Ияр пережил в те несколько недель после того, как Шамаш и Энлиль забрали его из Академии в качестве залога, и его категоричный отказ говорить об этом её догадки лишь подтверждал. Она была уверенна, что её отец никогда бы не причинил вреда кому-либо, кого она назовёт своими близкими (ну, по крайней мере в последние сорок лет), но Шамаш до сих пор понятия не имел об их дружбе.       Итог их сложного разговора в купальне был подведён Нейт уже в комнате для переодевания:       - Надо будет обучить вас разным приёмам и способам самообороны, - женщина вздохнула, глядя на девочек, пока расчёсывала свои длинные русые волосы. – Научу вас прятать отравленные лезвия в косах.       Воссоединение с мужской частью команды происходило там же, где они с ними распрощались несколько часов назад, и мужчины были на месте первыми – свежие, чистые, расслабленные и в заметно лучшем настроении. К тому моменту, как они подошли достаточно близко, чтобы их видеть, даже Кингу улыбался чему-то, что они обсуждали.       - Всё в порядке? – Ниалл нахмурился, немедленно замечая, что никто из четверых не выглядит хоть сколько-нибудь радостной – теперь они выглядели ещё мрачней, чем сегодня утром. – Почему у вас такой вид, будто вы с похорон возвращаетесь?       Энея покачала головой, давая понять, что делиться они не станут, и взяла возлюбленного за руку, собираясь уходить с площади.       - Заболтались о нашем, о девичьем, - лишь сказала она, намекая, почему его вопросы останутся без ответа.