Сквозь звёзды и вселенные

Хэ Сюань делает один шаг навстречу. Ши Цинсюань делает два назад. Хэ Сюань — Мин И — никогда не сближался ни с людьми, ни с богами, ни с демонами. С Хуа Чэном его связывают исключительно деловые взаимоотношения, а о небожителях и говорить нечего. Мин И — Хэ Сюань — ни в одного бога не верит и верить не собирается. Ши Уду сломал и его, и его веру, и все, что он мог сломать, он сломал. Хэ Сюань в отчаянии сжимает кулаки, думая лишь о том, как оторвёт ему голову. Как заставить Ши Цинсюаня оторвать ему голову, чтобы сломать. Сломать, как когда-то сломали его. В душе что-то отдается лёгкой болью. Хэ Сюань рычит сам на себя, но отрицать не может — делать больно и ломать Ши Цинсюаня не хочется. Хочется, чтобы он и дальше улыбался, упрашивал его снова перевоплотиться, звал лучшим другом — а Мин И отрицал бы это, и все у них было бы хорошо. Возможно, не так хорошо, как хотелось бы — Хэ Сюань не знает, как выражать человеческие чувства — давно уж забыл, как это делается — и потому не знает, как понять, что к нему чувствует Ши Цинсюань. И что он сам к Повелителю ветров чувствует, тоже не знает и понятия не имеет. Возможно, ненависть его была столь высока, что, когда она уменьшилась, он начал путать ее с другими чувствами. Возможно, у него просто не было друзей, и Ши Цинсюань, который дружит с ним просто так, без всякой для себя выгоды — кажется ему хорошим. Он не должен считать его хорошим. Не должен, и все равно считает. Хэ Сюань мотает головой, отгоняя от себя жуткие навязчивые мысли о том, что он, возможно, кого-то полюбил, и от этого становится страшнее. Все, что ты любишь, неизменно исчезнет, или кто-то решил, что может вершить чужие судьбы. Хэ Сюань скрежещет зубами от злости. Возможно, и насчёт бескорыстной дружбы он ошибается. Если бы Ши Цинсюань знал, кто он на самом деле — сломленный водный гуль, который только и может, что жрать да мечтать о мести — продолжил ли бы он с ним общаться? Хэ Сюань представляет выражение отвращения на лице Повелителя Ветров — и не может. Под подобное выражение подходит кто угодно — Хуа Чэн, демоны, Ши Уду, любой из небожителей — но не Ши Цинсюань. Как странно выходит. Он должен его ненавидеть и хотеть от него избавиться, а вместо этого наоборот убеждает себя в обратном. Как же он жалок. *** Мин И однажды спрашивает Ши Цинсюаня: — Что ты думаешь о Черноводе? Ему интересно. Ши Цинсюань так и лучится любовью ко всему живому /Черновод, конечно, давно мертв и внутри, и снаружи, но, формально, он всё ещё двигается, ходит и чувствует. Можно ли назвать его живым при таком раскладе? Нет, нельзя, думает Хэ Сюань, и выражение его лица не меняется. Оно всегда такое — бесстрастное, немного уставшее, не выражающее ничего, кроме полного безразличия, и Ши Цинсюань настолько часто просит его улыбнуться, что он уже устал ему отказывать. Хэ Сюань не улыбается. Мин И тоже не улыбается. Мертвые не могут улыбаться. — Черновод? — он удивлённо приподнимает брови, а потом его щеки вдруг немного краснеют, и он широко улыбается. — Мин-сюн, почему ты спрашиваешь? Хочешь с ним встретиться? Знал бы ты, Цинсюань, кто сейчас сидит рядом с тобой, ты не улыбался бы так. — Нет. Мне просто интересно. Ты можешь не отвечать, если хочешь, — Мин И равнодушно пожимает плечами, а потом отворачивается. Он смотрит куда-то за горизонт — здесь, в мире смертных, всё-таки бывает очень красиво. Хэ Сюань уже давно разучился восхищаться красивым, но красное солнце кажется ему красивым. И небо, окрасившееся в самые разные цвета при закате, тоже. Может быть, все не так уж и плохо. Так Хэ Сюаню кажется на короткий миг. — Я никогда его не видел, — начинает болтать Ши Цинсюань, и Мин И пропускать бы его болтовню мимо ушей, да он не может. — Он кажется мне жутким! Сердце Хэ Сюаня — давно уже мертвое — ухает куда-то вниз. Так он и думал. Как он мог быть настолько идиотом и на что-то надеяться? Жизнь тебя мало потрепал, Хэ Сюань? — Но нельзя ведь судить, не встретив его, правда? — Ши Цинсюань не замечает изменившегося лица друга, потому что сейчас он занят любованием закатом. — Мне кажется жутким то, что его никто и никогда не видел и то, что он никогда не выходит из своих владений… Но у него есть на это причины, так? Не думаю, что он готовит какой-то план. Может быть, он просто не любит людей. А может быть, он уже ходит среди нас, перевоплотившись… Страшно, Мин-сюн? Очень страшно, милый, наивный, Ши Цинсюань. Ещё страшнее было бы знать, что Мин-сюна уже давно нет в живых, а его личину носит жуткий демон. Мин И никак не реагирует на высказывания Повелителя ветров. Хэ Сюань едва сдерживает смешок. Ты гораздо умнее, чем тебе кажется, Ши Цинсюань. — Понятно. *** Мин И делает шаг навстречу. Ши Цинсюань стоит на месте. Неужели он правда не догадывается, что именно делает со своим лучшим другом? Неужели не замечает этих взглядов, неловких попыток сделать что-то приятно, не менее неловких слов? Замечает, конечно, сразу же одергивает себя Мин И. Замечает, просто… Просто Ши Цинсюань всю жизнь был всеми любим. Он просто не воспринимает эти попытки как проявления романтической любви. Его любят на Небесах, его любит старший брат, он с лёгкостью заводит себе друзей… Все было очевидно с самого начала. У него не было ни шанса, и сейчас он это понимает. Корить себя нет смысла, но ничего он сделать не может. А нужно ли? *** Ши Цинсюань, возможно, делает шаг навстречу. Хэ Сюань замечает — а может быть, ему просто кажется? — что Ши Цинсюань улыбается ему по-особенному, неловко краснеет, если сделать ему комплимент (комплиментами слова Мин И назвать, конечно, сложно, но Ши Цинсюань ни разу не говорит ему ничего на этот счёт; возможно, ему и вправду нравится), а на прогулках старается прижаться ближе обычного и осторожно взять за руку. Мин И руку не выдерживает. Хэ Сюань в душе умирает ещё раз, потому что он никогда такого не испытывал. Возможно, ему не так уж и нужно все это. Возможно, все это закончится в один миг, но какая разница, если Хэ Сюань давно разучился чувствовать. Мин И чуть вздергивает уголки губ в улыбке. *** Все начинает рушиться, как карточный домик. Посмотри, Хэ Сюань, ты разве не этого хотел? У Ши Уду оторвана голова, а Ши Цинсюань разбит и сломат, и, кажется, даже не может плакать. Он неверяще смотрит на Хэ Сюаня, неверяще повторяет имя брата, с его губ точно так же неверяще срывается «Мин-сюн». Ши Цинсюань, ты дурак. За столько времени так и не понял, что Черновод — жуткое и переломанное чудовище, которого не волнуешь ни ты, ни Небеса, ни что бы то ни было ещё. А ещё ты путаешь имя. Мин И уходит от Ши Цинсюаня.