Сквозь звёзды и вселенные

Вэй Ин тогда опоздал. Когда Цзян Чэн думает об этом, его сердце сжимается. Его брат, практически никогда не опаздывающий (на встречи с семьёй, во всяком случае), при всей его безалаберности, опоздал. Причем не на пять или десять минут — на два часа. Два часа. Два часа стали решающими. Иногда Цзян Чэн думает: что, если бы он пришел вовремя? Если бы у него не сломался мотоцикл, на котором он и добирается? Если бы Вэй Усянь сел на нужный автобус, если бы потом знал, как оттуда выбраться, если бы не стал полагаться на собственные силы, а просто позвонил ему, и Цзян Чэн сказал, как быстрее добраться до них? Что было бы тогда? Вэй Усянь был бы мертв. Был бы мертв, как вся его семья, и Цзян Чэн остался бы совсем один с племянником, вынужденный заниматься порушенным недругами семейным бизнесом, при этом не позволяя себе расслабляться. Цзян Чэну больно от того, что всей его семьи больше нет. Он не знает, выдержал бы, не будь рядом Вэй Усяня — ему тоже больно, Цзян Чэн же видит, и все равно он находит силы поддерживать и его, и А-Лина, и ещё и придумывать дальнейший план действий. Он сказал, что пойдет работать, чтобы ему помочь, и, честно сказать, Цзян Чэн без этого бы не справился. Он закрывает глаза и устало трёт виски. Разбираться во всех этих бумажках в подобном состоянии — не лучшая идея, но ему лучше закончить как можно скорее. Цзян Чэн, разумеется, знал, как работает бизнес, отец учил его этому как наследника, но он погиб слишком внезапно, а абсолютно всех аспектов Цзян Чэн не знал. Может быть, он справился лучше, будь этот бизнес не разваленным практически полностью, а сейчас он должен разбираться и с тем, и с этим, и ещё каким-то образом заботиться об А-Лине. Вэй Усянь помогает, но работает он ничуть не меньше Цзян Чэна, и времени у него не осталось совсем. Цзян Чэн глядит на чемодан Вэй Усяня и закрывает лицо руками. Он не выдерживает. Просто не выдерживает. Да, Вэй Ин переехал к нему, да, вдвоем справляться легче, чем совсем в одиночку, но он не справляется. Вся его семья оказалась убита в один момент, а сам он выжил по счастливой случайности. И Усянь тоже выжил по счастливой случайности. Его мотоцикл не ломался ещё ни разу, и сломался именно в тот момент, когда это было необходимо. Если небожители всё-таки есть, возможно, стоит поблагодарить их. А может быть, стоит поблагодарить невероятную удачу Вэй Усяня. *** А-Лин тогда обиделся. Цзян Чэн уже не помнит причины — она кажется сейчас настолько глупой, что и говорить не о чем — но помнит, что Цзинь Лин очень расстроился, а потом со слезами убежал на чердак. Шицзе тогда хотела пойти за ним, чтобы вернуть обратно, но Цзян Чэн встал первым. Он племянника обожает — к тому же, Цзинь Лин, вроде бы как, обиделся именно на родителей. А его дядя сможет с ним поговорить, а если не получится, дождаться Вэй Усяня. У него-то точно все получится — как бы Цзян Чэн ни ревновал, Вэй Усяня любили практически все без исключения, и он прекрасно их понимал. Невозможно не любить человека, который сам любит так, что почувствуешь себя нужным несмотря ни на что. Цзинь Лин убежал на чердак. Цзян Чэн никогда не забудет, как поднялся туда и увидел племянника, старавшегося спрятаться под пыльным покрывалом. Цзинь Лин ещё маленький, у него не получается поднять покрывало, и это, кажется, злит его ещё больше. Цзян Чэн тогда несколько мгновений понаблюдал за тщетными попытками, подошёл и присел рядом на корточки. Погладил его по голове, а Цзинь Лин грустно и обиженно на него посмотрел. Цзинь Лин всегда такой милый, такой очаровательный… Цзян Чэн очень, очень его любит. — Ну почему… Всегда так?.. — он шмыгает носом. Цзинь Лин удивительно хорошо говорит для своего возраста, и Цзян Чэн со вздохом продолжает поглаживать его по голове. — Дядя… — Не всегда все получается так, как мы хотим, — Цзян Чэн помнит, что тогда улыбнулся. — Но это ведь хорошо, разве нет? Ты сможешь научиться решать разные проблемы. Разве было бы интересно, если бы все доставалось просто так? Он правда старается подбирать простые слова — А-Лин, всё-таки, всё ещё ребенок, может и не понять чересчур сложных объяснений. Цзян Чэн надеется, что у него сейчас все получится… Его сестра приготовила что-то очень вкусное, судя по запаху, и ему очень хочется поесть. Они с Цзинь Лином тогда разговаривали ещё минут двадцать. Цзинь Лин упрямый — сразу видно, в павлина характером пошел — но Цзян Чэн ещё упрямее. Он приводит такие аргументы, которые Цзинь Лин опровергнуть не может, а последний: «ты же хочешь конфет, А-Лин?», он решает оставить напоследок. Всё-таки, он не может пользоваться им вечно, столько конфет ребенку просто нельзя. С другой стороны, сестра обещала что-то сладкое, поэтому не то что он сейчас слишком сильно балует ребенка (хотя у Цзян Чэна иногда возникает такое желание, ох, он и не думал, что так любит детей). Цзян Чэн понял, что что-то не так, не сразу. Просто в какой-то момент он осознал, что любой шум с кухни прекратился. Он, пусть и тихо, слышал раньше тихие разговоры — сейчас же не осталось ничего. Возможно ли такое, что все вдруг прекратили разговаривать? Там же четыре человека! Его отец, мать, сестра и ее муж! И ладно если его мать не очень любит разговаривать, но павлин-то поболтать любит, особенно с его сестрой! И оборвалось… Все оборвалось слишком резко. В душе у Цзян Чэна начинает подниматься жуткое чувство, и он хмурится. Цзинь Лин, не понимая, что случилось, тут же тоже хмурится. А потом Цзян Чэн слышит шаги. Шаги эти тяжёлые, не похожие ни на кого, кого он знал. Нет… Нет, здесь больше, чем один человек. Что… Кто, ко всем чертям, вообще решил… Шаги внезапно направляются на чердак, и Цзян Чэн принимает единственное верное решение — хватает Цзинь Лина, зажимает ему рот рукой и ныряет под то пыльное покрывало. Только бы они не решили искать. Только бы… Только бы все было хорошо. Это ведь просто шутка. Просто шутка, правда? На самом деле это какие-нибудь партнёры отца, или что-то в этом роде, не могли же они… не могли же… Цзян Чэн крепче сжимает Цзинь Лина в руках и сильнее зажимает ему рот рукой. Только бы он понял, что сейчас нельзя шуметь и двигаться. Только бы… — Ну и где этот ублюдок? — тянет слишком знакомый Цзян Чэну голос, и он распахивает глаза. Нет. Нет… — Неужто сбежал, как крыса? А Вэй Усянь? А впрочем, плевать. Если они смогут после этого выбраться из дерьма — флаг им в руки! Вэнь Чао! Цзян Чэн прекрасно помнил, что их фирма вечно участвовала в каких-то скандалах. А сейчас… Сейчас… Слезы у Цзян Чэна текут беззвучно. Вэнь Чжулю, к счастью, не высказывает предположение о том, что он мог спрятаться. Господи, если ты есть, пожалуйста, пусть Вэй Усянь придет не сейчас. *** Цзян Чэн тогда недвижимо сидел неизвестно сколько времени. Сидел, сжимал в объятиях уже не вырывающегося Цзинь Лина — тот, кажется, понял, что что-то не так и потому сам успокоился. Сидел, когда Вэнь Чао и Вэнь Чжулю ушли, сидел, когда наконец наступила полная тишина и сидел, когда услышал открывающуюся дверь. — Ха-ха, ребята, простите, я опоздал! Вы не представляете, что со мной… Громкий голос Вэй Усяня ощущается сейчас, как что-то нереальное. — Шицзе?! — крик Вэй Усяня холодит душу, и в этот момент Цзинь Лин вырывается из рук Цзян Чэна. Он сразу же бежит вниз, туда, где… Что было дальше, Цзян Чэн до сих не может вспомнить. Кажется, Вэй Усянь, даже несмотря на шок, поймал Цзинь Лина, не позволив ему увидеть кровь и тела. А потом была бесконечная череда разбирательств, в ходе которых Цзян Чэн, приходя домой, рыдал в одиночестве столько, сколько не плакал за всю свою остальную жизнь. Потом были бесконечные попытки оставить Цзинь Лина — никто не хотел оставлять двум студентам ребенка, и Бог знает, какими словами Вэй Усянь убеждал их. Цзян Чэн трясет головой. Нет, нет, не нужно сейчас все это вспоминать, он и без того не справляется. Почему это все не может оказаться просто сном? Он глядит на спящего Цзинь Лина, на чемодан Вэй Усяня, вещи он ещё разобрать не успел и вздыхает. Как хорошо, что у него остался хоть кто-то. Иначе Цзян Чэн уже точно висел бы в петле.