Сквозь звёзды и вселенные

— Шэнь Цинцю… Лю Цингэ так и пышет яростью. Ещё бы — его шисюн никогда не слушает его! Никогда! Говорил же: не лезь в ту реку! Она холодная; замёрзнешь, промокнешь и заболеешь! И что в итоге? Я не заболею, Лю-шиди, у меня ведь не настолько слабый организм. Все в порядке, Лю-шиди, просто немного голова болит. Все в порядке, Лю-шиди, просто сегодня немного приболел. Все в порядке, Лю-шиди, это всего лишь температура, причем на такая уж и большая, я предполагаю, в пределах тридцати семи, в конце концов, я заклинатель или кто? Будет позорно, если меня свалит столь простая болезнь… Именно на этом моменте разозленный Лю Цингэ оборвал его, чуть не дал подзатыльник, отобрал меч и силой уложил в кровать, не забыв при этом разогнать всех любопытных учеников. Кто-то переживал; кому-то было просто интересно, но нечего ни тем, ни тем рядом с больным учителем ошиваться. Особо беспокоящихся (Ло Бинхэ, к примеру), Лю Цингэ смерил таким взглядом, что у всего пика Цинцзин отпало желание подходить к бамбуковой хижине в принципе. Ай как Лю Цингэ молодец, ай какой замечательный! Шэнь Цинцю теперь никто не поможет, потому что его шиди собирается от всей своей широкой души ему накостылять! Не физически, конечно. Но сам факт. — Лю-шиди… — Шэнь Цинцю, закутанный в одеяло, дрожащий и с раскрасневшимися щеками выглядит очаровательно. Выглядел бы, если бы не болел в этот момент. Беспокойство сильнее желания его обнять и погладить по голове, и Лю Цингэ тяжело вздыхает, устало потерев лоб пальцами. Почему его никто никогда не слушает? Нет, он понимает, что в некоторых аспектах он действительно излишне волнуется, но не в вопросах здоровья же! Вот и пусть теперь сидит Шэнь Цинцю без возможности выйти наружу. Этому дураку ещё и плохо… Блеск, просто блеск. Лю Цингэ недовольно ворчит что-то себе под нос, пока сурово сдвигает брови к переносице. Му Цинфан уже приходил. Оставил на столе несколько бутылечков, наказал заварить чай с некоторыми травами и подробно расписал, что и когда нужно делать. Шэнь Цинцю пытался говорить что-то о том, что он не маленький ребенок и что это всего лишь простуда — но против поднявшейся до тридцати девяти температуры даже он не смог ничего возразить. Вот и правильно, пусть лучше сидит так. Лю Цингэ устало трёт лицо, а потом хватает чайник и идёт за водой. Сначала выпить лекарства, потом чай, а потом только покой и отдых, и болезнь уйдет как можно раньше и без последствий. Звучит проще, чем могло бы быть, так что все отлично. Все отлично… Он набирает воду, потом идёт на кухню, греет ее, смотря на воду так, словно она от одного его взгляда способна вскипеть за одну секунду, а затем несёт чайник обратно. Честное слово, если Шэнь Цинцю будет противиться лекарствам — он ему эти бутылки и запихает… Куда подальше. Привнесет, так сказать, в их сексуальную жизнь новую, ранее неизведанную сторону. Ну а что? Все в жизни бывает в первый раз! Кто бы сказал Лю Цингэ пару лет назад о том, что он будет ухаживать за болеющим Шэнь Цинцю — ни за что бы не поверил! Посмеялся бы, да и только. А сейчас думает, как бы облегчить его участь (и плевать, что Шэнь Цинцю сам виноват — не оставлять же его, такого бедного и несчастного болеющего, в подобном состоянии, правда?), и как бы помочь ему вылечиться поскорее. Заботится он, конечно, своеобразно, как обычно, но Шэнь Цинцю вроде и не возражает. В конце концов, слова — это одно, а поступки — совершенно другое, и Лю Цингэ, к сожалению, не может не ворчать. — Лю-шиди, прошу, не злись, — осторожно начинает Шэнь Цинцю, даже не тушуясь под суровым взглядом Лю Цингэ. — Я виноват, что тебя не послушал. Мне жаль… Взгляд Лю Цингэ немного смягчается. Не может он всерьез злиться на Шэнь Цинцю — ладно, может быть, немного, но не тогда, когда он такой беспомощный и очаровательный. Определенно точно нет. К тому же, он ведь и вправду достаточно сильный заклинатель, кто же знал, что он заболеет? Лю Цингэ же за ним в эту реку полез — и не заболел вовсе. Шэнь Цинцю чуть вздергивает брови и думает о том, что знал бы Лю Цингэ, сколько он болел раньше, так и вовсе пробил бы лоб рукой невзначай. В этом теле он куда выносливее, так что эта болезнь впервые за несколько лет… Что ж, не всегда же ему здоровым бегать, правда? — Му Цинфан оставил эти лекарства для тебя. Выпей, — он подталкивает к нему пару бутыльков. — А потом тебе нужен покой. И никаких свитков! — Лю Цингэ замечает взгляд Шэнь Цинцю, и ему кажется, что тот найдет способ поработать. Даже если не тренируя учеников, так читая свитки и заполняя их. — Покой значит покой, а не то что ты мог там себе подумать. Шэнь Цинцю при этих словах сразу же меняется в лице, прекрасно понимая, что с Лю Цингэ спорить не получится. Ладно, значит, ему придется умереть здесь, в одиночестве и от скуки… А? Лю Цингэ уходить никуда не собирается. Помнится, когда-то он говорил: «заболеешь — ко мне не подойдёшь». И что в итоге? Кудахчет над ним как курица наседка, и за Му Цинфаном уже успел сбегать, и всех, кого нужно, разогнать… Шэнь Цинцю мимолётно улыбается, прикрывшись веером, а затем послушно устраивается поудобнее. Что ж, придется ему поболеть немного. И даже если для этого ему придется умереть от скуки… Что ж, значит, такова его судьба. А пока что можно наслаждаться заботой, самое главное — выполнять все указания. Лю Цингэ ведь не желает ему плохого — в этом Шэнь Цинцю убедился несколько раз. А раз не желает ничего плохого, а как раз-таки наоборот, а Шэнь Цинцю скучно… Может быть, ему стоит немного поиграть? — А эти лекарства горькие, шиди Лю? — он невинно хлопает ресницами. Браво, Шэнь Цинцю, ты актер настолько, насколько это возможно! То есть, в переводе на человеческий — он может что-нибудь отыграть, особенно касающееся избегания вопросов по поводу будущих событий — но в таких делах он ужасен, не поведется даже Лю Цингэ, иногда теряющий голову рядом с ним. — Мне откуда знать? — Лю Цингэ в этот момент чуть не упал со стула, на котором сидел. — Шэнь Цинцю, если ты собираешься… — Если они горькие, то это же противно, — Шэнь Цинцю строит несчастное лицо и выдыхает. Оскар ему, срочно, Оскар! Один из сильнейших заклинателей не хочет пить горькие лекарства. И как хорошо, что Лю Цингэ никому не расскажет, а если и расскажет, то люди только у виска покрутят. Вот, вот она, репутация, наработанная усердным выполнением заданий Системы ради разблокировки ООСа. Бывший владелец этого тела начал бы блевать кровавой пеной, увидев такое, но раз уж его больше нет… Шэнь Цинцю может себе это позволить. — Шэнь Цинцю, пей немедленно. Иначе… — Лю Цингэ опасно щурится, неожиданно придвинувшись к нему ближе. — Иначе — что? Ответить ему Лю Цингэ не успевает. Потому что Шэнь Цинцю, коварно воспользовавшись заминкой, притягивает его к себе и целует. Что поделать, если настроение у него во время болезни ужасно игривое? Лю Цингэ хмурит брови, но в противовес своему выражению лица заваливает его на кровать. Нетронутое лекарство так и остаётся на столе.