Сквозь звёзды и вселенные

Шан Цинхуа никогда не любил холод. Что скрывать — он при жизни был тепличным цветочком (ещё бы у него был иммунитет — он сидел дома и писал, а на улицу выходил разве что за продуктами, и то, доставка ездила к нему домой чаще, чем к себе!), таковым остался и в своей собственной новелле. И угораздило… Угораздило же его влюбиться в Мобэй-цзюня! В Короля северных земель! В ледяного демона! Шан Цинхуа, право, поражается своей логике. Но что поделать, если этот мужчина идеален настолько, насколько себе вообще можно было придумать? Не зря же он его таким прописал… Практически по собственным идеалам! Так чего жаловаться теперь на свои же чувства? Но то, что Шан Цинхуа страдает от холода — факт. Постоянно дрожит, пальцы у него едва ли в последнее время гнутся, а про то, что он не помнит, когда в последний раз ему было тепло, он и вовсе не помнит. В Царстве Мобэй-цзюня в последнее время холоднее, чем обычно, и это холоднее длится уже черт знает сколько времени. Повезло же этому Шэнь Юаню! Сидит в тепле и в ус не дует, а даже если и замёрз бы, одно слово — и вот главный герой, как верный щеночек, тащит учителю что-нибудь теплое, чтобы согреть. Ну где же, где же такое видано, чтобы автор страдал, а его самый ярый хейтер как сыр в масле катался? Шан Цинхуа тихо ругается себе под нос, очень стараясь заполнить документ. Стараясь — потому что руки не слушаются, чернила замерзают в баночке, и написать что-то становится уже невозможным. У Шан Цинхуа, сказать честно, опускаются руки, но он ничего не может поделать. Ему нужно обязательно угодить Мобэй-цзюню, чтобы выжить, а ради этого можно и потерпеть немного. Хорошо хоть он его бить перестал, но и других признаков симпатии пока что не проявляет. Что же чувствует эта глыба льда?.. Шан Цинхуа холодно, но это ничто по сравнению с его ощущениями. Он никогда не был хорош в распознавании эмоций других людей — а Мобэй-цзюнь, пусть и очень хорош собой, все-таки имеет совершенно нечитаемое выражение лица. Он может злиться, но в остальное время его лицо остаётся безучастным настолько, насколько это вообще возможно. Интересно, а он умеет радоваться? Любить? Испытывать любые другие человеческие эмоции кроме агрессии? Шан Цинхуа, как автор, должен знать ответ. Шан Цинхуа понятия не имеет, потому что новелла уже давно пошла своим ходом, а он лишь может смотреть на то, как все то, что он когда-то создал, меняется. И по чьей, скажите, милости? Шэнь Цинцю, конечно же! Вот уж подгадил так подгадил. Главный герой мало того что из Бездны вернулся с поломанной напрочь психикой (не мог Шэнь Цинцю, что ли, подобрать слов помягче? а так только ребенку сердце разбил!), так ещё и бегает теперь за своим учителем точно собака. Смотреть тошно. Шан Цинхуа просто не может не признать, что завидует. Ему, может быть, тоже любви хочется, а какая тут любовь, когда он мало того что целыми днями замерзает (не превратиться бы до конца новеллы в ледышку — и то хорошо будет), так ещё и дел у него невпроворот. Принеси, подай, уйди, заполни, напиши. Тьфу. Он тяжело вздыхает, откладывает кисть и обнимает самого себя за плечи. В его спальне чуть теплее, чем в остальном замке — это хорошо. Там, во всяком случае, он может ненадолго забыть о том, насколько сильно ему холодно. Сказать честно, последние недели две Шан Цинхуа мечтает об одном — чтобы его отослали обратно в мир людей, чтобы он там согрелся. Ну и пошпионил для своего короля, например. Но главная его цель — согреться. У Мобэй-цзюня как назло нет никаких дел за пределами дворца, а Шан Цинхуа не может и не хочет никуда от него отлучаться. Прямо-таки неразрешимая дилемма выходит. За его спиной слышатся тяжёлые шаги. Он тут же хватает кисточку обратно. О нет, о нет, о нет. Он же ведь фактически ничего не сделал! Только бы он не забыл впридачу о том, что его король говорил, что это очень срочно и важно. Тогда ему точно конец, и его никто не защитит! О, какой же Шан Цинхуа всё-таки невезучий, о, Система, ну почему ты не могла закинуть меня в тело кого-нибудь другого? Да хоть самого обычного человека, не связанного с этими пиками! Тогда он был жил спокойно и жил. Возможно, его бы убили демоны, но… Это ведь только возможно, ведь правда? — Шан Цинхуа. — Д-да, Мой Король? Ещё немного, и он начнет заикаться. У него зуб на зуб не попадает (Шан Цинхуа, конечно, научился это скрывать, будто волнуют его короля его жалкие человеческие проблемы), а если к этому добавить ещё и некоторый страх перед Мобэй-цзюнем… О, небеса. Где же он так согрешил, чтобы попасть именно так и именно сюда? Да, он писал книжки не самого лучшего качества, но ведь это даже не смертный грех! Ему, как автору, ведь тоже нужно на что-то жить, а хочешь деньги — пиши то, чего хочет публика, а не то, что хочешь ты сам. Вместо злости Шан Цинхуа вдруг чувствует, что ему стало гораздо теплее. На плечи ему набрасывают что-то тяжёлое, но жутко теплое, и он неосознанно сразу же в это закатывается, уткнувшись носом в мех… Погодите, в мех? Шан Цинхуа оборачивается и глядит на своего короля, который снял с себя меховую накидку и отдал ему. Сложно сказать, что пережил Шан Цинхуа за эти секунды осознания, но факт остается фактом. Мобэй-цзюнь отдал ему часть своей одежды… Только почему? Шан Цинхуа никак не может понять. Он же ведь не… Что он вообще может пытаться этим сказать? Какие ещё традиции демонов он не знает? — Ты. — Я, Мой Король. — Почему не сказал, что мерзнешь? Этот вопрос застаёт Шан Цинхуа врасплох. Почему не сказал? Да потому что негоже королю заниматься проблемами этого слуги — раз, потому что, как предполагал Шан Цинхуа, он и не стал бы этим заниматься — два, и потому, что Шан Цинхуа думал, что привыкнет к этому холоду, раз уж ему придется теперь здесь жить достаточно долгое время — три. Целых три причины, а как сложно вымолвить хоть одну! Страшно разозлить, страшно понять что-то не так, страшно… Да ему вообще всегда страшно, и ничего он с этим поделать не может. — Неважно. Я сделаю замок теплее. Пока ходи так. Мобэй-цзюнь, как всегда, не слишком многословен и не слишком эмоционален. Шан Цинхуа даже не может ничего вымолвить, только смотрит ему вслед, глупо хлопает глазами. Что это только что было? Это же не бред уставшего от холода мозга? Он ведь не спит сейчас? Шан Цинхуа плотнее заворачивается в накидку, тихо выдыхает, чувствуя, как болят медленно оттаивающие пальцы и вздыхает. Потом он думает о чем-то, возможно, слишком дерзком для слуги. А потому краснеет и утыкается обратно в бумаги.