Зовут: Том, фамилия: Харди

      Просыпаться в мягких и теплых женских объятиях после отличной ночи – не это ли настоящее мужское счастье? Ох, эти прекрасные ощущения, о которых, казалось, я уже успел и забыть за столько-то лет с начала новой жизни. Столько лет… Столько нервотрёпки и одна ночь, после которой, ты, словно измученный путник, наконец добравшийся до заветного оазиса, делаешь жадный глоток воды и жизнь вновь обретает смысл. Правильно говорят – секс продлевает жизнь, а хороший секс – делает её лучше.       Рядом сонно заворочалась Петра, мило сморщив носик и что-то забавно пробубнив во сне. Что-то неразборчивое, но на её лице при этом расцвела милая улыбка, а сама она плотнее прижалась, так, по-хозяйски, положив ножку на меня и поудобнее устроив голову с мило растрёпанным, так сказать по-домашнему, волосами. На лице сама собой появилась мягкая улыбка, а рука удобнее легла ей на упругую аккуратную попку, которая сейчас кокетливо выглядывала из-под одеяла.       Внутри растекалось приятное чувство сладкой неги. Ну, такое, когда лежишь и делать ничего не хочется. Не потому, что всё достало или устал, нет. Это похоже на то, как целую неделю батрачил в поте лица, а потом, вечером пятницы, затопил баньку, заготовил мясца, подготовил угли, пришли друзья, с которыми давно не виделся и вот сидите вы, выпили по парочке бокальчиков светлого нефильтрованного, нажарили мяса, скушали, раздавили ещё пару бокальчиков под приятный разговор, а потом пошли в баньку, да попарились так, что аж хорошо на душе стало. И веничком берёзовым, обязательно. А потом, разгорячённые, все красные, да так, что аж пар валит от тела столбом, с разбегу сиганули в ледяную прорубь, настолько холодную, что аж сказать ничего не можешь – просто судорожно вдыхаешь воздух, вылезая. А потом снова в тёплую баньку. Согреться, выйти, словно заново родившимся человеком, но ещё не совсем, после чего закусить шашлычком под рюмочку студёной и, наконец, откинуться на стуле, забросив руки за голову, и выдохнуть полной грудью, отпуская все обиды, проблемы и невзгоды, достигая того самого состояния умиротворения. Неги.       Приятно, чёрт возьми!       Под боком вновь заворочалась Петра, но было видно, что сон постепенно отступает, проигрывая в вечном противостоянии. Отступает, дабы вновь вступить в бой позже, вечером. Ресницы затрепетали и глаза сонной девушки приоткрылись.       — Ммм… — раздался слегка хриплый звук притягательного девичьего голоса, который в обычной жизни редко удаётся услышать, а на лице показывается довольная, притягательная, слегка ленивая, улыбка.       Секунда, вторая и сонный взгляд, до этого смотрящий, как будто сквозь тебя, обретает осмысленность. Глазки девушки медленно раскрываются, являя миру два зелёных изумруда, разжигающие мужское сердце, своим огнём. Сонная нега ещё не даёт до конца осознать происходящее, но это ненадолго, что и начала подтверждать Петра.       На её лице за несколько мгновений успело проскочить множество эмоций, начиная от удивления, непонимания, осознания, смущения, радости и, наконец, довольства, смешенного с парой капель всего предыдущего.       — Д-доброе утро… — голосок Петры звучал одновременно застенчиво, что придавало ему игривости, и взволнованно, что эту игривость лишь усиливало, создавая эдакий налёт беззащитной жертвы, распаляя огонь подобно горючему, которым обильно поливают угли, оставшиеся от костра ночной страсти.       — Доброе… — я не мог отреагировать по-иному, когда на меня смотрят настолько счастливым взглядом. Наши губы слились в нежном поцелуе. Чувственном. В нём ещё не было той страсти, бурлящей и будоражащей, какая была ночью, но в нём не было уже той невинности, как в тех, которые были раньше, до секса.       К сожалению, эта утренняя идиллия была прервана самым наглым образом.       Дверь в комнату открылась и в проходе застыла фигура Мэй Паркер. Поправочка: Мэй Паркер, которая ошарашенно переводила взгляд с разбросанной по полу одежды на обнаженных нас, прикрытых одеялом. Потом снова на одежду и снова на нас.       В комнате повисло гнетущее молчание.       Женщина медленно сделала шаг назад и аккуратно, словно боясь, что её заметят, закрыла дверь, после чего с той стороны раздался её голос, отдающий немного хрипотцой:       — Через десять минут. Внизу.       — Т-тётя Мэй! — Петра, до этого замершая словно кролик перед удавом, резко попыталась вскочить, но запуталась в одеяле и мне пришлось её ловить, чтобы она не грохнулась с кровати, — Это н-не то! Всё не так!       — Петра, стой, — поймал я её, ломанувшуюся было к двери.       На девочку было жалко смотреть: вся бледная, будто её не тётка застукала с парнем в кровати, а сама Смерть навестила, сказав, что жить ей осталось ровно десять минут. Отсчёт, кстати, уже идёт.       — Т-том… — на меня перевели испуганный взгляд загнанной дичи.       — Так, стоять. Дыши, — принялся я её успокаивать.       — Н-но…       — Дыши. — начал я показывать, как это делать, слегка вытянув губы трубочкой и медленно вдыхая и выдыхая, смотря девушке в глаза.       — Вот так. Вдох, выдох. Вдох, выдох. Успокоилась?       В ответ мне с жалобным лицом помотали головой из стороны в сторону. Эх, Петра, Петра, и как же ты геройствовать-то будешь… А, ну да, вооруженный грабитель, стреляющий в тебя это же не тётка, застукавшая тебя голой с парнем. Он то просто пристрелит, а эта сделает хуже – будет укоризненно смотреть, качая головой и говорить какая ты, Петра, плохая, ай-яй-яй так делать!       — Петра… — я с лёгким сарказмом посмотрел на неё, — Ты же взрослая умная девочка, я прав?       Голова Петры сделала неуверенный, слегка дерганный кивок.       — Во-о-от. — наставительно поднял я указательный палец, — Ты взрослая умная девочка, — обвёл я говорящим взглядом её обнаженную фигуру, показывая, «где» я её считаю взрослой, на что девушка моментально залилась краской и цапнула краешек одеяла, натягивая его до самого подбородка, с лёгким укором смотря на меня, — Ничего страшного не случилось.       — Ты не понимаешь…       — Нет, понимаю, — отрезал я, — Ничего страшного не случилось.       — Н-но…       — Так, Петра, давай мы сейчас оденемся, — я кивнул, смотря на Петру и дожидаясь, пока она сделает то же самое, после чего продолжил, — Приведём себя в порядок, — ещё кивок, — И спустимся вниз, — и ещё, — Давай не будем заставлять миссис Паркер ждать дольше, чем нужно. Хорошо?       — Хорошо… — обречённо, но уже с явной долей принятия сказала Петра, а потом заёрзала, отведя взгляд, — Ам… Ты это, — её голос стал тише, — О-отвернись, пожалуйста, м-мне надо одеться…       Я усмехнулся. Женщины…       — Хорошо.              

* * *

             Спустя десять минут, за которые удалось собрать валяющуюся одежду, Петра переоделась в домашнее, а я во вчерашнее, мы спустились на кухню, где нас уже дожидалась Мэй Паркер. Умываться или принимать ванную, естественно, никто из нас не стал. Петра лишь причесала свою шикарную гриву каштановых волос, да собрала одежду и постельное с горящими смущением щеками, и шмыгнула с ними в ванную, забросив в корзину для белья.       Мэй Паркер оказалась совершенно не такой, какой я её себе представлял. Она не была похожа на ту, уже немолодую женщину, показанную в фильме о первом Человеке-пауке с Тоби. Это оказалась довольно молодая женщина. Высокая, примерно одного со мной роста, с длинными каштановыми волосами. Чуть темнее, чем у Петры и не такими густыми. Выразительные черты лица слегка овального лица, обрамлённого волосами, хорошо сочетались с острым подбородком, пухлыми губами, прямым носом и немного раскосыми глазами. Лёгкий макияж, подчёркивал её красоту, находящуюся ещё не на «закате», но и уже не в своём «рассвете». Всё это, вкупе с тёмно-зелёными глазами, смотрящими сейчас на нас с укором, делали женщину довольно похожей внешне на саму Петру, хоть они и не были биологическими родственниками.       — Здравствуйте, миссис Паркер.       Петра, стоило ей лишь увидеть свою тётю, растеряла весь свой запал, которым я её упорно заряжал всё это время, став вновь похожей на кролика перед удавом, так что начать разговор пришлось мне. На самом деле, такое утро было не самым плохим в моей жизни – сейчас мне хотя бы не попытались оторвать яйца в первые же секунды, а чинно и мирно, чтя принцип «лежачих не бьют», дали время на то, чтобы привести себя в порядок (чтобы сразу в гроб класть красивого такого), встать и спустится туда, где концентрация колюще-режущего была явно побольше.       Женщина посмотрела на меня усталым взглядом, в котором явственно чувствовалось желание упасть в кровать и не просыпаться ближайшие несколько дней, но, к несчастью для нас, она вынуждена сейчас сидеть и цедить вино из бокала, ожидая, пока мы приведём себя в порядок после подросткового перепихона, за которым она нас и застукала.       — Ну здравствуй, Том, — миссис Паркер посмотрела на меня с укором, как бы спрашивая, не стыдно ли нам, после чего перевела на опустившую ещё ниже голову, Петру и тяжело вздохнула, повращав рубиновую жидкость в бокале и сделала глоток.       — Ну и, что делать будем? — задала она вопрос, на что Петра встрепенулась, подняв голову, но встретившись взглядом с тётей, пристыженно опустила его обратно.       Я окончательно понял, что «отдуваться» придётся мне одному.       — А что делать? — я сидел ровно, не развалившись на стуле, но и не вытянувшись в струну, показывая, что не вижу ничего предосудительного в произошедшем.       — А вы считаете это нормальным? — посверлили нас суровым взглядом. Ну как суровым… Видали и суровее. Взгляд миссис Паркер был не то, что суровым, скорее она таким образом скрывала растерянность, которая проскальзывала в её жестах, взгляде и мимике. Это не сильно бросалось в глаза, но зная куда смотреть, понять можно было. Женщина явно не была готова к подобному разговору. И это был явно плюс, поскольку позволял занять доминирующую позицию в диалоге.       — Что именно? То, что мы переспали? Миссис Паркер, — успел я раньше, чем женщина что-то ответила, — Давайте начистоту, хорошо?       — Ну давай начистоту. — меня окинули недоверчивым взглядом.       Я демонстративно взял вздрогнувшую от такого жеста Петру за руку, переплетя пальцы и ободрительно ей улыбнулся.       — Мы знакомы с Петрой уже больше десяти лет, — в ответ женщина кивнула, принимая аргумент, — Мы любим друг друга, — Петра вздрогнула на этих словах, подняв на меня взгляд.       — Да? — нас окинули красноречивым взглядом, — Что-то я не помню, чтобы вы до этого становились парой…       — Мы стали… — я слегка замялся, — Вчера.       В этом и была самая большая загвоздка. Я понимал, как это звучит, но также понимал, что лучше сказать это сейчас, чем позже вскроется такая… очень неловкая подробность, а она обязательно вскроется, ведь не может быть такого, чтобы миссис Паркер не стала расспрашивать Петру о том «когда», «кто» и «где». И вот что-то я сомневаюсь, что зеленоглазая милашка (это я сейчас о Паркер… Петре, в смысле) выдержит напора тёти. В таком случае последствия будут куда хуже, нежели я сейчас честно скажу, что, дескать, да, мы переспали в тот же вечер, как признались. А если сейчас ещё и слегка сместить акценты, то эффект будет куда лучше.       На мои слова женщина поперхнулась вином и ошарашенно стала смотреть на нас.       — Вчера? Это… Вы… Петра?       — Я… Мы… — Петра попыталась что-то сказать, но лишь нервно сглотнула и перевела на меня умоляющий взгляд.       — Да, миссис Паркер, — кивнул, привлекая всё внимание к себе, — Вчера на дне рождения Гарри мы немного выпили, поговорили и признались, что уже давно чувствуем друг к другу одно и то же. А потом… Ну, сами знаете, алкоголь, гормоны… В общем, вот.       Паркер старшая тяжело вздохнула, растерев переносицу пальцами, взглянула на бокал, прикидывая, стоит ли ей сделать глоток и поможет ли он переварить всё услышанное, после чего, решив, по всей видимости, пока не трогать бокал, пристально посмотрела на Петру и спросила:       — А ты что скажешь?       — Ам… Я… В-всё так и было.       — Он тебя не принуждал? — задала довольно неожиданный вопрос женщина и окинула меня взглядом следователя Гестапо, готового если что и яйки укоротить мне, а потом вновь посмотрела на Петру, подобно ищейке, выискивая любую подозрительность в реакции девушки.       — Что? Нет! — встрепенулась моя зеленоглазка, — Я сама… Ой… — Петра очень густо покраснела, вся сжалась, словно попытавшись стать меньше и опустила голову, прячась от наших синхронных с Мэй взглядов, переполненных удивлением.       Я умилённо улыбнулся и положил девушке на голову руку, начав ободряюще ту поглаживать, тихо посмеиваясь, после чего посмотрел на наблюдавшую за этим жестом женщину. Наши глаза встретились, и мы словно услышали мысли друг друга:       — Это Петра. — как само собой разумеющееся констатировали мы, комментируя её выходку. Да уж, это действительно Петра. Ляпнуть не подумав, а потом сидеть и смущаться. В этом вся она.       — Ладно, — сказала миссис Паркер, посмотрев на наручные часы, — Сделаем так. Ты, — это было уже адресовано мне, — Сейчас идёшь домой. Скоро должен вернуться Бэн и… — замялась она, — Я совершенно не представляю его реакцию на… — словно пробую на вкус новое слово, — парня Петры. Так что я его подготовлю, а ты… — прикинула она что-то в уме, — придёшь к нам, скажем, в субботу на ужин, где уже обстоятельно поговорим с тобой, — после чего вновь на секунду задумалась, — Время потом у Петры узнаешь.       — Окей.       — Петра, — окликнула Мэй девушку, — Проводи-ка своего кавалера, а потом возвращайся… Поговорим, — после чего так хитро улыбнулась, хоть и с видимыми нотками усталости во взгляде, — О нашем, о женском.       — Л-ладно, — слегка поежилась Петра.       Меня довольно быстро выпроводили из дома и перед тем, как закрыли дверь у самого носа, быстро оглянувшись по сторонам, Петра зажмурилась и, бросившись на шею, словно перед походом на эшафот, поцеловала меня. Ох, сколько же всего было в этом поцелуе… Я даже на секунду задумался над тем, чтобы, наплевав на всё сцапать эту жучиху и утащить в свою пещеру, кхм, домой в смысле. Но, нет, нельзя! Ты культиватор и вообще монах – терпи! Жизнь есть страдание, а просветление есть превозмогание. Превозмогай!       Напоследок меня одарили яркой, солнечной улыбкой, от которой сердце готово было пропустить удар, а потом смущённо юркнули за дверь, которая быстро захлопнулась, оставляя меня одного посреди пустой утренней улице с глупой улыбкой на лице.       Ну вот, вроде бы нормально поговорили. Осталось вернуться домой, где мне предстоит ещё один довольно непростой разговор…