* * *
Том. По пути домой. Такси. Такси везло меня по просыпающемуся городу, а я смотрел на свой телефон, на экране которого красовались шестьдесят девять пропущенных звонков. Парочка от Гарри, Джессики и Триш, что было нормально, но вот основная часть была от мамы и Фелиции. Сорок два пропущенных от сестрёнки… Интересно, меня сразу четвертуют или дадут последнее слово? Перезванивать и говорить, что уже еду домой, я посчитал излишним, всё же часы показывали без десяти минут семь утра. Город постепенно просыпался, становился лучше, я бы даже сказал чище. «Город просыпался, а мафия засыпала» – это как раз про Нью Йорк. Только вместо мафии тут были наркоторговцы, бандиты и прочие сомнительные личности. Нет, нельзя было сказать, что город ими изобиловал, но всё же. За окном пролетали улицы, многоэтажки и снующие тут и там сонные люди, спешащие домой с работы, либо, наоборот, из дома на работу или учёбу. Я лениво смотрел в окно, провожая их силуэты. Думать о чем-либо не хотелось. Так могло продолжаться до самого моего дома, если бы мой взгляд случайно не зацепился за странное здание, привлекшее моё внимание тем, что было каким-то смутно знакомым. Вернее одна его часть: круглое окно под самой крышей. — Остановите здесь! — попросил я молодую женщину с отчётливыми чертами выходца с ближнего востока. — Здесь нельзя останавливаться. — А где можно? — Вон там, — кивнула она в сторону, — За углом. — Ладно, остановите там. — С вас шестнадцать долларов и сорок два цента, — назвала она сумму за поездку. — Сдачи не надо, — протянул ей двадцатку и поспешил выйти, пытаясь понять, что же меня так зацепило в этом странном здании. Само по себе здание, если и выделялось среди прочих, то не сильно. Четырёхэтажное, расположенное на самом углу улицы, оно, пожалуй, отличалось лишь колоннами, идущими от первого этажа к крыше. Да и то, они несли скорее декоративную функцию. Так же выделялась сама крыша: если у других зданий она была плоской, то тут она была трапециевидной и выкрашена в светло-синий цвет. Но самым выделяющимся было круглое окно наверху с четырьмя изогнутыми линиями, пересекающими его, образуя небольшой квадрат чуть левее и ниже центра. Вход располагался чётко под этим окном. Ни табличек или других надписей, по которым можно было определить, что это за здание, не было. Но самым странным были те ощущения лёгкой дрожи, стоило мне подойти к двери. Я вдруг поймал себя на мысли, что мне хочется против своей воли отвернуться, забыть то, что увидел и пойти дальше по своим делам. И ведь это точно не было моим желанием! Словно… Словно что-то внушало мне его! Вдруг дверь, слегка скрипнув, приоткрылась, но на пороге не оказалось никого, будто сам ветер открыл её. А меж тем желание отвернуться и уйти стало нарастать волнообразно, а мои мысли будто превратились в белый шум, постепенно отходя на задний план. Бороться этим желанием становилось с каждой секундой всё труднее и труднее и, не придумав ничего лучше, я сделал то, чего по логике делать не должен. Я открыл дверь до конца и зашёл внутрь. Стоило это сделать, как давящее чувство резко пропало, словно его никогда и не было. Мысли вновь стали ощущаться своими, а желание уйти исчезло. Внутри была слегка мрачноватая атмосфера. Красный узорчатый паркет слабо отражал свет, льющийся откуда-то сверху. На стенах висели разные картины, а возле них, стен, располагались небольшие столики, на которых лежали книги. Много книг. Можно было бы сказать, что я попал в какую-то странную библиотеку, но, нет, на библиотеку это место похоже не было. Скорее это напоминало дом какого-то аристократа-коллекционера, что подтверждали разные постаменты с закрепленными на них всевозможными предметами. Странными, необычными, причудливыми… Но самым главным была большая лестница, ведущая на второй этаж, широкая внизу и сужающаяся кверху. Снаружи это было незаметно, но стоило войти, как я отчётливо ощутил, что само здание, будто дышало стариной. Не неприятным запахом старости, нет, а благородным запахом старинного жилья, в стенах которого уже не одно поколение успело вырасти, и они не забывали тщательно следить и ухаживать за своим родовым поместьем. Беглый взгляд не смог найти и пылинки на многочисленных предметах, книгах, столиках и полу. С удивлением я заметил, что даньтянь до этого спокойно прогоняющий по телу Ци, вдруг резко встрепенулся и стал с жадностью поглощать разлитую в обилии тут жизненную энергию. Подобно оголодавшему льву, вынужденному последние десять лет грызть одни лишь кости, он вцепился в сочный кусок мяса упитанной дичи, внезапно свалившейся прямо перед ним. По моему телу прошла волна удовольствия, едва не заставившая заурчать как тот самый лев. Разлитая вокруг Ци была совершенно иного качества, чем те крохи, что я поглощал до этого. Словно чистейшая родниковая вода против грязной лужицы. И это чувство было прекрасным. Мне хотелось остаться тут навсегда. Развиваться медитируя часами? Плевать, если это будет тут, где энергия была столь чиста и насыщенна! Из мыслей меня вырвали размеренные звуки шагов откуда-то сверху, так что пришлось «вернуться на бренную землю», готовясь встречать, по всей видимости, хозяина этого места. Шаги эхом отражались от стен. Неторопливые, заставляя неосознанно подобраться и задрать голову вверх, ожидая появления на вершине лестницы этого человека. Фигура человека наконец показалась в поле моего зрения. Он появился слева, неторопливо идя к лестнице и не обращая на меня никакого внимания. Его голову покрывал глубокий капюшон жёлтого, с оттенком оранжевого, как и вся его роба, цвета. Открыты были лишь руки от локтей и ниже, позволяя узнать лишь цвет его кожи – белый. Дойдя до лестницы, он повернулся, благодаря чему я смог разглядеть его лицо. Слегка морщинистое, выдающее живущего не первую четверть века человека, без намёка на бороду, усы или другую растительность. Острый нос, слегка округлый подбородок и глаза… Казалось, они видят тебя насквозь. На его лице была небольшая улыбка, озаряемая зелёным, кажущимся потусторонним, светом, исходящим из медальона, висящего у него на шее. Медальона, напоминавшего открытый глаз, смотрящий на тебя своим зелёным взором. Я узнал его. — Здравствуй, Том, — раздался его мягкий, отдающий добротой, голос. Я понял, что это за здание. Что это за место и почему мне здесь так хорошо… — Здравствуйте, Древний, — сделал я легкий поклон, накрыв кулак левой руки раскрытой ладонью правой, показывая своё уважение воину, который сумел меня подловить так, что я этого даже не заметил, — Не подскажете, какой это уже по счёту наш с вами разговор?Часть 15.
10 ноября 2022 г. в 18:00
Дом Петры. Спустя два долгих часа после ухода Тома.
Петра сидела за рабочим столом, пытаясь сосредоточиться на домашнем задании по физике, но мысли упорно отказывались перетекать в рабочее русло, с каждой минутой возвращаясь к случившемуся ночью. Уроки казались неважными и ненужными на фоне этого, а сердце каждый раз ускоряло свой темп, подпуская кровь к щечкам, а ушки заставляя гореть огнём, от которого, казалось, в комнате становилось душно. Девушка не могла поверить, что это случилось. Она не могла поверить, что призналась в своих чувствах и получила столь вожделенное признание в ответ. Признание любимого. Её парня. Эти слова… «Её парень», заставляли что-то внутри щебетать, причиняя сладкое ощущение чего-то сокровенного, чего-то интимного.
Парень… Её парень. Они пара. Вместе. Она и он.
С каждой подобной мыслью глуповатая улыбка вновь и вновь возникала на её лице, а щеки неистово алели, принося с собой какое-то странное, противоречивое ощущение смущённого удовольствия, заставляющее прикрывать горящее лицо руками, но продолжая повторять эти слова вновь и вновь.
За столь бурными эмоциями, Петра не замечала криков разума и логики, пытавшихся обратить внимание «влюблённой дурочки» на очень подозрительные вещи, которые бы никак не смогли укрыться от внимания девушки, будь она в более… вменяемом состоянии. А ведь обратить внимание было на что.
Взять, к примеру, её раны. Где они? Почему синяки, которые Петра по началу чётко чувствовала, сейчас исчезли? А распухшая от пощечин щека? Почему она сейчас выглядит как обычно? Нет, даже немного лучше! Как? Почему? А зрение? С самого детства она носила очки. Без них весь мир размывался до того состояния, что принять развивающийся от ветра пакет за кошку было обычным делом! А вчера? Её очки упали, дужка переломилась, но… Она не надела их и видела! Но даже не поняла этого. Не обратила внимание, ведь мозг был забит совершенно другими мыслями. Как и сейчас. Разум девушки упорно кричал, что всё это связано с Томом, ведь других объяснений просто не было, но мозг «вышел покурить», дав «порулить» сердцу и чувствам, а они, в свою очередь, отмахивались от скучного и занудливого собрата. Сейчас девушку волновало совершенно другое.
Её глупая мечта осуществилась. Том заметил её, заметил её чувства. И он ответил. Ответил ей, а потом… Казалось, и так горящие огнём щеки, раскалились до предела, а из горла сам собой вырвался смущённый писк и Петра, ища место, куда можно «спрятаться», прыгнула на кровать, уткнувшись лицом в подушку. Но это сделало лишь хуже. В её голове вспышками начали проноситься моменты их первой… близости. Моменты, когда Том, словно читая её самые потаённые желания, с теплой улыбкой и взглядом, от которого внизу живота начинался настоящий пожар, претворял их в жизнь. Девушка знала и понимала, что она странная. Таких обычно называют рождёнными не в своём времени. Не от мира сего. Нет, не в том плане, когда снисходительно применяют такое обращение к людям с отклонениями. Просто Петра была из тех, кого современные реалии приводили в некое уныние. Она понимала, что её желания и мечты мало осуществимы, да что там – невозможны в текущих условиях, но в глубине души девушка хотела, чтобы всё было иначе. Хотела, чтобы всё было как в тех романах, что она в последнее время любила читать. Романы, где женщины трепетали от мужчин. Романы, где не было гаремов, а мужчина любил лишь ту единственную. Любил всем сердцем, несмотря на козни всяких крашеных сучек.
Петра часто представляла себя на их месте. Представляла, как бы они жили, каким был бы мир, если бы двести лет назад не произошел «Закат Юпитера», как окрестили это явление в учебниках истории, дав название в честь древнегреческого божества, покровителя мужчин. Хорошее сравнение, но лишь сравнение, а не то, как этот «час» изменил мир. Мужчин стало рождаться меньше. Сначала это было не столь заметно, но сейчас, спустя двести с лишним лет, мир изменился. Он разделился на две условные части: тех, кто принял изменения и тех, кому эти изменения пришлись не по вкусу. Петра была из вторых, как, впрочем, и её тётя с дядей. Нет, Бен и Мэй не давили на неё, заставляя принять их образ жизни, просто самой Петре не хотелось подобного. Делить своего молодого человека с кем-то ещё? С тех пор как она стала задумываться о мальчиках, эта идея заставляла сердце неприятно сжиматься, принося дискомфорт. Она поняла, что современные реалии ей не нравятся. Поняла, наблюдая за жизнью дяди Бена и тёти Мэй. Понимала, когда вспоминала своих маму и папу.
К сожалению, с каждым годом таких как Петра и её семья, становилось всё меньше и меньше, постепенно поддаваясь и принимая изменения мира и общества. Дошло даже до того, что в некоторых… «семьях», мужчина занимал полностью пассивную позицию. Когда она первый раз услышала о таких, Петра брезгливо передернулась, но реальность не дрогнула в ответ, поддаваясь желаниям девушки и мир остался прежним. Абсурд начинался, когда такие женщины сами выбирали своему мужчине жён, руководствуясь в первую очередь выгодой для семьи в целом. Не чувствами или желаниями, а простой выгодой! Но самое паршивое, что такие «семьи» стали набирать популярность в последнее время! И Петра каждый раз содрогалась, стоило ей задаться вопросом: «а что если Том такой же», «что, если он отмахнётся от такой как она и выберет ту, которая будем приводить ему других женщин». Как ей тогда быть?
К огромному счастью Петры, её потаённые страхи оказались напрасными. Том ответил на её чувства, сказал, что любит её, а потом была эта ночь… За которую ей устроила небольшую головомойку тётя Мэй. О чём они вообще думали?! Как могли забыть, что утром вернётся тетя и дядя! Хорошо ещё их застукала тётя Мэй, а не дядя Бен. Если бы это был он… Петра даже думать не хотела об этом.
Разговор с тётей оставил двоякие чувства. С одной стороны ей было дико стыдно, с другой же, после ухода Тома разговор стал более тёплым. Объяснено это было тем, что Мэй не могла не отреагировать, хотя бы показав своё мнимое «фи» на такую выходку подростков, но вот после ухода парня, они довольно мило поговорили. Видать тяжелая ночь плюс вино дали такой эффект, при котором тётя ударилась в воспоминания о своей молодости и которыми с улыбкой поделилась с самой Петрой. Они проговорили до самого прихода дяди, а девушка узнала некоторые… смущающие подробности молодости своей тёти и некоторые советы, от взрослой женщины другой женщине, но ещё юной, как это назвала сама Мэй.
Они проговорили до самого прихода Бена, после чего Петра, стараясь лишний раз не смотреть ему в глаза, позавтракала в кругу семьи и шмыгнула к себе в комнату, где тщетно пыталась заставить себя сесть и сделать, наконец, эту чёртову домашку!
Примечания:
У меня есть Бусти. Ссылка в профиле ;)