Собственность

— …Зал наш с 17 часов и до победного, так что, пока всё подготовим и все соберутся, часов в 19 можно будет начинать съёмку. Так… Ты просил чёрные стулья и диваны, я всё заказала, всё привезут на следующей неделе. И ты просил приглушённый свет, тебе не кажется, что будет мрачновато? Просто, я могла бы… Нурлан внимательно слушает каждое слово своей помощницы, которая занимается организационными моментами подготовки к первому съёмочному дню его нового шоу. Казах сидит в своей квартире с телефоном в одной руке и дымящейся сигаретой в другой. С тех пор, как Щербаков немного «разукрасил» его лицо, Сабуров избегает личных встреч с кем бы то ни было, пока не заживёт губа и не сойдёт синяк на скуле. Впрочем, всё это уже на финишной прямой. Да и нет никаких проблем с тем, чтобы контролировать работу группы своих помощников и договариваться о каких-то деталях через телефон. — …И последний вопрос, — доносится из динамика бойкий голос помощницы Виктории, — ты решил, кем заменить Щербакова? — В смысле, заменить? — От одного упоминания об этом засранце у Сабурова одновременно дёргается член и неприятно ёкает сердце. — Ну… он же отказался от участия… Я тебе не сказала? — Блять, что?! Какой ещё «отказался от участия»?! У него контракт! — Нурлан и не заметил, как за одно мгновение вскипел и перешёл на грозный крик. — Ну да, но он не подписал этот контракт, — голос Виктории звучит уже не так бойко, девушку явно немного напугала перемена настроения её босса. — Слушай, прости, я, кажется, продолбалась… Вы же с ним общаетесь, и я почему-то подумала, что ты и так в курсе, что он отказался, и не стала тебе говорить. — Нет, Вика, я не в курсе, — уже не кричит, но голос очень тяжёлый и ледяной, — чем он аргументировал? — Ну… Сказал, что ты… кхм… «хуйло, с которым он не хочет иметь ничего общего»… Я подумала, что он так шутит, это же в его стиле. Подумала, что у вас там свои дела, и не стала задавать вопросы. Слушай, Нур, я правда продолбалась, но я была уверена, что он может так себя вести, только если вы с ним уже всё решили. И как теперь? Я могу оперативно прикинуть, кем его заменить, я найду, кто сейчас свободен… — Подожди, не надо ничего прикидывать, занимайся своими делами. Я всё улажу. Это всё, мы закончили? — Да… Нурлан, прости… — Забей. Я позже позвоню. И Сабуров сбрасывает звонок, не дожидаясь ответа. Он чувствует, с какой мощью сейчас бурлит в нём злость. С Алексеем они не общались и не пересекались уже больше двух недель. И, честно говоря, Нурлан был уверен, что в любой момент Лёша не выдержит и объявится, поэтому сам терпеливо ждал этого момента, который всё не наступал. А теперь ему кажется, что и не наступит, ведь Лёша, судя по всему, обрывает связи, игнорируя их договорённости и даже предложенные очень немаленькие деньги. — Не хочешь иметь ничего общего? — Всё ещё бурля от негодования, говорит казах сам себе, уже находя в «контактах» имя своего друга-любовника. Сюда ещё просится слово «бывшего», но Сабуров не собирается его применять к Щербакову. Щербаков никакой не бывший, он его. И точка. Слушая в трубке длинные гудки, Нур подкуривает следующую сигарету. — Хули тебе надо? — Первое, что он слышит после гудков. — Предупреждаю, если ты попытаешься заговорить со мной ты-знаешь-как, я бросаю трубку в ту же ёбаную секунду. — Ты передумал участвовать в проекте? — Тоже без лишних церемоний приступает к делу Нурлан, говоря очень сердито и возмущённо, но только так. — Да. Сам догадаешься почему? — Лёшин голос слишком дерзкий даже для него. — У нас была договорённость. — Только на словах, это хуйня. Я ничего не подписывал и нихуя тебе не должен. — Чего ты добиваешься, блять? У тебя есть проблемы со мной, решай их со мной, работа должна оставаться работой, блять… Мне что, правда нужно тебе это объяснять? — Можешь не объяснять. — Если ты не заметил, блять, я не трогаю тебя уже две недели, не общаюсь с тобой и не «издеваюсь», как ты говорил. Съёмки не за горами, ты прекрасно знаешь, что за это время я не найду свободного комика, который мне подойдёт, блять… хоть сколько-нибудь. А с тобой у нас всё оговорено, все условия и твои невъебенные бабки, я рассчитывал на тебя. Блять, да уже часть проекта рассчитана на тебя! И ты, сука, это знаешь! И ты уже дал мне своё согласие. Поэтому я хочу, чтобы сейчас ты позвонил Вике, а потом поехал и подписал, блять, этот, сука, ёбаный контракт. — Ты что, оглох? Я в гробу видал твой контракт, твой проект и тебя самого, блять! Нурлан, сдерживая волну гнева, молчит и трёт переносицу, а спустя пару секунд: — Где ты сейчас? — Да щас, блять, конечно! Я теперь общаюсь с тобой только по телефону и исключительно по рабочим вопросам, которых скоро у нас с тобой вообще не будет. — Лёша, — специально говорит как будто спокойно, — я же знаю, где ты живёшь, и если захочу… — Охуенно! Хочешь поиграть в маньяка? Не думай, блять, что я просто буду каждый раз растекаться перед тобой! Да я даже разговаривать с тобой не буду! Имей в виду, мудила, если я увижу тебя у своего дома, я сразу же пробью тебе ебло, не дожидаясь твоего пиздежа. Мне уже насрать на всё, я хочу, чтобы ты забыл о моём существовании! Найди себе какого-нибудь пидораса, как ты сам, и развлекайся с ним! Сто пудов среди твоих фанатов полно дебилов, мечтающих стать твоей вещью. Я точно не из них. — Да и похуй. Ты хотел бросить трубку? Сейчас самое время, можешь показать, какой ты уравновешенный и взрослый натурал. — Пф! Нахуй тебя, Нур. Пидорас. И Лёша сбрасывает. На самом деле Лёхе с некоторым трудом дался этот разговор, потому что когда Нур требовал, чтобы он подписал контракт, как они договорились раньше, Щербаков не мог не заметить или проигнорировать жёсткий и властный тон, которым всё это было сказано. Правда в том, что спасал его только телефон, по которому, к счастью, не передаётся сила взгляда и не видно напрягающегося члена. А член у русого в этот момент напрягся, ещё как. Но собрав всю волю в кулак, Лёша ничем себя не выдал. И те его слова, что он хочет, чтобы Нур забыл о его существовании, тоже были правдой только отчасти. С одной стороны, Щербаков искренне верит, что это лучшее, что может сделать для него Сабуров. Но с другой — все эти 2 с небольшим недели Щербакову было тяжело. Без Нура. Лёхе не хватало его присутствия и душевно, и физически. Торжествовал только гомофобный разум, настаивая, что это лучший ход событий за последние месяцы и именно его им и стоит придерживаться. Ну и в принципе разум был согласен с тем, что эти странные больные отношения, смахивающие на насилие, давно пора прекратить. Нурлан на самом деле тоже врал. Ему не было похуй ни одной секунды. Эти слова были сказаны исключительно для усыпления Лёшиной бдительности. А Сабурову ничего не стоит прямо сейчас позвонить, например, Демьяну и будто бы невзначай выяснить, какой у Лёши график, где он будет в ближайшие дни и где может находиться в этот конкретный момент. Нурлану не похуй. Он страдал эти 2 с небольшим недели не меньше Лёхи, его внутренний собственник воет каждый проклятый день, требуя вернуть свою собственность. И одному чёрту известно, как Сабуров устал бороться с этой частью самого себя. Так устал, что всё чаще его голову посещает мысль: «А может быть, и не стоит бороться? Может быть, им с доминантом-собственником снова пора быть заодно?». Нурлану не похуй. И он этого так не оставит.

***

Съёмки на сегодня окончены, и почти все уже разошлись. Кроме Щербакова, которого Паша Дедищев попросил подождать его в гримёрной 5 минут, чтобы обсудить какой-то важный вопрос. И вот Алексей стоит в гримёрной лицом к окну уже ровно 5 минут. Он смотрит на проезжающие внизу машины, стараясь не думать ни о чём. Стараясь — потому что в голову упорно лезут мысли о том, что он скучает по одному человеку, о котором лучше бы вообще никогда не вспоминать. С их последнего разговора прошло только 2 дня, и Нур до сих пор не заявился к Лёхе домой, это радовало. Правда радовало. И Лёха понимал, что так правильно, но гомосущность внутри него тосковала и плакала каждый день вот уже почти 3 недели. Щербаков не обращал на неё внимания, он принял твёрдое решение — не приближаться больше к Сабурову и стать нормальным. Сзади слышатся шаги. И ещё раньше, чем успевает обернуться, Лёша устало и почти безразлично говорит: — Как тёлку тебя дожидаюсь, Паш. — Как мило, но из нас двоих тёлка скорее… не я, — звучит голос совсем не Дедищева, голос, от которого у Лёши всё сжимается внутри. Нур. А затем следует звук закрывающейся на замок двери. Щербаков оборачивается, понимая, что он уже в ловушке, и видит перед собой Сабурова, высокого, стройного и красивого — такого, каким он всегда и был и каким его всегда видел Лёха. Нурлан сразу отвечает на вопросительно-предупреждающий взгляд серо-голубых глаз: — Это я попросил Пашу попросить тебя подождать его здесь. Хотел, чтобы ты был один. — И нахуя? — Лёша смотрит цепко, с недоверием. Он начеку. — У меня 2 причины, — Нур же выглядит будто абсолютно расслабленным, но тоже не сводит глаз с друга, зная, что тот может напасть в прямом смысле слова в любой момент, — за тобой должок, ты подвёл меня с проектом. Алексей ничего не отвечает, только сильнее хмурит брови, действительно готовый напасть в любой момент. — А ещё, — продолжает Нур, делая осторожный шаг вперёд, — я соскучился. Затем казах не торопясь снимает куртку, бросая её на диван, но не сводя глаз с глаз напротив, причём его собственный взгляд уже стал таким, какой точно подействует на Лёшу. И Лёша моментально отводит взгляд, как только понимает это, но тут же слышит беспощадно властное и твёрдое: — На меня смотри! Щербаков готов выпрыгнуть в окно за спиной от отвратительности своего положения и, главным образом, от своей беспомощности перед Нуром, который и рад этим пользоваться. Как он, Лёша, вообще может помочь себе с этим справиться, если Нур, как ёбаный Василиск, буквально лишает его всех сил к сопротивлению одним своим взглядом. И Нуру не стыдно за свою грязную игру, наоборот, он готов пользоваться этим снова и снова! Проклятый маньяк! У Лёхи есть хотя бы один шанс покончить с этим? А Сабуров уже стоит перед ним, полностью довольный своей работой: — Привет, маленький мой, — говорит он нежно, как будто всё происходящее укладывается в его рамки нормальности. А затем довольно быстро подносит ладони к Лёшиному лицу и направляет на себя, ловя взгляд обречённых глаз и улавливая учащающееся дыхание на своих губах. И целует. Резко, грубо и больно. Сбрасывая кепку с русой головы одной рукой. И вынуждает Щербакова отвечать. И Щербаков отвечает, конечно, потому что в этот момент он уже не принадлежит сам себе. «Собственность Нурлана Сабурова» — грустно констатирует он про себя. А Нурлан уже снял с него футболку и приступил к джинсам. Как только он спускает их на Лёшины бёдра, он сильно и с заметным наслаждением сжимает пальцами обе Лёшины ягодицы, после раздвигая их в стороны и чувствуя, как в его пах упирается по-обычному каменный Лёшин член. Нур даже издаёт довольный стон прямо в поцелуе. Через несколько секунд он и сам освобождается от одежды, совершенно не рассчитывая на какую-либо инициативу с Лёхиной стороны. Ну да, было бы глупо, доминирует-то здесь не Лёха. Дальше события развиваются слишком предсказуемо. Сабуров разворачивает Щербакова к себе спиной. Прижимает к стене. Достаёт из кармана маленький тюбик смазки, который сразу же использует по назначению. Пристраивает головку ко входу в Лёшино тело. Нетерпеливо толкается вперёд, входя до упора. Лёша всё это время молча стоит, упираясь в стену лбом и обеими ладонями. Просто стоит и возбуждённо дышит, ожидая, когда Нур в очередной раз «покажет ему его место». А ещё ожидая, когда благословенная боль освободит его от омерзительного чувства бессилия и безысходности. Когда член Нурлана проникает в Лёшину задницу, это происходит — боль, за которой почти сразу следует облегчение. Всё как всегда, ничего не меняется в этом замкнутом круге. После того как Щербаков кончает, секунд через 30-40 после начала акта, Сабуров ещё долго и с наслаждением берёт его у этой стены, прижимая к себе изо всех сил, потому что иначе русый не удержался бы на ногах. Очередная ирония: сначала влияние Нура лишает Лёшу сил сопротивляться ему, а потом один из лучших оргазмов во всей жизни высасывает из Лёши все силы вообще. Так очевидно и так горько — рядом с Нурланом Алексею никак не удаётся быть сильным. В конце концов казах всё же перемещает их обоих на ближайший диван, куда до этого кинул всю их одежду, и на этом диване заканчивает их половой акт, вытаскивая член и кончая Лёше на задницу и немного на спину. А затем ложится на него сверху перевести дыхание. Щербаков по-прежнему молчит и не выказывает никаких признаков сопротивления или несогласия с происходящим. Спустя несколько минут, Сабуров поднимается и, придерживая собственные штаны, лениво добирается до ближайшего стола, на котором ещё раньше заприметил влажные салфетки. Возвращается к дивану, вытирается сам, а после вытирает сперму на теле Лёхи. — Этого ты хочешь? — Словно безжизненным голосом негромко спрашивает Алексей, — приходить, когда тебе вздумается, и просто брать меня? И похуй на всё? Не отвлекаясь от своего занятия, Нурлан отвечает: — Я не хочу тебе ничего плохого, Лёш. Я забочусь о тебе. Ты долбоёб, если ты этого не видишь. Просто… ты не слушаешься. — А должен? — Да, должен. — Почему? — Потому что… посмотри на себя — ты не можешь по-другому. И я не могу по-другому. Лёжа на животе на диване, куда положил его Нур, Лёша безучастно смотрит в одну точку, позволяя тому же Нуру сначала стереть с себя сперму, затем натянуть джинсы с трусами, болтавшимися на бёдрах, застегнуть джинсы и улечься наполовину рядом, наполовину сверху. И целовать себя тихонько то в ухо, то в волосы. — Мне никогда в жизни не было так хуёво, — монотонно продолжает Щербаков, — я никогда не чувствовал себя таким ничтожным. И таким пидором. — Лёш, тебе хуёво не потому, что я якобы издеваюсь над тобой, тебе хуёво, потому что ты врёшь сам себе, потому что не признаёшь очевидное. — А что очевидно? — Ты гомосексуал — это первое. И ты хочешь, чтобы я брал тебя… чтобы подчинял тебя — это второе. — Что мне нужно сделать, чтобы ты от меня отстал раз и навсегда? Нурлан тихонько водит кончиком носа по русым волосам, вдыхая запах и желая лишь того, чтобы к Лёше вернулась его покорность. — Ничего, — произносит он точно так же, как произносил все слова до этого, спокойно и негромко, — я не отстану от тебя, Лёш. Как я могу отстать? Ты же мой. Алексей закрывает глаза, чувствуя себя абсолютно пустым: — Отстань хотя бы сейчас. — В смысле? — Уйди, пожалуйста, мне так хуёво. Просто уйди. Они лежат в полной тишине ещё какие-то десятки секунд, а потом Нур встаёт, одевается и молча уходит, оставляя Лёшу одного всё на том же диване. А Лёша первый раз в жизни вообще не знает, что делать.