Живыми или мёртвыми, но мы не отступимся от своих принципов. Не заставите. Выцарапано в подвале здания Гильдии «Fairy Tail».
Распутать клубок, собрать пазл, дорисовать недостающие детали картины их начинавшихся приключений — цель была, но казалась неясной, какой-то обрывчатой, половинчатой, неполной. И это давило на них. Не пугало, потому что давно уже разучились бояться, но давило. Этого было достаточно, чтобы периодически увязать в собственных же догадках и домыслах, а, путаясь самому, умудряться запутать ещё и остальных. Хэппи спал в последнее время беспокойно, постоянно ворочаясь из стороны в сторону и то и дело вздрагивая. Ему постоянно что-то снилось, но он не помнил ничего наутро, и это выводило из себя всех. Животные всегда более восприимчивы к любого рода катаклизмам, и в данном случае чувствительность Хэппи не была бы лишней, но всё шло так, как шло, и они были вынуждены смириться и прекратить противиться неизбежному. Тем временем дело спорилось. Они шли по следам, словно ищейки, гончие с непревзойденным нюхом, от селения к селению, забираясь всё дальше, вглубь страны — ближе к своей цели и дальше от тех, кто был им дорог. Дальше от места, где когда-то началась и закончилась история. От дома к дому, от человека к человеку — они рыскали, сами не зная где. В темноте, без единой подсказки, подгоняемые собственным чувством долга и беспокойства. Грей привык видеть руку Нацу на талии у Люси, Хэппи наконец-то научился вовремя уходить: тактичность — качество, которое вполне возможно в себе воспитать. В их отношениях что-то переменилось. Они не стали хуже или лучше, они просто стали чуть-чуть другими. Теперь всё говорить приходилось с оглядкой на Люси, которая, казалось, уже, наконец, смогла смириться со своей новой ролью — девушки Нацу Драгнила. Хотя он никогда и не озвучивал предложение встречаться, всё разрешилось само собой, так, как решалось у них всегда. Никто из них не отчаивался, но мимолётные взгляды, брошенные друг на друга, говорили значительно больше, чем Грей, Нацу и Люси озвучивали вслух. «Мы обязательно найдём их, — а в голове маячит тривиальная пометка: — Если они живы». «Чуть-чуть осталось», — когда в голову приходило осознание, что работы непочатый край. «Эрза не могла проиграть», — в то время как давно уже перестали верить в сказки. Проигрывают все. Даже сильнейшие. Они жили двойной жизнью, периодически изменяя самим себе. Очень легко было поддерживать видимость собственной уверенности в успехе, когда наравне с тобой это делали все остальные. Возникало ощущение ещё большей сплочённости. Однако всё было слишком запутано и сумбурно, с кучей непонятных пазлов, явно не вписывающихся в общую картину, чтобы понять, что происходит, ежесекундно. Время тикало, поджимало, давило. И это было сложно терпеть. Они не привыкли к такому. Смена сценария, подмена одного другим, и всё — ты уже чувствуешь себя беспомощным котёнком, которого по ошибке забыли забрать домой в проливной дождь. Сова недовольно ухнула. Ночь была безмолвная и тихая, а небо грязное, тёмное, довлеющее, с яркими точечками, рассыпанными по всему видимому пространству, которое обосновывалось лишь маленькими светлыми проталинами. — Держи, — устало сказал Нацу, протягивая Люси спальный мешок и присаживаясь рядом с ней. Нацу выдохся за день больше, чем все остальные вместе взятые. Меж его бровями не сходила складочка задумчивости — работать и размышлять приходилось тоже больше всех. — Спасибо. Днём они посетили очередное поселение, вечером двинулись через лес напрямую — к следующему. Иногда казалось, что ещё немного — и они подойдут к краю земли: слишком много прошли. Слишком далеко от дома. Чертовски сложно было не сойти с ума. — Спать будем мы с Греем по очереди, — с готовностью отозвался Нацу, когда Фуллбастер подошёл к костру, снимая с себя тяжелый плащ и высокие сапоги. Люси мотнула головой. — Стоп. А я? Пламя в костре затрещало. — А ты будешь спать всю ночь. Ты нам нужна, Люси. Иначе не имеет смысла. Будешь ещё работать завтра целый день, так что... Люси явно не устраивал такой дикий расклад вещей, но она прекрасно знала, на кого можно надавить. — Грей! Ледяной маг, до этого чистивший лезвие своего ножа, вздернул голову и посмотрел на Хартфилию. Он молчал. И взглядом задавал вопрос, — какой именно, Люси не поняла. — Нацу прав, — безмятежно прошелестел он. — Мы ещё держимся, а завтра нам понадобится твоя сила. Тем более что ты выдохлась больше нашего. Они готовы были сколь угодно геройствовать, задвигая собственные потребности всё дальше и дальше, если речь касалась Люси или Эрзы. И сейчас... сейчас сил почти не осталось, но они продолжали настаивать на своём. — Это не слишком рационально, — точно обиженный ребёнок пробурчала Люси и скрестила руки, ухватившись ладонями за локти. — Это ты мыслишь нерационально. Мы всё-таки хоть немного с Греем, но тактики, — он перевёл взгляд на друга. — Ведь так, да? Ответом ему стал лишь хмурый кивок головой. Люси сразу же плюнула на это дело. Она тоже иногда любила геройствовать, но сейчас не было ни сил, ни желания. Она бы только зря потеряла драгоценное время в бесполезных попытках что-то доказать. Знала она одно — если эти двое что-то решили, значит, они решили. И ничто не могло изменить это чёртово решение. — Ладно. Спать я не хочу, я просто полежу. — Как хочешь, Лю. Люси вздрогнула. Он уже давно так её не называл. И сейчас ей показалось, что это вообще случилось впервые. Она ничего не ответила, лишь залезла в спальный мешок, перевернулась набок и, подхватив рукой рюкзак, вытащила из него дневник матери. Прошло довольно много времени с тех пор, как она его открывала в последний раз, но сейчас ей почему-то очень захотелось вновь заглянуть в него, словно он был отгадкой на все их вопросы — этаким эквивалентом палочки-выручалочки. Люси приподнялась на локтях, чтобы иметь возможность посмотреть, чем занимаются мальчики, но, простояв так с несколько секунд, она снова рухнула на бок — ничего не изменилось: Нацу раскладывал спальные мешки, время от времени бросая взгляды на костёр и заставляя поленья гореть интенсивнее, Грей точил ножи; сейчас он больше походил на палача, чем на волшебника. Взгляд Люси вновь устремился на страницы. У Лейлы Хартфилии был красивый мягкий почерк, было понятно, что она старалась сделать каждую запись, словно писала книгу. У неё это получилось. Её мемуары были... мемуарами. В них не было ничего сверхъестественного или же необычного. Просто красиво сплетённые в предложения слова. Лейла писала обо всём и в то же время ни о чём: о повседневной жизни, о духах, о муже; иногда проскальзывали заметки о политике — Лейла была аристократкой, поэтому не говорить об этом было бы крайней степенью незнания этикета. Словом, в её записях не было ничего экстраординарного, никакой загадочности... Люси почему-то вспомнилась Даниэлла, — вот в ком точно всегда была тайна. Не было ничего и никого, что она не смогла бы разгадать и вывернуть наизнанку. Не было помысла у человека, который бы она не узрела, лишь взглянув на бедняжку единожды... В Даниэлле чувствовалась огромная сила, но в то же время она выглядела так, будто бы вся ноша этого мира была возложена на её плечи. Она несла тяжкий крест всю свою жизнь. Люси не могла понять, какой именно. Вполне возможно, что этот же крест несла в своё время её мать. И что тогда становится более вероятным — этот крест сейчас несёт и Люси. Дневник хрустнул в руках. Пожелтевшие страницы смотрели на Люси и словно призывали вчитаться в строчки, выведенные на них хрупкой, но сильной рукой. Пламя костра давало недостаточно света — было сложно сконцентрироваться: буквы расплывались и сливались в одну чёрную линию. Люси перелистнула страницу. Иногда попадались непонятные фразы, а порой Люси, несмотря на разборчивый почерк, что-то не могла прочитать, но она продолжала вгрызаться взглядом в строчки. Ей было так гораздо легче, потому что когда читаешь, то не думаешь ни о чём, кроме того, что написано. Ты сразу же забываешь то, что тебя сильно тревожит. Иногда Люси казалось, что книги — это её личная панацея от всего. Сложно говорить о том, чего ты больше всего боишься, лучше и даже легче просто молчать. Но молчать тоже трудно. Подчас не знаешь, что тебе делать. Говорить нереально сложно, молчать тоже невозможно; остаётся только не думать. Однако не думать тоже получается плохо: назойливые мысли буравят мозг. Чем больше ты стараешься не думать, тем настойчивее они захватывают твоё сознание. Порочный замкнутый круг, из которого почти нет выхода. Она чуть прикрыла книгу и подняла глаза к небу. Прислушалась. Но услышала только тишину да журчание реки неподалёку. Нацу и Грей сидели чуть поодаль и о чём-то негромко перешёптывались. Изредка они бросали обеспокоенные взгляды на Люси, проверяя, всё ли с ней в порядке, и вновь возвращались к обсуждению чего-то важного. Нацу держал в руке хилую веточку и что-то чертил на земле, Грей внимательно наблюдал. Люси очень хотелось узнать, о чём они говорили, но понимала, что это невозможно. Слухом Нацу она не обладает, а как только она к ним подойдёт и постарается осведомиться, сразу же будет сослана обратно спать. Она снова открыла дневник. Её взгляд упал на фразу, написанную в правом верхнем углу. Причём почерк был другим, не её матери. «Comple promissum». Ей показалось, что ещё чуть-чуть — и она точно сойдёт с ума. Этой фразы не было, когда она читала дневник в первый раз. Или она её просто не заметила. Или… или ей показалось, что она не заметила. Совсем уже спятила. Она отложила дневник в сторону и перевернулась на бок, уставившись на танцующие языки пламени, они огненной пеленой перекрывали вид на Грея с Нацу, но Люси было на это всё равно. Ей почему-то вспомнился один разговор. Всплыл в памяти неожиданно, ненавязчиво, мягко окуная в себя. — Знаешь... это невозможно — простить самого себя за ошибки, — пламя, танцующее между ними, чуть поутихло, когда Эрза замолчала и странно посмотрела вдаль. Она мотнула головой и словно принюхалась. Ночь вокруг них пела и пестрила тёмными красками: шелестела природа и текло медленно время. Ей до сих пор было сложно откровенничать. Эрза не любила выкорчёвывать из глубин свою душу и, как будто аккуратно сжимая её в руках, протягивать тому, ради кого она это сделала. Это было не привычно настолько, что дико. Но с Люси она делала это каждый раз. Раз за разом училась заново говорить правду и раз за разом забывала этот урок. Порочный круг. Но с Люси всё было по-другому. Ради неё она старалась быть открытой. И за это Люси была благодарна. «Будет ли небо к нам благосклонно?» «Будет». И этого было достаточно. Эрза перевернула руку ладонью вверх и внимательно вгляделась в линии, влитые в неё. Повисшее молчание не было неудобным. Каждый из них рано или поздно, но пришёл к выводу, что дружба — это не столько человек, с которым ты можешь говорить без умолку, а столько человек, с которым ты можешь помолчать, и это никогда не вызовет у тебя чувство неудобства или беспокойства. И как же мало в их мире было людей, с кем они могли просто... молчать. — Мираджейн когда-то то же самое говорила... — с новыми силами отозвалась Эрза. — Раньше я не могла понять, а сейчас понимаю. Выросла, наверное? — Скарлет бросила быстрый взгляд в сторону Люси. Та сидела тихо, стараясь уловить каждое слово своей подруги, быть внимательной и чуткой собеседницей и отличной жилеткой, чтобы выплакаться; и, надо отдать должное, это у Люси получалось превосходно, вне всяких похвал. — Мы все через слишком многое прошли, чтобы этого не понять, — Люси заворожено посмотрела на пламя костра. — Или наоборот. Слишком многое пережили, чтобы как раз понять… Люси показалось, что она не простит себе никогда, если не найдет Эрзу живой или мертвой. Никто из них себе этого не простит.***
Она была разбужена поцелуем в шею. Обветренные губы скользили по её мягкой коже, заставляя вздрагивать. Осознание происходящего приходило медленно и тягуче. Ей не нужно было даже открывать глаза, чтобы узнать, кто это… делал. — Подъём, спящая красавица, нам нужен завтрак… — было произнесено ей хриплым голосом прямо в ухо. Люси сонно зажмурилась и попыталась сконцентрировать свой взгляд на Драгниле. Тот с самодовольной ухмылкой нависал над ней, упершись руками в землю и придавив её своим мощным телом. — Нацу! — зашипела она. — Постыдился бы перед Греем… — Он ушел разведать дорогу, а это значит… — он многозначительно посмотрел на Люси. — Что его здесь нет… — Гениальное умозаключение. — В духе твоего, кстати. — Очень интеллектуально. — Учусь у лучших. Прежде, чем его губы накрыли её, он несколько секунд спокойно, но пристально смотрел на неё, словно изучая, и она больше не смогла сопротивляться. Их поцелуи, как будто каждый раз первые, были сладкие и тягучие, словно патока, длились всегда дольше принятого времени и всегда выходили за рамки. И они наслаждались этим. Его руки забрались под её кофту, её же — кольцом обвили шею Нацу, ощущая привычное тепло, исходящее от его тела, и… и он отстранился. Лишь покачал головой, прошёлся рукой по своим волосам и вскочил. Он молча посмотрел на неё, едва заметно нахмурился, вздохнул и вновь покачал головой. На её вопросительный взгляд был получен вполне исчерпывающий ответ: — Это должно быть не так, Люси. Вообще не так. Ей бы хотелось сказать, что это не имеет значения, но она сама понимала свою неправоту. Да и спорить с Нацу было бесполезно — всё равно не переспорила бы. Однако попытаться стоило. — Но я хочу этого. Чёрт возьми. Хочу! — Мы должны найти Эрзу. — Не своди тему! — она, моментально проснувшись, вскочила. Ей показалось, что у неё самой началась истерика. — Я не свожу. А теперь успокойся, сядь и приди в себя… Люси выдохнула, она и сама понимала, что вспылила на ровном месте. Может, сказалось на ней долгое путешествие, может, она подсознательно понимала, что теперь каждая секунда на счету, может… Может, она чувствовала что-то, что надвигалось на них неизбежно. Может… — Прости, — прошептала она, завязывая спутанные волосы в хвост. — Я не хотела… — Я знаю, — отозвался он, переходя почти на такой же вкрадчивый шепот. — Знаю… Это чувство. Когда очень хочется, но… — Нацу замолк и снова продолжил. — Закрыли тему. — Да, закрыли, — согласно кивнула Люси и направилась в сторону реки, намереваясь хоть как-то привести себя в порядок. — Вот и хорошо, — проговорил он, провожая её взглядом. Когда Люси вернулась, Грей уже сидел рядом с игравшимся с огнём Нацу и о чём-то ему тихо рассказывал. — Я, конечно, понимаю, что с недавних пор я вообще не посвящаюсь в ход дела, но, может, всё-таки расскажете, о чём вы говорите, не смолкая, уже второй день подряд? — язвительно, что было неожиданно для неё самой же, выдавила Люси, собирая в сумку все необходимые вещи. Мужчины замолчали и так же молча посмотрели на неё. Грей лишь едва заметно кивнул. — В той стороне, куда я ходил, — он рукой указал направление, — обрыв, а за ним — каньон, который мы вряд ли сможем обойти просто так. Точнее, — он покосился на Драгнила, — Нацу сможет, а мы нет. Хэппи не в состоянии вынести сразу троих. — Стоп, — Люси недоумённо нахмурилась. — На карте же нет каньона. Как ты его вообще обнаружил? — Для убеждения она засунула руку в сумку и вытащила оттуда сложенную квадратом карту. — В этом-то и вопрос, Люси. На карте нет ни каньона, ни обрыва. Но это-то ладно, природа может веками видоизменять ландшафт, а может это сделать за считанные часы. Больше всего интересно то, что находится по правую сторону от этого каньона. — Он снова сделал указательный жест рукой, а затем сложил их в замок. — Огромная вмятина, словно от метеорита. Километрах в семи отсюда… со следами магии. Если ты понимаешь, о чём я говорю. В этом мире был один единственный человек, кроме Нацу, обладавший столь же разрушительной мощью, что и он сам. — Эрза?.. — с сомнением протянула Люси, кладя карту на место и не сводя взгляда с волшебников. Нацу кивнул. — Именно. Но, как ты знаешь, каждое заклинание оставляет свой след. Магия Эрзы не исключение. Шлейф от её волшебства остаётся очень долгое время, так как вкладывается огромная мощь. Всё было бы очень просто, если бы смогли пойти по этому следу, но… — он стушевался. — Но?.. — вопросительно произнесла Люси, намереваясь услышать продолжение. — Но шлейфа нет. Мы не знаем, куда идти. Есть только большой сгусток, естественно, невидимый для глаз, но ощущаемый нашим нутром. Этот сгусток в этом кратере, а там… ни малейшей ниточки… Они переглянулись. Поиск принимал совершенно неожиданный поворот. Однако знали они одно: они найдут Эрзу. Живую или мёртвую. Но найдут.