Мы споем балладу о нашей встрече и когда наш век закончится, ее услышат те, кто никогда не знал о нашем существовании... И не будет ничего громче этой песни. Автор записи неизвестен. Архивы Национальной Библиотеки.
Клятвы, скрепленные священным пламенем, невозможно нарушить. А если нарушишь — истлеешь в его языках, словно тебя никогда и не было. Со слов Игнила — величественного Короля Драконов, сказанных некогда своему сыну — Нацу Драгнилу.
В Фиоре было на редкость жарко и душно. Так, что воздуха катастрофически не хватало. Палящее солнце иногда перекрывалось облаками, но это не сильно спасало. Нацу и Люси сошли с поезда и зажмурились. Они устали, были голодны и им очень-очень хотелось спать, даже несмотря на то, что почти весь путь обратно они провели в царстве Морфея. Дорога выматывала. Дорога заставляла иссыхать и истлевать все оставшиеся силы. Нацу приходилось хуже всех, и именно поэтому Люси предпочла замолчать в тряпочку, вместо того, чтобы ныть о своей несчастной участи. Она вдохнула поглубже и, проверив, на месте ли ключи, Люси перекинула руку Нацу себе через шею и, поддерживая его, помогла отойти от ограничительной линии платформы. — Н... Не надо, Люси, — прохрипел Драгнил. — Я уже в порядке... — Да уж... Я вижу. Может, хоть раз отставишь все свои заморочки по поводу мужской гордости и примешь помощь? — буркнула Люси и улыбнулась от чего-то самой себе. Хеппи пришлось сонному плестись следом, ибо на ручки Хартфилия его не могла взять, так как была занята совсем другим делом, а лететь не было ни желания, ни сил. — Давай сначала отоспимся, а завтра уже к ребятам придем? — вымученно, едва-едва слышно проговорил Нацу. Люси удивленно на него уставилась. Вот уж от кого она точно не ожидала. Нацу, который всегда стремился показать себя всесильным, сейчас открыто признавал тот факт, что он устал и ему нужен отдых. Задушив в себе ярое желание отпустить колкость по поводу этого, Люси лишь слегка приподняла уголки губ и коротко кивнула. — Полностью согласна. Нацу ухмыльнулся и выпрямился. — Мы с Хеппи тебя проводим. Ребята не остались на ночь, которая, по сути, сейчас была для них днем из-за сбившегося к чертям ритма. «Ты тут отдохни, пожалуй, а мы завтра утром за тобой зайдем. Погнали, Хеппи.» Люси не хотела признавать, что они выросли. Все. Стали более и более... Она не знала, какое слово подобрать. Оно крутилось на языке, ощущалось, но никак не хотело срываться с уст и всплывать в сознании. Они все стали просто... другими. Не плохими, нет-нет. Но... Не такими, как были раньше. Время бежало, нет, мчалось — неслось. А ведь столько всего нужно еще успеть. И не столь важно, что у волшебников жизнь длинная, длиннее любого человека, для которого сто лет считается чуть ли не пределом мечтаний. Жизнь у них тягучая и вязкая, но опасная и непредсказуемая. И иногда кажется, что еще чуть-чуть — и оборвется длинная лента времени. И медленно исчезнет где-нибудь в небытие. Сто лет для волшебника — это ничего. Однако Люси все более ощущала себя обычной девочкой: недели были днем, дни — часами. Часы — минутами. Хартфилия подошла к подоконнику и, облокотившись на него локтями, смотрела, как на улице все медленно расползаются по домам, как пустеют дороги, по которым до этого раздавался топот тысячи каблучков. Слишком много произошло и навалилось. Слишком много. И слишком неожиданно. Люси казалось, что она — игрушка, увеселительная побрякушка в руках своей судьбы. «Все, что не убивает нас, делает нас сильнее» — вот почему Fairy Tail является самой сильной гильдией если не во всем мире, то в Фиоре точно. Люси шумно выдохнула. Мысли путались и сбивались в комок неясностей. Она не знала, как реагировать на все произошедшее. И, вроде, надо радоваться, но радость эта была бы странная и непонятная. В дорожной сумке теплился дневник матери, который она так и не успела дочитать до конца. На руках зияли свежие царапины и порезы: пока они пробирались к Дрейку в его захолустье, лес успел хорошо потрепать их. Наверное, останься она тогда с отцом, не вступи в гильдию, она была бы уже замужем. Ее бы окружала роскошь и легкость во всем. Ей бы не пришлось думать об этом мире, о том, что где-то страдают и умирают люди; о том, что где-то есть те, кто несчастней всего на свете; о том, что в этом мире осталось еще нечто светлое и прекрасное; ее спину не рассекали бы безжалостно шрамы, а в ушах блестели бы и сверкали бриллианты; Она прислонилась лбом к стеклу, что приятно охладило кожу. У нее, наверное, уже были бы дети, которые прожили бы свою жизнь так же, как она прожила бы ее, не став частью Fairy Tail. Жила бы она с нелюбимым человеком, которого обязательно полюбила бы со временем, но это был бы полностью фиктивный брак — такой, какой нужен был бы ее отцу. Она бы носила исключительно шелка и бархат, платья из парчи, но никак не шорты и майку, купленные в не таком уж и дорогом магазине, а не сшитые на заказ. У нее была бы туча слуг, уверенность в завтрашнем дне, размеренный ритм жизни и бесконечно много поклонников. У нее было бы все и в то же время у нее не было бы ничего. Ничего из того, что есть сейчас. А еще... У нее не было бы Нацу. И сейчас Люси это казалось самым страшным из всего того, что могло бы случиться. Лучше было бы умереть, чем потерять их дружбу и столь теплое отношение его самого к ней. Девочке, которую он, по сути, встретил на улице — без дома, без семьи. Она не была провидицей или пророком, что и говорить — гадать не умела никоим образом. Это — конек Каны и ее могущественных карт. Но Люси отчетливо понимала, что заблудилась и запуталась в собственном отношении к нему. За всю свою сознательную жизнь она успела ощутить множество разных чувств: черных и белых, но никогда еще у нее не разливалось столь необыкновенное тепло в груди, где-то на уровне сердца. И Люси не знала, что с этим делать. Просто не знала, что это такое. Диковина какая-то или?.. Улица постепенно пустела больше и больше. Усталые люди вяло и текуче плелись домой, чтобы спокойно заснуть, ожидая завтра совершенно обычный день. Люси хмыкнула самой себе под нос. Она не загадывала на завтра. Она не знала, что будет. И все равно, что втайне, где-то глубоко-глубоко в душе она надеялась на то, что все будет хорошо. «Живи мгновением», — говорила ей когда-то мать. Мгновение в Fairy Tail считается вечностью. Люси отошла от окна, едва только зажглись фонари. Сладко потянувшись, чтобы размять затекшее тело, она направилась в ванную, чтобы подготовить себя ко сну. Когда голова коснулась подушки, Люси впервые за много-много лет испытала спокойствие и почему-то уверенность, что завтра будет хорошо. Если бы она знала, насколько обманчиво и лживо было это чувство, она бы не заснула. Дневник матери остался лежать спокойно на столе. Завтра будет новый день — завтра и будут разбираться. Когда Люси уже тихо сопела, Нацу еще не спал. Он лежал на кровати, заложив руки за голову, и о чем-то напряженно думал. Его тело было абсолютно расслабленно, однако в голове, как сказала бы сейчас Люси: «крутятся колесики». Она всегда так говорила, когда осмеливалась отпустить негрубую шутку-самосмейку по поводу его умственной деятельности. Нацу смотрел в потолок и почему-то бесконечно улыбался. Самому себе. Так улыбаются безумные и сошедшие с ума — бездумно и бессмысленно. Ярко и дерзко, словно фейерверк, взрывающийся перед глазами. Такой улыбкой пугают и в то же самое время завораживают. Такая улыбка может быть брошена злейшему врагу и самому лучшему другу. Так улыбаются, когда сгорают дотла и возрождаются заново. А еще так улыбаются влюбленные. До беспамятства. До боли в сердце. До безумия. Вокруг было немного пыльно, но прибрано — Люси к нему постоянно приходила и, активно делая вид, что разозлена, начинала приводить его обитель в состояние идеального порядка, но так как их не было достаточное количество времени, стоящие идеальным рядом книги успели покрыться пылью. — Эй, Хеппи, — Нацу повернул голову и тихо засмеялся: непоседливый иксид развалился в кресле, воображая себя королем. — Как думаешь, что было бы, не встреть мы Люси тогда в Харгеоне? Этим вопросом он терзался уже давно. Потому что каждый раз, когда он ее видел, в голове немым вопросом повисало надоедливое «если?..» Хеппи встрепенулся. Он покосился на Нацу как на не в своем уме человека. — Не смотри на меня как на больного, — предупредительно-шутливо отозвался Драгнил. — Такого не могло быть, Нацу. Ты... — кот чуть ли не запыхтел от возмущения. — Ты меня не понял. Конечно, такого не может быть, и я рад больше, чем все остальные, что встретил её и спас от этого несчастного сутенера. Я прошу тебя представить ситуацию, если бы Люси не было в принципе... Если бы мы её не встретили. Просто представь. — «Нас» бы не было, Нацу. Заинтересованность сменилась мрачностью. За окном подул безмолвный ветер, словно бы подтверждая слова Хеппи. — Верно. — Когда ты говоришь «мы», Нацу, ты подразумеваешь и её тоже. Когда говоришь «команда» ты думаешь еще и об Эрзе с Греем. Но когда звучит «мы», ты думаешь не только обо мне и себе, но еще и о ней, без кого бы то ни было. Ты сильно к ней привязался. — Нацу не привык видеть Хеппи таким... рассудительным?.. Именно. Кот говорил без толики насмешки или усмешки, смеха, шутки — иными словами, он представил в совсем ином свете. — Если образно говорить, то наши узы — это те нервущиеся и неосязаемые нити, которые она нам дала. Нацу заерзал, стараясь лечь поудобнее, а Хеппи тем временем продолжил, словно бы сам увлекааяь собственной пламенной речью. — Я же вижу, Нацу. Авось я не дурак какой-нибудь... — постепенно затихая, выговорил кот. — Что видишь? — стараясь изобразить из себя дурачка, вопросил Нацу, хотя сам прекрасно понимал, о чем говорил друг. — Ты и сам знаешь. Главное — не упусти момент. Потому что время слишком скоротечно. Нацу думал об этом последние года два постоянно. Он привык решать проблемы, а не бежать от них, словно трусливый заяц. Он привык действовать. Но здесь... Здесь он оказался потерянным. Ему казалось это странным. Взрослые люди. Они все были в силу своей жизни семидесятилетними стариками в молодых и спелых телах: слишком многое пришлось повидать. Слишком многое пришлось понять слишком рано. Здесь же... Он чувствовал себя шкодливым мальчишкой. И сам этот шкодливый мальчишка понимал, что время бежит и бежит, утекает, словно песок сквозь пальцы, течет вниз бесконечным водопадом без права обернуться вспять. И поделать с этим ничего не мог. — И когда это ты успел записаться во внештатные психологи? — С тобой не только внештатным психологом станешь, — сонно буркнул Хеппи и отвернулся, таким образом давая понять, что разговор закончен, а сам иксид очень сильно хочет спать. — И запомни: история не терпит сослагательного наклонения. Ветер за окном утих. Шелест деревьев оборвался недоигранным аккордом. — Мы с ней звенья одной цепи, Хеппи, — нахмурив брови, Нацу все больше погружался в состояние легкой задумчивости. — Нашей с ней личной цепи на двоих.