Вокруг нас тогда разверзся Ад. И множество вопросов всплывало у нас обоих в голове, ни на один из которых не было ответа. Но мы выиграли. Хотя бы у самих себя. Из мемуаров неизвестной волшебницы.
В комнате пахло остатками духов и фрезиями — цветы стояли на подоконнике и источали тонкий аромат. Нацу поморщил нос, когда вошел в спальню — его обостренное обоняние иногда было его карой. Вечер заступал в свои права почти незаметно — где-то вдалеке пели церковные колокола, взывая к верующим и приглашая их на вечернюю службу. Зажигались постепенно уличные и пыльные фонари, излучая чуть тускловатый свет, в котором танцевали ночные мотыльки — маленькие звездочки — юркие и молниеносные. Они вошли в квартиру необыкновенно тихо — шакалы, вышедшие на охоту. Щелкнул выключатель и все трое зажмурились. — Располагайтесь, ребята. Будьте как дома, — Люси потянулась. Последняя фраза прозвучала иронично и непредвзято. Нацу фыркнул — он уже считал это своим домом, поэтому дважды повторять приглашение (или вообще его произносить) не требовалось. Грей плюхнулся в кресло, стоящее около письменного стола, и закинул голову назад. Перманентное состояние напряженности стискивало каждого тугими и шершавыми лианами, выжимая все соки и жизненные силы. Нацу бухнулся кулем с мукой на кровать — ему единственному было позволено так фривольно обращаться со спальным местом Люси. Когда Хартфилия обернулась, она недовольно сложила руки под грудью. — Ну, Нацу! Я сплю тут, а ты в грязной одежде!.. Слезай давай! — недовольно забурчала она, увидев по-королевски возлежавшего на ее кровати Драгнила. Грей тихо себе под нос улыбался, пока Нацу, по-хозяйски располагаясь на одеяле, со столь броской насмешкой вопрошал: — А, моя одежда может испортить твою белую кость и голубую кровь, Люси? Извините, не знал. Я ж челядь непросвещенная... Хартфилия недовольно закатила глаза и облизала пересохшие губы. Эти телодвижения в последнее время стали ее неотъемлемой атрибутикой. Этакой фишечкой, которую Люси исполняла с определенным шармом. — Господи, ребят, как же я соскучился по вам и по вашему бреду. По вашему личному бреду, — резко усадив себя в более-менее удобное положение, Грей широко улыбнулся. Улыбнулся так, как улыбался исключительно редко и мимолетно. Он предпочитал громкому смеху хмурые объятия, а бравым возгласам — молчаливую солидарность. В этом был весь Грей — он был зимой. А зима бывает разной. Сухой и безжизненной или сияющей в своем великолепии. Нацу устало засмеялся — ему в последнее время только и хотелось, что смеяться: долго, протяжно, звеняще. И в одиночестве. Смеяться так, что до нудной боли в горле и груди. — Знаешь, сколько мне бреда пришлось вытерпеть, пока мы с ним были в дороге? Нацу театрально закатил глаза, но промолчал — он старался не слушать их разговор, полный доброй дружеской насмешки над ним. Нацу самого поражало адское и такое непривычное спокойствие, чересчур необычное для него. Раньше бы, едва он услышь то, что было ему поведано их Мастером несколько часов назад, он бы взбеленился и стал бы крушить все подряд: не раздумывая слишком долго и кидаясь из крайности в крайность. Сейчас же титаническое умиротворение прорезало свой путь сквозь неукротимый нрав. Нацу знал, что им всем нужно время. Нацу знал, что не сможет никак помочь, если выпустит гнев наружу. — Эй!?.. — он почувствовал, как кто-то сильно его трясет за плечо, явно обеспокоенный слишком долгим молчанием Драгнила. — А? Да, все отлично... — Земля вызывает Нацу Драгнила, — легкая ухмылка разрезала губы Грея, что чересчур вальяжно развалился в кресле. Его взгляд был вперен в друга. Взгляд: задумчивый, интересующийся и подозрительный. Грей обернулся вслед Люси, которая вышла буквально несколько минут назад — готовить чай, чтобы убедиться в том, что она не вернется еще достаточно долго. — Говори. — Нацу, от Эрзы слишком давно не было вестей. Вы уже успели вернуться, хотя ушли позже нее и я... — он нервно глянул на дверь. — И... — договорить ему не дали. — У меня тоже плохие подозрения, — нехотя согласился с ним Драгнил. — Хочешь сказать, что с ними что-то случилось? — он не задавал вопрос. Скорее, старался в убедительном тоне Грея найти подтверждение своим словам. — Абсолютно точно. Макаров говорит, что это все предрассудки, однако я думаю об обратном. Здесь явно что-то не так. Все делают вид, что ни черта не происходит, однако вокруг творится... — Хаос. — спокойно произнес Нацу. — Люси сказала то же самое. Точь-в-точь. — в ответ на вопросительно вскинутую бровь друга Нацу разъяснил: Она чувствует это, Грей... — Она всегда все чувствует, — задумчиво вторил ему Фуллбастер. — Именно. Потому я и не рыпаюсь, — с едва ощутимым раздражением выпалил Нацу на одном дыхании. Он словно бы был маленькой шавкой, что бесконечно много тявкает в пустоту, пытаясь доказать всем, что она — грозный доберман, а не болонка. Грей шумно вздохнул: он всю свою сознательную жизнь терпел такие выпады Нацу. Перетерпит и сейчас. — Что мы намерены делать? — вопрос был ожидаемым, поэтому Нацу и бровью не повел, когда его услышал. — Ничего. Ждать. Многозначительное молчание Грея было прервано покашливанием Нацу. — А что еще остается? Ты знаешь, куда идти? Или, быть может, ты знаешь, у кого спросить дорогу? С чего вообще начать? Грей безмолвно покачал головой. Их молчание могло длиться несколько часов, если бы не Нацу, что одарил Грея сомневающимся взглядом, словно бы гадая: говорить или не говорить?.. — Чувствую себя бешеным псом, загнанным в ржавую клетку, — как-то нервно сказал Нацу, устраиваюсь поудобнее на подушке. Грей на это лишь кисло улыбнулся. — Я так себя чувствую уже месяц. Добро пожаловать в клуб бешеных псов... — И ржавых клеток... — флегматично вторил ему Драгнил. На кухне послышался скрежет и истеричной «ой!». Оба волшебника стремительно вскочили, готовясь отобразить внезапную атаку, но ничего не произошло. — Все хорошо! Я в порядке! — послышалось недовольные бормотание и тяжелые покашливания. — Я уронила табуретку! Грей и Нацу, скептично переглянувшись и закатив глаза, синхронно плюхнулись на свои места с едким «девушки!», сорвавшимся с языка обоих. — Как она после всего того, что пришлось пережить? — Сначала ей было откровенно херово. Потом она не знала, что делать. А затем... — Нацу с мгновение помолчал. — Свыклась с мыслью. Пришлось. Во всяком случае, я рад, что у нее теперь есть хоть кто-то, кроме... — он осекся. — Хоть кто-то. «Кроме меня». Эта фраза вспыхнула в сознании Нацу. Грей не сказал ничего в ответ. Однако понял, что стояло за незаконченным «кроме». — Знаешь, — вновь начал Фуллбастер. — Я заметил, что... Мне хотелось бы спросить... Вы?.. — А вот и я! — в комнату вплыла Люси, уверенно держа в руках поднос, на котором стоял чайник, чашки, лежала колода карт и тарелка с пирожными, которые она успела купить, заскочив в магазинчик по дороге домой. Нацу и Грей друг другу молча дали понять, что закончат разговор позже. Нацу моментально придвинул маленький столик к кровати, а Грей притащил стул для Люси. Когда все расселись поудобнее, за окном уже царил полумрак, который сочился в комнату, освещенную двумя торшерами. Нацу любил дом Люси именно за это: за уют, за теплую чашку чая. Да и Грей, в общем-то, тоже именно за это любил этот... Дом. Дом, где всегда тепло. — Эй, Лю, я смотрю, ты картишки прихватила?.. — Нацу широко и лучезарно улыбнулся, при этом совершенно не скрывая лукавую интонацию слов. — Да, что-то мы давно не играли... Я уже и забыла, каково это, — краска залила ее щеки. — Не надейтесь на пощаду, господа... Я вздерну вас на раз-два, — Грей аккуратно подул на чай, от которого исходил густой пар. Нацу хлестал напиток, словно бы холодную воду: никаких неудобств. Люси за этим скептически наблюдала. — О, смотрите-ка, поэт хренов. Рифмами заговорил. Талант новый обнаружил или как? — издевательски и насмешливо протянул Драгнил. — Стремлюсь к совершенству, — не менее ядовито отозвался Грей. Он хотел было еще что-то отпустить, наверняка очень колкое и смешное, но оказался прерванным Люси. — Нам... — она осеклась. — Нам только Эрзы не хватает... И снова повисло молчание, сопровождаемое такой же девственной тишиной: ни стрекота цикад, ни звука проезжающих мимо телег, ни гула голосов. Молчали все и вся. Нацу и Грей молча переглянулись. Мужская солидарность, про которую сложено так много легенд, оказалась не сказкой. Им не нужно было что-то поизносить вслух, обсуждать и раскладывать друг другу по полочкам. Да и серьезно смотреть друг на друга не требовалось. Единственная мысль в один и тот же момент пробуравила их мозг: Люси не должна знать о догадках. Она вообще ни о чем не должна знать. Иначе к чертям полетит и так хрупкий мир, что она заново выстраивала вокруг себя днями и ночами. — Ничего. Когда она вернется, мы обязательно сыграем. А то я ей пять конов задолжаю. Это даже больше, чем Кане, ха, — Нацу хмыкнул. — Пф. Неудачник — это твое жизненное кредо. — С кем поведешься... — Ой, вот только давай без этой заунывной балалайки... — Угомонитесь оба. Иначе вылетите отсюда быстрее, чем скажете любое слово, состоящее из двух слогов, — заворчала Люси, тасуя карты. — О, зануда голос подала... Убийственный взгляд, направленный в их сторону, говорил красноречивее всех слов на свете.***
Когда Грей ушел, было уже давно за полночь. Часы в гостиной отбивали свой привычный ритм. На столике стояли опустошенные кружки, разбросанные крошки, раскиданные непонятным образом карты; мигал болезненный тусклый свет, испускаемый одним торшером; было смято покрывало, так как Нацу успел належаться на кровати во всех позах; и тишина: привычная, так иногда нужная. — Ох, ну и душно же здесь... — Люси вернулась с кухни с маленьким куском тряпочки в руках, чтобы вытереть стол. Она прошла к окну и чуть-чуть по открыла его, чтобы впустить свежий воздух. — Тебе помочь? — Нацу лежал на кровати, все так же заложив руки за голову, и внимательным взглядом изучал потолок. Люси недоуменно и удивленно покосилась на него. — Да нет... Не надо, — как-то отстраненно произнесла она, не забыв при этом скорчить на лице гримасу неподдельного удивления и непонимания этого мира. — А что, на западе уже встало солнце, а небо рухнуло в море, что ты решил проявить?.. Нацу скосил глаза в сторону Люси. — Я всегда готов тебе помочь. И не было в голосе ни намека на шалость, дурачество, иронию или же сарказм. — Я знаю. — Тихо прошелестела она в ответ. — Лежи. Ты — мой гость, а гостям непозволительно делать то, что является прямой обязанностью хозяина дома, — с этими словами она исчезла за дверью, унося поднос и все, что было принесено сюда несколько часов назад. Спальня потихоньку приобретала свой привычный ухоженный вид. Когда Люси вернулась, она устало опустилась в кресло, где до этого сидел Грей, и закинула голову назад, прикрывая глаза. Они молчали с несколько минут, пока Нацу не решился сказать первым. — Сядь со мной, Люси. Она опешила на мгновение, но не заставила долго ждать. Словно бы завороженная странница, она поднялась, подошла к кровати и села. Накрахмаленные простыни едва слышно захрустели. Через несколько секунд Нацу принял сидячее положение. Несмотря на хмурящееся лицо Люси, он зарылся лицом в свои руки, как это обычно делают уставшие и изнуренные бесконечным боем мужчины. — Я не знаю, что нам делать, — тихо произнес он. — Я, черт возьми, реально не знаю, что делать, — словно бы обессилено шипел он. Она аккуратно поднесла руку к его плечу, но в последний момент отдернула, словно бы боясь обжечься. Нацу резко закинул голову назад и прикрыл на мгновение глаза. — Если ты о том, что рассказал нам Макаров, то лучше пока не делать ничего... — И оставить все как есть? — И оставить все как есть, — Люси сосредоточенно кивнула. — В любом случае... — она отвела взгляд. — В любом случае мы примем любое твое решение. Ты же знаешь... Мы пойдем за тобой, куда ты укажешь... — она вновь осеклась. — Я пойду... Первыми в бой идут короли. И уходят последними. — Ты?.. — Да, Нацу. Он смотрел на нее долго, пристально, испытывающе. Словно бы изучая. Хотя изучил уже ее всю. — Мы справимся. Я обещаю, — вновь вымолвила она и облизала пересохшие губы. — Это я вам должен обещать. А не вы мне. Я, черт возьми! — Нацу... — но она не договорила, когда почувствовала, как огрубевшая рука ее друга обхватывает ее запястье. — Ты всегда была рядом, — второй рукой он заправил прядь ей за ухо. А Люси следила за каждым его движением, не шевелясь, сидя очарованной этой... Магией. — А я всегда не знал, как сделать так, чтобы ты была еще ближе, — продолжил он, опуская свой взгляд с ее глаз на ключицы. — И... Кажется, я наконец понял, что меня гложет последние два года. Ее волосы чуть блестели в лунном свете, когда Нацу, отпуская ее запястье и едва касаясь своей ладонью кожи Хартфилии, провел вверх по ее руке и коснулся кончиками пальцев ее шеи. — И я чертовски боюсь не успеть... — сбивчиво прохрипел Нацу. Он услышал, как часто и громко бьется ее сердце. И в тот момент стены обоих, возводимые их титаническими усилиями, рухнули. Она не могла двигаться — словно бы парализованная его действиями, а ему только это и было нужно. Ему следовало сделать это раньше. Однако судьба и жизнь делают всегда так, как надо. Его рука зарылась в ее волосы, в то время как он сам чуть притянул ее к себе за запястье. Люси всегда была особенной: чертовски красивой, чертовски очаровательной. Но такой недоступной и... недосягаемой? Он и сам не верил в то, что делает, пока не прильнул своими губами к ее чуть приоткрытым устам. Пока не начал исследовать своим языком ее ротик; пока не почувствовал, как она отвечает: неумело, неловко, но отвечает. Пока не заставил запрокинуть ее голову назад, потянув чуть за волосы; пока не положил руку ей на талию, притягивая Люси еще ближе; Этот поцелуй врезался в память гравированной надписью, пламенной печатью. Люси не возражала: лишь только закинула руки ему за шею, словно бы теряя равновесие; — Я... — прошелестела она, чуть отстраняясь. — Замолчи хоть на секунду, Хартфилия. Не спугни волшебство... — хрипло выдохнул Нацу прямо ей в губы. — Спасибо за то, что ты всегда была рядом...