Увидимся в самом конце

— Ты не сказал мне, что Тома Кодзабуро исчез, — недовольно сообщил Гино с порога. Он вошёл в комнаты Когами без приглашения. Постучал, разумеется, но дожидаться, пока его впустят, не стал, прошёл внутрь и замер, сложив руки на груди, в дверях кабинета. Раньше он тоже позволял себе такое, когда Когами зарывался в работе с головой, приходил без приглашения, чувствовал себя в его квартире, как дома, Когами даже добавил Гино данные в систему безопасности, чтобы тот мог приходить, даже если хозяина не было дома. — Я собирался, — ответил Когами. — Вечером, — напомнил он. Тома Кодзабуро действительно считался пропавшим без вести. Как ему удалось сбежать от Бюро, Когами не знал — на тот момент он сам уже был заперт в центре реабилитации. Гино вздохнул. — Я понимаю, почему ты всё ещё зациклен на этом деле, — произнёс он уже значительно мягче. — Раз преступник сбежал… — Дело не в нём, — оборвал Когами, и Гино вскинул на него непонимающий взгляд. — Тома Кодзабуро мёртв, я почти уверен в этом. Мне нужен тот, кто стоит за ним. — Хочешь сказать, что девушку в парке убил не он? — Не он. — Ты же видел результаты анализа Караномори? Когами кивнул. Аоянаги всё-таки отстранила его от расследования. Она знала, когда принимала его назад в Бюро, что он будет копаться в старом деле, пока не выдернет этот корень зла, и она бы не стала мешать. Однако слова Гинозы, похоже, повлияли и на неё. Когами предвзят, слишком эмоционален и однажды уже вошёл в штопор из-за подобных убийств. Аоянаги знала, что Когами как никто другой разбирался в «Деле об образцах», но она волновалась о нём не меньше, чем волновался Гино. Они оба хотели сделать, как лучше, и Когами пошёл у них на поводу, но, разумеется, не отстранился на самом деле. Караномори выслала ему все отчеты, вопреки решению инспектора. — Это тот же самый пластификатор, что был три года назад, — озвучил информацию Гиноза. — А убитая — ученица Академии Осо, где работал Тома Кодзабуро. В прошлый раз его последней жертвой чуть не стала школьница оттуда. На первый взгляд всё выглядело именно так: тот же почерк, тот же материал и Академия Осо, как неоконченная картина. Сбежавший преступник был самым очевидным подозреваемым. Он знал Академию, как свои пять пальцев, — ходы, выходы, тайные места, распорядок учениц, расписание занятий. — Это не он, — настаивал Когами. — Почему ты так считаешь? — Эта работа больше похожа на произведение искусства, по форме, по содержанию, по месту, где была установлена. В ней нет послания. Нет оригинальности. — Ты считаешь, что мог бы разобрать послание преступника, если бы оно было? — нахмурился Гиноза. — И ты бы мог. Взгляни на жертв Томы, если хочешь, — Когами кивнул в сторону коробок, набитых папками с материалами «Дела об образцах». — Хорошо, — неуверенно согласился Гино. — Допустим, убийца другой. Подражатель или преследующий собственные мотивы. Откуда у него доступ к пластификатору? Ничего подобного не продается на чёрном рынке. — Ты задаешь правильные вопросы, Гино, — улыбнулся Когами. — Макисима? — Гиноза покачал головой. — Нет, это бред, Когами. У Томы были сообщники в прошлый раз. Ты сам помнишь, вы ловили поставщика. Кто-то добывал ему пластификатор, кто-то должен был помогать с транспортировкой уже изувеченных тел. Его-то, кажется, вы и не поймали. Если нынешние убийства не дело рук Томы, то это его сообщник. Макисиму, как я понял, ты сообщником не считаешь. — Нет, Макисима не убийца. Не в этом случае, по крайней мере. Он скорее подталкивает к этому других. — Зачем ему это? Ради развлечения? — Я не знаю, пока не знаю, но нам нужен именно он. — А убийца? — Я не сомневаюсь, что вы с Аоянаги найдёте его. Но на этом нельзя останавливаться, иначе преступления не прекратятся. — Я знал, что тебе нельзя заниматься этим расследованием! — вспылил Гиноза. — Тебе плевать на поиски убийцы, потому что ты помешан на призраке Макисиме! — Мне не плевать, — не согласился Когами. — Боже, Когами, — Гиноза закрыл лицо ладонью, издавая злобное рычание, а потом прошёл наконец в комнату и плюхнулся на диван. — Давай сюда свои отчёты, — раздражённо велел он. Материалов по «Делу об образцах» было очень много, они провели весь остаток дня, копаясь в папках и фотографиях. Ни Аоянаги, ни кто-то другой даже не поинтересовался, где они оба пропадали. Гино отлучался вечером, чтобы выгулять Дайма в крохотной парковой зоне со скамейками за зданием Бюро — единственное место за дверями башни, куда ему разрешалось выходить без сопровождения инспектора и специального запроса. Он вернулся с кофе и они продолжили. Гиноза почти ничего не говорил, самое большое количество слов он произнёс, когда ворчал, что негоже есть рамен, который Когами притащил для них из столовой, над официальными документами. Он был сосредоточен, впитывал в себя всё, что говорил Когами, мужественно пересмотрел все мерзкие снимки с мест преступлений, сравнивая их с телом ученицы Осо, что было обнаружено днём, изучил сложные выкладки химического анализа Караномори и даже согласился прочесть личную переписку Сасаямы с Кирино Токо, девчонкой, что и сделала размытое фото Макисимы. Но Когами видел по его лицу, что тот не верил в дьявольского призрака. Гиноза делал все те же самые выводы и предположения, что сам Когами три года назад: человек по имени Макисима действительно мог существовать и действительно мог быть знаком с Томой Кодзабуро. И может быть, даже жил где-то в Огисиме и имел не самый чистый оттенок. Но ничего не говорило в пользу того, что он как-то был причастен к убийствам или даже поставкам пластификатора. А уж идея злодея, который стоит за невообразимым количеством преступлений, считая кражу аватаров и убийства на заводи Хачиоджи, казалась Гино просто невероятной. Гиноза откинулся на спинку дивана и устало потёр глаза, посмотрел на часы, где давно перевалило за полночь. Он вздохнул. — Я вижу пробелы во всей истории, — согласился он. — Пробелы в поставках, немного в мотивах Томы, в его детстве. А загадка его чистого оттенка даже пугает не на шутку. Вижу иной почерк в новых убийствах, но не могу откинуть версию с его участием. Но мы ведь не об этом, — он посмотрел на Когами очень внимательно. — Ты никогда не думал о том, что идея, сводившая Сасаяму с ума и заставившая его потерять самоконтроль и бдительность, просто заразила тебя? Ты ненавидишь его убийцу и желаешь ему той же участи, вот почему ты здесь. И чужая паранойя не позволит тебе освободиться, скольких преступников бы ты ни поймал. Потому что ты думаешь, что там, у них за спиной, есть большее зло. — Оно есть, я точно знаю. Гино лишь покачал головой и отвёл взгляд, глядя в сторону, где над рабочим столом висели обычные, бытовые фото с Сасаямой, на которых он улыбался и был почти ощутимо жив. — Если честно, я не знаю, чего я ожидал, когда согласился работать в Бюро Общественной Безопасности, — признался Гиноза. — Но не этого. Я знал, что ты всё ещё одержим. Но я не рассчитывал, что мы столкнёмся с этим делом лицом к лицу вновь. Всё это какая-то кошмарная шутка. — Гино, — позвал Когами, но тот никак не отреагировал. — Больше всего меня тревожит то, — продолжал он, — что даже когда мы поймаем нового убийцу, ты не остановишься. Ты в западне, и мне страшно за тебя. Когами улыбнулся грустно. Он принял это — Гиноза никогда до конца ему не поверит — он принял это ещё три года назад. Дело было даже не в том, что доказательства Когами были несостоятельны, а идеи тянули на бред. Он предал Гино тогда, когда оставил его одного, и тогда, когда отказавшись от лечения, вернулся в Бюро исполнителем. Сейчас Когами понимал, что разумное зерно в злости Гино было: его спешка с возвращением и отказ от лечения на самом деле не сыграл на руку, ведь даже спустя три года Когами так и не приблизился к своей цели. Но по истечению этого времени Когами помимо прочего понял ещё кое-что: ни спешка, ни выжидание ничего не меняли — он бы никогда не смог вернуться на ту сторону, где жили люди с чистым оттенком психопаспорта. Он ни о чём не жалел. Разве что о том, что Гино пришлось принять тот же выбор. — Мне не нужно, чтобы ты верил мне, Гино, — сказал Когами. — Мне нужно, чтобы ты верил в меня. Просить подобное было нечестно, Когами знал это. Так же, как и знал, что Гино ему не откажет, пускай тот ничего и не ответил. Он ушёл, оставляя Когами наедине со своими мыслями, пообещав, что найдет убийцу, будь то Тома Кодзабуро или кто угодно другой. Но эту возможность Когами у него перехватил, и вовсе не потому, что был слишком зациклен на деле. Просто у него было больше опыта, навыки в профайлинге, нужные знакомства среди настоящих преступников. Через несколько дней, когда было обнаружена вторая жертва, стало уже весьма очевидно, что замысел убийцы лежал в области искусства, и Когами знал, куда идти. — Что это за место? — спросила сопровождавшая его Цунемори. Её неподдельный интерес вызывал улыбку. Ещё столько некрасивых сторон системы «Сивилла» ей не были знакомы, но каждый раз открывая их, она не чувствовала страх, не испытывала отторжение. Со всей серьёзностью она принимала изъяны этого мира, испытывала сострадание к людям, а не презрение. Тогда, когда большинство людей закрывало глаза на грязь ради чистоты своего оттенка, Цунемори будто верила, что её собственная непогрешимость может спасти этот мир. Хотелось бы, чтобы так оно и было. Центр изоляции для преступников, потерявших всякую надежду на реабилитацию, стоял особняком от города, тщательно охраняемый. Просторные белые коридоры, крепкие автоматические двери каждые сто метров и доминаторы, встроенные в стену. Здесь в каждой камере находился тот, чей коэффициент преступности превысил триста, и в каждую из этих камер или в блок целиком в любую минуту можно было пустить смертоносный газ. Жизнь этих людей обществом ценилась мало, но по крайней мере она у них была. — Однажды, когда стану бесполезен для Бюро, я окончу свои дни здесь, — сказал Когами. Цунемори хотела что-то ответить, но слова пропали, оборвавшись на одном невнятном звуке непонимания. Когами не был уверен до конца, обязательно ли было кого-то убивать, чтобы коэффициент преступности превысил тот порог, за которым доминатор выбирал режим «Уничтожитель». Не все в этом учреждении были убийцами, но ведь и обо всех поступках людей невозможно было бы знать наверняка. Когами не знал, перешагнёт ли он когда-нибудь эту отметку — его коэффициент давно был к ней опасно близок — но он понимал одно: ему не нужны сверхвысокие цифры, чтобы признаться себе, что реабилитация для него уже невозможна. Отныне и навсегда. Заключённый в центре изоляции знаток искусства, который сам был художником и когда-то держал арт-галерею, подсказал Когами, чьи работы так напоминают растерзанные ученицы Академии Осо. Орё Роичи. Недавно почивший художник, картины которого потрясали своей извращённой чудовищностью ещё во времена до «Сивиллы». Когами совершенно не удивился, когда выяснилось, что его дочь Рикако обучалась в той самой Академии. Кусочки пазла вставлялись в картинку один за другим с картонным щелчком, когда Когами уверенно шагал по коридорам Академии Осо среди испуганных школьниц. Убитые ученицы были вовсе не данью последнему, незавершённому творению Томы Кодзабуро, а просто попавшимися под руку одноклассницами, как нельзя лучше подходившими задумке. Мотив — не тайное послание, а восхищение картинами отца, который погиб за свои идеи гуманизма, позволив обществу отнять его талант. А когда было найдено место преступления — старые заброшенные на территории Академии помещения в очистных сооружениях столетней давности — сразу стало ясно, как Орё и её предшественник Тома-сенсей умудрялись скрывать свои труды, расчленять и транспортировать тела, избегая сканеров. В момент, когда Когами увидел в прицеле доминатора коэффициент преступности Орё Рикако, всякие сомнения отпали. Но девчонке удалось сбежать, и пускай это стало теперь главной задачей Бюро, Когами волновало не это. Он знал, что больше они никогда её не увидят. Так же, как и Тома Кодзабуро, она сгинет в той тьме, что породила её зверства. Он не верил, что Орё могла случайно наткнуться на заброшенные помещения, которых не было на планах зданий и которые были скрыты голограммами от посторонних взглядов, что нашла оставшиеся там запасы пластификатора и решилась на все это сама. Когами просматривал записи с камер одну за другой, ища следы и зацепки, обрывки, что могли связать два дела, пролить свет на то, почему именно в Академии происходили все эти убийства. Орё состояла в художественном клубе и много времени проводила именно там, но записи с камер оттуда были удалены. Сама она этого сделать не могла. Когами почувствовал, как волоски на загривке поднялись дыбом, когда он пытался восстановить хоть одну. Странное чувство накатывающей лавины наполняло напряжением всё его тело, оглушало и выметало лишнее из черепной коробки. Он замер, когда услышал на фрагменте восстановленной аудиозаписи незнакомый голос. Он будто уже знал этого человека. А потом он услышал имя. — Скажите, что вы думаете о местной системе образования, Макисима-сенсей? — голос, перемолотый помехами, принадлежащий Орё Рикаку, всплыл лишь на мгновение и растаял, окатывая Когами волной жара. Он увидел неподдельный шок в глазах Аоянаги, что стояла рядом, когда он обрабатывал записи. Он увидел, как побледнел Гиноза. — Когами, это же… — выдавила Аоянаги. — Когами, можно тебя на минутку, — перебил её Гино. Казалось, ничего не изменилось: никакой новой зацепки, что поможет ему выйти на Макисиму, никакого чёткого изображения, даже образец голоса был далеко не идеального качества. Это нельзя было и вовсе считать шагом вперёд. Но несмотря на то, что Когами никогда не считал свои идеи бредовыми, чувство твёрдой почвы под ногами вдруг стало сильнее. Школа, в которой закончились уроки, всегда кажется немного нереальным местом, а эхо собственных шагов хочется приглушить и спрятать, но прятаться Когами не хотелось. Пустую лестницу заливало клонящимся к закату солнцем, удивительно золотым и ярким после пролитого недавно дождя. Гино смотрел во двор через большие старинные окна, и Когами чувствовал его напряжение в тёплом воздухе пустых коридоров. — Прости, что не верил тебе, — произнёс Гиноза. — Что считал твои идеи лишь помешательством. — Не переживай, — Когами опустил руку ему на плечо. — Ты был бы никчёмным детективом, если бы только полагался на чужие слова. — Но, — Гино обернулся, растерянно глядя в ответ, и не договорил, только добавил: — Какой из меня детектив. — Сегодня я почти коснулся носом хвоста добычи, — улыбнулся Когами, скользнув рукой по его шее и прижимая ладонь к горячей щеке. — Давно я не чувствовал себя так хорошо, Гино. Я поймаю его, клянусь! Гино молча кивнул. Глаза его были наполнены тревогой и бесконечной тоской.