хочется

Лина согласилась не сразу, как Женя и ожидал. Это было неудивительно – Лине иногда были свойственны приступы странной, неоправданной самостоятельности, которую она выражала в разных вещах: от того, чтобы отказаться занять у Жени десять рублей, до отказа дать ему подержать её сумку, чтоб ей было удобней завязать шнурки. Так было и с учебой: Лине было неловко принимать его помощь. И прежде чем согласиться, она три раза сказала, что ей очень неудобно и жаль, что ему придется с ней возиться. Однако Женя терпеливо ждал, пока она отсомневается, и на каждое её возражение серьезно разъяснял, что он будет рад ей помочь, пытаясь скрыть то и дело проступающую в его голосе радость, самому непонятно откуда взявшуюся. А когда Лина, наконец, робко помяв себя за запястье, согласилась, он едва удержался от того, чтобы не закричать «ессс!». Именно так, с такой интонацией – и, если бы литературная речь позволяла, добавил бы пару пару-тройку восклицательных знаков. Лина не знала об этом, но Женя вскочил на своего любимого конька: еще со школы ему постоянно приходилось что-то объяснять несведущим сверстникам, особенно в областях математики и физики, так что в этом он был хорош. В школьных тетрадях до сих пор хранились сделанные карандашом пометки на полях, где он в кратко что-то выводил из формул; бумажки, на которых он писал объяснения, и на которых кто-то из его друзей потом обязательно дорисовывал член. Помогая ей с учебой, он мог показать себя талантливым, грамотным, впечатлить Лину – да и чего греха таить, дело было не только в этом. Жене в принципе нравилось что-то объяснить людям, видеть, как они понимают материал спустя долгое количество времени, и как радуются при этом, благодаря его с искренней улыбкой и теплом. А если удавалось сделать это при помощи своих хитро закрученных, но простых в какой-то мере аналогий, которые Женя придумывал на фантиках чупа-чупсов и моделях рыночной экономики, то ему, как он неоднократно говорил окружающим, хотелось расплакаться от гордости (и даже он сам не понимал, насколько это является шуткой). Делать то, что ему и без того нравится, но вместе с Линой. Помочь ей, провести кучу времени с ней, рассказывая удивительные истории – все это в голове звучало как сладкая сказка. Лина будет смеяться, слушать, что он говорит, поймет все и обязательно закроет свои долги – будет довольная и счастливая. Они будут дальше болтать в дисе по вечерам, ничем не тяготясь... Но до этого надо было еще дожить. Обычно Женя так не делал, но вечером он открыл книжку, тесты, и еще раз внимательно пробежался по вопросам, входившим в коллоквиум. Для себя он так заморачиваться не стал бы – предпочитал соображать сходу. Обстоятельно разбираться Жене было лень, да и скучно. До многих вещей при помощи наводящих вопросов преподавателей можно было дойти своим путем. Коротенько пробежаться по вопросам задачи, не завалить тест – больше бы он утруждать себя не стал, но в голове вырисовывалась картина, в которой Лина спрашивает его завтра о какой-то формуле, выведенном значении, а он не знает, как ей ответить... В принципе, по-хорошему, ничего бы страшного не произошло – навряд ли бы, честно говоря, Лина расхохоталась, показав на него пальцем, и перестала с ним общаться. Однако у Жени предыдущая картинка в голове уже сменилась другой: в ней он блестяще подхватывает любой вопрос Лины, улавливая его суть еще в середине предложения, рассказывает ей все подряд, вспоминая какие-то интересные факты... Отклоняться от этой фантазии было не то чтобы страшно, а как-то неопределенно тревожно, но не сильно. Женя не понимал, что конкретно его смущало, и почему он так подробно продумывал все детали простого занятия с Линой, хотя ему много раз приходилось заниматься с другими. Как будто он снова в средней школе, сидит с Таечкой Мальцевой за одной партой и боится сказать что-то не то, цепляется за каждый момент, который они проводят вместе, будто он – последний. Женя на этой мысли споткнулся, замер, и дальше думать не стал. Потому что, скорее всего, все было именно так же, как и тогда. Они с Линой договорились встретиться после пар – в тот день они освобождались в два, и где-то часиков до шести могли позволить себе позаниматься. Почему-то весь день, несмотря на латинскому по физике и самостоятельную по истории, которые должны были его отвлечь, мысли Жени постоянно возвращались к сегодняшнему вечеру. Они уходили, но все равно потом возвращались – и ближе к самому «занятию», они уже, как голодные звери, накинулись на его сознание, выгрызая себе укромное место в мозгу. Он ждал Лину, обещавшую скоро прийти, после английского, а его нервы начинали немного пошаливать. Она задерживалась, поскольку переписывала какую-то контрольную работу, и Женя отправился в студенческую пиццерию взять кофе – огромный капучино с карамельным сиропом, о чем пожалел буквально с первого глотка, и решил, что сладкий больше он брать не будет. Дожидаясь Лину, он с кислым лицом выпил две трети стакана и поймал себя на том, что, кажется, успокоился. «Странно», – подумал он, но продолжить эту мысль не успел. По плечу его шлепнула маленькая ладошка. – Скучал по мне? – дурашливо спросила Лина, присаживаясь рядом с подпрыгнувшим на месте Женей. Она подошла прямо сзади, к одному из столиков рядом с пиццерией, за которым он устроился и только успел расслабиться – но своим резким появлением Лина снова выбила его из колеи. Женя прокашлялся, вздернул брови, примеряя на свое лицо стандартное выражение дедовского, немного ворчливого возмущения, и ровно сел на стуле, приходя в себя. – Ничего ты подкралась, у меня чуть сердце не остановилось, – пробурчал он с легким, больше шутливым укором, но тот сам собой испарился из голоса, стоило перевести взгляд на Лину. Пожалуй, он никогда не видел её такой довольной, сколько знал – от улыбки искрились глаза и лицо, а щеки были чуть румяными. Женя сам не выдержал и улыбнулся – будто мягкое и искрящееся Линино тепло радости растеклось и по его лицу: – Закрыла все, да? – это очевидно, но Лине нужен был этот вопрос, сейчас для него было самое время. Та энергично кивнула. – Да! – Лина устроилась на диванчике с противоположной стороны стола и немного опустила плечо, позволяя рюкзаку звучно шлепнуться на мягкий диван. Бегунок звякнул, на секунду взмыв в воздух и ударившись о молнию. Лина взмахнула рукой, закидывая пышную копну волос за спину, и шумно вздохнула, подвинувшись к столу, продолжая искриться азартным весельем. Она заглянула Жене прямо в глаза – и в его сердце что-то тонко, надрывно задрожало. – Я все написала, только одну ошибку сделала. Она меня даже похвалила! – Это здорово, – все, что ему удалось выдать в ответ, немного смущенно. Лина не заметила. Она на секунду прикрыла глаза и откинулась на стул, будто перезагружая какую-то программу в голове. А затем резко, будто выключатель щелкнул, и теперь включилась другая волна, заговорила о другом. – Ладно, извини, что пришлось ждать меня, – вымолвила она скороговоркой, заломив в замок руки у подбородка, чуть наклонив голову. – Ты не голодный? Женя покачал головой, и Лина подвинулась к столу, готовясь внимательно слушать, как вдруг у Жени вовремя промелькнула мысль. Он представил свою тетрадь на краю столика, склонившуюся над ним голову Лины, и понял, насколько ей будет неудобно разглядывать его надписи. – Давай тогда начнем, но лучше сесть поближе, наверное. Так нам будет неудобно... Лина пару раз хлопнула глазами, запуская процесс переваривания информации, и спустя мгновение согласно кивнула: – Да, да, конечно! Только давай лучше ты ко мне, тут диван удобней будет. Она скинула рюкзак на пол, освобождая Жене место, на которое он тут же сел. Волосы Лины, пока та ставила рюкзак, не выдержали силы притяжения, сорвались с плеча и соскользнули по лицу, когда она подняла голову и повернулась к Жене. Ее глаза полностью скрыло светлой копной волос, и Женя, положив рюкзак, молнию которого только успел расстегнуть, улыбнулся и легко подцепил прядь волос левой рукой, толком даже не подумав. Его кончики пальцев в ту же секунду прошибло током, потому что он легонько, едва ощутимо, но скользнул ими по щеке Лины. Кожа у неё была бархатистая, матовая от пудры. «А еще теплая» – подумал Женя, – «странно, если бы была холодная». Теплая. Ему захотелось коснуться её ближе, тесней, но взгляд Лины будто оттолкнул его руку от её лица. Глаза с чуть расширенными зрачками смотрели на него недоверчиво, но больше всего было в них напряжения, немого вопроса. Словно антилопа, в недоумении застывшая, наблюдала за хищником, играющим с бабочкой вместо того, чтобы убить её. Женя убрал руку. – Ой, извини, у тебя просто волосы... Он нервно засмеялся, чуть отсев. А Лина словно сморгнула наваждение, качнула головой и, заправив прядь волос за ухо, неловко улыбнулась. Взгляд блеснул из-под тени дрогнувших век, и Женя не мог расшифровать, что это значит – будто зайчик солнечного цвета шмыгнул по стене комнаты, стены которого окрашивались оранжевой краской заката. Лина подвинулась к Жене ближе, посмотрела прямо в лицо, не переставая улыбаться, и с небольшим смешком, чуть нервным, произнесла: – Все хорошо, начнем? У Жени язык присох к небу и давно так не колотилось его сердце. Он подвинул тетрадку к себе еще немного и подумал, что просто не попал в момент.