Стоп-слово

Прохлада. Невольно сказалось всё, Что таилось в душé. Хосоми Аяко Акира коснулся кожаного плаща. «Уверен, тебе не доводилось видеть столько крови, что её цвет казался чёрным». – А ты видел и был причиной. Взгляд устремился на меч в ножнах. «Одати». Меч очень длинный и тяжёлый. Он запомнил его вес, пока Шики нёс на руках тело своей последней жертвы в Тошиме. Потом Шики забрал меч, и они покинули город. Акира коснулся шипастого ремня: им Шики обматывал руку на манер браслета. Чёрная кожа и шипы. Игла и пирсинг. Акира в гневе схватил кожаный «браслет», но шипы вонзились в ладонь. Это ещё больше разозлило. И распалило: порез на руке, бесстыдные касания, насилующий взгляд. Он положил ремень, мельком глянув на кресты, массивный серебряный браслет, перчатки... Кровь, ливень, Тошима, смерть. Такэру. Кэйскэ. Их убил не Шики. Сердце ныло… В Тошиме Шики изнасиловал его. Акира уже тогда решил: тот – больной ублюдок и садист. Решил ещё раньше, при встречах на улице, когда сила Шики и его самомнение выводили из себя, но встречи неизменно заканчивались поражением – для Акиры. Маньяк и насильник, так думал Акира. А потом этот маньяк прибежал за ним, чтобы спасти. Тогда же, на пустыре, этот насильник притянул его к себе, обхватив за пояс. Позже, в тоннеле, вёл за руку. Неужели до Тошимы Шики был другим человеком? Акира полагал, что да. *** «Он зовёт меня наивным, но я не такой наивный, чтобы не догадаться. На войне нужен не меч – огнестрел или армейский нож. Шики – наёмник, не солдат. Значит, его наняли военные». «Ты прямо разведчик или шпион». Акира подумал: эта шутка относительно Шики – правда. Они не связывались, и он был в неопределённости. «Когда вернётся Шики?» Вспомнилась Тошима. С этими мыслями он прождал Шики, скорчившись у двери и твердя себе, будто у него нет силы воли сбежать. Акира не думал тогда, что Шики может не вернуться, потому что его убьют. «Но его могут убить. Он – человек, а это – война. Каким бы умелым он ни был, его могут убить». «Что, если Шики не вернётся?» В Тошиме эта мысль и согревала, и пугала. «Что, если Шики не вернётся?» Сейчас было страшно. Акира знал, что такое страх за других. Он боялся за Кэйскэ, друга детства. Кэйскэ был словно ориентиром возвращения домой, в безопасность. А Шики? «Вот уж точно не друг детства», – Акира криво усмехнулся. «Смогу я жить без него, как живу без Кэйскэ? Кто он для меня? Опора, ориентир или кто-то, с кем у меня отношения?» Акира считал: отношения чем-то похожи на дружбу. Дружба обоюдна. Он по-своему заботился о Кэйскэ и оберегал его, хотя друг воспринимал такую заботу как равнодушие. Но отношения – не только дружба. Между ним и Шики было такое, что возможно лишь в отношениях. «Что, если Шики не вернётся?» Он может не вернуться. «Я видел тело Кэйскэ. Если Шики погибнет, увижу я его тело и что почувствую тогда? Если Шики погибнет, смогу я жить как раньше? Он не держит меня силой, а я привязан к нему. Это – отношения?» *** Акира вдохнул свежий, пахнущий дождём воздух. Эта комната мало чем отличалась от его комнаты, только шторы и покрывало зелёные, а слева от кровати, возле окна – кресло с коричневым шерстяным пледом. Он ещё раз окинул взглядом комнату и всё-таки решился вытащить меч из шкафа, но вынимать из ножен поостерёгся. Мастерство Шики восхищало, однако он сомневался, что Шики возьмётся учить его. В одном Акира не сомневался: учитель из Шики будет ужасный – бить словами он умеет не хуже, чем выбивать дух побоями. Когда на первом этаже открылась входная дверь, Акира едва не выронил меч. Тело напряглось, ладони вспотели, сердце бешено забилось. Трудно было понять, чего больше хочется: выпрыгнуть из окна или глупо улыбаться. Он быстро засунул меч в шкаф. Шаги не сопровождались гулким эхо, как в тошимском переулке, и всё же неспешная, степенная поступь навевала мысли о неотвратимости смертного часа. – Что ты здесь делаешь? Шики не выглядел ни удивлëнным, ни рассерженным. В чëрном, но плащ серый, с длинным рукавом. Лицо непроницаемое, словно маска. – Проветриваю. Шики скептически приподнял бровь. – И в шкафу проветривал? – он резко сдвинул створку. – Я не идиот. – Меч стоял в другом месте, – процедил Шики. «Он обещал не трогать в том самом смысле, а как насчёт удара рукоятью в челюсть?» Удара не последовало. – Классный меч. Акира ощущал себя мальчишкой, пялящимся на дорогую машину и застигнутым врасплох её владельцем. От стыда он был готов провалиться сквозь землю. – Для оружия существуют иные характеристики, – голос Шики был такой же жëсткий, как взгляд. Безусловно, Акира знал характеристики холодного оружия и мог бы выдать нечто более внятное, но не в этой неловкой ситуации. И всё же он рискнул снова выставить себя дураком. – Расскажешь… или научишь? Шики молча кивнул на выход из комнаты. Акира не стал огрызаться. Он ожидал более тёплой встречи. Действительно ждал – и знатно облажался. *** Отчуждение, схожее с незримой колючей проволокой, угнетало. Прятаться в комнате нелепо – будто провинившаяся собака, забившаяся в конуру. Выйти на улицу, под дождь? Нет, ему хватило дождей Тошимы, поэтому он сидел на кухне, тупо глядя в окно. «Гадский растворимый кофе или мерзкий зелёный чай?..» – Зачем нужен меч? Он вздрогнул от неожиданности, затем обречëнно вздохнул. – Собрался толкать речь – начинай. – Без пространных речей – нападать и защищаться. Акира почувствовал себя сбитым с толку, а интуиция шептала: вот – шанс. – А как насчёт защиты? – Защита подразумевает устранение противника. Шики смотрел так, словно оценивал потенциально равного бойца, а не глупого, наивного парня – шпану из теплицы. Акира был в растерянности, и Шики резанул: – Меч – не забава. Им убивают. – Не слепой. Видел твоё… искусство. В Тошиме Шики бесил непредсказуемостью, непостижимостью, однако суровая рациональность выбешивала не меньше. – Ты привык к безопасной жизни. Акира растерялся ещё больше. – Ты – ясновидящий? – Проницательный. Шики не был настроен шутить. – Научишь или нет? – Возможно, базе. – И всё? – Зависит от времени. Акира вспылил. – Я не такой медлительный, как ты думаешь! *** Издевательство, не иначе. Какой потенциал? Шики всего-навсего ужалил его гордость. Акира почувствовал досаду, даже обиду. Но досада и обида коренились глубже. Иногда ему казалось: он говорит не с человеком, а с мечом, но это был живой человек. Акира помнил страсть, чувственность, прикосновение губ… Шики убивал без колебаний, а сам, вопреки ледяной выдержке, обжигал. Но было ещё что-то, что, вероятно, видел только Акира. «Если в Шики есть свет, то лунный». *** «А сколько ему лет?» Шики притворялся крепостью, но Акира отлично помнил: его тело, пусть сильное, отнюдь не крепость. Гибкое, тёплое тело. Он не мог и не хотел забыть, как дыхание Шики сбилось: выдох или стон? «Так сколько ему лет?» Акира не спрашивал напрямую, поскольку Шики не преминул бы пустить в ход насмешку и уйти в непробиваемую оборону. К вечеру незримая колючая проволока пропала. Янтарный свет торшера отчего-то напоминал свет лампы – той самой, в помещении со стеллажом и выходом из Тошимы. Тонкие брови, изящные губы, волосы цвета воронова крыла… Акира любовался точëным профилем, пока не поймал себя на мысли: Шики с закрытыми глазами чересчур расслаблен. «Ему плохо? Отрубился что ли?» – Шики! – Что? Акира слегка усмехнулся, пройдя в гостиную. «Вряд ли он старше настолько, насколько желает казаться». – А я чай заварил. Позволишь тебя угостить? – он уселся на диван справа, вытянув ноги. – Не строй из себя домохозяйку. – Раздобыть для тебя виски? – съехидничал Акира. Шики одарил его снисходительной ухмылкой. – Виски – хорошее дезинфицирующее и обезболивающее средство, но тебе его не продадут даже в военные времена. Слишком юный. – Между прочим, ты напоил меня в Тошиме. И облил. И облизал. – Не краснеешь, говоря об этом. Хочешь ещё раз? – А ты не хочешь? – Если так хочется, займись собой, а я посмотрю, с твоего разрешения. – Невероятно. Ты спрашиваешь разрешения? Шики опять прикрыл глаза. «Бледный, очень бледный, – Акира снова встревожился. – Мне говорили, что я упрямый, но передо мной – непревзойдённое упрямство. Да он умирать будет – не признается!» *** Акире не спалось. «Взять аптечку и сходить к нему? Вдруг без сознания или вообще умер». Мысль о смерти подстегнула. Он торопливо покинул комнату, позабыв об аптечке, но вторгаться без стука не посмел. – Заходи! Окна были занавешены. Акира включил свет и впервые увидел Шики лежащим в кровати – на покрывале, в одежде. Руки покоятся на груди, взгляд крайне неодобрительный. – Ты очень бледный. – Да неужели? – Ты точно в порядке? – Точно. – Накрыть пледом? – Думаешь, не могу встать с кровати и взять плед? – Я просто спросил. Акира не знал, как ещё проявить заботу, но уловил зарождающийся порыв. Шики привлекал его. Вне Тошимы он показал себя другим человеком. Акира тоже изменился: жизнь с Шики исключала витание в облаках. Он осаждал трезвомыслием, отсекая отступление от реальности в мир иллюзий. Шики не нуждался ни в домохозяйке, ни в сиделке. Он нуждался в равном? В Тошиме Акира будто проваливался в адскую бездну разврата. По пути из Тошимы он набрался храбрости признаться самому себе: влечение было не только физическим. Что порочного в желании быть с ним сейчас? Не глядя на хозяина комнаты, он присел на край кровати. Шики безмолвно следил за его действиями. Без спроса он взял Шики за руку. – Что за ерунда? Акира, заглянув ему в глаза, успел заметить изумление – точь-в-точь как при поцелуе в щёку. – Побыть с тобой? – он не узнал собственный голос и попытался прикрыться шуткой: – Вдруг без меча уснуть не можешь? – Хочешь убаюкать меня сказкой или чего-то другого хочешь? – Ничего не хочу. – Подаёшь признаки аскетизма, – цинично хмыкнул Шики. Акира отдёрнул пальцы: реплика ударила, сродни току. Возникло другое желание – презрительно сплюнуть на пол комнаты. Он встал и направился к выходу. – Эй! Ты всё ещё носишь его? Юноша развернулся на пренебрежительный оклик. – Пирсинг? – Да. Нравится или привык? Он ощетинился, не собираясь объясняться. – Нафига ты притащил в Тошиму пирсинг? Или вырвал у кого-то? – Пирсинг мой. Я просто снял. Странное волнение заставило пульс участиться. – Ты шутишь? – Нет. – Типа подарок? Губы Шики искривились в усмешке. – Делай с этим, что хочешь. Он вышел, с размаха хлопнув дверью. *** «В Тошиме он устраивал тест на прочность, бил по всем болевым точкам. Теперь что проверяет?» Акира валялся в кровати, зло уставившись в потолок. «Это доказательство. Доказательство того, что всё твоё принадлежит мне». «Почему он настолько спокоен, когда я... хочу принадлежать ему? Или я противен ему? Или Шики вообразил, будто противен мне?» Акира выпил воды из бутылки, стоящей на прикроватной тумбочке. «Эта жажда, как в тот раз... Я соскучился по нему, но не как по своему хозяину. Он мне не хозяин и никогда им не был». Ногти вонзились в кожу. Грудь тяжело вздымалась. Он вспомнил, как Шики перехватил его ногу, высмеивая свирепую контратаку. Кулаки разжались, рука потянулась к пирсингу. «Может, он всё-таки кукла?» Ладонь опустилась вниз. «Тело само подчиняется ему? Смешно. Его бездействие – это доказательство». Усилием воли Акира остановил себя. «Нет. Пусть сделает он».