All for You

Изуку плакал.          Это было нормально. Это было хорошо! Младенцы должны плакать, им нужно плакать, чтобы укрепить их легкие и высказать мнение.   Но...         Лёгкие всхлипы и крошечные крики, которые Изуку издавал во время обычного ухода, причиняли боль.          Слушая крики сына, он чувствовал, что его сердце вырывают из груди и втаптывают в грязь.          Он всегда ненавидел видеть Йоичи и Инко расстроенными, но, хотя это было больно, по крайней мере, это не было похоже на физический удар по его открытому и бьющемуся сердцу.          Он не был похож на обычного ребенка. Он определенно не звучал как Кацуки, крики которого он наслушался после того, как Мицуки прислала запись, на которой тот кричал как банши ночью (в сопровождении сообщалось, есть какие-то причуды, которые позволяют спать несмотря на это. Он великодушно предложил одну из запасных причуд выносливости, только для того, чтобы она пояснила, что это была шутка).         Изуку больше походил на котёнка или, может быть, на ягнёнка, когда его крики были особенно сильными. Его голос был очень высоким и пронзительным, это звучало, как скрипучая игрушка, ближе к концу его воплей, даже когда он безжалостно икал, и плакал, и плакал, и плакал.          — Пожалуйста, Изуку, — мягко умолял Хисаши, нежно держа крошечную руку Изуку между двумя пальцами, которые были быстро отдёрнуты (снова), чтобы он мог потеряться в своём расстройстве, — пожалуйста, успокойся, я обещаю, что всё в порядке!    Его заверения, казалось, не имели никакого значения.          Хисаши поднял глаза, в сотый раз просматривая все мониторы. Ничего не изменилось. Изуку был в полном порядке.          Тем не менее, с момента последнего осмотра медсестрой (во время которого он в основном был в душе), Изуку не переставал плакать.    Он не имел ни малейшего представления почему.          Изуку не укололи иглой, не меняли ему подгузник и не заставляли принимать ванну. Ничего из того, что обычно его расстраивало, не произошло! Единственное, что было изменено, это его маска СИПАП, но она не должна была причинять ему боль, так что он не мог плакать из-за этого, верно?          Хисаши вытащил руку из инкубатора, так как Изуку явно не был заинтересован в том, чтобы держаться за руки в данный момент. Он не хотел, чтобы тот простудился или потерял влажность без причины.    Всё ещё.    Хисаши переводил взгляд с плачущего сына на дверь и обратно.    Он понятия не имел, что делать.    Изуку продолжал плакать.    Хисаши провёл рукой по волосам.    Он не мог просто сидеть здесь и ничего не делать!    Пост медсестры находился сразу за дверью.          Всё, что ему нужно было сделать, это просто пойти и спросить, не произошло ли что-то. Он едва ли уйдёт на минуту. Изуку, наверное, даже не заметил бы этого!          Хисаши снова повернулся и посмотрел на Изуку. Его маленькое лицо было сморщенным и красным, в то время как сердце мужчины разбивалось.    ...Его горло должно было уже заболеть.          Хисаши сжал кулаки и заставил себя встать. Он должен был. Воздержание от простого вопроса в этот момент было бы трусостью.    До сих пор больно уходить.          Дверь скрипнула, когда он открыл её, моргая от внезапного яркого света. В палате Изуку всегда было темно. Он оставил дверь приоткрытой, пока шёл к посту. Крики Изуку были слышны издалека — его легкие были не очень сильными, но он действительно старался.   Шинсо оторвалась от компьютера и кивнула ему: — Чем я могу Вам помочь, Мидория-сан?    Хисаши кивнул и указал на палату своего сына:       — Изуку не переставал плакать с тех пор, как его проверила последняя медсестра. Я не думаю, что у него были какие-либо болезненные процедуры, и его жизненные показатели в полном порядке. Единственное, что изменилось, это его маска СИПАП. Я пытался его успокоить, но... — он снова указал на палату, где Изуку определенно всё ещё плакал.    Шинсо внимательно выслушала его, подперев голову руками.  — Но что? — спросила она.          — Ну... Я... Я не знаю, почему он плачет или... Что мне сделать... — закончил Хисаши, переводя взгляд с Шинсо на палату Изуку.          Инко знала бы, что сделать. Она была естественной в утешительной мягкости. Но он никогда не обращал внимания на то, что, как или почему она делала что-либо, потому что глупо было предполагать, что она всегда будет рядом...   — Да, я думаю, это из-за маски, — подтвердила Шинсо.    — ...Маски СИПАП? — спросил Хисаши: — Но это не должно причинить ему вреда, так почему?..          — Ему не должно быть больно, если ему это не нравится, — ответила Шинсо, даря ему быструю улыбку, — это кажется забавным и необычным, и ему это просто не нравится. Он самоуверенный маленький картофельный карапуз.    Картофельный карапуз, Изуку был маленьким картошечным карапузом, Инко понравилось бы это прозвище...    Хисаши покачал головой, отгоняя эту мысль.    — Ну, тогда это легко исправить, верно ?— спросил Хисаши: — Мы можем сменить маску обратно на ту, которую он предпочитает...   — Боюсь, что нет, Мидория-сан, — извиняющимся тоном произнесла Шинсо.    Хисаши моргнул. Его желудок скрутило.  — Почему нет?         — К сожалению, нам приходится время от времени менять маску, иначе у малышей будут язвы из-за того, что маска будет постоянно тереть одно и то же место, — рассказала Шинсо.    — Ох, — всё что произнёс Хисаши.          Каждый раз, когда он думал, что знает, что делать в этом месте, ковёр снова вырывали из-под него.    — Вам просто нужно помочь ему успокоиться, — продолжила Шинсо.   — Но, — запротестовал Хисаши, его желудок опустился ниже, — я не могу этого сделать.          Шинсо вздохнула, встала и подошла к нему. Он не был уверен, чего ожидал — может быть, чтобы она вошла в палату Изуку и успокоила его, поскольку Хисаши не мог — но он определённо не ожидал, что та начнёт заталкивать его обратно в палату.    — Шинсо, — сказал Хисаши, не шевелясь, — я не могу его успокоить, я не...         — Боже, Вы тяжелый, — пробормотала Шинсо, прежде чем заговорить, — конечно, Вы можете! Вы — отец!   Хисаши, застигнутый врасплох, двинулся вперёд.          — А теперь давай, большой парень, иди туда и сделай свою работу! — сказала Шинсо, в последний раз толкая его.   Я не Инко, отчаянно подумал Хисаши, когда дверь за ним закрылась.          Не было ничего, кроме звука мониторов и безудержного плача Изуку. Он только стал громче за ту минуту или две, что его не было здесь.    Неужели маска его так сильно беспокоила?          Хисаши медленно придвинулся ближе к Изуку. Он полагал, что должен попытаться ещё раз успокоить его. Но он уже пытался, и это ничего не дало!    Он просто... Не был хорош в этом.    Но... Он полагал, что должен попытаться ещё раз.          Хисаши вымыл руки и снова сел на стул, тихо открывая инкубатор, пока Изуку кричал. Он осторожно толкнул кончик пальца в ладонь Изуку, но не ухватился за неё. Он обхватил голову и ноги Изуку, но Изуку оттолкнул его.          Это были единственные вещи, которые он умел делать, ведь он не мог поднять Изуку и убаюкать его! Ещё нет!          Хисаши убрал одну руку, оставив другую в свободном кулаке рядом с Изуку. Изуку явно не интересовался прикосновениями прямо сейчас, но, возможно, если он оставит инкубатор открытым, Изуку сможет лучше его слышать?    Не то чтобы его голос тоже помогал...         — Мне жаль, что тебе не нравится новая маска, — начал Хисаши, стараясь, чтобы его голос звучал как можно мягче и успокаивающе. — Я пытался спросить, могут ли они вернуть тебе другую маску, но ах... Они сказали, что это будет плохо для тебя.   Изуку просто продолжал плакать.    Хисаши пошевелился, тревога скопилась в его животе.    Это не работало.          — Я знаю, что тебе это не нравится, Изуку, но, пожалуйста, — попытался Хисаши, — пожалуйста, постарайся успокоиться. Всё будет хорошо! Ты будешь в порядке! Здесь ты в безопасности, Изуку.          Изуку всё ещё продолжал плакать. Будь он оптимистом, он мог бы сказать, что крики Изуку немного утихли, но... Какое это имело значение, если он всё ещё плакал?    Это было просто доказательством того, что он недостаточно хорош в этом.          Хисаши обратил свой взор внутрь себя, просматривая свою коллекцию причуд и рассеянно напевая колыбельные.         Его исцеляющий репертуар был тусклым, по крайней мере, когда дело дошло до безопасных причуд, которые можно было использовать на младенце, который спал 99% дня, но наверняка у него было что-то, что могло бы успокоить его сына? По крайней мере, хоть немного?          Горло уже должно было болеть! Изуку уже пережил столько проблем в том возрасте, когда он даже не должен знать, что такое боль. Он не хотел, чтобы его крошечный сын столкнулся с ещё большей болью, чем он уже испытал.          Было крайне несправедливо, что его недоношенный месячный сын пережил более болезненные процедуры, чем Хисаши за почти два столетия.          Он потерял счёт времени, когда просматривал всё. У него были тысячи причуд, сотни сильных причуд, которые хорошо сочетались друг с другом и помогали ему внушать страх, делали могущественным символом зла. Всё это было совершенно и совершенно бесполезно для единственного человека, которому он хотел помочь прямо сейчас.          Остальные были слабыми, нежелательными причудами, которые он получил благодаря сделкам с союзниками или захвату власти — или которые он просто схватил импульсивно. Ему казалось, что он копается в мусоре в отчаянной попытке найти что-то, что могло было бы помочь Изуку прямо сейчас.          Наконец, спустя слишком много времени, он выкопал кое-что из отбросов этой коллекции. Это была причуда доверия. Очень простой способ действия — люди чувствовали, что пользователь заслуживает доверия. Он использовал её... Может быть, раз или два, для манипуляции, когда его природная харизма не срабатывала. Хотя обычно об этом забывали.    Хисаши прокрутил причуду в голове.    Но Изуку был его сыном.    Разве он не должен уже доверять ему?          ...Мог ли Изуку доверять ему? Насколько он знал о младенцах, которых он изучал, единственным человеком, которому они безоговорочно доверяли, была их мать, а Хисаши не был Инко. Мог ли Изуку доверять ему, не понимая, что такое доверие? Он был слишком мал, чтобы понять это, а обучение подобному произойдёт через годы.          ...Не повредит ли Изуку использование причуды? Никто из медперсонала не использовал свои причуды на младенцах, даже Рэйки-сан, которая мимоходом сказала ему, что у неё есть исцеляющая причуда.   У него было искушение забрать её.          Но он нуждался в ней, чтобы заботиться о сыне, и это было важнее, чем забрать причуду, которая могла даже не помочь ему.    Рука Изуку ударила его крошечными пальцами, пытаясь схватить.          Ему понадобилось всё, чтобы не подпрыгнуть и не отдернуть руку, когда он вырвался из своих мыслей.          Хисаши быстро толкнул кончик пальца в руку Изуку, и крошечная рука его сына обхватила кончик пальца. Он поднял взгляд после того, как просканировал маленькое тело Изуку на всех мониторах на предмет чего-то, что могло пойти не так, пока не наткнулся на это.    Изуку перестал плакать.    Изуку всё ещё хныкал, всё ещё явно был несчастен, но...   Всё, что он делал, это мычал.          ...Неужели Изуку действительно был нужен только его голос? Всё, что он хотел услышать, когда ему было некомфортно, или больно, или несчастно?          Это было... Такое простое решение. Это казалось таким лёгким. Слишком легким. Но потом...         Изуку оживлялся, когда Хисаши говорил с ним по утрам, ерзая и открывая глаза при звуке голоса мужчины.          Изуку успокаивался при звуке голоса Хисаши всякий раз, когда медсестрам, врачам или терапевтам приходилось делать что-то неприятное и болезненное.          Каждый раз, когда Хисаши нужно было уходить на эти встречи, Изуку приставал к машине ПОА, слушая его и Инко весь день, пока тот не возвращался.          Его горло грозило пересохнуть, переполненное эмоциями. Глаза защипало, зрение слегка затуманилось. Но он продолжал напевать, и постепенно Изуку перестал хныкать, перестал извиваться и погрузился в сон.