Звонкий смех развеет мглу

      После того, как Такемикадзути отпустил Гюкиун и закончил обсуждать с Киуном места проведения чисток, бог немного посидел в одиночестве, думая о том о сëм. Решив, что ему нужно проветриться, бог войны вышел прогуляться в сад. Только выйдя наружу, он вспомнил, что Гюкиун ждала Киуна именно в саду.       — Ну и ладно. Наткнусь на них — ничего такого, нет — тем лучше.       Именно во время этих мыслей Такемикадзути краем глаза заметил своих реликвий. Он уже думал подойти к ним, но только тогда заметил, что они целуются. Гюкиун встала на носочки и, оперевшись о плечи Киуна, приблизила своë лицо к лицу проводника. В глазах Киуна был шок, что и ожидалось от реликвии-проводника.       От лица Такемикадзути отхлынула вся кровь, сделав его бледнее пергамента, а сердце пропустило удар, после сжавшись, будто от боли. Бог этого совсем не ожидал и, сжав руки в кулаки и резко отвернувшись, ушëл обратно к себе.       Возвратившись в комнату, он попытался погрузиться в работу с письмами, которые отправляли ему другие божества. Но через полчаса он понял, что уже пять раз читает одну и ту же строчку, потому что перед глазами по-прежнему стояла та сцена из сада. Такемикадзути запустил руку в волосы и, отложив письма, встал из-за стола. Взгляд бога грома нечаянно упал на бумаги, над которыми они работали с Киуном. Лицо Такемикадзути помрачнело и, подойдя к ним, бог прошептал:       — Я, конечно, догадывался, что Киун испытывает что-то к Гюкиун. Но она...       Бог грома вспомнил, какие чувства передавались от проводника божеству при встречах с девушкой. Каждый раз в душе Громового клинка из глубин поднимались чувства уже давно им забытые и подчинëнные разуму. Волнение за неë, радость. Но сама Гюкиун вроде бы не испытывала к Киуну что-то большее чем чувства к старшему брату. И тут такое. Такемикадзути как зверь в клетке метался по комнате прежде, чем сумел более ли менее успокоиться.       Через несколько часов он сумел взять себя в руки и отправился вместе с боевой четвëркой вычищать призраков из мира людей. Звук поющей стали позволял богу войны вымещать свои чувства на призраках. Лишь когда Киун остановил его, сказав, что они уже зашли на территорию Бишамон-тэн, Такемикадзути понял, насколько он был расстроен. Лишь вечером он вернулся домой.       Когда он зашёл в комнату, бог грома увидел у себя ту самую реликвию, о которой думал весь день.       — Здравствуй, Гюкиун. Что-то случилось?       — Да. Я хотела бы поговорить с тобой о Миун.       — Разве с ней что-то не так?       — Сегодня она зашла ко мне и кое-что рассказала. И мне кажется, ты должен об этом узнать.

POV Киун

      После встречи и разговора с Гюкиун он пошёл в библиотеку (да, даже у бога войны были книги. У богов было принято иметь у себя редкие книги, и Такемикадзути не был исключением). Так уж сложилось, что хранительницой книг была назначена единственная реликвия-японка. Несмотря на то, что Миун была младшей и, кстати, самой современной реликвией Такемикадзути, она любила проводить своë время среди книг, а однажды провела в библиотеке трое суток безвылазно. Именно после этого казуса еë и назначили хранительницей книг. После назначения Миун чаще всего была именно в библиотеке. И в этот раз Киун встретил еë именно там.       — Здравствуйте, Киун-сан. — поклонившись, проговорила Миун.       Киун, чуть нахмурившись, молча поклонился в ответ и направился в самую дальнюю секцию библиотеки. Взяв там крайнюю книгу, мужчина сел за стоящий там же столик и уткнулся взглядом в книгу. Увы, глядя на красивые иероглифы, проводник совсем не думал о содержимом книги. Он так привык к тому, что девушки-реликвии идут к нему нескончаемым потоком, и он уже устал им отказывать. Господин недавно сказал ему, что из-за Киуна пролилось немало женских слëз. И теперь, когда его самого отвергли, он не чувствовал слëз. Лишь опустошëнность, раздражение и глупую детскую обиду.       Спустя полчаса таких мыслей Киун понял, что ему нет смысла продолжать смотреть в книгу. Подняв голову, проводник заметил Миун, которая смотрела на него из-за полок. Посмотрев на неë, Киун вспомнил, что даже Миун однажды призналась ему в своих чувствах. Мысли Киуна погрузились в печаль, сердце сжалось от боли, а последней разумной искрой была мысль: "А ведь на месте Миун могла бы быть Гюкиун... " После этого Киун поднялся из-за стола и, отложив книгу в сторону, подошëл вплотную к Миун, прижав её к полкам.       — Киун-сан, вам что-то нужно из книг?       — Нет.       После этого проводник приподнял еë лицо за подбородок и накрыл еë губы своими. Девушка была настолько шокирована, что совсем не сопротивлялась и даже после того, как Киун развернулся и вышел из библиотеки, она по-прежнему стояла в ступоре. Отойдя от шока, она сразу пошла к Гюкиун, потому что за последнее время они неплохо сдружились, и только с подругой она могла обсудить произошедшее. 

Конец POV

      — Вот что произошло за этот день. И из-за своего отказа Киуну я чувствую себя виноватой как перед несчастным Киуном, так и перед Миун, которая просто оказалась рядом с моими чувствами.       — Разреши спросить тебя кое о чëм.       — Вы — мой господин, я не буду ничего от вас скрывать.       — Чьë имя ты сказала Киуну тогда?       — Когда? — Гюкиун решила притвориться непонимающей, но бог грома не отстал.       — Тогда, в саду. Ты же не сказала неправду, лишь бы отказать ему?       — Конечно, нет. Киун очень хороший, и если бы мне никто не нравился, то я бы так ему и сказала. К несчастью для нас обоих, моë сердце уже занято.       — Так кто же занял твоë сердце?       — Вы настаиваете на том, чтобы я сказала это?       — Да, чëрт возьми, да! — прогрохотал бог войны, разозлëнный собственным волнением из-за того, чьë имя сейчас прозвучит.       Гюкиун прикрыла глаза и, нервно вздохнув, произнесла:       — Такемикадзути.       Бог почувствовал как в сердце что-то оборвалось, и с души свалился камень, уже давно давящий на бога грома своей тяжестью. Такемикадзути притянул девушку к себе на грудь и нежно поцеловал. И почти сразу зашипел от пронзающей боли в шее, но бог не оттолкнул оскверняющую его своим смятением реликвию, а лишь сильнее сжал в своих объятиях. Почти сразу после этого причиняющая боль скверна исчезла. Чуть приоткрыв до этого зажмуренные от боли глаза, Такемикадзути увидел широко открытые глаза напротив. Никогда раньше он не задумывался какого именно оттенка глаза Гюкиун. Ну голубые, и голубые. Какая разница? Теперь же, находясь так близко, он сумел увидеть, что цвет еë глаз на самом деле нельзя сравнить ни с каким цветом. Светло-серо-голубые в центре, они темнели к краям, а посредине была желтовато-зеленовато-серая ниточка. Лишь после того, как они отстранились друг от друга, Гюкиун опустила глаза и тихо спросила чуть охрипшим голосом:       — Господин, это можно понять как признание во взаимности?       Последние несколько слов она произнесла совсем тихо, но бог всë равно еë услышал.       — Д-да. — и до этого покрасневший от смущения бог теперь стал похож на помидорку-черри.