Звонкий смех развеет мглу

      Утро. Бог грома открывает глаза, и начинается обычный день. Правда, сегодня ему что-то не хочется выходить куда-либо из комнаты. Но тут раздался стук в дверь.       — Господин.       — Киун, я сегодня не очень хорошо себя чувствую.       — Может вам нужна помощь?       — Нет. Никого не хочу видеть.       Открестившись от проводника, Такемикадзути уже хотел вздохнуть свободно, но не тут то было.       — Господин! — из-за двери раздался голос Гюкиун.       — Я же сказал, что не хочу никого видеть!       — Даже собственную жену? — в вопросе девушки звучало ехидство.       В глазах бога войны появилось беспокойство. Он поднялся и, незаметно встав у двери, приоткрыл сëдзи.       — Госпо-... — только что вошедшая Гюкиун была заткнута ладонью бога и прижата к татами.       — Сейчас я тебя отпущу, но ты не будешь ни шуметь, ни пытаться убежать. Иначе я тебя убью. — в таком знакомом голосе сейчас явно слышались опасные нотки. Он никогда так не говорил с ней.       — Если услышала — кивни.       Прижатая к полу девушка неопределённо мотнула головой, и еë освободили. Встав с татами, русская поправила волосы и лишь тогда подняла взгляд на Такемикадзути. Через несколько минут разглядываний она прошептала:       — Ты — предыдущее воплощение Такемикадзути.       — Угроза всë ещё в силе.       — Я не собираюсь говорить это кому-нибудь. Наверно.       — Я в этом теле не навечно. Лишь в день своего перерождения я попадаю в тело теперешнего воплощения. А ты ведь не хочешь навредить своему мужу?       — Нет. Но как ты жил до этого?       — Притворялся заболевшим.       — Очень безопасно. И что, никто не узнал?       — Неа. Кстати, ты сказала, что ты моя жена. Ты же реликвия, как такое возможно?       — Я не твоя. Я жена теперешнего воплощения тебя. Как я уже успела заметить, вы совершенно разные. А насчёт свадьбы... Было непросто согласовать это с Владычицей и Стражами небес. Но мы сумели.       — Я рад, что моë нынешнее воплощение сумел найти счастье в любви. А вы уже делили изголовье? — невозмутимо спросил бог.       — Нет, мы живём в разных комнатах... А. Нет, нет, нет! — девушка покраснела и замотала головой. — Разве можно такое спрашивать?! — продолжила возмущаться по поводу бестактного вопроса Гюкиун.       — А почему нет?       — Действительно!       — Ладно, успокойся. Расскажи мне о каких-нибудь новостях.       Гюкиун спокойно выполнила просьбу бога грома и рассказала о том, как жил нынешний Такемикадзути. После упоминания о запрете старейших на создание молний в глазах божества появился алый отблеск. Заметив этот "симптом гнева" Гюкиун поспешила рассказать о последнем сражении с богом Ято. Во время этой истории бог грома очень внимательно слушал. Видимо, его заинтересовал Амагири-но микото. Далее Гюкиун стала рассказывать историю о том, как Миун стала реликвией счастья. После рассказа русская глянула на бога и увидела, что он улыбается. Как он сейчас был похож на того Такемикадзути, каким он становился наедине с женой! Гюкиун замолчала и решилась задать вопрос:       — Наши старейшие говорят, что вы были очень плохим богом. Злым, вспыльчивым, не ценящим жизни реликвий. А сейчас вы выглядите ничего, добрым. Почему?       — Видишь ли... Многие старейшие, вроде того же Секиуна, были моими соратниками ещё при жизни.       — Что? Какой жизни?       — Бог не может просто так взять и появиться. Несмотря на то, что моя божественная оболочка появилась из крови бога огня Кагуцути, у меня был прототип. Реальный человек, которого обожествили после его  смерти. Вернее нет, не так. Поступки которого приписали богу. Тем самым "оживив" божество. Я не знаю его. Но старейшие при своей жизни были его боевыми товарищами. Он был первым среди равных. И даже после своей смерти они не сумели изменить своë отношение. Многих раздражал мой божественный статус. Ведь мы были когда-то равны? Так они думали. Да, я бывал жесток. Да, я не находил себе достойного соперника, которого нашëл теперешний бог грома в Ято. Потому и был убит. Наверно, так было нужно. Не могу судить их. И тебе тоже не стоит этого делать. — бог грома замолк.       Они просидели в тишине ещё несколько минут: Гюкиун размышляла о сказанном, а предыдущее воплощение рассматривал девушку и думал, чем она понравилась его преемнику. Через некоторое время тишину нарушил крик:       — Гюкиун! Ты... ты в порядке? Он тебе ничего не сделал?       — О, Такеми, ты вернулся! Не беспокойся, со мной всё хорошо.       — Точно? Он тебя не тронул?       Гюкиун вспомнила угрозу и решила сыграть в обиженку:       — Он мне угрожал смертью. И до этого, когда я вошла, он повалил меня на пол и больно прижал. — девушка состроила печальное личико и грустно вздохнула.       Но, повернувшись к своему мужу, она увидела, как он склонился перед ней в поклоне и, глядя на сложенные на полу ладони, прошептал:       — Прости.       Русская ожидала совсем другой реакции, и происходящее так поразило еë, что она несколько секунд сидела в ступоре. А потом стала его успокаивать и пытаться поднять. Через пять минут безуспешных попыток она увидела, что еë бог давно улыбается.       — Весело ему тут! Я волнуюсь, что он чувствует себя виноватым, а он улыбается! — девушка шутливо толкнула Такемикадзути в бок и неожиданно упала на пол. Бог войны тут же всполошился и, нависнув над телом упавшей Гюкиун, стал искать в ней признаки жизни. (Автор: Эти двое друг друга стоят. *фейспалм*)       — Ах ты притворяешься! Ну тогда я тебя! — сказал бог и  начал еë щекотать.       Моментально "ожившая" реликвия пыталась сквозь смех остановить бога грома:       — Не... не щекоти меня!       — Мне надо как-то наказать непослушную реликвию!       — Ну хватит!       — Не хватит!       Гюкиун уже не могла лежать на месте, и поэтому через пару секунд клубочек из их тел уже катался по комнате, чудом не задевая стены и мебель. На следующее утро Гюкиун, расчёсываясь, подумала о том, что некоторые стены в поместье стоит сделать звуконепроницаемыми.

***

Спустя 1 год

      — Такемикадзути-сама!       — Да, Гюкиун, это ты? Входи.       — Вы же сегодня предыдущий?       — Да, а что?       — Хочу вам кое-что показать. Это важно.       — Надеюсь, это не ловушка.       — Нет, не ловушка. Сильно мне нужно вас в ловушку заводить. — девушка хмыкнула.       — Тогда пошли. Раз уж так надо.       Русская всего лишь поднялась и отодвинула сëдзи в смежную спальню. Видимо это еë комната.       — Входите.       Прежний бог грома внимательно оглядывал каждую деталь комнаты, в которой живëт девушка, которой следующий он отдал своë сердце. Стол с бумагами и рисунками, зеркало, колыбель у кровати...       — Не может быть. — бог резко выдохнул и подошёл к кроватке, в которой посапывало маленькое существо.       — Может. — Гюкиун подошла и, боясь разбудить, осторожно погладила ребёнка по волосам. — Это наш с ним сын.       — Но ты же реликвия! Души умерших не могут иметь детей!       — А ещё не могут знать свою жизнь. И выходить замуж за бога. Мы с ним единственная такая зарегистрированная Небесами пара. Есть и другие, но их союз не освящён Владычицей.       — Ладно, я верю.       — Сложно не поверить, имея перед глазами достоверное доказательство. Скажи, он точная копия отца, правда? Когда он родился, я подумала, что если бы сама не рожала его, то не поверила бы, что это мой сын. Ничего от матери нет.       — Может позже появится.       — Хах. Моей матери так же говорили. Я тоже точная копия отца.       — Ничего страшного. У твоего ребёнка очень красивый отец.       — Нарциссизм — это вредно.       — А я не себя хвалю. Кстати, а почему ты мне его показала? Я ведь чужой для тебя бог.       — Я... я точно не знаю. Мне кажется, я отношусь к тебе, как к его отцу. Пусть, по идее, отцом Такемикадзути является Кагуцути, бог огня никогда не относился к моему мужу как к сыну. Поэтому я тебе доверяю.       — Ну... Раз ты столь откровенна со мной... Буду взаимен. В саду есть небольшой прудик. Там растёт куст камелии. Под ним я спрятал свой дневник. Если будет интересно... Возьми. Кстати, ты в прошлый раз говорила о реликвии счастья и Киуне. Это же тот светловолосый пацан, которому я дал имя в самом конце? В дракона-молнию превращается.       — Да, это он. Слушай, тут такой случай был... Киун волновался и поэтому следил за каждым шагом, жестом Миун. Поначалу я даже подумала, что он ревнует еë к кому-то. И однажды, когда мы почти всей семьёй сидели кушали, Киуна поразило, что Миун держит палочки в левой руке. Какого же было его удивление, когда он выяснил, что Миун — левша. Представляешь!       Бог грома не ответил, и удивлëнная Гюкиун повернулась к нему.       — Эй, Такеми, ты возвращаешься что ли?       — Фуф, да я вернулся. — Такемикадзути огляделся. — А что вы делали в детской?       — Я ему показывала Нари.       — Ты вообще не боишься, что он навредит тебе или Нари?       — Нет. Он совсем не такой, каким его описывают старейшие. Во всяком случае, мне, Нари и тебе он точно зла не желает. Ладно, пошли отсюда, а то ребёнка разбудим.       — Знаешь, он так много спит, что иногда мне кажется, что он сын Киуна.       — Такого просто быть не может! Во-первых, все дети очень много спят, потому что им нужно расти. А во-вторых, мы с Киуном блондины, а ген светлых волос — рецессивный. Поэтому, если бы у нас был ребёнок, он тоже был бы блондином. И, кстати, с каких пор ты меня ревнуешь к Киуну?       — Не надо было тебя подпускать к рефератам по биологии. А ревную я тебя ещё с тех пор, как Киун тебе в саду в любви признавался. Помнишь?       — Конечно помню. Кстати о птичках. До скорой встречи!       — Куда это ты собралась?       — В сад. Я скоро вернусь!

***

Спустя 2 месяца

      — Такеми!       — Чего тебе?       — Смотри, что я нашла!       В руках у подбежавшей Гюкиун был старый блокнот. Такемикадзути взял его в руки и первое, что его ошеломило, это надпись на нëм. Ничем не примечательный дневничок.       — Это же мой дневник! Хотя нет. Что же это такое?       — Я нашла это под камелией у пруда.       — А почему ты там копала?       — Хотела сделать капсулу времени для Нари. Ему ведь вчера полгода исполнилось.       — Ладно, спасибо, что принесла. Я, пожалуй, пойду.       — Хорошо, иди.       После того, как бог войны скрылся за углом, русская с ухмылкой проговорила:       — Я думала, будет сложнее отдать прежнего воплощения моему Такеми. Надеюсь, он что-нибудь вынесет для себя.

***

Вечером

      — О чëм вы задумались, Такемикадзути-сама?       — О бессмертии. По сути своей, все живые существа бессмертны: люди после смерти либо возрождаются в своих потомках, либо становятся реликвиями богов, боги перерождаются, а аякаши — это пороки, которые также бессмертны. Но всё-таки кое-что умирает. Умирает вместе с телами людей, вместе с воплощениями богов. Память. Мысли и чувства. Люди не знают своих прошлых жизней., боги — тоже. А если реликвии узнают свою жизнь, то погибают. Потому люди и стараются оставить что-то после себя. Чтобы сохранить память. А боги не чувствуют этих потерь. Но те боги, которые часто перерождаются, стараются оставить что-то после себя. Тот же малыш Эбису. Да и я сам. Веду дневник сразу после перерождения. Как будто боюсь, память обо мне, мои мысли и чувства исчезнут.       — Господин мой.       — Да, Гюкиун.       — Получается, я нарушаю этот негласный закон мироздания. И мне, как и памяти, суждено умереть. Как грустно, что я не буду с тобой вечность. — девушка, выглядящая особенно бледно и даже болезненно в полумраке ламп, слегка улыбнулась.       — Эй! Ни в коем случае! Я не переживу твоей смерти!       — Господин, я ценю ваши чувства ко мне, но подумайте об остальных. Какого будет Миун? Киуну? А как будет расти Нари? Жалко не тех, кто ушёл, а тех, кто остаëтся. Погибну я — будет тяжело не только тебе. Если и ты умрёшь, что ты оставишь семье и следующему воплощению?       Такемикадзути взял в ладони хрупкую белую женскую кисть и нежно сжал.       — Я не хочу тебя потерять. Звучит чересчур пафосно или глупо. Никогда не подберу для этого нужных слов. Прости меня за это собственническое отношение к тебе. По-другому любить не умею и не знаю как...       — Мне и не нужно другой любви.