Hunter and Prize

Лесс снова плакал. Ну что же это такое? Сколько можно? Даже если его проделки совсем безобидны, мать всё равно ведет его в их с отцом спальню к треклятому комоду. Порка — это больно и унизительно. Он уже большой, ему уже тринадцать. Поэтому — вдвойне унизительно. Никого из приятелей дома не бьют, и никто от этого не ревёт, как девчонка. Когда отец дома, ничего подобного не происходит, а когда в отъезде… Отца часто не бывает дома, поэтому Лесс часто плачет. — Лесли, мальчик мой, иди ко мне. Он оборачивается и видит улыбающегося Лоуренса Хантера. Лесс и сам улыбается и идёт к отцу. Ларри обнимает его и гладит по голове. — Ты опять плакал. Бедный мой раненый малыш. Тебя снова наказала мама. Отец целует его в макушку и поглаживает по спине и плечам. — Маленький мой мальчик, бедняжка, сладкий малыш… Руки скользят по спине на поясницу и ниже, оглаживают Лесса в таких местах, к которым отец не должен прикасаться! Лесс поднимает голову и смотрит на Лоуренса снизу вверх: — Папа… Почему ты так… Это так нельзя!.. Это нельзя!.. Глаза Ларри полуприкрыты, он улыбается, голос тихий и нежный: — Не бойся, дурачок. Всё хорошо… Папа не обидит тебя… Папа сделает приятно своему мальчику… Ты ведь мой мальчик, Лесли, правда? Лесс замирает в руках у Лоуренса, руки держат его крепко. Лицо Лоуренса совсем близко, видны золотые крапинки в зелёных глазах. Лесс зачарованно смотрит на отца, он как кролик перед удавом. Но вдруг что-то щёлкает у него в голове, и он начинает вырываться, отбивается изо всех сил. Ларри отпускает его, и Лесли поворачивается, чтобы крикнуть отцу всё, что он о нём думает, но… Лицо меняется, глаза становятся зеленее, скулы острее, шрам с виска исчезает, вместо короткого ёжика волос, появляется вполне пристойная мужская стрижка… — Энсайн Хантер, Вы опять проявляете своеволие. Какого чёрта Вы делаете? Пытаетесь удрать от меня?! Ко мне, немедленно! Подойдите сюда. Ближе. Я Ваш командир. Вы обязаны повиноваться мне. Коммандер Артур Прайз приказывает. Нельзя ослушаться. Надо выполнять. Лесс подходит к коммандеру. Артур притягивает его совсем уж близко. Это больше похоже на объятия. Прайз продолжает ласкать его в самых интимных местах, нашёптывая на ухо всё те же сладкие запретные слова. Это ужасно. Это мучительно. Это постыдно, но… Как же это хорошо!.. Лесс, немой от удовольствия и стыда, больше не в состоянии терпеть. Возбуждение превосходит все мыслимые величины и разрешается сильным долгим оргазмом, Лесс вскрикивает и… Просыпается.       Очнувшись окончательно, Хантер с досадой оглядывает себя. «Мокрый сон», да ещё с такими подробностями!       Он вскакивает и быстро идет к умывальнику, расстёгивает и спускает брюки, открывает воду, выстирывает и выкручивает трусы прямо на себе. Чёрт! Как мальчишка-подросток! Кончил во сне, от того, что его трогал… отец, нет, коммандер Прайз! Приснится же такое! Да отец скорее себе глотку перерезал бы, чем… такое! А уж коммандер!.. У Лесса загораются щёки и полыхают уши. Чёрт! Чёрт! Чёрт!       Когда подобное случалось в военной школе, особенно после циничных и грубых эротично-животных рассуждений и демонстраций Джанни Спиетато, это было нормально. Но сейчас Лесс чувствует себя совсем по-дурацки. Об этом сне он не расскажет ни военному психологу, ни капеллану. Интересно, а утаивание грехов на исповеди это грех? Иисус всемогущий, о чём он думает?!       Инесс Хантер, в девичестве Тремолю, была католичкой, если не фанатичной, то вполне консервативной. Поэтому Лесс был крещёным католиком, прошёл обряд конфирмации в свое время, вместе с матерью посещал воскресные службы, регулярно исповедовался и причащался. И только в военной школе, а позже в Аннаполисе, он стал всё чаще пренебрегать заведённым с детства порядком. Сначала он перестал молиться перед едой, а потом и перед сном.       Во время его первой и единственной предобеденной молитвы в школе в него с разных сторон полетели хлебные шарики. А однажды вечером произошло совсем неприятное. Джанни Спиетато, чья семья была католиками в квадрате — итальянцы и крещёные католики — вылил на него бутылку колы во время вечерней молитвы: — Считай это вторым крещением, Хантер, теперь ты в армии!!! Ребята обидно покатывались и ещё долго вспоминали Лессу, что он дважды крещённый. Ко всем прелестям в ту ночь ему пришлось спать на мокрой постели. Больше Лесс не молился, во всяком случае, прилюдно. Единственное, что осталось от его религиозности — крестик на серебряной цепочке, медальон с изображением святого Христофора и «поминание имени Божьего всуе». Жизнь вошла в колею, и вскоре Хантера уже нельзя было задеть безнаказанно. Даже Римлянин со своей сворой не трогал его. А потом в школе появился Отто Зитриг, и свора переключилась на новую доступную дичь.       От интересных мыслей его отвлёк грохот открываемой двери. В проёме двери стоял стафф-сержант. — Хантер, свободен. Десять суток прошли. Стафф заметил его «маленькую проблему» и ухмыльнулся: — Сладкие сны, Хантер? Значит, точно пора отсюда. — Энсайны Мэйсон и Хантер — к коммандеру.       У двери кабинета коммандера Лесс ждёт десять минут. Ровно столько времени там находится Мэйсон. Потом идёт к коммандеру сам.       Артур Прайз стоит возле окна и оборачивается на шум открываемой двери. От взгляда зеленых глаз Хантер забывает доложить о себе по форме и только несколько раз открывает рот, чтобы набрать воздуха для доклада. — Энсайн Хантер, заходите. Артур смотрит на Лесса. Из закоулков памяти выплывают воспоминания о Сайпане. «Оленьи глаза», такие же были у его первого любовника, он непроизвольно произносит: — Бэмби. Лесс смотрит на него с удивлением — показалось, или коммандер произнёс его детское прозвище: — Простите, сэр? Лицо Артура становится бесстрастным и непроницаемым: — Нет, энсайн, ничего. Я вызвал Вас, чтобы поговорить о Вашем дальнейшем пребывании на базе Мейпорт.       От Мэйсона он избавится, не «Бэмби» же переводить в другое место. Хантер будет служить здесь, в Мейпорте. Уж об этом Артур позаботится. Судьба предрешена. Осталось только сбыться. У каждого — своя. И от неё не скрыться.