Турция – Москва – Башкирия

Сынмин, тем временем, далеко от городского балагана, спокойно дремал на манер цапли в трясущейся маршрутке, видя себя где-то на Бали, кушающим, почему-то, учпучмаки и слушая очередную оду Чонина, что у него любимый бравлер Спайк и что он любит его. Вот бы сон не кончался...стоп, а кого это "его"? Спайка или...неужели? – Блять, опять Спайк выпал! Я же все деньги спустил, меня мать убьет! – Завопил школьник под ухом, окончательно выдергивая из грез. Ехать до дачи еще полчаса, а Ким уже подзаебался вдыхать ароматы старых дедов, навоза для удобрений и слушать визги детей. Мысли о том, что на даче в ближайшее время он будет абсолютно один, окончательно добивали и без того не самый оптимистичный настрой. "Интересно, а они вообще вспомнят обо мне? Хоть бы позвонили, узнали как я добираюсь." Только успела эта мысль проскочить, как в заднем кармане джинс, на весь салон, затрезвонил телефон. И это мог быть только Хенджин, потому что Сынмин лично установил на его контакт, аккурат после их фееричного знакомства, песню "Вороваек". "Вот это я наматериализовал, можно свои курсы открывать". – Восхищался москвич, дергаясь как дождевой червяк между бабками, чтобы достать телефон, под аккопонемент "Давай, давай, а-ну, давай, меня шмонай ты, вертухай...!" – Думал, уже не позвони-.. – У Феликса опухоль мозга. – Чт-.. – Срочно приезжай. Общий сбор, разворачивайся и пиздарики на воздушном шарике обратно или я ебанусь здесь!!! – Хенджин...ты уже ебанулся, я в маршрутке минут как двадцать еду. Куда мне развернуться? – Зажимая трубку между ухом и плечом, толкнув какого-то худого длинного парня рядом, шепчет Сынмин. – Это не так работает! – Я не знаю! Захвати маршрутку, нажми стоп кран, вызови полицейского Дядю Степу, скажи, что в салоне иноагент! – На том конце уже была слышна начинающаяся истерика, явно не первая за сегодня, как послышались звуки борьбы и прозвучал другой голос. – Алло, это Минхо. И да, приезжай. – Еще раз повторяю, я в маршрутке. – На приезжего начинают косится все больше других пассажиров и он мигом убавляет громкость своего голоса. – Что это? – Это как личный водитель, только помимо меня еще куча других людей, которые будут против смены направления. – Включай громкую связь. – Командуют на той стороне. Допустим. – Готово. – Спустя минуту расталкивания чужих костлявых локтей, пищит Ким, которому одна из боевых бабулек ткнула саженцом розы в бок. – Дорогие пассажиры автомобиля класса "Маршрутка"! Мой брат при смерти, срочно требуется присутствие владельца данного телефона – Ким Сынмина! – Москвич бледнеет, готовясь к опиздюливанию на следующей остановке тремя дедами ВДВ-шниками с задних сидений. –Прошу не быть бесчувственными и общими усилиями развернуть автомобиль в обратную сторону! – М-Минхо, это не так работает и это не авто...– Спешит оправдаться, но его в очередной раз за этот короткий разговор затыкают. – Всем участвовавшим будет выплачена сумма в размере двухсот пятидесяти долларов наличных. Через двадцать минут Ким Сынмин уже едет в машине личного водителя Ли Минхо, думая о том, что материализация мыслей штука рабочая. Двор "Школы с английским уколоном JYP" – Господь всемогущий, как я еще не спился. – Вздыхает Бан Чан, поправляя камуфляжную кепку, распаковывая вторую пачку сигарет за день. А еще только час дня. – И не говорите, уважаемый. Огоньку? – Чонсон становится рядом, опираясь на перила уличной лестницы к школе. Учитель кивает и мужчина услужливо делится пламенем своей явно дорогущей зажигалки с именной гравировкой, махая своему мужу и сыну, собирающимся сесть в его машину. – День просто прекрасный. В пять утра ко мне в клинику завалились два идиота, а теперь надо ехать на дом к ним же. Я будто не врач, а аниматор на детском дне рождения. Или проститутка. – Попрошу, дорогая проститутка. Видел я ваш прейскурант. – Лениво поправляет старший, потягиваясь, разминая уставшую за рабочее утро поясницу. – Подкинуть вас? – Был бы очень благодарен. Муж с сыном уехали на моей машине. – Хмыкает Чонсон, опуская бычок в ярко зеленую мусорку, закидывая в рот пластинку мятной жвачки. Бан Чан только улыбается, подбадривающе хлопая мужчину по спине и ведет его в сторону парковки. Плюхнувшись на кресла, хозяин автомобиля принялся нахваливать меховые чехлы для сидений, которые ему подарил приехавший из Москвы друг и новую троечку икон из храма "Христа Спасителя", в который они сыном ездили на пасху. – Я спросил у Батюшки: "Если в машине больше трех икон, можно ли в ней крестить людей?". Он ничего не ответил, просто оделся и ушел, кажется, я его тогда озадачил. – Все продолжал рассказывать про ту самую поездку на праздник старший, выезжая на дорогу. – Вы на Йени зла не держите, он у меня просто заводится с полпалки, а потом болтает с три короба, – постукивая пальцами по рулю, переводит тему татар, – у нас дома куда не ткни так сексуальное меньшинство. – Все нормально, и не думал злиться. Мой оболтус тоже хорош, если не меня, так окружающих до ручки доводит. – Отмахивается Джей, сверяясь с картами на телефоне. – Знаешь, я иногда просто поражаюсь пациентам. Уже говорил, утром ввалились ко мне два придурка в пижамах. Одного я, к сожалению, прекрасно знаю – мой хороший знакомый и бизнес-партнер моего лучшего друга, второй вроде как его зять. – Монолог перебивает роботизированный голос навигатора, который оповещает, что через двести метров нужно повернуть направо. Бан Чан ловит легкое дежавю от описания таинственных утренних гостей врача на пассажирском сиденье, но старается выбросить эту мысль и внимательно следить за дорогой, так что просто кивает, показывая, что слушает. – Так вот! Приехали без пациента, представляешь? Амбулаторной карты нет, исследований никаких нет, только сообщения в "Telegram". Бред какой-то. – Вздыхает врач, потирая виски. Под его глазами залегла еле заметная на смуглой коже синева, после тяжелого дежурства, а висящий деревянный крестик на зеркале заднего вида так и действовал на нервы, раз за разом ударясь о лобовое стекло. – Музычку? Мне сына тут закачал всяких песен православных на флешку, сейчас! – Пока машина стоит на красном сигнале светофора, Бан Чан включает магнитолу и играет первый трек. "Yeah, treat her like a bitch! I fuck her in the ass and I fuck her in the tits...!" – Чонин-и сказал, что это какой-то церковный американский певец Жожи или что-то такое. – Жмет плечами мужчина, а Чонсон, напомню, урожденный американец, плакать хочет. Издеваются всем домом над отцом, по-хорошему ему бы сказать, что смысл песни далек от добрых посланий ближнему своему... "...If she can handle that then I'll let her suck my dick..." ...Но, с другой стороны, бедный Кристофер сегодня и так натерпелся у директора. Стоит оставить его в блаженном неведенье? "...And her man is coming back so I better make it quick!" – Давайте выключим! – Вкрикивает Джей, убавляя громкость до нуля, и стакливается с удивленным взглядом, – у меня, э-э-э, голова от музыки болит! С каждой минутой поездки Бан Чану казалось, что он едет к себе домой, эта мысль не покидала его голову, но он упорно не хотел верить, что пациенты Джея именно те, о ком он думает. Однако, очень скоро, в лифте он был вынужден вернуться к своим размышлениям, ведь таких совпадений просто не может быть. Кристофер нервно переглянулся с Паком, надеясь, что вот, сейчас на лестничной клетке они разойдутся в разные стороны. Надеждам не суждено было сбыться. Оба мужчины вышли на пятом этаже и встали у аляпистой красной деревянной двери, с наклейкой машинки Молнии Маккуина над глазком. – А где номер? – Спрашивает Чонсон, пока Чан разочарованно роется по карманам в поисках ключей. – Ты куда смотришь, вот же на машинке написано. – И да, действительно, на задней двери нарисованной машинки есть две большие желтые цифры. Девяносто пять. – Ещё врач называется! Глаза лечить надо, вот у меня есть настойка на чернике...! – Что там учитель говорит дальше, врач уже не слышит, потому что как только дверь открывается, в подъезд просачивается запах выпечки, кошки, за которыми выбегают пара женщин, смутно напоминающих Ренату Литвинову и Земфиру, и какой-то одному богу известный тюркский диалект. Смущенный старший со спины подталкивает гостя в квартиру, которого быстро уносит гостеприимным течением башкирских родственников братьев Ли. – Папа! Где Пак Чонсон?! Минхо с Хенджином бедному Ликси весь мозг проели, там наверное теперь только одна опухоль и осталась. – Бурчит недовольный школьник, который не в восторге от того, что его комната превратилась в склад кошачьих лотков. – Его засосало, предположительно, куда-то на кухню. Мистер-самый-крутой-врач Пак Чонсон попадает в "палату" только после двух кружек чая и каких-то постных пирожков с морковью и пшеном. В спальне обнаруживается только ее хозяин – Феликс и Хенджин, который сжимает своего больного друга в объятьях. Минхо сидел на балконе, сейчас считающимся самым тихим местом во всей квартире, с коробкой котят. Он дал малышкам имена – Суни, Дуни и Дори и тщательно выкармливал со шприца смесью для малышей. – Мистер врач! Джинни, отпусти, пожалуйста. – Тергается младший, пытаясь отцепить от себя чужие конечности. – Я...стесняюсь! Мне нужен осмотр наедине! Врачебная тайна! – Тараторит блондин, выталкивая старшего на выход, самым говорящим в мире взглядом прожигая Чонсона. – Дай угадаю, – поправляя "чумной костюм"для выездов на дом, мужчина подпирает спиной дверь, – никакой опухоли нет, а твои в 2007 были за готов, а не эмо. – Да! И да! Нет у меня никакой опухоли!! Сквозь вскрик, Джей и Феликс совсем не придали значению тихому скрипу входной двери. – Господи, забери у меня слух обратно. – Прошептал Сынмин, прикрывая глаза и выплывая в зал, делая вид, что ничего не было. – Прошу, сделайте мне МРТ и скажите, что облепление меня кошачьей шерстью помогло! – Феликс падает на колени, складывая руки в молитвенном жесте и позлет в сторону брюнета. – Воу-воу, малой, вставай. Без проблем, хватит полы мыть. – Тянет парня за локоть, ставя на ноги и усаживает на рабочий стул. – Посидим тут, пусть думают, что мы что-то делаем. Весь оставшийся день после ухода Джея и до вечерного МРТ, Феликс первый раз в жизни думает, что суицид – выход, да и не такой уж плохой. Если бы раздражение от чужих слез и заботы на грани какой-то психоделики были единственной проблемой, Ли бы может это пережил, так ведь это только полбеды! Вина душила как жаба при взгляде на нынешние ценники в магазинах: сильно и с явным намерением довести дело до конца. Перед родственниками, друзьями, Хенджином было жуть как стыдно. Пока парни были на медицинском обследовании, Минхо с Чаном и Чанбином раскидали татаро-монгольское иго в квартире старшего по отелям и подготовили спальню больного, дабы тот не перетруждался. Сам больной сейчас лежал на кровати, отвернувшись к окну и считал звезды, моля прощения и помощи у всех известных ему богов, как дверь в тысячный раз за сегодня тихонько открылась. – Знаю, ты уже спишь, малыш, но я так боюсь потерять тебя. Когда мы все это преодолеем, – Шепчит Хенджин, не заходя в комнату, оставаясь во проеме, – а я знаю, что ты справишься, я сделаю все, чтобы завоевать тебя. Спи, родной. Когда шаги по ту сторону стены утихли, Феликс позволил себе запищать в подушку прежде, чем набирать лучшего друга.